Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
й. Читая на ходу письмо, она прошла мимо Каупервуда, даже
не взглянув на него. И сейчас же из дома донесся ее голос.
- Мама? Хэггерти приглашают меня к себе на конец августа. Я, кажется,
приму это приглашение и откажусь от Таксидов. Я очень люблю Бесси
Хэггерти.
- Тебе надо обдумать это, детка. А где они проводят лето: в Тэрритауне
или в Лун-Лейке?
- В Лун-Лейке, разумеется, - отозвалась Беренис.
"Она уже начинает вести светский образ жизни, - подумал Каупервуд. - И
начинает неплохо". Хэггерти слыли богачами; им принадлежали обширные
угольные копи в Пенсильвании. Состояние Херриса Хэггерти, с детьми
которого, как видно, дружила Беренис, оценивалось в шесть-восемь миллионов
долларов. Эта семья принадлежала к самому избранному обществу.
После обеда всей компанией поехали в Садлер, в летний клуб
"Садлеровский хуторок", где устраивались танцы и "гулянье при луне". По
дороге Каупервуд впервые в жизни со всей остротой почувствовал свой
возраст; быть может, отчужденность Беренис была тому причиной. Он был еще
крепок и душой и телом, но все же в этот вечер мысль о том, что ему уже
стукнуло пятьдесят два, а Беренис едва сравнялось семнадцать, не покидала
его. Неужели юность вечно будет держать его в плену своих чар? Беренис
была в белом платье: из пышного облака шелка и кружев выглядывали хрупкие
девичьи плечи и стройная, горделивая, словно изваянная из мрамора шея.
Каупервуд смотрел на ее тонкие, нежные руки и видел скрытую в них силу.
"Не слишком ли поздно? - сказал он себе. - Я становлюсь стар".
С холмов веяло прохладой; в светлой лунной ночи была разлита какая-то
грусть.
В Садлере, куда они приехали только к десяти часам, собрались все, кто
был беспечен, красив и весел, вся молодежь со всей округи. Миссис Картер в
блекло-розовом бальном платье, отделанном серебром, выглядела очень
эффектно и, по-видимому, ждала, что Каупервуд будет танцевать с ней. Он
приглашал ее и танцевал, но взгляд его неотступно следовал за Беренис,
которая весь вечер не присела, - то кружилась в вальсе с одним разряженным
юнцом, то плясала шотландский - с другим. В моду тогда входил новый танец:
сначала все весело и стремительно бежали вперед, потом, остановившись,
слегка подпрыгивали на одной ноге, выбрасывая вперед другую, затем
поворачивались, бежали назад и снова подпрыгивали, после чего кружились,
став друг к Другу спиной и с задорным видом глядя через плечо. Беренис,
легкая, ритмичная, казалась живым воплощением духа танца; она танцевала
упоенно, забывая в эти минуты обо всем. Словно какая-то древняя богиня
плясок и веселья сошла на землю в образе молодой девушки, чтобы в певучей
гармонии движений излить переполнявшие ее чувства. Каупервуд был изумлен и
взволнован.
- Беренис, - сказала миссис Картер, когда в перерыве между танцами
девушка подошла к ней. Миссис Картер сидела с Каупервудом в залитом луной
саду, смакуя нью-йоркские и кентуккские сплетни. - Неужели ты не оставила
хотя бы одного танца для мистера Каупервуда?
Каупервуд, негодуя на бестактность миссис Картер и мысленно обозвав ее
дурой, поспешил заявить, что он больше не собирается танцевать.
- Да, кажется, у меня уже все танцы расписаны, - равнодушно проронила
Беренис. - Можно, впрочем, отказать кому-нибудь.
- Только не ради меня, прошу вас, - сказал Каупервуд. - Я не хочу
больше танцевать, весьма благодарен.
Бездушная кривляка! Он почти ненавидел ее в эту минуту. И все же - нет,
это было невозможно.
- Что с тобой, Беви? Как ты разговариваешь с мистером Каупервудом! Ты
сегодня просто невыносима.
- Нет, нет, прошу вас, миссис Картер, - довольно резко перебил ее
Каупервуд. - Прошу вас, оставьте. У меня нет ни малейшего желания
танцевать.
Беренис как-то странно поглядела на него - это был мгновенный, но
пытливый взгляд.
- Но ведь я же пошутила, - сказала она мягко. - Разве вы не хотите
потанцевать со мной? У меня есть один танец.
- Не смею отказаться, - ледяным тоном отвечал Каупервуд.
- Следующий танец, - предупредила Беренис.
Они стали танцевать, но Каупервуд был раздосадован, зол и не сразу
смягчился. И поэтому в первые минуты он чувствовал себя связанным и
неуклюжим. Этой девчонке удалось вывести его из равновесия, поколебать его
всегдашнюю самоуверенность. Но мало-помалу совершенная прелесть ее
движений растопила лед и подчинила себе Каупервуда; у него вдруг исчезло
ощущение скованности, ее чувство ритма передалось ему. Увлеченная танцем,
Беренис прижалась к нему тесней, и их движения слились в одно гармоничное
целое.
- Вы восхитительно танцуете, - сказал он.
- Я люблю танцевать, - отвечала она. Он отметил, что она уже достаточно
высока - совсем под пару ему.
Танец кончился.
- Я хочу мороженого, - сказала Беренис.
Он взял ее под руку; ее манера держать себя с ним и забавляла и
обескураживала его.
- Я вижу, вам нравится дразнить меня, - сказал он.
- Нет, нет, я не дразнила вас, я просто устала, - заверила его Беренис.
- Скучный вечер. Мне бы уже хотелось быть дома.
- Мы можем уехать, как только вы пожелаете.
Когда они подошли к буфету, Беренис, беря у Каупервуда из рук блюдечко
с мороженым, снова внимательно поглядела на него своими матово-синими,
холодными глазами, напоминавшими неглазированный голландский кафель.
- Не сердитесь на меня, - сказала она. - Я была груба. Не понимаю, что
со мной случилось. Мне все не по душе здесь, и я злюсь сама на себя.
- А я ничего не заметил, - великодушно солгал Каупервуд. Весь гнев его
как рукой сняло.
- Нет, я нагрубила вам и надеюсь, что вы простите меня. Очень прошу
вас.
- Прощаю от всей души, хотя, право, не знаю, в чем вы провинились.
Он подождал, пока она съест мороженое, чтобы проводить ее обратно и
сдать с рук на руки какому-то юнцу - одному из дожидавшихся своей очереди
кавалеров. Он смотрел ей вслед, пока она не затерялась в толпе танцующих,
а потом предложил руку миссис Картер и усадил ее в кабриолет. Домой
возвращались без Беренис - кто-то из друзей должен был привезти ее в своем
экипаже. Каупервуд спрашивал себя, когда же она вернется и где ее комната,
и вправду ли она была огорчена тем, что обидела его... Засыпая, он
неотступно думал о Беренис Флеминг, и ее матово-синие глаза преследовали
его даже во сне.
43. ПЛАНЕТА МАРС
Неприязнь местных банкиров к Каупервуду, вынуждавшая его предпринимать
поездки в Кентукки и другие штаты, усиливалась с каждым днем. С особенной
остротой она проявилась, когда Каупервуд сделал попытку достать денег на
постройку городской надземной дороги. Пробил час для введения в Чикаго
этого нового вида транспорта. Население уже проявляло к нему интерес.
Каупервуд видел, как начала строиться первая надземная дорога, Элли-лайн,
на Южной стороне, и как проектировалась другая, Метрополитен-лайн - на
Западной, и понимал, что все это делается главным образом для того, чтобы
привлечь внимание населения к новому виду транспорта и затруднить ему,
Каупервуду, борьбу против общегородской концессии. Каупервуду стало ясно,
что пора браться за постройку надземной дороги, если он не хочет, чтобы
это сделали другие. А наряду с этим ему еще предстояло вскоре перестроить
свои линии конки, так как электрическая тяга повсеместно вытесняла все
другие виды тяги. Мало того, что различные препоны, на которые он
постоянно наталкивался в органах самоуправления, требовали от него все
новых и новых затрат, - теперь придется взвалить себе на плечи еще и эти
хлопоты и добиваться концессий всеми правдами и неправдами, а проще говоря
- взятками. Надо сказать, что именно финансовая сторона дела беспокоила
сейчас Каупервуда куда больше, нежели все затруднения
формально-бюрократического порядка. Постройка надземных дорог в Чикаго
представлялась ему делом довольно рискованным, так как многие обширные
районы города были еще довольно слабо заселены. Новые силовые станции,
новый подвижной состав, новые концессии - все это требовало колоссальных
затрат. Каупервуд не любил вкладывать в предприятия свой личный капитал,
предпочитая перелагать это бремя - путем выпуска акций - на плечи
населения, а за собой сохранять право руководства и контроля, однако на
этот раз он стал в тупик: чтобы начать работы - закупить строительные
материалы, нанять инженеров и рабочих, - ему требовались сейчас, пока
дороги не будут пущены в эксплуатацию, миллионные кредиты. Надземная
дорога на Южной стороне (Каупервуду пришлось в конце концов примириться с
тем, что концессия на эту дорогу выдана не ему, - ибо надо же было
успокоить разбушевавшиеся страсти) приносила неплохой доход благодаря
открытию Всемирной выставки. Однако по сравнению с нью-йоркскими
надземными дорогами прибыли нового предприятия были невелики.
Проектируемые Каупервудом линии должны были пройти по районам с еще более
редким населением и, следовательно, могли принести еще меньше дохода. А
сейчас надо было добывать деньги - миллионов двенадцать или даже
пятнадцать - под акции и облигации этого предприятия, пустые бумажонки,
которые, быть может, не будут приносить прибыли в течение еще нескольких
лег. Чикагское кредитное общество было уже перегружено обязательствами
Каупервуда, к Эддисон обратился в менее крупные, но достаточно солидные
местные банки (в каждый банк по секрету от другого, разумеется) с
предложением взять у него в обеспечение новые акции и выдать под них
ссуду. Он был очень удивлен и опечален, когда все банки до единого
ответили на его предложение отказом.
- Видите ли, как обстоит дело, Джуд, - с таинственным видом признался
Эддисону директор одного из них. - Тимоти Арнил держит в нашем банке не
менее трехсот тысяч долларов, по которым мы выплачиваем ему всего-навсего
три процента годовых. По условию он может в любую минуту востребовать этот
вклад. Кроме того, когда нам срочно бывают нужны деньги, чтобы обернуться,
наш главный источник - "Лейк-Сити Нейшнл", где мы никогда не встречаем
отказа. Какую роль играет в этом банке мистер Арнил, вы сами знаете.
Ссориться с ним нам никак нельзя. А меня уже предупредили, что он сильно
не ладит с мистером Каупервудом. Так что, видите, я бы очень хотел
удружить вам, но не могу, поверьте.
- Послушайте, Симмонс, - сказал Эддисон, - ведь эти господа готовы
отказаться от выгодной сделки, лишь бы напакостить другим. Акции и
облигации, которые я вам предлагаю, - прекрасное обеспечение, вам ли этого
не знать. Весь этот шум и крик в газетах против Каупервуда ни к чему не
приведет и привести не может. Каупервуд абсолютно платежеспособен. Чикаго
растет. Каупервудовские линии городских железных дорог с каждым годом
приобретают все большую ценность.
- Это-то я знаю, - отвечал Симмонс. - Да ведь уже существуют
конкурирующие надземные дороги других компаний. И эта конкуренция может на
первых порах нанести Каупервуду серьезный ущерб.
- Я лучше вас знаю Каупервуда, - спокойно отвечал Эддисон, - и потому
не сомневаюсь, что в Чикаго не будет никаких других надземных дорог, кроме
тех, которые он сам построит. Правда, его конкурентам удалось как-то
выклянчить в муниципалитете концессию на одну единственную линию на Южной
стороне, но она не имеет отношения к территории, обслуживаемой мистером
Каупервудом, а та, другая линия, которую прокладывает Общечикагская
городская, пока что ровно ничего не стоит. Пройдут года, прежде чем она
начнет приносить доход. А к тому времени Каупервуд, вероятно, приберет ее
к рукам, если найдет нужным. Через два года в Чикаго будут новые выборы,
и, как знать, быть может новое самоуправление окажется более покладистым.
Но даже с помощью нынешнего муниципалитета врагам мистера Каупервуда не
удалось напакостить ему так, как им хотелось бы.
- Да. Но тем не менее его ставленники провалились на выборах.
- Верно, но это еще не значит, что они провалятся на следующих и будут
проваливаться впредь.
- Все же должен вам заметить, - Симмонс снова таинственно понизил
голос, - что мистера Каупервуда порешили во что бы то ни стало выжить из
города. Шрайхарт, Хэнд, Мэррил, Арнил - все против него, а ведь это же
очень влиятельные люди. Хэнд, говорят, заявил, что Каупервуду больше
никогда не продлят концессий, а если и продлят, то на таких условиях, что
он вылетит в трубу. Ну, словом, скоро тут у нас будет хорошая драка,
насколько я понимаю, - торжественно заключил мистер Симмонс.
- Не верьте вы этим басням, - презрительно сказал Эддисон. - И Хэнд, и
Шрайхарт, и Арнил - еще не Чикаго. У мистера Каупервуда есть голова на
плечах. Не думайте, что его так легко выбить из седла. Вы знаете, какова
истинная причина всей этой ненависти к нему?
- Да, слышал кое-что, - пробормотал Симмонс.
- Вы, может быть, думаете, что это не так?
- Не знаю, право. Да нет, почему же, все может быть. Только я полагаю,
что это не имеет прямого отношения к делу. Завидуют его богатству, вот и
все. И каждый готов перегрызть ему глотку. А Хэнд - большая сила.
Вскоре после этого разговора Каупервуд, зайдя в кабинет директора
Чикагского кредитного общества, спросил:
- Ну, Джуд, как обстоят дела с акциями Северо-западной эстакадной?
- Да так, как я и предполагал, Фрэнк, - осторожно ответил Эддисон. -
Придется нам поискать денег где-нибудь за пределами Чикаго. Хэнд и Арнил
со своей шайкой ополчились на нас. Ясно, что это их происки. Не знаю, что
их так разъярило, но они точно с цепи сорвались, Возможно, что какую-то
роль сыграл и мой уход. Словом, все банки, в которых у них есть рука,
отказались принять наше обеспечение - все как один. Для проверки я даже
наведался к нашему старому знакомцу - в Третий национальный, а потом зашел
и в Торгово-скотопромышленный на Сорок седьмой улице. Там сейчас работает
Чарли Уоллин. Когда я был еще директором "Лейк-Сити-Нейшнл", этот тип
вечно обивал у меня пороги, и я делал ему различные одолжения. Теперь он
признался мне, что получил от своих директоров распоряжение не вступать с
нами ни в какие сделки. То же самое и в других банках - все трусят. Я
спросил Уоллина, в чем дело. Почему его директора так восстановлены против
Чикагского кредитного и лично против вас? Он, понятно, заявил, что ничего
не знает. А потом пообещал зайти как-нибудь позавтракать со мной. Короче,
это просто кучка старых, выживших из ума болванов, которые, точно страусы,
зарывают голову в песок. Ну, не дадут они нам займа, так мы получим его в
другом месте! Пускай их сидят в своих заплесневелых банках и играют в
бирюльки, раз уж ни на что другое не способны. А я поеду в Нью-Йорк, и
через двое суток мы получим ссуду хоть в двадцать миллионов!
Эддисон разгорячился. Впервые приходилось ему сталкиваться с таким
тупоумием. Каупервуд только презрительно скривил губы и задумчиво покрутил
кончики усов.
- Ладно, не волнуйтесь, - сказал он. - Вы хотите сами ехать в Нью-Йорк,
или, может быть, лучше съездить мне?
В конце концов они решили, что поедет Эддисон. Однако, прибыв в
Нью-Йорк, Эддисон, к своему изумлению, обнаружил, что чикагские
ненавистники Каупервуда успели каким-то таинственным образом
распространить свое вредоносное влияние и на Нью-Йорк.
- Видите ли, в чем дело, дорогой мой, - сказал Эддисону Джозеф
Хэкелмайер, глава международного банкирского дома "Хэкелмайер, Готлеб и
Кь", маленький, толстенький человечек, похожий на жирного самодовольного
кота. - До нас доходят странные слухи относительно мистера Каупервуда.
Одни говорят, что он вполне платежеспособен, другие уверяют, что это
далеко не так. Ему удалось добиться неплохих концессий, - я знаю, что сеть
его городских железных дорог покрывает добрую половину Чикаго, - но ведь
эти концессии выданы всего на двадцать лет, и к тысяча девятьсот третьему
году срок их истечет. Насколько я понимаю, он там всех восстановил против
себя, в том числе и лиц весьма влиятельных, так что ему теперь будет очень
нелегко продлить свои концессии. Я, конечно, не живу в Чикаго и не
особенно хорошо знаю ваши тамошние дела, но эти сведения получены мною от
нашего представителя в Западных штатах. Мистер Каупервуд, по-видимому,
очень способный и толковый делец, но если все эти господа так
восстановлены против него, они еще доставят ему немало хлопот. Возбудить
против него общественное мнение сейчас дело не хитрое.
- Вы очень несправедливы к этому способному и толковому дельцу, мистер
Хэкелмайер, - возразил Эддисон. - Имейте в виду, что успеху в делах почти
всегда сопутствует зависть. Лица, которых вы изволили упомянуть, хотят
распоряжаться в Чикаго, как у себя на плантации. Они, по-видимому, считают
этот город своей собственностью. А уж если на то пошло, так не они создали
Чикаго, а Чикаго создал их.
Мистер Хэкелмайер поднял брови. Сложил на округлим, выпиравшем из-под
жилета брюшке холеные, пухлые ручки с короткими пальцами.
- Благорасположение общества - немаловажный фактор в такого рода делах,
- со вздохом промолвил он. - Как вам известно, богатство человека
наполовину заключается в его умении ладить с нужными людьми. Очень может
быть, что мистер Каупервуд достаточно силен, чтобы преодолеть все эти
препятствия. Не знаю, не знаю. Мне с ним встречаться не доводилось. Я
говорю только то, что слышал.
Сдержанно-чопорная манера мистера Хэкелмайера предвещала
неблагоприятную для Каупервуда погоду. Банкир этот был чудовищно богат.
Фирма "Хэкелмайер, Готлеб и Кь" контролировала целый ряд железнодорожных
магистралей и наиболее крупных банков страны. Мнением этих людей
пренебрегать не приходилось.
Распространение в Нью-Йорке таких опасных для Каупервуда слухов могло
привести к тому, что банкирские дома - крупные банкирские дома во всяком
случае - откажутся принимать его акции, если только в Чикаго не произойдет
в ближайшее время каких-либо благоприятных для него событий. Примеру
крупных банков последуют мелкие, а отдельные держатели акций придут в
крайне тревожное состояние.
Сообщение Эддисона о результатах его поездки весьма раздосадовало
Каупервуда. Он был очень зол, прекрасно понимая, что все это дело рук
Хэнда, Шрайхарта и их шайки, которая всеми силами старалась подорвать его
кредит.
- Ладно, пусть их треплют языками, - сказал он грубо. - Городские
железные дороги принадлежат мне, Хэндовской шайке не удастся выкурить меня
из города. Я могу продавать акции и облигации непосредственно самим
вкладчикам, если на то пошло! Найдется немало охотников вложить деньги в
такое доходное предприятие.
Но в этот напряженный момент в дело совершенно неожиданно вмешалась
судьба в лице Чикагского университета и планеты Марс. Университет этот в
течение многих лет был всего лишь захудалым баптистским колледжем, пока
однажды по прихоти некоего архимиллионера, одного из основных акционеров
"Стандарт-Ойл", не превратился в знаменитое учебное заведение, привлекшее
к себе взоры всего ученого мира. Университет стал одной из
достопримечательностей города. В него ежегодно вкладывались миллионы
долларов, что ни месяц воздвигались новые здания. Энергичный,
разносторонне образованный ученый был приглашен из Восточных штатов на
пост ректора. И все-таки еще многого не хватало: не было общежития,
лаборат