хмуро подтвердил Батлер.
   Оуэну уже стало казаться, что Каупервуд  обречен.  Но  в  это  время  у
дверей позвонили.  Горничная,  заменившая  посланного  за  газетой  лакея,
доложила о сенаторе Симпсоне.
   - А, легок на помине! - воскликнул Молленхауэр. -  Просите!  Сейчас  мы
узнаем его мнение.
   - Я думаю, что мне следует оставить вас, - обратился Оуэн к отцу.  -  Я
пойду к мисс Каролине и попрошу ее спеть  мне  что-нибудь.  Я  буду  ждать
тебя, отец, - добавил он.
   Молленхауэр подарил его одобрительной улыбкой, и Оуэн вышел,  в  дверях
столкнувшись с сенатором Симпсоном.
   Никогда  еще  в  Пенсильвании,  которая  дала  миру  немало  интересных
личностей, не процветал более  любопытный  тип,  чем  сенатор  Симпсон.  В
противоположность Батлеру и Молленхауэру,  сейчас  тепло  приветствовавших
его, внешне он выглядел довольно невзрачно: невысокого роста - пять  футов
девять дюймов, тогда как рост Молленхауэра достигал  шести,  а  Батлера  -
пяти футов и  одиннадцати  дюймов,  с  постным  лицом  и  круто  срезанным
подбородком - у двух других щеки  были  как  налитые,  а  тяжелые  челюсти
выдавались вперед. Взгляд у  него  тоже  был  не  столь  открытый,  как  у
Батлера, и не столь надменный, как  у  Молленхауэра.  Зато  в  его  глазах
светился недюжинный ум. Это  были  странные,  глубоко  сидящие,  бездонные
глаза; они напоминали глаза кошки, высматривающей добычу из  темного  угла
со всем коварством кошачьей породы. Копна черных волос  ниспадала  на  его
красивый низкий белый лоб, а лицо отличалось синеватой бледностью,  как  у
людей с плохим здоровьем. Несмотря на такую наружность,  в  этом  человеке
таилась своеобразная, упорная, незаурядная  сила,  с  помощью  которой  он
подчинял  себе  людей,  -  хитрость,  научившая  его  распалять   алчность
обещаниями наживы и быть беспощадным в расправе с  теми,  кто  осмеливался
ему перечить. Симпсон был тихоня, как многие люди такого склада, хилый,  с
холодными,  скользкими  руками   и   вялой   улыбкой,   но   глаза   своей
выразительностью искупали все недостатки его наружности.
   - Добрый вечер, Марк, рад вас видеть, - приветствовал его Батлер.
   - Здравствуйте, Эдвард, - негромко отозвался гость.
   - Ну, дорогой мой сенатор, время не оставляет на  вас  никаких  следов.
Что прикажете вам налить?
   - Нет, Генри, я ничего пить не буду, -  отвечал  Симпсон.  -  Я  к  вам
заглянул на несколько минут, по пути домой. Моя жена здесь  неподалеку,  у
Кэвеноу, и мне надо еще заехать за ней.
   - Вы даже не подозреваете, как кстати  вы  явились,  сенатор,  -  начал
Молленхауэр, усаживаясь после того, как сел гость.  -  Батлер  только  что
рассказывал мне о небольшом затруднении политического характера, возникшем
с тех пор, как мы с вами не виделись. Вы, наверно, слышали, что  в  Чикаго
грандиозный пожар?
   - Да, мне только что рассказал об этом Кэвеноу. По-видимому, дело очень
серьезное. Завтра утром надо ожидать резкого падения ценностей.
   - Я тоже так считаю, - подтвердил Молленхауэр.
   - А вот и вечерняя газета! - воскликнул Батлер, увидев слугу, входящего
с газетой в руках.
   Молленхауэр взял ее и развернул  на  столе.  Это  был  один  из  первых
экстренных выпусков в Америке;  заголовки,  набранные  огромными  буквами,
сообщали, что пожар в "озерном" городе, начавшийся  еще  вчера,  с  каждым
часом распространяется все шире.
   - Вот ужас, - произнес Симпсон. - Душа болит  за  Чикаго.  У  меня  там
много друзей. Будем надеяться, что на деле все окажется  не  так  страшно,
как об этом пишут.
   Симпсон  везде  и  при  любых   обстоятельствах   выражался   несколько
высокопарно.
   - То, о чем мне сейчас рассказывал Батлер, - продолжал  Молленхауэр,  -
до некоторой степени связано с этим  бедствием.  Вам  известно,  что  наши
казначеи  имеют  обыкновение  давать  взаймы  городские  деньги  из   двух
процентов годовых...
   - Ну и что же? - спросил Симпсон.
   - Так вот,  мистер  Стинер,  как  выяснилось,  довольно  широко  ссужал
городскими средствами молодого Каупервуда с  Третьей  улицы  -  того,  что
занимался реализацией нашего займа.
   - Что вы говорите? - воскликнул Симпсон, изображая удивление. - И много
он ему выдал?
   Сенатор, так же как и Батлер и Молленхауэр,  сам  немало  наживался  на
выгодных  ссудах  из  того  же  источника,  которые  под   видом   вкладов
предоставлялись различным банкам.
   - Стинер, видимо, ссудил ему  около  пятисот  тысяч  долларов,  и  если
Каупервуд не устоит перед грозой, то у Стинера обнаружится недостача  этой
суммы;  как  вы  сами   понимаете,   такая   история   произведет   весьма
неблагоприятное впечатление на избирателей.  Каупервуд  должен  сто  тысяч
мистеру Батлеру и сегодня приходил к нему для переговоров.  Через  мистера
Батлера он просит нас  помочь  ему  извернуться.  В  противном  случае,  -
Молленхауэр сделал рукой многозначительный жест, - он банкрот.
   Симпсон  провел  тонкой  рукой  по  своим  странно  изогнутым  губам  и
подбородку.
   - Что же они сделали с полумиллионом долларов? - осведомился он.
   - Эти ловкачи малость подрабатывали на стороне,  -  с  усмешкой  сказал
Батлер. - В числе прочего они,  кажется,  скупали  акции  конных  железных
дорог, - добавил он, закладывая большие пальцы за проймы жилета.
   Молленхауэр и Симпсон кисло улыбнулись.
   - Так, так, - произнес Молленхауэр.
   Сенатор Симпсон молчал, и только выражение его лица свидетельствовало о
напряженной работе мысли. Он  тоже  думал  о  том,  до  чего  бессмысленно
обращаться с такой просьбой к группе политиков и дельцов, тем более  перед
лицом надвигающегося кризиса. Правда, мелькнуло у него в  уме,  существует
неплохой  выход:  он,  Батлер  и  Молленхауэр  объединяются  и   оказывают
Каупервуду поддержку, в благодарность за что  тот  уступает  им  все  свои
акции конных железных дорог.  В  таком  случае,  пожалуй,  можно  будет  и
замолчать эту  историю  с  казначейством;  но,  с  другой  стороны,  какая
существует гарантия, во-первых, что  Каупервуд  согласится  расстаться  со
своими акциями и, во-вторых, что Батлер и Молленхауэр пойдут на эту сделку
с ним, Симпсоном. Батлер, очевидно,  пришел  сюда  замолвить  словечко  за
Каупервуда. Что касается Молленхауэра, тот всегда втайне соперничал с ним.
Хотя они и сотрудничали на политической арене, но финансовые цели у  обоих
были в корне различные. У них не было  общих  финансовых  интересов,  как,
впрочем, не было их и у Батлера с Молленхауэром. Далее,  Каупервуд  совсем
не так уж прост. И его вина в этом деле не идет ни  в  какое  сравнение  с
виною Стинера:  ведь  заимодавец-то  Стинер,  а  не  Каупервуд.  Стоит  ли
открывать коллегам то хитроумное решение вопроса,  которое  пришло  ему  в
голову, спросил себя сенатор и тут же решил - нет, не  стоит.  Молленхауэр
слишком коварен, чтобы можно было рассчитывать  на  его  сотрудничество  в
таком деле. Шансы, правда, блестящие, но и риск немалый. Лучше действовать
в одиночку. А пока они потребуют от Стинера, чтобы он заставил  Каупервуда
вернуть пятьсот тысяч  долларов.  Если  из  этого  ничего  не  выйдет,  то
Стинером,  видимо,  придется  пожертвовать  в  интересах  партии.  Что  же
касается Каупервуда, то наличие такой точной информации  о  состоянии  его
дел дает  полную  возможность  неплохо  заработать  на  бирже  при  помощи
подставных лиц. Те сперва  распустят  слухи  о  безвыходном  положении,  в
которое попал Каупервуд, а затем предложат ему уступить свои  акции  -  за
бесценок, конечно. Нет, не в добрый час обратился Каупервуд к Батлеру.
   - Вот что я вам  скажу,  -  заговорил  сенатор  после  продолжительного
молчания. - Я, разумеется, очень сочувствую мистеру Каупервуду и далек  от
мысли упрекать его за скупку акций конных железных дорог, поскольку у него
имелась к тому возможность; но я, право, не вижу, чем можно ему помочь, да
еще в столь критический момент. Не знаю, как вы, джентльмены, но я  сейчас
при всем желании не вправе таскать из  огня  каштаны  для  других.  Прежде
всего мы должны решить, так ли уж велика грозящая партии опасность,  чтобы
нам стоило раскошеливаться.
   Как только речь зашла о  том,  чтобы  выложить  наличные  деньги,  лицо
Молленхауэра помрачнело.
   - Я тоже, вероятно, не смогу оказать мистеру Каупервуду  сколько-нибудь
существенную поддержку, - со вздохом произнес он.
   - Черт возьми! - воскликнул Батлер и со свойственным ему чувством юмора
добавил; - Похоже, что мне поневоле придется забрать у него свои сто тысяч
долларов! С этого я и начну завтрашний день.
   На сей раз ни Симпсон, ни Молленхауэр не снизошли даже  до  той  кислой
улыбки, которая раньше нет-нет да появлялась на их  лицах.  Они  сохраняли
непроницаемое и торжественное выражение.
   - Что же касается денег, взятых из городского казначейства, - продолжал
Симпсон, когда все несколько успокоились,  -  то  это  дело  нам  придется
хорошенько обмозговать. Если мистер Каупервуд обанкротится и  казначейство
потеряет такую сумму, мы попадем в  весьма  затруднительное  положение.  А
какими линиями конки в первую  очередь  интересовался  этот  Каупервуд?  -
спросил он как бы между прочим.
   - Право, не знаю, - отвечал Батлер, не находя нужным открывать то,  что
сообщил ему Оуэн по пути к Молленхауэру.
   - Но если нам не удастся заставить Стинера возместить недостающую сумму
раньше, чем обанкротится Каупервуд, то  ведь  впоследствии  все  равно  не
избежать больших неприятностей, - сказал Молленхауэр. - С другой  стороны,
если Каупервуд поймет,  что  мы  ждем  от  него  возмещения  убытков,  он,
вероятно, немедленно прикроет  свою  лавочку.  Так  что  тут,  собственно,
ничего толкового и  сделать  нельзя.  Кроме  того,  было  бы  нехорошо  но
отношению к нашему другу Эдварду, если бы  мы  что-нибудь  предприняли  до
того, как он закончит свое дело с Каупервудом.
   Он подразумевал заем Батлера Каупервуду.
   - Разумеется, разумеется, - дипломатично подтвердил Симпсон, обладавший
острым политическим чутьем.
   - Будьте спокойны, свои сто тысяч я завтра же выручу! - вставил Батлер.
   - Если наши опасения оправдаются, - сказал Симпсон, - мне кажется,  нам
надо будет приложить все усилия,  чтобы  скрыть  беду  до  конца  выборов.
Газеты можно заставить помолчать. Но я предложил бы  еще,  -  добавил  он,
вспомнив об акциях конки, так ловко скупленных Каупервудом, - предостеречь
городского казначея с  тем,  чтобы  он,  учитывая  создавшееся  положение,
никому больше не давал ссуды. А то Каупервуд, чего  доброго,  потребует  с
него еще денег.  Вашего  слова,  Генри,  будет  вполне  достаточно,  чтобы
воздействовать на него.
   - Хорошо, я с ним поговорю, - угрюмо отозвался Молленхауэр.
   - А по-моему, пусть выкручиваются  сами,  как  умеют,  -  неопределенно
заметил Батлер, подумав о том, как просчитался Каупервуд,  обратившись  за
помощью к сим достойным блюстителям общественных интересов.
   Так рухнули надежды Каупервуда на то, что Батлер  и  другие  финансовые
тузы поддержат его в эти трудные минуты.
   Расставшись  с  Батлером,  Каупервуд  с  обычной  своей  энергией  стал
разыскивать других лиц, которые могли бы оказать ему помощь.  Он  попросил
миссис Стинер немедленно сообщить  ему,  как  только  придет  какая-нибудь
весть от ее мужа. Разыскав Уолтера Ли из банкирского дома "Дрексель и Кь",
Эвери  Стоуна  из  фирмы  "Джей  Кук  и  Кь"  и  президента   Джирардского
национального банка Дэвисона, Каупервуд хотел узнать их  точку  зрения  на
происходящее, а также переговорить с Дэвисоном насчет займа под  все  свое
движимое и недвижимое имущество.
   - Я ничего не могу сказать вам, Фрэнк, - упорно повторял Уолтер Ли, - я
не знаю, как завтра развернутся события. Очень хорошо,  что  вы  приводите
свои дела в порядок. Это необходимо. Я готов во всем пойти вам  навстречу.
Но, если шефы решат, что необходимо потребовать погашения  ссуд  известной
категории, мы будем вынуждены повиноваться, ничего не поделаешь. Я приложу
все усилия к тому, чтобы  по  возможности  разрядить  атмосферу.  Но  если
Чикаго и правда стерт с лица земли, страховые компании - или часть их,  во
всяком случае, - вылетят в трубу, а тогда... только  держись!  Я  полагаю,
что вы сами потребуете от своих должников возвращения денег?
   - Только в случае крайней необходимости.
   - Ну что ж, точно так же смотрят на это и у нас!
   Они обменялись рукопожатием. Эти двое симпатизировали  друг  другу.  Ли
был светский человек,  обладавший  врожденным  изяществом  манер,  что  не
мешало ему иметь подлинно здравый смысл и богатый житейский опыт.
   - Вот что я вам скажу, Фрэнк, - добавил он на прощание. - Я  уже  давно
думал, что вы несколько зарвались с конными железными  дорогами.  Если  вы
сумеете удержать акции, это, конечно, будет  очень  здорово,  но  в  такую
тяжелую минуту, как сейчас, на них  можно  сильно  обжечься.  Вы  привыкли
чересчур уж быстро "делать деньги" на этих бумагах да  еще  на  облигациях
городского займа.
   Он посмотрел своему старому приятелю прямо в глаза, и оба улыбнулись.
   Примерно такой же разговор повторился и со Стоуном, и с Дэвисоном, и со
всеми другими. К приходу Каупервуда слухи о надвигающейся  катастрофе  уже
дошли до них. Ни один человек не мог с уверенностью сказать, что  принесет
с собою завтрашний день. Но хорошего он обещал мало.
   Каупервуд решил снова заехать к Батлеру, ибо был убежден, что  тот  уже
повидался с Молленхауэром и Симпсоном. Батлер, как раз  обдумывавший,  что
сказать Каупервуду, встретил его довольно любезно.
   - А, вы уже вернулись! - сказал он, увидев Фрэнка.
   - Да, мистер Батлер.
   - Должен вам сказать, что мои попытки  не  увенчались  особым  успехом.
Боюсь, что ничего не выйдет, - осторожно начал он. - Вы мне задали трудную
задачу.  Молленхауэр,   по-видимому,   намерен   поддержать   рынок   ради
собственной выгоды, и я думаю, что он так и сделает. У Симпсона тоже  есть
свои интересы, которые он будет отстаивать. Ну и я, конечно, буду покупать
для себя.
   Он замолчал, видимо, собираясь с мыслями.
   - Мне пока что не удалось уговорить их устроить совещание с кем-либо из
крупных капиталистов, - продолжал он,  тщательно  подбирая  слова.  -  Они
хотят выждать и посмотреть, как сложатся обстоятельства завтра  утром.  Но
все же на вашем месте я не стал бы падать духом. Если дело обернется очень
плохо, они, возможно, еще изменят свое решение. Мне пришлось рассказать им
про Стинера все как есть. История  скверная,  но  они  надеются,  что  вам
удастся вывернуться, и тогда вы все уладите. Я тоже на это надеюсь. Что же
касается моего вклада у вас, - ну что ж,  утро  вечера  мудренее.  Если  я
смогу обойтись, я его брать не буду. Но об этом мы лучше поговорим завтра.
Кстати, на вашем месте я не пытался бы получить у Стинера еще  денег.  Все
это и так уже имеет достаточно неприглядный вид.
   Каупервуду сразу стало ясно, что от этих людей ему нечего ждать помощи.
Единственное, что взволновало его, - это упоминание о Стинере. Неужели они
уже снеслись с ним, предостерегли его? В таком случае визит к Батлеру  был
неудачным ходом; но, с другой стороны, если завтра его  ждет  банкротство,
то как он мог поступить иначе? По крайней мере эти господа знают, в  каком
он положении. Когда его окончательно загонят в угол, он снова обратится  к
Батлеру, и тогда уже их воля - помочь ему или нет! Если они ему откажут  и
он вылетит  в  трубу,  а  республиканская  партия  потерпит  поражение  на
выборах, им некого будет винить, кроме самих себя. Теперь важно  опередить
их и первым повидать Стинера; надо надеяться, что у  него  хватит  ума  не
подвести себя под удар.
   - Сейчас мое положение  выглядит  довольно  мрачно,  мистер  Батлер,  -
сказал он напрямик, - но я думаю, что мне все же удастся  вывернуться.  Во
всяком случае, я не теряю надежды. Очень сожалею, что потревожил вас.  Мне
хотелось бы, конечно, чтобы вы,  джентльмены,  нашли  нужным  и  возможным
помочь мне, но на нет и суда нет. Я сам могу еще принять  кое-какие  меры.
Кроме того, я надеюсь, что вы оставите у меня ваш вклад,  пока  это  будет
возможно.
   Он быстро вышел, и Батлер задумался. "Умница этот  молодой  человек,  -
мысленно произнес он. - Очень жаль его. Но не  исключено,  что  он  сумеет
выкрутиться".
   Каупервуд поспешил домой; отец еще не ложился и  сидел,  погруженный  в
мрачное раздумье. Разговор между ними был проникнут глубокой сердечностью:
отец и  сын  понимали  друг  друга  с  полуслова.  Фрэнк  любил  отца.  Он
сочувствовал его неутомимому стремлению выбиться из низов и ни  на  минуту
не забывал, что мальчиком видел от него только ласку и  внимание.  Кредит,
полученный им в Третьем национальном банке  под  обеспечение  не  очень-то
ценных  акций  линии  Юнион-стрит,  ему,  по  всей  вероятности,   удастся
погасить, если только на бирже  не  произойдет  катастрофического  падения
курсов. Эту ссуду он должен возвратить во что бы то ни стало. Но как  быть
с отцовскими вложениями в конные железные дороги, которые увеличивались по
мере роста его собственных и достигли  в  общей  сложности  двухсот  тысяч
долларов, как спасти эти деньги? Акции были давно заложены,  а  полученные
под  них  кредиты  использованы  для  других  целей.   Необходимо   внести
дополнительное обеспечение в банки, где получены эти ссуды. Ссуды, ссуды и
ссуды, и ни конца, ни края  заботам.  Если  бы  только  заставить  Стинера
выдать  ему  еще  тысяч  двести  или  триста!  Но  перед  лицом  возможных
финансовых затруднений это уже граничило бы с  преступлением.  Теперь  все
зависело от завтрашнего дня.
   Настал серый и пасмурный понедельник,  9  октября.  Каупервуд  встал  с
первыми проблесками света, побрился, оделся и через  серо-зеленую  галерею
прошел к отцу. Старик не спал всю ночь и был уже на ногах. Его седые брови
и  волосы   растрепались,   бакенбарды   сегодня   отнюдь   не   выглядели
благообразными.  Глаза  старого  джентльмена  смотрели  устало,  лицо  его
посерело. Каупервуд сразу заметил, как сильно он встревожен.  Отец  поднял
глаза от маленького изящного письменного  стола,  где-то  раздобытого  для
него Элсуортом, сидя за которым он методически сводил сейчас свой актив  и
пассив.   Каупервуда   передернуло.   Он   всегда   страдал,   видя   отца
встревоженным, а сейчас был бессилен ему помочь. Когда они вместе  строили
эти новые дома, он был убежден, что дни забот и тревог  навсегда  миновали
для старика.
   - Подсчитываешь? - привычно шутливым тоном спросил он, стараясь по мере
сил подбодрить отца.
   - Оцениваю свои ресурсы, чтобы знать, с чем я буду иметь дело,  если...
- Он искоса посмотрел на сына, и Фрэнк улыбнулся.
   - Не надо волноваться, отец! Я уже говорил тебе: я все устроил так, что
Батлер и  его  приятели  будут  вынуждены  поддержать  рынок.  Я  попросил
Райверса, Таргула и Гарри Элтинджа помочь мне сбыть на бирже мои бумаги  -
это ведь лучшие маклеры. Они будут действовать очень осторожно. Я  не  мог
поручить этого Эду или Джо, ведь тогда все сразу поняли бы,  что  со  мной
происходит.  А  эти  ребята  создадут  впечатление,  будто  сбивают   курс
ценностей, но в то же время не станут  сбивать  его  слишком  сильно.  Мне
нужно выбросить на биржу столько акций, чтобы, продав их на десять пунктов
ниже курса, реализовать пятьсот тысяч долларов. Возможно, что бумаги  ниже
не упадут. Сейчас трудно  что-нибудь  предугадать.  Не  может  же  падение
длиться без конца! Если бы мне только узнать, что намерены делать  крупные
страховые общества! Утренней газеты еще не приносили?
   Каупервуд хотел позвонить, но подумал, что слуги вряд ли встали. Он сам
пошел в переднюю. Там лежали "Пресса" и "Паблик леджер",  еще  влажные  от
типографской краски. Бросив беглый взгляд на  первые  страницы,  он  сразу
изменился в лице. В "Прессе" был помещен  большой,  на  всю  полосу,  план
Чикаго, имевший  устрашающе  мрачный  вид:  черной  краской  на  нем  была
отмечена го