ь весьма скоро  дойдет  до  ушей  мистера  Уита,
главы  "Гражданской  ассоциации  помощи  городскому  самоуправлению".  Нам
предстоит, джентльмены, сейчас же решить, как мы будем действовать. Прежде
всего, по-моему,  мы  должны  без  лишней  шумихи  вычеркнуть  кандидатуру
Стинера из наших  списков.  Эта  история  может  повлечь  за  собой  очень
серьезные последствия, и нам необходимо  тотчас  же  сделать  все  от  нас
зависящее, чтобы их предотвратить.
   Молленхауэр затянулся сигарой и выпустил голубовато-серое облачко дыма.
Он  молчал  и,  казалось,  был  погружен   в   созерцание   гобеленов   на
противоположной стене.
   - Совершенно ясно, - продолжал сенатор Симпсон, видя, что  его  коллеги
отмалчиваются,  -  если  мы  в  кратчайший  срок  не  возбудим   судебного
преследования по своей инициативе, это сделает кто-нибудь  другой,  и  вся
история предстанет в весьма невыгодном свете. Мое мнение таково:  выждать,
пока не обнаружится,  что  кто-то  уже  готов  действовать,  пусть  та  же
пресловутая ассоциация, и тогда самим обратиться в суд, сделав вид,  будто
это наше давнишнее намерение. Самое важное -  выгадать  время:  поэтому  я
предлагаю всеми возможными способами затруднить доступ к книгам городского
казначейства. Если же ревизия все-таки начнется - а я вполне допускаю  эту
возможность, - надо постараться, чтобы она устанавливала факты  как  можно
медленнее.
   Сенатор не считал нужным  говорить  обиняками  со  своими  влиятельными
собратьями, когда дело касалось важных вопросов,  и  предпочитал  в  таких
случаях вопреки обычной для него напыщенности речи  называть  вещи  своими
именами.
   - Что ж, по-моему, предложение весьма благоразумное, -  сказал  Батлер,
поглубже усаживаясь в кресле и всячески  стараясь  скрыть  свое  подлинное
настроение. -  Не  сомневаюсь,  что  наши  люди  сумеют  затянуть  ревизию
недельки на три. Они, насколько мне известно, спешить не любят.
   Произнося это, он только думал, как бы ему перевести разговор на самого
Каупервуда и посоветовать возможно скорее возбудить против  него  судебное
преследование, но так, чтобы никто не мог упрекнуть его, Батлера,  в  том,
что он пренебрегает интересами партии.
   - Да, мысль  неплохая,  -  спокойно  подтвердил  Молленхауэр,  выпуская
кольцо дыма и думая о том, как бы вообще избежать разговора о Каупервуде и
его преступлении до того, как он, Молленхауэр, с ним повидается.
   - Нам нужно тщательно разработать  план  действий,  -  снова  заговорил
сенатор Симпсон, - чтобы в случае необходимости  немедленно  приступить  к
его выполнению. Я считаю, что это дело всплывет не позже чем через неделю,
а то и раньше, так что времени терять нельзя. Мой совет: пусть мэр  города
напишет городскому казначею и запросит у него объяснения по этому делу,  а
казначей ответит на  это  письмо;  далее,  пусть  мэр  с  согласия  членов
муниципалитета временно отрешит казначея от должности  -  по-моему,  закон
дает ему такое право - или по меньшей мере лишит его основных  полномочий.
Разумеется, мы не  станем  предавать  эти  мероприятия  огласке,  пока  не
окажемся к тому вынужденными.  Но  письма  будут  у  нас  наготове,  и  мы
немедленно опубликуем их в случае, если нас заставят действовать.
   - Если джентльмены не возражают, я позабочусь о том, чтобы письма  были
заготовлены, - спокойно, но не без поспешности вставил Молленхауэр.
   - Да, это разумная предосторожность, - непринужденно заметил Батлер.  -
При сложившейся обстановке мы, пожалуй, ничего другого и не можем сделать,
разве только переложить ответственность на кого-нибудь еще, в этом  смысле
я и хотел  бы  высказаться.  Может  статься,  что  мы  совсем  не  так  уж
беспомощны, если учесть все обстоятельства.
   В его глазах блеснул  торжествующий  огонек,  а  по  лицу  Молленхауэра
пробежала легкая тень досады. Итак, Батлер знает, а может быть, и  Симпсон
тоже!
   - Что вы хотите этим  сказать?  -  спросил  сенатор  и  с  любопытством
взглянул на Батлера. Он ничего не знал об истории с чеком, так как  вообще
не очень внимательно следил за деятельностью городского казначейства и  со
времени предыдущего совещания не виделся ни  с  кем  из  своих  коллег.  -
Неужели кто-нибудь посторонний причастен к этому делу?
   Его острый ум политика усиленно заработал.
   - Гм!.. Посторонним я бы его не назвал, - учтиво продолжал Батлер. -  Я
имею в виду самого Каупервуда. С тех пор как мы виделись в последний  раз,
джентльмены, выяснились кое-какие подробности, из которых я заключаю,  что
этот молодой человек далеко не так чист, как мы полагали.  Похоже  на  то,
что он был зачинщиком всей авантюры и втянул в  нее  Стинера  вопреки  его
желанию. Я по своему почину занялся этим делом, и,  думается  мне,  Стинер
здесь не так уж виноват. По некоторым  данным  выяснилось,  что  Каупервуд
многократно грозил Стинеру всевозможными неприятностями, если тот не  даст
ему еще денег, и только на днях обманом выманил у него крупную  сумму,  из
чего следует, что он виновен не менее,  чем  Стинер.  Город  заплатил  ему
шестьдесят тысяч долларов за облигации городского займа, а  они  почему-то
не значатся в амортизационном фонде. И если теперь под  угрозой  оказалась
репутация  партии,  то  я  не  вижу,  почему  мы  должны  церемониться   с
Каупервудом.
   Батлер замолчал, убежденный, что нанес Каупервуду серьезный удар, и  он
не ошибался. Сенатор и Молленхауэр оба были крайне удивлены,  так  как  на
первом совещании  Батлер,  казалось,  был  весьма  расположен  к  молодому
банкиру, а то, что он сейчас им сообщил, едва ли могло служить достаточным
основанием  для  столь  враждебного  выступления.  Особенно  удивлен   был
Молленхауэр,  ибо  в  симпатии  Батлера  к  Каупервуду  он  в  свое  время
усматривал возможный камень преткновения для своих планов.
   - Скажите на милость! - задумчиво произнес сенатор Симпсон, проводя  по
губам своей холеной белой рукой.
   - Да, я могу это подтвердить, - спокойно сказал Молленхауэр, видя,  что
его собственный, так  хорошо  продуманный  план  застращать  Каупервуда  и
отнять у него акции конных железных дорог рассыпается прахом. - У меня  на
днях был разговор  со  Стинером  обо  всем  этом  деле:  он  уверяет,  что
Каупервуд  пытался  выманить  у  него  еще  триста  тысяч  долларов,   но,
убедившись, что ничего не выйдет, умудрился  без  его  ведома  и  согласия
получить шестьдесят тысяч.
   - Но каким же образом? - недоверчиво спросил сенатор Симпсон.
   Молленхауэр рассказал о проделке Каупервуда.
   - Вот оно что! - заметил сенатор, когда  Молленхауэр  кончил.  -  Ну  и
ловкач! И вы говорите, что облигации не сданы в амортизационный фонд?
   - Нет, не сданы, - с готовностью подтвердил Батлер.
   - Что ж, нам это только на руку. - Симпсон облегченно вздохнул. - Козел
отпущения,  пожалуй,  найден.   Это-то   нам   и   нужно.   При   подобных
обстоятельствах я не вижу смысла выгораживать Каупервуда.  Напротив,  если
понадобится, мы можем даже сделать его центром  внимания.  И  тогда  пусть
себе газеты болтают на здоровье. В конце концов они для того и существуют.
Мы же постараемся должным образом осветить дело,  и  тогда  выборы  успеют
пройти, прежде чем выяснятся все подробности, даже если  вмешается  мистер
Уит. Я охотно возьму на себя заботу о прессе.
   - Ну, если так, -  сказал  Батлер,  -  то  этим  наши  хлопоты  сейчас,
пожалуй, исчерпываются; однако я  считаю,  что  Каупервуд  должен  понести
наказание наравне со Стинером. Он виновен  не  меньше,  а  может  быть,  и
больше, и я лично хочу, чтобы он получил по заслугам. Ему место в  тюрьме,
и я сделаю все от меня зависящее, чтобы его туда отправить.
   Молленхауэр и Симпсон с удивлением посмотрели на  своего  обычно  столь
благодушного  коллегу;  что  значило  это  внезапное  стремление  покарать
Каупервуда? По мнению Молленхауэра и Симпсона, - в другое  время  к  этому
так же отнесся бы и Батлер, - Каупервуд, преступив юридические  права,  не
преступил своих человеческих прав. Они значительно меньше  винили  его  за
то, что он сделал, чем Стинера за то, что тот позволил ему это сделать. Но
раз Батлер избрал такую точку зрения и формально преступление было налицо,
то они, естественно, желали обернуть  все  это  на  благо  республиканской
партии, даже если Каупервуду и придется сесть в тюрьму.
   - Возможно, что вы правы, - осторожно заметил сенатор Симпсон. -  Итак,
заготовьте письма. Генри, и если уж нам  придется  до  выборов  возбуждать
против кого-нибудь преследование, то, пожалуй, целесообразнее всего  будет
возбудить его против Каупервуда. О Стинере мы  упомянем  только  в  случае
крайней необходимости. Я оставляю это дело на ваше попечение,  так  как  в
пятницу мне необходимо уехать в Питтсбург; не сомневаюсь, что вы ничего не
упустите из виду.
   Сенатор встал. Он всегда дорого ценил  свое  время.  Батлер  был  очень
доволен исходом совещания. Теперь, в случае  протеста  общественности  или
каких-либо выпадов против республиканской партии, триумвират уж не пощадит
Каупервуда. Важно только, чтобы поскорее  раздались  протестующие  голоса,
но, судя по всему, ждать  этого  остается  недолго.  Надо  еще  хорошенько
вникнуть в дела  и  без  того  раздраженных  кредиторов  Каупервуда:  если
удастся скупить у них векселя и тем самым помешать Каупервуду  возобновить
свое дело, то песенка его спета. Да, добром ему уж  не  придется  помянуть
тот день, когда он  совратил  Эйлин  с  пути  истинного,  подумал  Батлер.
Расплата приближается.



        33

   Все виденное и слышанное  только  укрепляло  Каупервуда  в  мысли,  что
городские политиканы намереваются  сделать  из  него  козла  отпущения,  и
притом в ближайшем будущем. Через несколько дней после того, как Каупервуд
закрыл свою контору, к нему зашел Альберт Стайерс и  сообщил  немаловажные
новости. Стайерс все еще состоял на службе  в  городском  казначействе,  -
как, впрочем, и Стинер, - и давал требуемые  объяснения  Сэнгстеку  и  еще
одному уполномоченному  Молленхауэра,  которые  занимались  ревизией  книг
казначейства.  Стайерс  пришел  к  Каупервуду,  чтобы  получить  от   него
дополнительные сведения относительно чека в шестьдесят тысяч  долларов,  а
кстати поговорить и о своей собственной причастности к этому делу. Стинер,
как выяснилось, пугал своего управляющего судом, утверждая, что он виноват
в недостаче этой суммы  и  что  поручителям  придется  отвечать  за  него.
Каупервуд, услышав его слова, только рассмеялся и уверил Стайерса, что все
это сплошной вздор.
   - Альберт, - улыбаясь,  сказал  он,  -  уверяю  вас,  вся  эта  история
выеденного яйца не стоит. Вы не несете никакой ответственности за то,  что
выдали  мне  чек.  Вот  что  я  вам   предложу:   посоветуйтесь   с   моим
юрисконсультом Стеджером. Это вам не будет стоить ни  цента,  и  он  точно
скажет,  что  следует  предпринять.  А  теперь  возвращайтесь  к  себе   в
казначейство и не волнуйтесь больше. Я очень  сожалею,  что  причинил  вам
столько неприятностей, но все равно из ста шансов только один за  то,  что
вы сохранили бы свое место при новом казначее. А я со временем подыщу  вам
подходящую должность.
   В это же время Каупервуда заставило серьезно задуматься письмо от Эйлин
с подробным изложением разговора,  происшедшего  у  Батлера  за  обеденным
столом в отсутствие отца  семейства.  Оуэн  говорил  о  том,  что  деятели
республиканской партии - ее  отец,  Молленхауэр  и  Симпсон  -  собираются
"прижать к ногтю" Фрэнка за противозаконную финансовую комбинацию, - какую
именно, она толком не поняла, но, кажется, речь шла о каком-то чеке. Эйлин
с ума сходила от беспокойства. Неужели они хотят засадить  его  в  тюрьму,
спрашивала она в письме. Ее возлюбленного! Ее ненаглядного Фрэнка! Неужели
с ним вправду может стрястись такое несчастье?
   Прочитав  это  письмо,  Каупервуд  насупился  и  злобно  стиснул  зубы.
Необходимо что-то предпринять,  может  быть,  повидать  Молленхауэра,  или
Симпсона, или того и  другого  и  через  них  предложить  городу  какое-то
компромиссное решение. В настоящее время он не  мог  обещать  им  наличных
денег, только векселя, но не исключено, что это их  устроит.  Неужели  они
намерены погубить его из-за такого пустячного дела,  как  эта  операция  с
чеком? Да тут и противозаконного-то ничего нет. Что  же  тогда  сказать  о
пятистах тысячах, которые ему выдал Стинер, или о  сомнительных  операциях
прежних городских казначеев! Какая подлость! Ловко задумано с точки зрения
политики, но до чего же это низко и какая страшная опасность грозит ему.
   Симпсона, однако, не оказалось в городе, он уехал  на  десять  дней,  а
Молленхауэр,  памятуя  высказанное  Батлером  предложение  воспользоваться
промахом Каупервуда в интересах партии, уже предпринял те шаги, о  которых
они договорились. Письма были составлены и только  ждали  отправки.  Кроме
того, после описанного нами  совещания  мелкие  сошки  из  республиканской
партии, беря пример со своих повелителей, стали на всех углах  трубить  об
этой  истории  с  чеком,  утверждая,  что  ответственность  за  дефицит  в
городском казначействе в основном ложится  на  Каупервуда.  Молленхауэр  с
первого же взгляда  понял,  с  каким  сильным  человеком  он  имеет  дело.
Каупервуд не выказал ни малейшего страха. Как всегда спокойно и учтиво, он
заявил, что имел обыкновение занимать в городском казначействе деньги  под
низкие проценты, что биржевая паника сильно ударила по нему и в  настоящий
момент у неге нет возможности вернуть долг.
   - До меня дошли слухи, мистер Молленхауэр, - говорил он, -  что  против
меня, как соучастника в проступке казначея, собираются возбудить  дело.  Я
все же надеюсь, что городские власти не прибегнут к такой мере  и  что  вы
вашим влиянием предотвратите  этот  шаг.  Мои  дела  отнюдь  не  в  плохом
состоянии, и для того, чтобы  окончательно  привести  их  в  порядок,  мне
требуется лишь некоторое время.  Я  предлагаю  моим  кредиторам  пятьдесят
центов за доллар наличными и векселя сроком на один, два и  три  года  для
погашения остальной задолженности. Что же касается ссуды, полученной  мною
из городского казначейства, то, если мы придем к какому-нибудь соглашению,
я рассчитаюсь доллар за доллар и хочу просить лишь о  небольшой  отсрочке.
Курс ценных бумаг, как вы сами понимаете, должен  подняться,  и,  если  не
говорить об уже понесенных мною убытках, я опять буду на  коне.  Насколько
мне известно, дело зашло достаточно  далеко.  Газеты  в  любой  миг  могут
поднять шум, если им не заткнут рот те, кто ими распоряжается. - Каупервуд
выразительно поглядел на Молленхауэра. - Если бы при разбирательстве этого
дела мне удалось остаться более  или  менее  в  стороне,  то,  конечно,  с
незапятнанным именем я бы скорее встал на ноги. Так било бы выгоднее и для
города, ибо тогда я безусловно сполна погасил бы свою задолженность.
   Он  улыбнулся  самой  приятной   и   самой   вкрадчивой   улыбкой.   На
Молленхауэра,  видевшего  его  в  первый  раз,  он   безусловно   произвел
впечатление. Тот не без любопытства поглядывал на молодого Давида из  мира
финансистов.  Если  бы  существовала  хоть  малейшая  возможность  принять
предложение Каупервуда, хоть слабая надежда, что деньги в самом деле будут
возвращены  и  Каупервуд  в  недалеком  будущем  снова  встанет  на  ноги,
Молленхауэр как следует обдумал бы свой ответ. Ведь в таком  случае  можно
было бы рассчитывать, что Каупервуд переведет на него то, что ему  удастся
спасти из своего состояния. Но при сложившихся  обстоятельствах  почти  не
было надежды, что он когда-нибудь оправится от удара. Молленхауэр  слышал,
будто   "Гражданская   ассоциация   помощи   городскому    самоуправлению"
зашевелилась и не  то  уже  приступила,  не  то  собиралась  приступить  к
расследованию. А уж если она приложит руку к этому делу, то,  без  всякого
сомнения, доведет его до конца.
   - Видите ли, мистер Каупервуд, - любезным тоном отвечал он, - вся  беда
в том, что дело зашло слишком далеко  и  фактически  находится  вне  сферы
моего влияния. Я не имею к нему почти никакого  касательства.  Но  если  я
правильно понял, вас  беспокоит  не  столько  вопрос  о  пятистах  тысячах
долларов, заимствованных из казначейства, сколько этот чек  на  шестьдесят
тысяч долларов, полученный вами только на днях. Мистер Стинер  утверждает,
что вы завладели чеком незаконно, и всячески  поносит  вас.  Об  этом  уже
узнал мэр города и другие официальные лица, и, конечно, не исключено,  что
они предпримут какие-нибудь действия. Я не в курсе дела.
   Молленхауэр говорил явно неискренне. Это  было  заметно  по  тому,  как
уклончиво он упомянул о мэре города, пешке в его руках. Каупервуд с первых
же его слов понял это. Он почувствовал сильное негодование, но совладал  с
собой и сохранил учтиво-почтительный тон.
   -  Я  получил  чек  на  шестьдесят  тысяч  долларов,  -   с   напускной
откровенностью    отвечал    он,    -     накануне     объявления     моей
неплатежеспособности,  это  верно.  Но  он  предназначался  в  уплату   за
сертификаты, которые я приобрел по распоряжению мистера Стинера, и  деньги
мне причитались на  законном  основании.  Они  были  мне  нужны,  и  я  их
потребовал. В чем же здесь правонарушение?
   - Никакого правонарушения и  нет,  если  операция  была  произведена  с
соблюдением всех формальностей, - благодушно согласился Молленхауэр. -  Но
ведь,  насколько  я  понимаю,  эти  сертификаты   были   приобретены   для
амортизационного фонда, а между тем они туда  не  поступили.  Чем  вы  это
объясняете?
   - Простым упущением, - самым невинным тоном и с таким  же  благодушием,
как и Молленхауэр, отвечал Каупервуд. - Сертификаты были бы там,  если  бы
мне не пришлось совершенно внезапно объявить себя неплатежеспособным. Я не
в состоянии был самолично за всем уследить. Да у нас и порядка  такого  не
было, чтобы немедленно передавать сертификаты в  фонд.  Если  вы  спросите
мистера Стинера, он вам это подтвердит.
   - Вот как! - промолвил Молленхауэр. - Из разговора со Стинером  у  меня
сложилось другое впечатление. Так или иначе, в  амортизационном  фонде  их
нет, и с точки зрения закона это составляет весьма существенную разницу. Я
лично в этом деле ни с какой стороны не заинтересован  -  или,  во  всяком
случае, не больше, чем всякий добрый республиканец. В сущности, я не вижу,
как вам помочь. В чем, по-вашему, может выразиться мое вмешательство?
   - Не  думаю,  чтобы  вы  могли  что-нибудь  для  меня  сделать,  мистер
Молленхауэр,  -  довольно  сухо  отвечал  Каупервуд,  -  разве  только  вы
соизволите быть со мною  совершенно  откровенным.  Я  ведь  не  новичок  в
политических делах Филадельфии. И мне известны силы, которые движут ими. Я
считал, что вы можете в корне пресечь эту затею преследовать меня судебным
порядком и дать мне время снова встать на ноги. За  эти  шестьдесят  тысяч
долларов я несу не большую уголовную ответственность, чем  за  те  пятьсот
тысяч, которые раньше получил в казначействе, - пожалуй, даже меньшую.  Не
я посеял эту панику на бирже. Не я поджег  Чикаго.  Мистер  Стинер  и  его
приятели извлекли немало выгод из деловых отношений со мной. Неужели же  я
не имел права после всех услуг, оказанных  мною  городу,  сделать  попытку
спасти себя; неужели я не мог рассчитывать на некоторую  снисходительность
городского управления,  которому  принес  столько  пользы!  Я  поддерживал
паритет городского займа. Что же касается денег, которые мне давал  взаймы
мистер Стинер, то ему жаловаться не на что - он имел с  этого  дела  более
чем высокий процент.
   -  Совершенно  верно,  -  согласился  Молленхауэр,  глядя  в  упор   на
Каупервуда и невольно проникаясь уважением к самообладанию этого  человека
и к трезвости его ума. - Я прекрасно понимаю, как все  это  вышло,  мистер
Каупервуд. Мистер Стинер несомненно многим обязан вам - равно  как  и  все
городское  самоуправление.