кертоном предприятие имело отделения в Филадельфии,
Вашингтоне, Нью-Йорке и во многих других  городах.  Батлер  не  раз  видел
вывеску филадельфийского отделения, но не пожелал туда обратиться.  Приняв
окончательное решение,  он  надумал  поехать  в  Нью-Йорк,  где,  как  ему
говорили, находилось главное агентство.
   Накануне он попросту сказал, что уезжает на один день,  как  делал  это
неоднократно. До Нью-Йорка было пять часов езды по железной дороге,  и  он
прибыл туда к двум часам дня. В  конторе,  расположенной  в  нижней  части
Бродвея, Батлер спросил  директора  и  был  принят  высоким  мужчиной  лет
пятидесяти,  седоволосым  и  сероглазым,  грузного  сложения,  с  крупным,
несколько одутловатым, но умным  и  хитрым  лицом.  Его  короткие  руки  с
толстыми пальцами во время разговоров с клиентами непрерывно барабанили по
столу.  Одет  он  был  в  темно-коричневый  сюртук,  показавшийся  Батлеру
чересчур франтоватым, а в галстуке у него красовалась брильянтовая булавка
в форме подковы. Сам старый Батлер неизменно  одевался  в  скромный  серый
костюм.
   - Добрый день! - произнес он, когда мальчик ввел его к этому достойному
мужу, отпрыску ирландца и американки, носившему фамилию Мартинсон.
   Мистер Гилберт Мартинсон кивнул в ответ, потом измерил Батлера взглядом
и, угадав в нем  человека  с  сильным  характером,  вероятно,  занимающего
видное положение в обществе, встал и предложил ему стул.
   - Прошу садиться, - сказал он, рассматривая  посетителя  из-под  густых
косматых бровей. - Чем могу служить?
   - Вы директор, если не ошибаюсь? - осведомился Батлер, испытующе  глядя
на него.
   - Да,  сэр,  -  просто  отвечал  Мартинсон.  -  Я  занимаю  здесь  пост
директора.
   - А что, самого мистера Пинкертона, владельца конторы,  сейчас  нет?  -
осторожно спросил Батлер. - Не сочтите за обиду, но я хотел бы  поговорить
с ним лично.
   - Мистер Пинкертон сейчас в Чикаго, и я жду его обратно не  раньше  чем
через неделю или дней десять, - отвечал Мартинсон. - Вы можете говорить со
мной так же откровенно, как с ним. Я здесь его замещаю. Но,  конечно,  вам
видней.
   Батлер немного поколебался, мысленно оценивая собеседника.
   -  Скажите,  вы  человек  семейный?  -  задал  он,  наконец,  несколько
неожиданный вопрос.
   - Да, сэр, - серьезно отвечал Мартинсон. - У меня жена и двое детей.
   Как опытный сыщик он понял, что речь сейчас пойдет  о  предосудительном
поведении кого-нибудь из членов семьи  -  сына,  дочери,  жены.  С  такими
случаями он сталкивался нередко.
   - Я, видите ли, думал поговорить с самим мистером Пинкертоном, но  если
вы его замещаете... - Батлер не докончил фразы.
   - Да, сэр, я здесь руковожу всей работой,  -  сказал  Мартинсон.  -  Вы
можете довериться мне так же, как доверились бы самому мистеру Пинкертону.
Попрошу вас ко мне в кабинет. Там нам удобнее будет беседовать.
   Он поднялся и показал Батлеру на смежную комнату с  окнами,  выходящими
на  Бродвей;  в  ней  стоял  массивный  продолговатый  стол  из   гладкого
отполированного дерева и четыре стула с кожаными спинками, на стене висело
несколько картин, изображающих эпизоды Гражданской войны, которые  привели
к победе северян. Батлер не без колебания последовал за Мартинсоном. Мысль
посвятить постороннего человека в дела Эйлин претила ему. Даже  сейчас  он
еще не был уверен, что  решится  заговорить.  Он  только  посмотрит,  "что
представляют собой эти ребята", - говорил себе старик, и тогда  уж  решит,
как ему быть. Он подошел к одному из окон и уставился на  улицу,  кишевшую
бесчисленными омнибусами и экипажами. Мистер Мартинсон  спокойно  затворил
дверь.
   - Итак,  чем  могу  быть  вам  полезен,  мистер...  -  Он  остановился,
рассчитывая с помощью этого невинного  трюка  узнать  фамилию  посетителя.
Иногда это ему удавалось, но Батлер был не так-то прост.
   - Я все еще в нерешительности, начинать ли мне  это  дело,  -  медленно
произнес Батлер. - Тем более, пока у меня нет полной уверенности, что  все
будет обставлено должным  образом.  Мне  нужно  кое-что  разузнать  про...
получить кое-какие сведения... Но это дело сугубо частного характера...
   Он замолчал, обдумывая, как лучше  выразиться,  и  в  то  же  время  не
спуская глаз с Мартинсона. Тот отлично понял его душевное состояние. Таких
случаев он навидался немало.
   - Разрешите мне прежде всего сказать вам, мистер...
   - Скэнлон, если вам непременно нужно это знать,  -  мягко  прервал  его
Батлер. - Оно не хуже всякого другого, а своего настоящего имени я до поры
до времени предпочитаю не называть.
   - Пусть будет Скэнлон, - так же мягко повторил Мартинсон. - Мне, право,
все равно, настоящее это ваше имя или нет.  Я  только  что  собирался  вам
сказать, что вы можете и совсем не называть себя; но это зависит  лишь  от
того, какого рода сведения вам нужны. Дело  же  ваше,  смею  вас  уверить,
останется в тайне, словно вы никогда и ни с кем о нем не говорили. Престиж
нашей организации зиждется на оказываемом нам доверии, и мы  не  можем  им
злоупотреблять. Это привело бы к нежелательным последствиям.  Среди  наших
служащих есть мужчины и женщины,  работающие  свыше  тридцати  лет,  -  мы
никогда никого не увольняем, разве только за очень серьезный проступок, но
мы подбираем таких людей, которых и не приходится увольнять  за  серьезные
проступки. Мистер Пинкертон великолепно разбирается в людях.  У  нас  есть
сотрудники, которые даже считают себя сердцеведами. За  год  мы  выполняем
свыше десяти тысяч поручений во всех концах Соединенных Штатов.  Мы  ведем
дело лишь до тех пор, пока это угодно клиенту. И стараемся узнать лишь то,
что ему нужно знать. Мы не вмешиваемся без  необходимости  в  чужие  дела.
Если  оказывается,  что  мы  не  можем  получить  требуемые  сведения,  мы
немедленно сами заявляем об этом. От многих дел мы отказываемся наотрез  и
даже не начинаем их. Может случиться, что и ваше  дело  принадлежит  к  их
числу. Мы не гонимся за поручениями и не скрываем  этого.  Некоторые  дела
политического характера или же дела, имеющие целью сведения личных счетов,
мы просто отказываемся вести, не желая  быть  к  ним  причастными.  Теперь
судите сами. Вы, надо думать, человек бывалый. Я тоже. Так  можете  ли  вы
себе  представить,  чтобы  такая  организация,  как  наша,  злоупотребляла
чьим-либо доверием?
   Он замолчал и пристально посмотрел на Батлера, ожидая ответа.
   - Едва ли, - сказал Батлер. - Вы правы. Но все-таки нелегко  выставлять
на свет свои частные дела, - с грустью добавил старик.
   Оба некоторое время молчали.
   - Ну что ж, - произнес, наконец,  Батлер.  -  Вы  производите  на  меня
впечатление порядочного человека, а  мне  нужен  совет.  Учтите,  я  готов
хорошо заплатить, и  то,  что  меня  интересует,  нетрудно  выяснить.  Мне
желательно узнать, встречается ли некий  субъект,  проживающий  в  том  же
городе, что и я, с одной женщиной, и если встречается, то  где  именно.  Я
думаю, для вас это не представит затруднений?
   - Ничего не может быть проще, -  отвечал  Мартинсон.  -  Мы  все  время
выполняем  такие  поручения.  Разрешите,  мистер  Скэнлон,  облегчить  вам
задачу. Мне совершенно ясно, что вы не желаете говорить больше  того,  что
необходимо, и мы тоже не  хотим  узнавать  от  вас  ничего  лишнего.  Нам,
конечно, нужно знать, какой город вы имеете в виду, а также одно из имен -
его или ее, - не обязательно оба, если только вы сами  не  захотите  пойти
нам в этом смысле навстречу. Иногда, зная имя одного лица - его, например,
-  и  имея  описание  женщины  -  конечно,  совершенно  точное  -  или  ее
фотографию, мы через некоторое  время  уже  сообщаем  то,  что  интересует
клиента, хотя, разумеется, более точные данные упрощают  нашу  работу.  Но
это уж как вы считаете для  себя  удобнее.  Сообщите  мне  ровно  столько,
сколько найдете нужным,  и  я  гарантирую,  что  мы  сделаем  все  от  нас
зависящее, чтобы добыть интересующие вас сведения.
   - Гм! В таком случае, - сказал Батлер, решившись, наконец,  хотя  и  не
без внутреннего сопротивления, - я буду откровенен с вами. Моя фамилия  не
Скэнлон, а Батлер. Я живу  в  Филадельфии.  Там  есть  один  делец,  некий
Каупервуд - Фрэнк А.Каупервуд...
   - Одну минутку, - прервал его Мартинсон, доставая из кармана блокнот  и
карандаш. - Сейчас я запишу. Как вы назвали его?
   Батлер повторил.
   - Так. Я слушаю вас.
   - У него контора на Третьей улице - "Фрэнк А.Каупервуд" - там вам любой
покажет. Он недавно обанкротился.
   - А, понятно! - вставил Мартинсон. - Я  о  нем  слышал.  Он  замешан  в
какой-то истории с растратой городских средств. Вы, вероятно, не  пожелали
обратиться в наше филадельфийское отделение, чтобы не  посвящать  тамошних
агентов в свои тайны. Не так ли?
   - Совершенно верно, и человек этот тот самый, о котором вы  слышали,  -
подтвердил Батлер. - Я не хочу, чтобы в Филадельфии кто-нибудь знал о моем
деле. Потому я и приехал сюда. Этот Каупервуд живет в собственном доме  на
Джирард-авеню,  номер  девятнадцать  тридцать  семь.  Его  тоже   нетрудно
сыскать.
   - Само собой разумеется, - сказал Мартинсон.
   - Так вот я хочу узнать о нем... и об одной женщине, вернее девушке...
   Старый  Батлер  умолк,  и  лицо  его  страдальчески   нахмурилось   при
необходимости упомянуть имя Эйлин. Он никак  не  мог  примириться  с  этой
мыслью, - он так любил свою дочь, так гордился своей Эйлин!  В  груди  его
накипала ненависть к Каупервуду.
   -  Это  ваша  родственница,  надо  полагать?  -  деликатно  осведомился
Мартинсон. - Вам не нужно ничего более сообщать мне, если  можно,  опишите
только ее наружность. Нам этого будет достаточно.
   Он ясно видел, что имеет дело с почтенным старым человеком  и  что  тот
сильно удручен. Об этом  свидетельствовало  вдруг  окаменевшее,  печальное
лицо Батлера.
   - Вы можете говорить со мной откровенно, мистер Батлер, - добавил он. -
Я понимаю вашу нерешительность. Мы хотим  получить  от  вас  только  такие
сведения, которые дадут возможность нам действовать, ничего больше.
   - Да, - угрюмо отвечал Батлер, - это моя родственница. Скажу вам прямо:
она моя дочь. Вы кажетесь мне честным, разумным человеком. Я ее отец и  ни
за что на свете не хотел бы причинить ей  хоть  малейшее  зло.  Я  пытаюсь
спасти ее - и только. Он - вот кто мне нужен!
   Его огромная рука сжалась в кулак.
   Этот жест не укрылся от Мартинсона; он сам был отцом двух дочерей.
   - Я понимаю ваши чувства, мистер Батлер, - сказал он.  -  Я  ведь  тоже
отец. Мы сделаем для вас все, что в наших силах. Если вы мне  подробно  ее
опишете или дадите возможность одному из моих агентов  взглянуть  на  нее,
как бы случайно, у вас дома или в конторе, я думаю,  что  мы  очень  скоро
сумеем вам сказать, происходят ли между ними более  или  менее  регулярные
встречи. Это, кажется, все, что вы хотите узнать, не правда ли?
   - Все, - хмуро подтвердил Батлер.
   -  Что  ж,  тут  много  времени  не  потребуется,  мистер  Батлер:  дня
три-четыре, если нам повезет, в крайнем случае - неделя, десять дней,  две
недели, но уж никак не больше. Все зависит от того, как долго вы  поручите
нам следить за ними,  в  случае  если  в  первые  дни  ничего  не  удастся
обнаружить.
   - Я хочу узнать правду, сколько бы это ни заняло времени, -  с  горечью
отвечал Батлер. - Я должен знать все, хотя  бы  потребовался  месяц,  два,
три. Должен! - с этими словами  старик  поднялся,  исполненный  решимости,
непреклонный. - Пришлите  мне  людей  опытных  и  тактичных.  Лучше  всего
человека, который сам отец, если у вас есть такой и если он умеет  держать
язык за зубами.
   - Я вас понимаю, мистер Батлер, - ответил Мартинсон.  -  Положитесь  на
меня. Вы будете иметь дело  с  лучшими  агентами,  заслуживающими  полного
доверия. Они не проболтаются. Я сделаю так:  пошлю  к  вам  сперва  одного
человека, чтобы вы сами могли судить, годится он вам или нет. Я ему ничего
говорить не стану. Вы  сами  потолкуете  с  ним.  Если  он  вам  подойдет,
расскажите ему суть дела, а он уж будет знать, как действовать.  Если  ему
понадобится помощь, я пришлю еще людей. Где вы живете?
   Батлер дал ему свой адрес.
   - И все это останется между нами? - еще раз спросил он.
   - Можете быть спокойны.
   - Когда же ваш агент явится ко мне?
   - Завтра, если вам угодно. У меня есть на примете человек,  которого  я
сегодня же могу послать в Филадельфию. Сейчас он ушел, не то я  позвал  бы
его, чтобы вы могли сами с ним поговорить. Впрочем, я ему  все  растолкую.
Вам совершенно не о чем  беспокоиться.  Репутация  вашей  дочери  будет  в
надежных руках.
   - Очень вам благодарен, - произнес  Батлер,  несколько  смягчившись.  -
Премного обязан. Вы окажете мне большую услугу, и я хорошо заплачу...
   - Не стоит об этом говорить, мистер Батлер, - перебил его Мартинсон.  -
Вы можете  пользоваться  всеми  услугами  нашей  организации  по  обычному
тарифу.
   Он проводил Батлера до двери и подождал, покуда  она  не  закрылась  за
ним. Батлер вышел подавленный и жалкий. Подумать только, что  он  вынужден
пустить сыщиков по следу своей дочери, своей Эйлин!



        36

   На другой же день в контору к  Батлеру  явился  долговязый,  угловатый,
мрачного вида  человек,  черноволосый  и  черноглазый,  с  длинным  лицом,
обтянутым пергаментного цвета кожей, с головой,  удивительно  напоминающей
голову ястреба. Проговорив с Батлером больше часа, он удалился. Под вечер,
в обеденное время, он снова пришел к  нему,  уже  на  дом,  и  в  кабинете
Батлера, с помощью небольшой хитрости, получил  возможность  взглянуть  на
Эйлин. Батлер послал за ней, а сам остался в дверях,  отступив  немного  в
сторону, чтобы девушку было хорошо видно, когда она подойдет к нему. Сыщик
стоял за одной из тяжелых портьер, уже повешенных на зиму,  и  делал  вид,
будто смотрит на улицу.
   - Кто-нибудь выезжал сегодня на Сестричке? - спросил Батлер  у  дочери.
Кобыла Сестричка была любимицей в семье Батлера.
   Его план заключался в том, чтобы в случае, если Эйлин  заметит  сыщика,
выдать его за барышника,  пришедшего  купить  или  продать  лошадь.  Сыщик
Джонас Олдерсон по внешности мог вполне сойти за барышника.
   - Кажется, нет, отец, - отвечала Эйлин. - Сама я никуда не ездила. Но я
сейчас спрошу.
   - Не стоит. Я только хотел знать, не понадобится  ли  она  тебе  завтра
утром?
   - Я могу обойтись без нее, если она тебе нужна. Меня вполне  устраивает
Джерри.
   - Хорошо! В таком случае пусть она остается в конюшне.
   Батлер спокойно закрыл дверь. Эйлин решила, что  речь  идет  о  продаже
лошади. Но так как она была уверена, что, не посоветовавшись с  ней,  отец
не продаст Сестричку, на которой она любит ездить, то тотчас же забыла  об
этом разговоре.
   После ее ухода Олдерсон вышел из-за портьеры и заявил, что  больше  ему
ничего не требуется.
   - Это все, что мне нужно было знать, - сказал он. - Я извещу  вас,  как
только мне удастся что-нибудь выяснить.
   Он ушел, и через тридцать шесть часов дом  и  контора  Каупервуда,  дом
Батлера, контора Харпера Стеджера, а  также  сам  Каупервуд  и  Эйлин  уже
находились под пристальным наблюдением. Сначала  для  этого  потребовалось
шесть человек, потом,  когда  была  обнаружена  вторая  квартира,  нанятая
Каупервудом на Шестой улице, туда откомандировали седьмого сыщика. Все они
были присланы из  Нью-Йорка.  Через  неделю  Олдерсон  уже  все  знал.  Он
условился с Батлером, что известит его, когда у  Эйлин  будет  свидание  с
Каупервудом, чтобы тот мог немедленно отправиться по указанному  адресу  и
застать ее на месте преступления. Батлер не собирался убивать Каупервуда -
Олдерсон не допустил бы этого, по крайней мере у  себя  на  глазах,  -  но
изругать негодяя последними словами, избить его и увести Эйлин  -  тут  уж
никто не мог ему помешать. О, тогда она перестанет  уверять  его,  что  не
встречается с Каупервудом!  Перестанет  рассуждать  и  своевольничать.  Ей
придется покориться отцовской власти. И она либо сама исправится, либо  он
пошлет ее в исправительное заведение. Подумать только, какой пример для ее
сестры или какой-нибудь другой честной девушки! Теперь  уж  она  поедет  в
Европу, поедет в любое место, которое он ей укажет!
   Батлер вынужден был поделиться с  Олдерсоном  этими  замыслами,  и  тот
напрямик заявил, что в его обязанности входит охранять Каупервуда от каких
бы то ни было посягательств на его личность.
   - Мы не вправе позволить вам бить его или вообще прибегать к насилию, -
сказал он Батлеру, когда об этом впервые  зашел  разговор.  -  Это  против
наших правил. Вы войдете в дом,  где  они  встречаются,  для  этого,  если
нужно, мы добудем ордер на обыск, конечно, скрыв вашу причастность к делу.
Мы скажем, что ведем слежку за одной нью-йоркской девушкой. Но войдете  вы
туда в присутствии моих людей. А  они  не  допустят  скандала.  Вы  можете
забрать свою дочь - мы уведем ее, а если вы пожелаете, также и его.  Но  в
таком случае вам придется предъявить ему какое-то обвинение.  Кроме  того,
не исключено, что это  заметит  кто-нибудь  из  соседей,  и  мы  не  можем
поручиться, что вы, таким образом, не соберете толпу любопытных.
   Батлера и самого мучили сомнения. Конечно, такое предприятие связано  с
большим риском огласки. И все же он хотел знать правду.  Хотел  застращать
Эйлин, воздействовать на нее самыми суровыми мерами.
   Итак, через неделю Олдерсон узнал, что Эйлин и Каупервуд встречаются на
Шестой улице, по-видимому, в частном доме. На деле же  это  был  настоящий
дом свиданий, но только самого  высокого  класса.  В  этом  четырехэтажном
кирпичном здании с облицовкой из белых каменных плит имелось  восемнадцать
комнат, обставленных с кричащей роскошью, но  весьма  опрятных.  Клиентура
была самая фешенебельная, и доступ туда открывался лишь  по  рекомендациям
старых  клиентов.  Это  обеспечивало  сохранность  тайны,  в  которой  так
нуждаются всякие запретные дела. Достаточно  было  сказать:  "У  меня  тут
назначено свидание", - и  хозяйка,  если  обе  стороны  были  знакомы  ей,
немедленно отводила гостей в удобные апартаменты. Каупервуду этот дом  был
давно известен, и когда им пришлось  расстаться  с  уютной  квартиркой  на
Десятой улице, он предложил Эйлин встречаться с ним здесь.
   Олдерсон, узнав, какое это заведение, сказал Батлеру, что проникнуть  в
него и разыскать там кого-нибудь - дело  чрезвычайно  трудное.  Для  этого
требовался ордер на обыск, получить который очень нелегко. Можно, конечно,
ворваться силой, как это иногда и  практикуется  в  делах  об  оскорблении
общественной нравственности.  Но  тогда  возникает  риск  натолкнуться  на
отчаянное сопротивление владельцев и посетителей дома. Это могло случиться
и здесь. Единственное верное  средство  избежать  шума  -  договориться  с
хозяйкой при помощи солидной суммы денег.
   - Но в данном  случае  этого  делать,  пожалуй,  не  стоит,  -  заметил
Олдерсон. - У меня есть основания полагать, что хозяйка весьма расположена
к интересующему  вас  человеку.  По-моему,  лучше  рискнуть  и  попытаться
застигнуть их врасплох.
   - Помимо  руководителя  операции,  -  пояснил  он,  -  нам  потребуется
человека три или четыре. Один из них, после  того  как  дверь  отворят  на
звонок, войдет в переднюю, а остальные  последуют  за  ним  и  окажут  ему
поддержку. Затем необходимо будет  быстро  произвести  обыск,  потребовав,
чтобы были открыты все двери. Что касается слуг - если они там окажутся, -
их  нужно  любым  способом  заставить  молчать.  Иногда  это   достигается
посредством денег, иногда физической силой. Далее  кто-нибудь  из  сыщиков
под видом слуги легонько постучится в  одну  дверь,  в  другую,  в  третью
(Батлер вместе с остальными агентами должен следовать  за  ним),  и  когда
дверь откроют, можно будет установить, находится ли  в  комнате  то  лицо,
которое они разыскивают. Если на стук не отворят, придется взлом