уд, заступаясь за Чикаго,
- у него есть и свои недурные стороны. Ведь я сюда,  в  сущности,  приехал
затем, чтобы сколотить  капитал.  И  я  прямо  скажу,  мне  жаловаться  не
приходится.
   - Да это я знаю! - сказала Беренис, немножко удивленная тем, что он так
пылко заступается за Чикаго, несмотря на все обиды и неприятности, которых
ему  пришлось  здесь  натерпеться.  -  Только  вот  что,  Фрэнк...  -  она
помолчала, обдумывая, как бы получше выразить то, что ей хотелось сказать.
- Я считаю, что ты настолько  крупнее,  больше  всего  этого.  Я,  знаешь,
всегда  так  думала!  Неужели  тебе  не  кажется,  что  тебе  сейчас  надо
отдохнуть, оглядеться, поехать куда-нибудь, так просто, без всякого  дела?
Тебе может дорогой прийти какая-нибудь счастливая мысль,  может  во  время
путешествия представиться случай -  ну,  скажем,  возможность  взяться  за
какую-нибудь крупную общественную  постройку,  которая  принесет  тебе  не
столько прибыль, сколько положение и славу.  А  может,  тебя  заинтересует
какое-нибудь предприятие в Англии или во  Франции?  Мне  бы  так  хотелось
пожить с тобой во Франции... Ну, почему, правда,  не  поехать  туда  и  не
построить для них что-нибудь новенькое? А как насчет того, чтобы  заняться
городским транспортом в Лондоне? Или еще чем-нибудь в этом роде? Во всяком
случае, что бы ни было, давай уедем из Америки.
   Он одобрительно улыбнулся.
   - Знаешь, Беви! - сказал он. - Хоть это и несколько  противоестественно
- обсуждать такие серьезные деловые вопросы, когда видишь перед собой  эти
синие глаза и копну  золотых  волос,  -  однако  должен  сказать,  что  ты
рассуждаешь правильно. Примерно в середине того месяца,  а  может  быть  и
раньше, мы с тобой уедем за границу - ты и я. И там уж я кое-что придумаю,
что тебе будет по душе; год назад или около того  мне  делали  предложение
насчет подземной дороги в Лондоне. Я тогда так  был  занят  своими  делами
тут, мне просто не до того было. Но теперь... - он похлопал ее по руке.
   Уже смеркалось,  когда  Беренис,  спокойная,  улыбающаяся,  сдержанная,
простилась с Каупервудом и села в экипаж, который он для нее нанял.
   Спустя несколько  минут  после  ее  ухода  Каупервуд  вышел  на  улицу,
чувствуя себя совсем другим человеком, чем вчера. Радость  жизни  окрыляла
его, и он уже строил планы: завтра с утра он поговорит со своим поверенным
и поручит ему устроить совещание  с  мэром  города  и  еще  с  несколькими
влиятельными лицами, чтобы обсудить - на каких условиях и  каким  способом
разделаться   со   всеми   своими    многочисленными    предприятиями    и
обязательствами. А затем... затем будет Беренис.  Мечта  всей  его  жизни,
которая наконец-то сбылась! Ну пусть он потерпел крах! Да никакого краха и
не было! Жизнь - это любовь, а не только деньги и деньги!



4

   Предложение насчет лондонской подземной  дороги,  о  котором  Каупервуд
рассказывал  Беренис,  было  сделано  ему  год  назад  двумя   английскими
предпринимателями, мистером Филиппом Хэншоу и мистером  Монтегью  Гривсом.
Они привезли ему  письма  от  нескольких  хорошо  известных  лондонских  и
нью-йоркских  банкиров  и  маклеров,  рекомендовавших  их   как   солидных
подрядчиков по постройке железных дорог,  городской  транспортной  сети  и
крупных заводов в Англии и других странах.
   Несколько времени тому назад они вошли пайщиками в Электро-транспортную
компанию (английская компания, учрежденная в целях  расширения  городского
транспорта), вложив десять тысяч фунтов стерлингов для реализации  проекта
постройки подземной  железной  дороги,  протяжением  четыре-пять  миль  от
станции Чэринг-Кросс - в центре Лондона - до Хэмпстеда, который с недавних
пор начал превращаться в крупный жилой район. Одно из обязательных условий
этого проекта заключалось в том, что  новая  линия  подземки  должна  была
связать прямым сообщением  Чэринг-Кросс  (конечную  станцию  Юго-Восточной
железной дороги, которая обслуживала южные и юго-восточные районы Англии и
являлась основной артерией, связывающей  Англию  с  континентом)  с  Юстон
стэйшен,  конечной  станцией  Северо-Западной  железной  дороги,   которая
обслуживала северо-западные районы и соединяла Англию с Шотландией.
   По  словам  мистера  Гривса  и  мистера  Хэншоу,   Электро-транспортная
компания располагала капиталом в  тридцать  тысяч  фунтов  стерлингов.  Ей
удалось провести в парламенте через обе  палаты  акт,  предоставляющий  ей
право на постройку и эксплуатацию новой линии, которая отныне поступала  в
полную собственность компании.  Однако  для  того  чтобы  добиться  этого,
Электро-транспортной компании пришлось,  вопреки  распространенному  среди
англичан мнению о своем парламенте, затратить изрядную сумму - не то чтобы
подкупить ту или иную группу, но, как осторожно выразились мистер Гривс  и
мистер Хэншоу (которых Каупервуд, разумеется, понял с первого  слова,  ибо
уж кто-кто, а он-то отлично разбирался в этом), дабы заручиться протекцией
того или иного полезного лица,  способного  повлиять  должным  образом  на
членов  комитета,  от  коих  зависит  решение  дела;  уж,  конечно,  такая
протекция скорей обеспечит успех, чем если  вы  просто  так,  со  стороны,
обратитесь с  ходатайством  о  предоставлении  вам  льготного  подряда  на
крупную общественную постройку, тем более  если  она,  как  это  бывает  в
Англии, поступает в ваше вечное владение.  И  вот,  учитывая  все  это,  и
пришлось обратиться к юридической конторе "Райдер, Бэллок, Джонсон и Чэнс"
- солидной, широко известной  фирме,  которую  возглавляют  талантливые  и
хорошо осведомленные  в  технических  вопросах  представители  юридической
профессии, пользующиеся заслуженной славой в столице  Великобритании.  Эта
превосходная фирма обладала бесчисленными связями с крупными  пайщиками  и
председателями самых различных компаний. Она действительно разыскала таких
людей, которые сумели не только повлиять на членов комитета и провести акт
в парламенте, но уже после того как акт был  в  руках  у  компании,  а  от
первоначальной суммы в тридцать тысяч фунтов  почти  ничего  не  осталось,
сумели вовлечь в это предприятие Гривса и Хэншоу, - и они, взяв подряд  на
постройку в течение двух лет линии Чэринг-Кросс - Хэмпстед, заплатили  год
тому назад десять тысяч фунтов наличными.
   Условия  акта  были  довольно   жесткие.   Они   предусматривали,   что
Электро-транспортная  компания  должна  внести  шестьдесят  тысяч   фунтов
стерлингов в государственных ценных бумагах как залог в обеспечение  того,
что предполагаемые работы будут закончены к указанному сроку. Но, как  эти
лондонские предприниматели объясняли Каупервуду,  не  трудно  будет  найти
такую группу  финансистов,  которые  согласились  бы  за  обычный  ссудный
процент  внести  требуемое  количество  ценных  бумаг  в   предусмотренный
условиями акта банк. А в парламентском  комитете,  если,  разумеется,  там
будет заручка, безусловно можно добиться продления сроков окончания работ.
   Однако после полутора лет усилий с их стороны и несмотря на то, что  на
это дело было ухлопано сорок тысяч фунтов стерлингов наличными  и  вложено
на шестьдесят тысяч залоговых ценных бумаг, денег на прокладку туннеля  (а
требовалось на это миллион шестьсот тысяч фунтов) по сие время достать  не
удалось. Причина этого крылась в том, что хотя в Лондоне и функционировала
успешно одна линия подземной дороги, Сити - Южный Лондон, оборудованная по
всем правилам современной техники, - тем не менее  это  не  могло  убедить
английских капиталистов в том, что вновь проектируемая  подземная  дорога,
значительно большей протяженности и соответственно  требующая  значительно
больших затрат,  будет  приносить  доход.  Две  другие  действующие  линии
городской железной дороги представляли собой полуподземку - по ней  ходили
паровички, которые то шли по открытому месту, то ныряли в туннель; одна из
них, так называемая Районная железная дорога, проложена  была  на  пять  с
половиной миль, другая - Метрополитен - всего на две мили. Между  дорогами
действовало соглашение о сквозном движении по обеим линиям. Но так как эти
линии  обслуживались  паровой  тягой,  то   туннели   и   платформы   были
закопченные, грязные - ни та, ни другая дорога почти не приносила  дохода;
и так как на деле пока еще никто не показал, что дорога, постройка которой
обойдется  в  несколько  миллионов  фунтов,   может   приносить   прибыль,
английские  капиталисты  не   склонны   были   заинтересоваться   подобным
предприятием. Отсюда возникла необходимость искать капитал в других частях
света, и это в конце концов привело мистера  Хэншоу  и  мистера  Гривса  -
через Берлин, Париж, Вену, Нью-Йорк - к мистеру Каупервуду.
   Каупервуд же, как он и говорил Беренис, был в то время до такой степени
поглощен своими чикагскими неприятностями,  что  слушал  рассказы  мистера
Хэншоу и мистера Гривса без всякого интереса. Но теперь,  после  того  как
его  борьба  за  получение  концессии  кончилась  полным  провалом,  и   в
особенности после того как Беренис выразила желание уехать из Америки,  он
вспомнил об их предложениях и планах. Конечно, ему тогда  показалось,  что
они просто засыпались с этим своим проектом, на него уже ухлопано  столько
денег, что ни один опытный делец никогда не рискнет на такую  авантюру;  а
все-таки, может быть, стоит посмотреть поближе - как  там  у  них  обстоит
дело с подземной дорогой в Лондоне, и если окажется  возможным  развернуть
строительство в широком масштабе и  обойтись  без  того  мошенничества,  к
которому он вынужден был прибегать в Чикаго, он даже готов  отказаться  от
сверхприбылей. Он уже  и  сейчас  архимиллионер,  довольно  ему  загребать
деньги, не заниматься же этим до конца своих дней.
   А с таким прошлым, как у него,  и  после  всей  этой  грязной  газетной
шумихи, поднятой его врагами,  заслужить  добрую  славу  -  и  особенно  в
Лондоне, который в своих коммерческих сделках до сих пор как будто  слывет
образцом непогрешимой честности, - вот было бы замечательно! Это даст  ему
возможность занять такое общественное положение,  какого  ему  никогда  не
достигнуть у себя в Америке.
   Он очень воодушевился этой идеей. А ведь ее подсказала ему Беренис, эта
девочка, еще не видавшая жизни. Уж такой у нее природный дар,  догадка,  -
вот она  и  почувствовала  такую  замечательную  возможность.  И  подумать
только, что все это - и лондонские перспективы, и все, что ни сулит ему  в
будущем жизнь с  Беренис,  -  все  выросло  из  какого-то  легкомысленного
приключения девять лет назад, когда он с полковником  Натаниэлем  Джилисом
из Кентукки отправился в  домик  этого  погибшего  созданья,  Хэтти  Стар,
матери его Беренис! И кто это выдумал, будто зло  никогда  не  приводит  к
добру?



5

   По мере того как Беренис постепенно привыкала к новым  взаимоотношениям
с Каупервудом, ее  все  больше  и  больше  беспокоила  мысль  о  том,  как
отвратить от себя опасные случайности, которые  подстерегали  ее  со  всех
сторон. Она не обманывала себя на этот счет, решив соединить свою судьбу с
Каупервудом, но сейчас она чувствовала, что ей  уже  надо  быть  наготове,
нельзя терять ни минуты, чтобы не дать себя застигнуть врасплох.
   Первая и главная опасность - Эйлин, эта  ревнивая,  неистово  преданная
жена, которая, едва только узнает, что Каупервуд любит Беренис, конечно не
остановится ни перед чем, чтобы погубить ее. Затем - газеты. Они, конечно,
с радостью предадут скандальной огласке ее связь с  Каупервудом,  если  их
будут часто видеть вдвоем. И наконец - мать: ведь надо же ей будет  как-то
объяснить, почему Беренис вдруг решилась на такой шаг; и потом  еще  брат,
Ролфи, которого она теперь  надеялась  куда-нибудь  пристроить  с  помощью
Каупервуда.
   Все это налагало на нее какую-то  ответственность,  обязывало  ее  быть
постоянно настороже, взвешивать каждое свое слово, хитрить, вывертываться,
никогда не терять самообладания и вместе с  тем  быть  готовой  на  всякие
жертвы и уступки.
   И Каупервуд также частенько задумывался надо всем  этим.  Ведь  Беренис
теперь  занимала  главное  место  в  его  жизни,  -  как  уберечь  ее   от
неприятностей, сделать ее счастливой, устранить  препятствия,  которые  не
позволяют  ему  быть  постоянной  ней.  Он  начал  всерьез  подумывать   о
лондонском предложении. В следующее свиданье с Беренис,  едва  только  она
вошла, он сразу заговорил с ней обо всех этих делах.
   - Знаешь, Беви, - сказал он, - а эта твоя идея насчет  Лондона  кажется
мне очень заманчивой. Тут, несомненно, заложены кое-какие возможности.
   И он рассказал ей все, что он  за  это  время  передумал,  и  припомнил
разные подробности из своего разговора с лондонскими подрядчиками.
   - И вот я сейчас думаю:  пожалуй,  в  первую  очередь  мне  надо  будет
послать кого-нибудь в Лондон, узнать, остается ли это предложение в  силе?
Если окажется, что да, тогда путь открыт и  эта  твоя  замечательная  идея
может осуществиться.
   Он посмотрел на нее с улыбкой, словно поздравляя ее с тем, что она  так
хорошо придумала.
   - Однако мы с тобой должны действовать осторожно, нам  надо  опасаться,
во-первых, газетной огласки,  а  во-вторых  -  какого-нибудь  неожиданного
сюрприза, который нам в любую минуту может преподнести Эйлин. Это существо
сумасбродное, неуравновешенное; ее поступками управляют только чувства,  а
не рассудок. Я много лет пытался объяснить  ей  насчет  самого  себя:  как
человек помимо своей воли может измениться в течение жизни. Но  она  этого
никак понять не может. Она считает, что человек  меняется  только  потому,
что он сам этого хочет.
   Он замолчал и невольно усмехнулся.
   - Она из  той  породы  женщин,  которые  хранят  вечную  привязанность:
полюбит - и всю жизнь будет любить одного человека.
   - А тебе это не нравится? - спросила Беренис.
   - Напротив! По-моему, это замечательно, но только беда в том, что  я-то
сам до сих пор никогда еще таким не был...
   - И не будешь! - поддразнила его Беренис.
   - Не говори так, - жалобно взмолился он. - Зачем ты меня дразнишь? Ведь
я только хочу сказать тебе, что для нее  просто  непонятно,  как  это  так
может быть: вот я когда-то был в нее влюблен,  а  теперь  почему-то  этого
больше нет. И у нее это так наболело, что любовь ее  сейчас  обратилась  в
ненависть, или, может быть, она просто старается убедить себя в  этом.  Но
хуже всего то, что все это у нее смешано с чувством гордости, -  она-носит
мое имя, она моя жена. Когда-то она мечтала блистать в обществе, да и  мне
тоже очень хотелось предоставить ей такую возможность; мне  казалось,  что
мы оба от этого выиграем. Но я скоро убедился, что  для  этого  у  нее  не
хватает уменья, такта, и просто она недостаточно умна. А потом уж я и  сам
отказался от мысли обосноваться в Чикаго. Меня больше привлекал  Нью-Йорк.
Великолепный город,  деловая  столица,  настоящее  место  для  человека  с
деньгами. Дай-ка, думаю, попробую там. И тут-то мне  пришло  на  ум,  что,
быть может, я не всегда буду жить с Эйлин, но, хочешь  верь,  хочешь  нет,
впервые эта мысль промелькнула у меня,  когда  я  увидел  твой  портрет  в
Луисвиле - тот самый, который я теперь всегда ношу с собой.  И  вот  после
этого я и решил выстроить дом в  Нью-Йорке  и  сделал  из  него  настоящий
музей, надеясь обосноваться в нем раз  навсегда.  Я  думал,  что  если  ты
когда-нибудь обратишь на меня внимание...
   - Так, значит, этот роскошный особняк, в  котором  я  никогда  не  буду
жить, - задумчиво сказала Беренис, - был выстроен для меня!.. Как странно!
   - Такова жизнь! - вздохнул Каупервуд. - Но ведь мы с тобой и так  будем
счастливы.
   - Конечно, - отвечала она. - Мне просто показалось это удивительным.  Я
не хочу доставлять никаких огорчений Эйлин, ни за что на свете!
   - Да, я знаю, что у тебя нет никаких предрассудков. Ты умная, Беви,  и,
может быть, ты  даже  лучше  меня  придумаешь,  как  нам  из  всего  этого
выпутаться.
   - Наверно что-нибудь придумаю, - спокойно промолвила она.
   - Но, кроме Эйлин, надо еще иметь в виду и газеты. Ведь они мне  просто
жить не дают. Стоит им только пронюхать  про  этот  лондонский  проект,  -
предположим, что я действительно надумаю  за  это  взяться,  -  тут  такой
поднимется звон! А  если  еще  кто-нибудь  догадается  твое  имя  к  моему
приплести - ну, тогда тебя совсем заклюют, налетят, точно коршуны! Я  пока
что вижу только один выход - либо мне удочерить тебя, стать твоим приемным
отцом, либо, если мы поедем в Лондон, выступить там в роли твоего опекуна.
Это даст мне  право  находиться  около  тебя  под  тем  предлогом,  что  я
распоряжаюсь твоим состоянием. Что ты об этом скажешь?
   - Ну что ж, - помолчав, ответила она, - других возможностей я  пока  не
вижу; а насчет поездки в Лондон нужно будет еще хорошенько подумать.  Ведь
я забочусь не только о себе одной.
   - Конечно, ты совершенно права, - сказал Каупервуд. - Но если нам  хоть
чуточку повезет, то все это мы с тобой преодолеем. Сейчас надо помнить  об
одном - чтобы нас как можно меньше видели вместе. Но прежде всего  -  надо
придумать какой-нибудь способ отвлечь внимание Эйлин. Потому  что  она-то,
конечно, знает о тебе решительно все. Ведь я тогда в Нью-Йорке часто бывал
у вас, ну и ясно, она подозревала, что мы с тобой в связи. Конечно, я тебе
не мог этого рассказать. Кажется, ты меня тогда недолюбливала.
   - Вернее, не совсем понимала, - поправила Беренис. - Ты тогда  был  для
меня слишком большой загадкой.
   - А теперь?
   - Боюсь, что и теперь тоже.
   - Ну уж этому я не поверю! Однако насчет  Эйлин  мне  что-то  ничего  в
голову не приходит. Она до того подозрительна! Пока я живу здесь и  только
изредка наезжаю в Нью-Йорк, она как будто ничего, терпит. Но если  я  уеду
надолго и поселюсь в Лондоне, а газеты будут изощряться в догадках... - он
не договорил и задумался.
   - Ты боишься, что она будет болтать? Или  что  она  приедет  к  тебе  и
устроит сцену?
   - Трудно сказать, что она может сделать или что  ей  придет  в  голову.
Будь у нее какое-нибудь занятие или развлечение, может быть, она и  ничего
бы не стала делать. Но, принимая во внимание, что  она  за  эти  последние
годы пристрастилась к вину, от нее  можно  ожидать  всего.  Несколько  лет
назад она как-то раз вот так  с  горя  напилась  и  пыталась  покончить  с
собой...  (У  Беренис  невольно  сдвинулись  брови.)  Хорошо,  я  подоспел
вовремя, высадил дверь и ворвался к ней. Потом уже я как-то сумел  на  нее
повлиять.
   И он описал Беренис всю эту сцену, но постарался оставить себя в  тени,
боясь, что она упрекнет его в безжалостности.
   Беренис слушала и только теперь  убеждалась,  что  Эйлин  действительно
любит его без памяти, а она, Беренис,  обрекает  ее  на  новые  неизбежные
страданья! Но ведь  что  бы  ни  делала  Эйлин,  Каупервуд  все  равно  не
изменится! "А я, - думала Беренис, - для меня самое важное отомстить этому
светскому обществу...  И,  конечно,  я  люблю  Фрэнка".  И,  конечно,  она
по-своему  любила  его.  Он  действовал  на  нее  словно  какое-то  сильно
возбуждающее средство. Ее восхищала его мощь, его неукротимая энергия -  в
нем было какое-то неотразимое обаяние. Их союз  может  быть  прочным,  они
могут положиться друг на друга, но только надо постараться не  огорчать  и
без того несчастную Эйлин.
   Она сидела молча, задумавшись.
   - Да, в самом деле трудная задача, - наконец промолвила она. - Но у нас
еще будет время подумать. Давай отложим ее пока: у меня это  все  равно  в
голове, не бойся, я не забуду.
   Она окинула Каупервуда теплым, задумчивым взглядом.  И  мягкая,  словно
ободряющая улыбка скользнула по ее губам.
   - Вдвоем-то мы с тобой что-нибудь да придумаем, - сказала она. И, встав
со своего кресла у камина, подошла к нему, ласково провела ладонью по  его
волосам и села к нему на колени.
   - Оказывается, на свете бывают не только