заметил,  что
Беренис хоть и выбежала к нему навстречу, однако не поцеловала его; по  ее
виду никак нельзя было сказать, что она чем-то  недовольна.  Больше  того,
она, казалось, была в восторге от его возвращения, - он вернулся  как  раз
вовремя, чтобы полюбоваться чудесными осенними пейзажами; здесь  с  каждым
днем становится все красивее. И, глядя на нее, Каупервуд тоже стал играть,
спрашивая себя, однако, долго ли осталось  до  настоящей  бури.  Но  когда
Беренис все так же непринужденно предложила пойти в их  плавучий  домик  и
выпить по коктейлю, он не выдержал:
   - Пройдемся к реке, хорошо, Беви? - и, взяв Беренис под руку, он  повел
ее по тенистой аллее. - Послушай, Беви, - начал он, - прежде всего я  хочу
кое-что рассказать тебе.
   Он пристально посмотрел на нее холодным, жестким взглядом, и  ее  сразу
точно подменили.
   - Одну минуту, Фрэнк, я только скажу два слова миссис Эванс...
   - Нет, - решительно сказал он, - не  уходи,  Беви.  Наш  разговор  куда
важнее и миссис Эванс и всего прочего. Я  хочу  рассказать  тебе  о  Лорне
Мэрис. Ты, очевидно, уже слышала о ней, но я все же хочу  рассказать  тебе
сам.
   Она молча спокойно шла рядом с ним.
   - Ты знаешь о Лорне Мэрис? - спросил он.
   - Да,  знаю.  Мне  кто-то  прислал  из  Нью-Йорка  газетную  вырезку  и
несколько ее фотографий. Она очень красивая.
   Каупервуд отметил про себя сдержанный тон Беренис. Никаких упреков.  Ни
единого вопроса. Тем важнее выяснить, что же она на самом деле думает.
   - Несколько неожиданный поворот после всего, что я говорил тебе,  Беви,
правда?
   - Да, пожалуй. Но, надеюсь, ты не станешь оправдываться.  -  Уголки  ее
губ тронула едва заметная ироническая усмешка.
   - Нет, Беви, я только хочу рассказать тебе все, как было.  А  дальше  -
суди сама. Ты хочешь выслушать меня?
   - Не  очень.  Но  если  тебе  так  уж  хочется  поговорить  об  этом  -
пожалуйста. Мне кажется, я понимаю, как все случилось.
   - Беви! - воскликнул он, останавливаясь и глядя на нее с восхищением  и
искренней любовью. -  Мы  не  можем,  во  всяком  случае  я  не  могу  так
разговаривать. Знаешь, для чего я рассказываю тебе об этой истории?  Чтобы
ты поняла: думай обо мне, что хочешь, но знай - я по-прежнему люблю  тебя.
Может быть, это звучит нелепо и фальшиво после всего, что случилось за  то
время, пока мы не виделись, но, по-моему, ты и сама знаешь, что  я  говорю
правду. Мы оба понимаем, что человеческие  достоинства  не  ограничиваются
физической красотой или чувственным обаянием. Если, к примеру, взять  двух
хорошеньких женщин и послушать, что скажут о них двое  мужчин,  то  мнения
будут  очень  разные  -  тут   играет   роль   и   характер,   и   наличие
взаимопонимания, и единство целей и стремлений, и...
   - В самом деле? - ледяным тоном прервала Беренис. - Это так важно,  что
можно пойти на измену, на вероломство, забыть свое слово?
   Глаза ее на миг вспыхнули негодованием, и  Каупервуд  понял,  что  надо
бросить увертки.
   - Это очень важно, Беви. Как видишь, я здесь с тобой, правда? А  десять
дней назад, в Нью-Йорке...
   - Да, знаю, - прервала его Беренис. - Ты чудно провел  с  нею  лето,  а
потом бросил ее. Теперь она тебе надоела - вот ты и вспомнил о Лондоне,  о
своих планах, о том, как восстановить свою  репутацию...  -  Презрительная
усмешка искривила ее  красивый  рот.  -  Право,  Фрэнк,  незачем  мне  это
разъяснять. Я сама во многом похожа на  тебя,  -  ты  же  знаешь.  Я  могу
объяснить что угодно не хуже тебя, - разница лишь в том, что я тебе многим
обязана и готова, пожалуй, идти на кое-какие жертвы, чтобы  сохранить  то,
что у меня есть, а значит, мне нужно быть более  осмотрительной,  чем  ты,
куда более осмотрительной. Или...  -  она  остановилась  и  посмотрела  на
Каупервуда; у него было такое ощущение, словно он получил пощечину.
   - Но, Беренис, это же правда.  Я  в  самом  деле  расстался  с  ней.  Я
вернулся к тебе. Я готов все объяснить,  а  могу  и  не  объяснять  -  как
хочешь. Но одного я непременно хочу - помириться с  тобой,  получить  твое
прощение и больше никогда не расставаться с  тобой.  Ты  можешь  этому  не
верить, но я обещаю: подобные вещи больше не повторятся. Разве ты этого не
чувствуешь? Неужели ты не поможешь  мне  хоть  отчасти  восстановить  наши
прежние честные и открытые отношения? Подумай, чем мы были друг для друга!
Я могу помогать тебе, хочу и буду помогать,  все  равно  -  решишь  ли  ты
порвать со мной или нет! Неужели ты не веришь этому, Беви?
   Они  стояли  под  старыми  деревьями  на  маленькой  зеленой   лужайке,
спускавшейся к самой Темзе, - впереди виднелись низкие тростниковые кровли
далекой деревушки, из труб подымался голубоватый дымок. Все кругом  дышало
миром и тишиной. Но не это занимало сейчас Каупервуда - он  думал  о  том,
что Беренис, хоть и сохраняет  внешнее  спокойствие  и  явно  не  намерена
учинять скандал, ничего не  простила  ему.  В  то  же  время  он  невольно
сравнивал ее с другими женщинами - как вели бы они себя  на  ее  месте,  -
Эйлин, например? Беренис не дулась, не проливала слез, не устраивала сцен.
И однако - эта мысль впервые пришла ему в голову, - когда женщина глубоко,
по-настоящему любит, она дуется, проливает слезы, устраивает сцены, как бы
пагубно ни действовали они на любимого - и в конце концов ее прощаешь!
   С другой стороны, в его  отношениях  с  Беренис  было  бесспорно  много
такого, что  нельзя  ни  зачеркнуть,  ни  преуменьшить.  Конечно,  он  сам
виноват, что все это потускнело в ее памяти... И  он  мгновенно  стал  тем
хитрым, проницательным, изворотливым и напористым Каупервудом,  каким  его
привыкли видеть финансисты на заседаниях и во время деловых переговоров.
   - Выслушай меня, Беви! - твердо сказал он. - Примерно двадцатого июня я
отправился по делам в Балтимору...
   И он рассказал ей все, что произошло потом. Как он вернулся  к  себе  в
номер поздно ночью. Как  постучала  Лорна.  Все.  Он  рассказал,  как  она
захватила его своей красотой, где он бывал с нею и как ее  развлекал,  как
комментировала это пресса. Он упорно оправдывал себя тем, что Лорна  прямо
околдовала его - совсем как в свое время Беренис. Он  вовсе  не  собирался
изменять Беренис. Это налетело на него как ураган, и для полной ясности он
принялся излагать ей теорию, до которой  додумался  на  опыте  и  этого  и
прежних своих романов: чувственное  влечение  обладает  такою  силой,  что
способно восторжествовать и над разумом и над волей. Так вышло и  на  этот
раз - оно спутало все планы, уничтожило все расчеты.
   - Говоря начистоту, - добавил тут Каупервуд,  -  пожалуй,  есть  только
один способ избежать подобного рода срывов: не встречаться  с  интересными
женщинами. А это, конечно, не всегда возможно.
   - Да, конечно, - сказала Беренис.
   - Сама понимаешь, - продолжал он, решив довести разговор до конца, - уж
если столкнешься с такой Лорной Мэрис, надо быть настоящим святошей,  чтоб
не поддаться соблазну. Ну, а я, ты знаешь, далеко не святой.
   - О да! - сказала Беренис. - Но я  согласна:  она  действительно  очень
хороша. Ну, а как ты смотришь на мои отношения  с  другими  мужчинами?  Ты
согласен предоставить мне такую же свободу? - Она  пытливо  посмотрела  на
него, и он ответил ей спокойным, твердым взглядом.
   - Теоретически - да, - ответил он. - Я люблю тебя, и потому должен буду
примириться с этим и терпеть, пока выдержу, пока будет  смысл  терпеть.  А
потом, очевидно, отпущу  тебя,  как  и  ты  отпустила  бы  меня,  если  бы
почувствовала, что я не так уж тебе дорог. Но сейчас я хочу знать, - после
всего, что случилось, любишь ли ты  меня,  дорогая?  Для  меня  это  очень
важно, ведь я-то люблю тебя по-прежнему.
   - Ну, Фрэнк, ты задал мне такой вопрос, на который я сейчас  ничего  не
могу ответить, - я и сама не знаю.
   - Но ты же видишь, это было просто мимолетное  увлечение,  -  настаивал
Каупервуд, - иначе меня бы не было здесь. И я говорю это тебе не для того,
чтоб оправдаться, это на самом деле так.
   - Другими словами, - сказала Беренис, - она  не  приехала  с  тобой  на
одном пароходе.
   - Она всю зиму танцует в Нью-Йорке. Ты можешь прочесть об этом в  любой
американской газете. Пойми, Беви, мое чувство к тебе не только сильнее, но
и серьезнее, глубже. Ты мне нужна, Беви. Мы  одинаково  думаем,  одинаково
чувствуем. Вот почему я сейчас снова здесь  и  хочу  здесь  остаться.  То,
другое, было неизмеримо мельче, я  все  время  чувствовал  это.  Когда  ты
перестала писать, я понял, что ты мне неизмеримо  дороже  Лорны.  Ну  вот,
теперь, кажется, все. Так что же ты мне скажешь, Беви?
   Сгущались сумерки. Он подошел к  ней  совсем  близко,  крепко  обнял  и
поцеловал в губы. И она почувствовала, что  сдается,  слабеет  и  душой  и
телом. Но нет, она должна сказать ему все, что думает!
   - Я люблю тебя, Фрэнк, да, люблю. Но для тебя ведь это только  прихоть.
И когда это у тебя пройдет... когда пройдет...
   И они забылись в объятиях друг друга, дав чувству и  желанию  на  время
угасить слабый огонек, именуемый человеческим разумом, и одолеть  вышедшую
из повиновения, не управляемую рассудком человеческую волю.



49

   Позже, ночью, в спальне у Беренис, Каупервуд продолжал доказывать,  что
самое разумное - оставаться на прежних ролях опекуна и подопечной.
   - Понимаешь, Беви, - говорил он, - ведь именно так привыкли смотреть на
нас и Стэйн и все прочие.
   - Ты что же, пытаешься выяснить, не уйду ли я от тебя? - спросила она.
   - Не скрою, мне приходило в голову, что ты,  возможно,  подумываешь  об
этом. Ведь этот Стэйн в состоянии дать тебе все, чего бы ты ни пожелала.
   Он сидел у нее на постели. Лунный свет,  пробивавшийся  сквозь  щели  в
ставнях, не мог разогнать царивший в комнате сумрак.  Беренис  полулежала,
облокотясь на подушки, и курила.
   - И все же он не может дать мне то, что мог бы  дать  ты,  если  бы  ты
действительно хотел, - сказала она. - Но если уж тебе так нужно знать,  то
изволь: я сейчас ни о чем другом не думаю, кроме той  задачи,  которую  ты
сам же мне навязал. Между нами был уговор, и ты его нарушил. Чего же ты от
меня ждешь после этого? Чтобы  я  предоставила  тебе  свободу,  не  требуя
ничего взамен?
   - Я не жду от тебя  ничего,  что  могло  бы  быть  тебе  неприятно  или
невыгодно, - твердо сказал Каупервуд. - Я просто  предлагаю  -  в  случае,
если ты заинтересуешься Стэйном - подумать,  как  нам  остаться  для  всех
опекуном и опекаемой до тех пор, пока ты  не  утвердишься  в  своем  новом
положении. С одной стороны, - он говорил это вполне искренне, - я  был  бы
рад видеть тебя женой такого человека, как Стэйн. С другой  стороны,  если
говорить о планах,  которые  мы  с  тобой  строили,  то  без  тебя,  Беви,
откровенно говоря, они меня не слишком привлекают. Возможно, я доведу  это
дело до конца, а возможно и брошу. Все  зависит  от  настроения.  Я  знаю,
после этой истории с Лорной Мэрис ты думаешь, что я в  любую  минуту  могу
создать себе приятную жизнь. Но я-то думаю иначе. Я ведь тебе уже говорил:
это просто случайный эпизод, чувственное увлечение - и только. Будь ты  со
мной в Нью-Йорке, этого никогда бы не случилось.  Но  уж  раз  так  вышло,
остается одно  -  прийти  к  какому-то  наиболее  приемлемому  соглашению.
Говори, чего ты хочешь, ставь любые условия. - Он встал и начал шарить  на
столе, отыскивая сигары.
   Беренис слушала в  смятении.  Что  ответить  на  такой  прямой  вопрос?
Каупервуд очень дорог ей - его дела, его успех для нее чуть ли не  важнее,
чем ее собственные. А все же надо  подумать  и  о  своей  жизни,  о  своем
будущем. Вряд ли он будет с ней, когда ей стукнет тридцать пять или сорок.
Она лежала молча и думала, а Каупервуд ждал. И вот она  ответила,  подавив
смутные предчувствия, шевельнувшиеся в душе. Да, все будет, как было;  да,
конечно - в их отношениях ничто не изменится, во всяком случае  сейчас.  А
там кто знает? Ни он, ни она  не  могут  предвидеть,  какие  еще  планы  и
намерения у него возникнут.
   - Для меня ты - единственный, Фрэнк, - сказала она,  -  другого  такого
нет на свете. Лорд Стэйн мне, конечно, нравится, но я еще очень мало  знаю
его. Сейчас об этом смешно и думать. Вообще же он человек интересный, даже
обаятельный. И если ты и впредь намерен держать меня  на  задворках  своей
жизни, с моей стороны было бы очень непрактично пренебрегать Стэйном, ведь
он в самом деле может жениться на мне. А полагаться на тебя -  об  этом  и
думать нечего. Я могу, конечно, остаться с тобой и постараюсь помочь  тебе
осуществить все, что мы задумали. Но ведь и в этом случае  мне  приходится
рассчитывать на себя - только на себя. Я дарю тебе свою молодость, любовь,
все силы ума и сердца и ничего не прошу взамен.
   - Беви! - воскликнул Каупервуд, пораженный справедливостью ее  слов.  -
Это неправда!
   - Тогда докажи мне, что я ошибаюсь. Допустим, все остается по-прежнему,
- так, очевидно, и будет. Ну, и что дальше?
   - Да, признаюсь, это серьезный вопрос, - сказал Каупервуд, усаживаясь в
кресло напротив кровати. - Я не так молод, как ты, и, оставаясь  со  мной,
ты, бесспорно, многим рискуешь: о нашей связи могут узнать, и тогда все от
тебя отвернутся. Этого отрицать не приходится. А  чем  я  могу  обеспечить
тебя? Только деньгами. Но ты можешь не сомневаться: на чем бы  мы  сегодня
ни порешили, я готов немедленно  позаботиться  об  этом.  Я  оставлю  тебе
столько денег, что, если ты будешь разумно распоряжаться ими, тебе  вполне
хватит, чтобы жить припеваючи до конца своих дней.
   - Да, я знаю, - ответила Беренис. - Что и говорить, когда ты кем-нибудь
увлечен, ты сама щедрость. В этом я и не сомневалась. Меня тревожит другое
- я боюсь, что ты не любишь меня по-настоящему.  И  мне,  по-видимому,  не
только предстоит жить без любви, но и дорого заплатить  за  мою  любовь  к
тебе.
   - Я понимаю тебя, Беви, поверь, отлично понимаю. И я не вправе  просить
тебя о чем-либо - довольно и того, что ты  сама  пожелаешь  мне  подарить.
Поступай так, как для тебя будет лучше. Но обещаю тебе, дорогая:  если  ты
останешься со мной, я постараюсь быть верным тебе. И если ты  когда-нибудь
решишь расстаться со мной и выйти замуж, я обещаю не мешать тебе. Вот все,
что я хотел тебе сказать. Я ведь уже говорил - я люблю тебя, Беви. Ты  это
знаешь. Ты для меня не просто возлюбленная, а точно родное дитя.
   - Фрэнк! - она подозвала его к себе. - Ты же знаешь, я не могу уйти  от
тебя. Это выше моих сил. Это все равно, что душу разорвать пополам.
   - Беви, любимая моя девочка! - И он, как ребенка, взял ее  на  руки.  -
Как чудесно, что ты опять со мной!
   - Но один вопрос,  Фрэнк,  мы  должны  непременно  решить,  -  спокойно
сказала она, приглаживая растрепавшиеся  волосы,  -  я  имею  в  виду  это
приглашение покататься на яхте. Что ты на это скажешь?
   - Пока еще не знаю, дорогая, но, думаю, раз Стэйн так увлечен тобой, он
вряд ли будет с особой неприязнью относиться ко мне.
   - Ах ты, негодник! - рассмеялась Беренис.  -  Был  ли  когда-нибудь  на
свете другой такой отъявленный плут?
   - Ничего подобного. Перед вами просто молодой честолюбивый американский
бизнесмен, который пытается проложить себе путь  в  английских  финансовых
джунглях! Но мы поговорим об этом завтра. А сейчас меня интересуешь только
ты - ты и никто больше...



50

   Словно искусный шахматист, Каупервуд обдумывал ходы, с помощью  которых
можно было бы перехитрить всех, кто  из  желания  поддержать  национальный
престиж или из чисто эгоистических побуждений противодействовал его планам
прибрать  к  рукам  лондонскую  подземку.   Он   разработал   обширную   и
исчерпывающую программу действий, которую  предполагал  провести  в  жизнь
следующим образом.
   Прежде всего к существующей линии Чэринг-Кросс нужно будет присоединить
центральную петлю - линии Районной и Метрополитен,  где  пока  хозяйничает
такая непрактичная и склочная публика. Если дела пойдут хорошо, то все это
скоро окажется в руках у него, Стэйна и Джонсона - в сущности, у него.
   Затем, если ему удастся захватить контроль над  компаниями  Районной  и
Метрополитен, он, очевидно, сольет с ними свою компанию  по  строительству
железнодорожного оборудования и прокладке железных дорог и  тогда  создаст
объединенную компанию подземных дорог, подчинив ей все остальные компании.
   Кроме того, Каупервуд решил втайне от своих  компаньонов  перекупить  у
Эбингтона Скэрра его концессию на линию Бейкер-стрит - Ватерлоо,  а  также
приобрести линию Бромптон - Пикадилли (он знал, что она примерно  в  таком
же состоянии, как линия Чэринг-Кросс), а заодно и  некоторые  другие,  уже
существующие и еще только проектируемые линии, право на владение  которыми
он скупит через подставных лиц.
   Вот тогда-то он сможет создать новую  компанию  -  Всеобщую  лондонскую
подземную, куда вольются все предприятия Объединенной  компании  подземных
дорог, а также все концессии и линии, которые  он  сумеет  приобрести;  он
опояшет весь Лондон подземными железными дорогами и, захватив в свои  руки
контрольный пакет акций, станет подлинным хозяином всей  системы.  И  если
даже ему не удастся занять пост председателя правления  этого  гигантского
предприятия,  роль  закулисного  заправилы  ему  уж   во   всяком   случае
обеспечена. Он постарается поставить в качестве директоров компании  своих
людей, а если ему это не удастся, во всяком  случае,  он  сумеет  устроить
так, чтобы те, кто будет руководить делами, не могли нанести ни  малейшего
ущерба его интересам.
   Со временем, если все пойдет хорошо, он спокойно продаст свои  акции  и
предприятия с огромной выгодой, и пусть  компания  существует  дальше  как
хочет. Он создаст  себе  имя  -  не  только  как  организатор,  но  и  как
строитель, давший  столице  Англии  разветвленную  сеть  подземных  дорог,
построенных  по  последнему  слову  техники,  -  на  системе   лондонского
метрополитена, как и на чикагской трамвайной сети, будет лежать  отпечаток
его личности.  И  тогда  он  употребит  свое  богатство  на  содержание  и
пополнение   своей   картинной   галереи,    займется    благотворительной
деятельностью, построит больницу,  -  он  так  давно  уже  собирается  это
сделать. Кроме того, он оставит солидные  суммы  всем,  кому  он  чем-либо
обязан. Увлекательные мечты! Каких-нибудь пять, ну - шесть  лет  энергично
поработать, и он осуществит все, что задумал!
   Но проследить за всеми поступками Каупервуда и описать,  что  он  делал
для выполнения своих широких замыслов, было бы не легче, чем  уследить  за
всеми трюками и быстрыми,  неуловимыми  движениями  фокусника.  Во-первых,
Каупервуд, конечно, вел  переговоры  с  Джонсоном  и  Стэйном.  Встреча  с
Джонсоном, последовавшая сразу за примирением  с  Беренис,  показала,  что
англичане идут на соглашение гораздо охотнее,  чем  это  было  раньше.  За
время отсутствия Каупервуда,  заявил  Джонсон,  они  со  Стэйном  все  как
следует обдумали, но  выводы,  к  которым  они  пришли,  он  предпочел  бы
сообщить мистеру Каупервуду в присутствии Стэйна.
   Очень скоро после этого состоялось  совещание  на  Беркли  сквере,  где
царила не столько деловая,  сколько  светская  атмосфера.  Джонсон  где-то
задерживался, и, когда Каупервуд приехал, его еще не было. Стэйн  встретил
гостя радушно и весело и засыпал вопросами. Что происходит  в  Соединенных
Штатах? Что предвещают выборы? Нравится ли мистеру Каупервуду Лондон?  Как
поживает его подопечная - мисс Флеминг? А ее матушка?  Он  довольно  часто
наведывался к ним  в  Прайорс-Ков,  -  впрочем,  мистеру  Каупервуду  это,
наверно, известно. А какие они обе обаятельные - и мать и дочь! Тут  Стэйн
выжидательно замолчал, не спуская глаз с Каупервуда. Но тот принял вызов.
   - Вас, несомненно, интересует, в каких они со мной отношениях, - сказал
он самым любезным тоном. - Видите ли, я уже много лет знаю миссис  Картер.
Она была з