Взгляд у него был
уже не высокомерный, а почти нормальный.
     - Знаешь что, - сказал  я Ваду, пропуская слова Ерманского мимо ушей. -
Теперь давай отработаем упражнение "Диверсант". Мы его давно не делали.
     При слове "диверсант" Рекс заворчал.
     -  Да  вы что,  ребята!  - воскликнул  Виталька  уже  совсем  искренним
голосом.- Я же нарочно. Я думал, вы какие жлобы!
     - Принеси только йоду и ваты, а то, помнишь, того как отделал...
     - Не  надо, ребята.  Хотите, я  вам фонарик  "Даймон" подарю? У меня их
два, берите. И вообще, давайте дружить. Я же  думал, что вы жлобы. Надо было
бы так сразу и сказать.
     - Ну,  ладно уж...  - великодушно сказал я.  - Только не надо следующий
раз нас пугать Шекспиром и Сириусом.
     - Не буду, хочешь завтра... Как тебя зовут?
     - Виктор.
     -  Хочешь завтра в райцентр махнем? Я здесь почти  не  живу, там у  нас
своя кодла.  Такие  ребята и  девочки, закачаешься!  Ты заходи завтра ко мне
пораньше. Махнем на велосипедах. Я тебе материн дам. Час езды.
     Виталька Ерманский отряхнул штаны и удалился, прихрамывая  сразу на обе
ноги.
     Мы  побродили еще немного по улице,  смотря, как в Виталькином  доме на
тюлевых шторах движутся тени: одна женская с распущенными волосами, а другая
- Виталькина, взлохмаченная, и пошли спать.
     - Хорошо, хоть райцентр догадались построить,- сказал Вад засыпая.


        "Первая любовь (начало)"

      Во дворе в большом цинковом корыте Виталькина мать стирала  белье. Она
приветливо закивала нам:
     - Входите, входите, мальчики. Вы к Виталику? Соседи, да?  Ну и  хорошо.
Давайте знакомиться. Виталина мама. Клара Семеновна...
     Она вытерла руки фартуком и протянула их мне сразу две.
     - Какой ты уже большой. И симпатичный. Эта курточка тебе очень идет.
     Руки у Клары Семеновны были теплые и мягкие.
     - Ну,  ей-богу,  не думала,  что у моего соседа такие симпатичные дети.
Прямо  как  куколки.  Дай-ка  я  тебя  поцелую!  Иди,  иди,   мне   поручили
присматривать за вами.
     Она  притянула  меня к  себе  и поцеловала  в  щеку.  Я покраснел.  Вад
отодвинулся на безопасное расстояние и тоже покраснел.
     Стирая,  она продолжала говорить. Спрашивала,  любим ли мы папу,  маму,
хорошо ли мы учимся в школе, не балуемся ли,  много ли у нас игрушек.  Потам
она  расспросила  у нас про  Нижнеозерск.  Она болтала  до тех пор, пока  на
крыльце не появился заспанный  Виталька. Сначала при виде нас он нахмурился,
но потом, видно, вспомнил вчерашнее.
     -   Привет,  ребята!   -  сказал  он  хриплым  голосом.  Мать,  кофе  в
кают-компанию! Милости прошу, господа!
     Клара Семеновна бросила  стирать и пошла  в дом. Мы последовали за ней.
Внутри дом был еще  лучше, чем снаружи. Диван, кресла, много  картин, разные
фарфоровые штучки. Но, самое  главное, - на столе лежали радионаушники.  Они
волновались и что-то возбужденно говорили. Мы  с Вадом так  и  впились в эти
наушники. Из соседней  комнаты вышла старушка. Я узнал  в ней ту, что тащила
хворост. Старушка опять уставилась на нас любопытными молодыми глазами.
     - Мама, вскипятите воду, - попросила Клара Семеновна.
     -- Чичас, чичас, - захлопотала старушка.
     Скоро  по комнате распространился запах  кофе, который блестел  черными
зеркалами в  белых  фарфоровых чашках. Возле  каждой чашки стояли фарфоровые
блюдца. На  фарфоровых блюдцах лежали кусочки белого хлеба, кружочки колбасы
и какие-то тюбики в блестящих красивых обертках.  Возле блюдец  во множестве
размещались  ложечки,   вилочки,  ножички,   какие-то  лопаточки.  Все   это
находилось на белой скатерти, вышитой красными розами.
     Прошу к столу! - Виталька  сделал небрежный жест и сам сел  первый.  Он
помешал ложкой в  чашке, ткнул пальцем в хлеб, недоверчиво понюхал  тюбик  и
вдруг нахмурился: - А где сыр? - спросил он.
     -  Сыр  кончился,  Виталечка,  -  торопливо  ответила  мать  и смущенно
посмотрела на нас.
     Виталька нахмурился еще больше.
     - Как это кончился? Два дня назад его была целая голова.
     - Но ты же сам его отнес в райцентр, - робко вставила мать.
     - Что это за кофе без сыра?
     Виталька отшвырнул  от  себя  ложечки  и  встал  из-за стола.  Я  хотел
последовать его примеру, но у меня ноги приросли к полу. Вад тоже не отрывал
глаз от кружочков колбасы.
     Клара Семеновна подошла ко мне и погладила по голове.
     - Ты бы хоть мальчикам дал попить. Им-то все равно...
     - Им не все равно. Эти ребята не жлобы, Дожили! Сегодня же напишу отцу.
     Клара Семеновна  села за  стол и заплакала.  Она  плакала,  закрыв лицо
ладонями, м между пальцев у нее сочились слезы. Сейчас она была очень похожа
на обиженную девчонку.
     - Дай пятерку!
     Клара Семеновна  вытерла  лицо и  послушно вышла  в  соседнюю  комнату.
Виталька  подмигнул нам: видал, дескать? Я не сомневался, что всю  эту сцену
он разыграл специально для нас.
     Виталька сунул пятерку в карман и засвистел.
     - Мы возьмем твой велосипед, - небрежно сказал он,
     Я  немножко  задержался  в  комнате  и,  когда  мы  остались  с  Кларой
Семеновной одни, сказал:
     - Да  вы  не  расстраивайтесь... Мы  действительно не хотим  есть... Мы
наелись кулеша... с салом... Вот такой кусок покрошили.
     - Ничего, ничего, Витя... Вы заходите к нам почаще.
     - До свиданья.
     - До свиданья.
     Я осторожно закрыл дверь.
     Виталька мазал солидолом цепь велосипеда.
     - Бери. Хорошая машина, хоть и дамская
     - Я не умею, - признался я.
     - Не умеешь? - удивился Виталька. - Тогда садись на раму.
     - А я куда? - спросил Вад.
     - Никуда. У нас взрослая компания и взрослые дела.
     Вад обиженно засопел.
     - Мы всегда вместе,  - вступился я за брата. - Он умеет делать взрослые
дела.
     Виталька Ерманский поразмыслил.
     - Не-е. Мы будем самогон пить, а он что?
     - Я могу выпить целый стакан! - храбро сказал Вад
     - Мы будем девчонок целовать.
     -  Я  тоже...  -  начал  было  Вад, но  замолчал, не  в  силах побороть
отвращения.  Видно,  перед ним предстала какая-нибудь  сопливая физиономия с
косинками. - Я могу подождать...
     -  Нет, нет,  -  мотнул головой Виталька. - Может  быть,  нам  придется
заночевать у какой-нибудь вдовушки. Ищи-свищи тогда тебя.
     При этих словах мороз пробежал у меня по коже.
     Но Вад упрямо нагнул голову:
     - Я тоже могу заночевать.
     Если Вад заупрямится, переупрямить его невозможно.
     - Ладно, иди, - сказал Виталька. - Узнаешь - второй раз не запросишься.
     Мы двинулись вдоль улицы. Виталька вел велосипед за руль.
     - Кто у тебя отец? - спросил Виталька.
     - Кузнец.
     -  А...  Вот у меня отец - это да!  - сказал Виталька  с восхищением. -
Профессор!
     - Ты любишь своего отца? - удивился Вад,
     - Еще как! Когда мы жили в Москве...
     - Вы жили в Москве?
     - Ну да.
     - А как же сюда попали?
     - Отца в Германию назначили, а мать он в Утиное сослал к ее матери.
     - Сослал? За что?
     - Значит, надо.  Отец  знает, что делает. Она  теперь вот где у меня, -
Виталька показал зажатый кулак. -  Отец приказал перед отъездом: гляди в оба
за ней. Чуть что - пиши. Мое слово - закон. Видели утром?  Ходит тут один...
агроном. Книжки носит. Стоит отцу намекнуть про эти книжки- он ей всыплет по
первое число.
     - Здорово!- восхищенно  сказал  Вад. Перспектива захвата власти в семье
волновала его давно.
     -  Может быть, отец приедет  зимой. Посмотришь  тогда  на него. Знаешь,
какой красивый!
     - Еще красивей матери?
     - Хо! Сказал  тоже! Мать на куклу похожа, а отец знаешь какой! Сильный,
высокий, волосы  курчавые, нос, как у грека.  А умный!  Все книги  читал! Ты
читал Жан-Жака Руссо?
     - Нет...
     - Про бесклассовое общество. Здорово! Живи как  хочешь! Никто над тобой
не хозяин. А "Женщины мира" читал?
     Я подавленно молчал. В Нижнеозерске я слыл самым начитанным человекам.
     - Я  читал Вальтера  Скотта!  - пустил я свой главный  козырь. Ни  один
мальчишка почему-то  не может даже слышать про Вальтера  Скотта, а я нарочно
прочитал все, что было у нас в районной библиотеке.
     - Хо! Вальтер  Скотт. Я прочитал  его всего еще в детстве. Вот "Женщины
мира" - это да. Еще с буквой "ять". Там про каждую  нацию написано, даже про
туземцев. А французские открытки видел?
     - Немецкие видел.
     Среди пацанов они ходили целыми  пачками, цветные,  отделанные золотом,
на разные темы.
     - Немецкие  -  грубые.  Я у отца  из стола  стащил.  Он  в министерстве
работал. А потом его в Германию перевели. Какое они  добро награбили,  назад
возвращать. Картины  там  всякие, золото, бриллианты.  Он их  как свои  пять
пальцев знает.
     - А на войне он был? - спросил я.
     -- Профессоров на войну не посылают.
     - А мой отец был... Два ордена дали.
     - Ну, твой - кузнец.
     Такое зазнайство  мне не очень понравилось, но я  промолчал:  профессор
есть профессор, а кузнец есть кузнец, и тут ничего не поделаешь.
     - Я бы и  сейчас в  Москве жил, - вздохнул Виталька.  - Все через мать.
Влюбилась  в одного артиста.  Цыган какой-то. Черный,  страшный,  а она, как
ненормальная, на  его концерты бегает, цветы дарит. Было бы на что смотреть!
Ну отец  узнал, рассердился и,  когда уезжал,  законопатил нас сюда.  Хоть и
велосипед  мне прислал, и пугач, и жратва немецкая есть, райцентр под боком,
но все равно не Москва. Там, как выйдешь на улицу...
     Виталька ударился в воспоминания.
     - Слышь, - сказал я. - Я деньги дома забыл.
     - У меня есть пятерка, - махнул рукой Виталька.- Хватит.
     Но  мои слова навели его на какие-то размышления, и он  через некоторое
время спросил:
     - А сколько у тебя денег?
     - Двести, - сказал я.
     - Сколько?! - Виталька Ерманский был явно удивлен. - Где ты их взял?
     - Отец дал... на хозяйство...
     Ерманский оживился.
     -  Это  хорошо.  Мы сможем сходить в чайную  и кутнуть как следует.  Ты
знаешь, один раз в Москве завалились мы в "Метрополь"...
     - Так сбегать?
     - Дуй. Мы подождем здесь.
     Я  побежал назад.  По дороге я нарвал  полевых цветов  и  спеленал их в
тугой букет.
     Я  подошел к Виталикиному дому. Все  окна были открыты настежь. Из окон
слышался смех. Я был сильно удивлен. Кто же мог смеяться в Виталькином доме?
Я  встал на завалинку  и  осторожно заглянул  в  окно.  За  чистым  накрытым
нарядной скатертью  столом сидела Клара Семеновна и смеялась. Напротив нее с
книгой  в руках сидел  высокий мужчина в белой рубашке и что-то читал вслух.
Сбоку, на тумбочке, в стеклянной банке из-под консервов стоял  большой букет
полевых цветов. Там были, как и у меня, ромашки, васильки и донник  - вполне
понятно, других цветов вокруг Утиного не росло.
     Я  соскочил с завалинки и пошел домой  за  деньгами. По дороге я бросил
букет в траву.


        "Вторая любовь (начало)"

     - Принес? - спросил Виталька.
     - Ага. Тридцатка.
     -- Тридцатка- это вещь.
     Ерманский спрятал деньги в карман, вскочил на велосипед и дал команду:
     - Цепляйсь!
     Мы схватились за багажник и побежали за велосипедом. Часа через полтора
мы были в  райцентре. Райцентр сильно отличался от Нижнеозерска. Был он весь
построен  из белого  камня и абсолютно  не  разрушен.  Почти все  дома  были
старинные  с узкими  окнами,  похожими на бойницы, с какими-то  башенками, с
пузатыми  балконами,   которые  доставали   почти  до   середины  улицы.   В
Нижнеозерске  после  дождя  все  улицы  утопали  в  грязи,  а  потом  неделю
приходилось спотыкаться  на кочках. Здесь же земля была песчаная, а  кое-где
даже вылощена булыжником. Да и люди  здесь были какие-то другие: чище одеты,
меньше нищих, раненых, совсем не было блатных и шпаны.
     Виталькину "кодлу"  мы  нашли на речке. Вокруг  потрепанного  патефона,
стоящего  прямо  на  песке,  расположились человек пятнадцать  мальчишек.  В
центре группы  на охапке сена  возлежал  черный, как  негр, детина  с  одной
ногой.  Сразу было  видно, что  он  тут главный.  Возле суетились  несколько
человек. Один  поливал  из ржавого котелка  ему спину,  другой делал массаж,
третий что-то шептал на ухо.
     - Здравствуй, Комендант, -  сказал Ерманский  заискивающим голосом. - Я
вот тут привел... Хорошие ребята... Примем?
     Я никогда не думал, что самоуверенный Виталька умеет так разговаривать.
     - Кто такие? - вяло спросил Комендант.
     - Недавно приехали... Хорошие ребята... Свои...
     - Я же сказал, чтоб никто не смел водить сюда всякую шваль.
     - Это не шваль, Комендант.  Овчарка у  них. Знаешь  какая! Сила! Она на
фронте была, раненых таскать может.
     -  А  ну,  мелочь  пузатая,  подь сюда, -  сказал Комендант без всякого
интереса.
     Начало мне не очень понравилось, но я все-таки решил подойти. Комендант
лежал черный, блестящий на солнце.
     - Ближе.
     Комендант даже глаза закрыл, так ему не хотелось смотреть на меня.
     - Что такое? - опросил я как можно независимее.
     Неожиданный сильный удар  свалил  меня на  землю.  Я вскочил, ничего не
понимая. Комендант уже лежал как  ни в чем не бывало, расслабленный и вялый,
но  глаза из-под  прикрытых век следили за мной очень зорко. Я понял, что он
выжидает момент для нового удара.
     Но в это время сзади на него кинулся Вад. Пока не ожидавший нападения с
этой стороны Комендант  принимал меры к отражению атаки, я поспешил Ваду  на
помощь. Он был очень сильный, этот Комендант, хотя и без  одной  ноги.  Зато
руки - как железные.  И мускулы на животе катались, словно шарикоподшипники.
Но  все-таки  нас  было двое,  и  мы  сумели  ему несколько раз очень хорошо
врезать.  Вад  даже  успел укусить его  за ухо, а он  умел кусаться  не хуже
бульдога.
     Но тут  на нас навалилась вся "кодла" во главе с парнем, который шептал
Коменданту на ухо,  в том числе  и  гад, скот, предатель Виталька Ерманский.
Конечно,  они  вмиг  скрутили  нас.  Кое-кому  мы успели хорошо  заехать,  в
частности предателю Ерманскому.
     Они  положили нас  возле ног  Коменданта. На  каждой нашей руке и  ноге
сидело по человеку.
     - Ну, что будем с ними делать, Комендант? -  спросил Шептун, неприятный
рыжий хлипкий тип. - Топить будем? Или на костре пяточки немножко погреем?
     - Отпусти.
     Все неуверенно поднялись с нас. Комендант лежал на сене, прикрыв глаза.
     - Действительно хорошие ребята, - сказал он.
     - А  ты гад! - спокойно  ответил Вад  и врезал со всей  силы Коменданту
ребром своей железной ладони.
     Все  опешили. Комендант удивленно открыл глаза и тут же  прикрыл их. Он
даже не пошевелился.
     - Хорошие ребята, - повторил он спокойно.
     - А ты подонок. Чихал я на тебя! Завтра приведу овчарку, она тебе горло
перегрызет. Она  всю вашу  чесоточную шайку за  десять минут перегрызет. Она
много фашистов перегрызла, а вы хуже фашистов.
     Шептун так и завертелся на месте.
     - На костер их! - завопил он, как в былые времена кричали инквизиторы.
     Толпа зароптала, поглядывая на Коменданта.
     - Дай им самогону.
     Шептун застыл от удивления.
     - Чего? - переспросил он.
     - Самогону. Живо. Ну, - сказал Комендант, не повышая голоса.
     При всеобщем молчании Шептун сходил к реке и принес бутылку.
     - Я бы их не самогоном напоил, - проворчал он,- а... из-под лошади.
     - Ах ты... - возмутился Вад и отвесил в тощий зад Шептуна пинок.
     Тут, конечно, он  хватил  через край.  Шептун, не зная, что ему делать,
беспомощно  глядел  то  на "кодлу",  то  на Коменданта.  "Кодла" заворчала и
придвинулась. Она ожидала лишь слова Коменданта, чтобы расправиться с нами.
     И тут вдруг Комендант  рассмеялся. Все, в том числе и мы, уставились на
него.
     - Хорошие ребята, -  сказал  он. - Большой пусть  остается.  Другой мал
еще, немножко подрастет, тогда...
     Комендант  потянулся к  патефону  и  лениво стал  накручивать  пружину.
Замелькала  белая рентгеновская  пленка с  проглядывающими  оттуда  ребрами,
послышалось хрипение, и кто-то неожиданно чисто и искренне сказал:
     - Студенточка, заря вечерняя...
     Нас  обступили,  стали  рассматривать, похлопывать по  плечу,  задавать
всякие вопросы. Все вдруг оказались очень хорошими пацанами.
     -  Ты  извини,  -  сказал  Виталька  Ерманский, наливая  мне  в  кружку
самогона. - Но у нас закон, все за одного. Даже если ты мне друг.
     - Извиняю, - великодушно сказал я. - Хоть ты и вывернул мне руку....
     - А ты мне  по шее врезал, - радостно перебил  Виталька. - Знаешь,  как
больно! Аж искры полетели.
     Шептун крутился тут же.
     - Ну и молодцы,- вертел он своей рыжей башкой.-
     Умеете драться. Особенно вот ты, шкетик!
     - Сам ты шкетик, - отрезал Вад, но было видно, что ему приятно.
     Мы разделись и пошли купаться.
     Река была неплохая: чистая, глубокая, и течения почти нет. Шептун полез
следом. Он путался  все время у меня под ногами и всячески пытался завоевать
доверие.
     - У меня лук есть. Хочешь, дам пострелять?
     - Сегодня по садам рейд будем делать. Ты пойдешь с нами?
     -  Слышь,  а  у тебя  есть девчонка?  Хочешь,  познакомлю? Знаешь какая
красивая!
     И так  далее. Он  не успокоился и на берегу. Рассказывал разные истории
из жизни "кодлы", приставал с вопросами. Мое  безразличие явно угнетало его.
Есть такая порода пацанов: пока не примешь его в друзья - не отстанет.
     Он  все кружился  и  кружился вокруг меня,  а  потом с загадочным видом
исчез и через некоторое время появился с маленькой полной девчонкой.
     -  Знакомься, - оказал он, показывая на меня грязным пальцем. - Страшно
сильный парень. И овчарка у него есть.
     Я встал и пожал протянутую ладошку.
     - Виктор.
     - Лора.
     Она критически осмотрела меня.
     - Ты правда сильный?
     Я скромно пожал плечами.
     - И овчарка у тебя есть?
     - Да.
     - Злая?
     - Она на войне воевала. Запросто может загрызть человека.
     Лора тряхнула длинными, разбросанными по плечам волосами.
     - Пойдем купаться?
     - Ага, идите, идите, - потер руки рыжий парень и шепнул мне на  ухо:  -
Ты ей понравился. Она знаешь уже скольких отшила!
     Лора плавала медленно, но красиво. Ее тень на  дне была похожа  на тень
сорванной и плывущей по течению лилии.
     - Давай играть в прятки? - предложила она.
     Она ныряла неглубоко, производила страшно много шума, и я легко находил
ее.
     - Ты, наверно, видишь в воде?
     - Да.
     - А у меня болят глаза. У тебя не болят?
     - Нет. Я привык. Там, где я жил, надо было плавать с открытыми глазами.
Немцы наставили  в  воде  много  мин.  Кто  плавал  с  закрытыми  глазами  -
подрывался.
     - Ты по-всякому умеешь?
     - Да.
     - А на высокие деревья ты умеешь влазить?
     - Да.
     - А прыгать со второго этажа?
     - Да.
     - А на лыжах с крутизны?
     - Умею.
     - Ты, наверно, все умеешь?
     - Там, где я жил,  надо уметь все. Если не умеешь - подорвешься на мине
или еще чего-нибудь... Это не то, что у вас, тихий край.
     Она  перевернулась на спину и, раскинув  руки,  еле-еле  водила ногами.
Теперь ее тень на песке была похожа на тень самолета.
     - А целоваться ты умеешь?
     От неожиданности я хлебнул воды.
     - Тьфу... конечно...
     - Ты со многими девчонками дружил?
     - Да.
     - Со сколькими... приблизительно?
     - С восемью... нет, с двенадцатью...
     Она удивленно бултыхнулась со спины на живот. Я понял, что перехватил.
     - А ты?
     - Я ни с кем...
     Она явно врала.
     - Догоняй!
     Мы  легли  в  тень,  под  куст. Она действительно была  очень  красива.
Особенно волосы. Желтые, густые, длинные, до самых плеч.
     - У тебя, правда, было... двенадцать?
     - Конечно.
     - Поклянись.
     - Клянусь.
     - И ты их всех любил?
     - Разумеется.
     - Ты... наверно, не захочешь со мной ходить?
     - Нет, почему же...
     - Тогда д