о.  У  Илико  отелилась  корова.  Хромой
Архипо  отдал  богу  душу,  похоронили  в прошлое  воскресенье.
Матрена  наконец-то  выдала замуж свою  черную, как  головешка,
девку.  Я  и  Илико  посылаем  к  тебе  Иллариона  с  небольшим
гостинцем.  Присмотри как следует за ним.  Бедняга  жалуется на
глаз.  Ты уж постарайся,  пожалуйста,  поговори с  профессорами
пусть вылечат нашего  Иллариона.  Вот и все, мой мальчик.  Мери
и все соседи шлют тебе привет.  Крепко тебя целует твоя бабушка
Ольга".

Целый день Зурико читает и  перечитывает  это письмо.  Читает и
на другой  день, и на третий.  Ему хочется  плакать и смеяться,
кричать  и  петь.  К  черту  Тбилиси,  учение,  диплом!  Зурико
соберет свои пожитки, купит билет и поедет в деревню, туда, где
его ждут  бабушка  и...  Мери.  Поедет!  Обнимет  свою  добрую,
старую бабушку, а потом пойдет к Мери и спросит:
     -- Тебе холодно?
     -- Холодно, -- ответит Мери.

Зурико снимет тулуп,  накинет на ее озябшие  плечи,  обнимет, и
так они будут шагать до утра по белому нетронутому снегу...

     ЕЩЕ ОДИН ОДНОГЛАЗЫЙ

     Уже месяц, как Илларион живет у меня. Ему не  нравится  ни
моя комната, ни моя библиотека.
     --  Бальзак  --  "Шагреневая  кожа", Ромен Роллан -- "Кола
Брюньон", Проспер Мериме -- "Матео Фальконе",  Гюго  --  "Собор
Парижской  богоматери",  Джавахишвили -- "Квачи Квачантирадзе",
Диккенс -- "Давид Копперфильд", Галактион Табидзе -- "Избранные
стихи", Омар Хайям -- "Рубаи", Гамсахурдиа -- "Похищение луны",
Илья... Акакий... Важа... Казбеги, Чонкадзе, --  перебирает  он
книги  на полке, потом смотрит на меня поверх очков и удивленно
спрашивает:
     -- А куда ты дел Эгнатэ Ниношвили?
     -- Они ничем не хуже Эгнатэ, -- успокаиваю я Ил- лариона.
     -- Не хуже? Кто из них может стать рядом с Эгнатэ?!
     -- Все!
     -- Кто, например? Половину этих фамилий первый раз слышу!
     -- А ты прочти -- и узнаешь, -- говорю я.

Илларион  смотрит  на меня с  нескрываемой  иронией и  небрежно
перелистывает книги...

...Весь  день  мы  бродим  по  городу,  заходим  почти  во  все
магазины.  Илларион  долго, с  вожделением  смотрит на  красное
кожаное пальто,  подбитое  мехом.  Потом  начинается  детальное
ознакомление с магазином скобяных изделий.  Илларион  тщательно
осматривает  привязанные к прилавку напильники, молотки, пилы и
замки.  Потом  осведомляется  -- нет ли в продаже  аппарата  для
опрыскивания  виноградников, и, не дожидаясь ответа, выходит из
магазина.  Дольше  всего мы  задерживаемся  в  магазине  "Охот-
союза".
     -- Порох есть -- шепотом спрашивает Илларион  у  продавца,
перегнувшись через прилавок.
     -- Heт! -- коротко отвечает продавец.
     -- Дробь?
     -- Нет!
     -- Эзала?
     --  Это  еще  что  за  черт  --  эзала?  -- повышает голос
продавец.
     -- Капсюль, несчастный1 -- повышает голос и Ил- ларион. --
Пыж!
     -- Выражайся повежливее! -- кричит продавец.  --  Кого  ты
называешь пижоном?1
     --  А  ты чего орешь, словно раненый медведь? -- наступает
Илларион.
     -- Что ты сказал? -- бледнеет продавец. -- Уберите  отсюда
этого  ненормального,  иначе  убью его на месте! Дело принимает
серьезный оборот, и я спешу вывести Иллариона из магазина.
     -- Чем ты меня убьешь, несчастный, -- кричит Илларион,  --
у тебя ведь нет ни пороха, ни дроби!

...Иногда  мы  совершаем  поездки на трамвае  или  троллейбусе.
Билеты, как правило, приобретает Илларион, потому что я студент
и у меня своего горя достаточно.  Вначале  Илларион  радовался,
когда  кондукторша,  получая от него деньги,  подмигивала  ему,
щекотала  ладонь, но билета не давала, -- понравился, мол, думал
он.  Но  однажды,  когда  такую  же  процедуру  с ним  проделал
здоровенный детина-кондуктор, Илларион не вытерпел и гаркнул на
весь вагон:
     --  Ты  мне не подмигивай, лучше давай билет, а то залеплю
по морде!

Вечерами  мы  ходим  в  кино.  Водил я  Иллариона  и в цирк и в
зоопарк -- хочу удивить его чем-нибудь.  Но в Тбилиси  Иллариона
ничего не удивляет, кроме трех вещей:  первое -- когда я успеваю
заниматься;  второе -- почему у клоуна в цирке  зеленые  волосы;
третье -- как могут жить люди в городе  без вина  "иза-  беллы",
лука-порея и подогретого мчади.

В свободные от культпоходов вечера мы сидим у тети Марты вокруг
пузатого  желтого  самовара,  Илларион  рассказывает нам разные
истории, мы пьем  кипяток и хохочем.  Иллариону  нравится  тетя
Марта, и тете Марте  нравится мой Илларион, -- у него,  говорит,
настоящий орлиный нос.

Я и Илларион  спим вместе, в одной  постели.  Перед сном он или
читает, или разбирает  прочитанное,  или  расспрашивает  меня о
городских  делах, или  проповедует  мораль.  Иногда  все это он
делает   вместе.   Софья   лежит   между   нами,    внимательно
прислушивается к нашей беседе и блаженно  мурлычет.  Илларион с
первого же дня  невзлюбил  Софью.  Она платит ему  взаимностью.
Когда  Софья  впервые  увидела в моей  постели  Иллариона,  она
выгнула  спину, задрала хвост и недовольно  фыркнула.  Илларион
безо всякого вступления схватил Софью за загривок, открыл окно,
и не  успел я  опомниться,  как  Софья  оказалась  в  снегу.  Я
объяснил  Иллариону, что Софья -- равноправный член нашей семьи.
Так же, по возможности, разъяснил Софье, что Илларион -- близкий
нам   человек.   Было   достигнуто   временное   перемирие.  Но
восстановить прочный мир мне так и не удалось.
     -- Прогони ее к чертям,  покоя  от  нее  нет!  --  говорит
Илларион.
     -- А чем она мешает тебе? -- говорю я.
     -- Как не мешает, когда я ночью боюсь пошевелиться, -- еще
раздавишь ее, проклятую!
     -- А ты не шевелисьl
     -- Может, мне перестать дышать?
     -- Куда же я ее денут
     -- Пусть дрыхнет под кушеткой!
     -- Под кушеткой холодно!
     -- Хорошо! Тогда под кушетку полезу я, а она пусть нежится
в постели!
     -- Пожалуйста! Лезь!

Илларион  ничего не отвечает,  хватает кошку за хвост и швыряет
на пол.  Софья жалобно  мяукает,  лезет под кушетку и терпеливо
ждет, пока не раздастся храп  Иллариона,  чтобы вновь залезть в
постель и занять  свое  законное  место.  Но Илларион  долго не
засыпает.

...Илларион  болен.  У него  болит  левый  глаз,  очень  болит.
Любовь ко мне и болезнь привели  Иллариона в Тбилиси.  Илларион
не трус, но идти к врачу  боится,  про  больницу  и слышать  не
желает!  А глаз  болит все  больше.  По ночам  боль  становится
просто  нестерпимой.  Бедный  Илларион готов лезть на стену.  Я
хожу за ним, успокаиваю, как могу, -- напрасно...

Наконец я решаю, что ждать больше нельзя.

Мы  одеваемся,  заворачиваем  в  газету  бутылку  водки  и один
хачапури и, по рекомендации тети Марты, отправляемся в Сололаки
к частному  врачу.  Правда,  он сам  одноглазый,  сказала  тетя
Марта, но зато самый искусный,  самый  знаменитый  врач во всем
городе, участник  Отечественной войны, который, оказывается, за
какой-нибудь  месяц  вылечил  ее от  ячменя.  Поэтому  мы очень
удивились,  не  увидев  перед  домом  врача  очереди  ожидающих
пациентов.
     -- Я погиб! Видно, у него сегодня нет приема! -- простонал
Илларион.
     -- Ничего, Илларион, не волнуйся! Пойду, брошусь перед ним
на колени,   уговорю   принять!   --  успокоил  я  Иллариона  и
решительно постучал в дверь.  В  коридоре  что-то  загрохотало,
потом  раздался  шепот,  потом  кто-то  с шумом захлопнул дверь
комнаты, снова раздался грохот, и дверь  открылась.  На  пороге
стояла  маленькая  испуганная  женщина.  В нечесаных волосах ее
торчали пух и перья из подушки. Извините, пожалуйста, --  начал
я,  -- у уважаемого профессора сегодня, кажется, нет приема, но
мой дядя приехал из деревни, у него страш...
     -- Ну вас... -- оборвала меня женщина, -- а я думала -- вы
инкассаторы! Женщина  проворно  вкочила  на  стул,  достала  из
кармана  халата  скрюченный кусок проволки -- жулик", затолкала
его под электрический счетчик и спрыгнула.
     -- Ну, что хотите?
     -- Уважаемый доктор должен обязательно  принять  нас.  Без
этого  мы  не  уйдем  отсюда!  --  сказал  я  и  приготовился к
отражению атаки.
     -- Что  вы,  что  вы!  Сию  минуту!  Пожалуйста  сюда,  --
засуетилась  женщина.  --  А  кто вас направил к нам? Пройдите,
пожалуйста, в комнату! .. Мамонтий! Мамонтий!  Больные  пришли!
Больные!  Женщина  схватила  нас  за руки, втолкнула в комнату,
снаружи заперла дверь на ключ и с криком ".Мамонтий! Мамонтий!"
убежала. Спустя минуту  в  комнату  ворвался  высокий  небритый
мужчина  в  полосатой  пижаме. Один глаза у него был зеленый, а
другой -- красный.
     -- Садитесь! -- сказал он строго. Мы огляделись. В комнате
стояли кровать, письменный стол и два стула.
     -- Сюда сядет больной, сюда сопровождающий,- указал он  на
стул и кровать; сам подсел к письменному столу.
     Мы заняли указанные места.
     -- На что жалуетесь? -- спросил врач.
     -- На глаз! -- ответил Илларион.
     -- А в чем дело? Болит?
     -- Нет, танцует! Не видишь? Слепну.
     -- Чем лечился в деревне?
     -- Сперва чаем промывал, потом сырым молоком...
     -- А сахаром не пробовал?
     -- Смеешься?! -- обиделся Илларион.
     --  Наоборот!  Видать,  много  у  тебя  молока и чаю! Вино
пьешь?
     -- Пью!
     -- Нехорошо!
     -- Я хорошее вино пью! -- успокоил его Илларион.

--  Kyришь?

--  Курю!
     -- Тогда дай закурить? -- попросил врач.
     -- Угости  его  папироской!  --  сказал  мне  Илларион.  Я
протянул  пачку.  Врач  достал  две  папиросы,  одну  тотчас же
засунул себе в рот, другую -- за ухо.
     -- Выкурю после обеда, -- пояснил он.
     -- Возьмите, пожалуйста, еще!
     -- Так и быть, из уважения к тебе, после обеда выкурю  две
штуки!  --  сказал  врач,  достал  из пачки еще одну папиросу и
заложил за второе ухо.

Хорошо  еще,  что у  него  было  только  два  уха,  иначе  мы с
Илларионом остались бы в тот день без папирос.

Накурившись,  он пересел  ближе к Иллариону  и ткнул  пальцем в
больной глаз.  Илларион подскочил.
     -- Больно?
     -- А ты как думаешь?
     -- Нервный?
     -- Не то что нервный -- сумасшедшим стал! На стенку  готов
лезть! -- сказал Илларион.
     --  Мда-а,  на то и глаз... Вот, помню, у меня болел глаз,
так зто была боль! Насилу меня из петли вынули!
     -- Что же  с  тобой  стряслось!  --  спросил  сочувственно
Илларион  и  знаками  приказал  мне  поставить  на стол водку и
хачапури.

Я повиновался.
     -- Что это такое? -- закричал врач.
     -- Прохладно у тебя, не мешало бы  пропустить  по  одной,-
сказал Илларион.
     --  Только  по  одной!  --  согласился  врач  и  встряхнул
бутылку.
     -- Чача! Шестьдесят градусов! -- сказал Илларион и высыпал
карандаши  из   лежавшего   на   столе   небольшого   глиняного
кувшинчика. Потом наполнил его водкой и протянул врачу.
     -- За ваше здоровье! -- сказал врач, одним духом опорожнил
кувшинчик, крякнул, замотал головой и набросился на хачапури.

Выпили и мы.

После второй чарки врач продолжал начатый разговор:
     -- Вот когда у меня болел глаз... Как тебя звать?
     -- Илларион.
     -- А тебя?
     -- Зурико!
     --  Так  вот... Окружили меня врачи... Пичкают лекарствами
--  это,  говорят,  немецкое,  это  --  американское,  это   --
домашнее... Куда там! .. Как тебя звать?
     -- Зурико!
     -- За здоровье Иллариона! -- сказал врач.
     -- За здоровье доктора! -- сказал Илларион.

Выпили по третьей.  Врач  потрепал меня по щеке и снова спросил
мое имя.  Потом я потрепал врача по щеке и сказал:  "Зурико!  "
     --   Окружили   меня,  дорогой  Зурико,  врачи  и  пичкают
лекарствами.  Но,  скажи,  приходилось  тебе  видеть  больного,
которого вылечил бы врач?
     -- Что вы?! -- удивился я.- Никогда!
     -- Так вот... Лечили, лечили меня, пока не выколупали глаз
и не застеклили  дырку.  Но  ничего  --  чистая работа. Заметно
разве? А ну, присмотритесь как следует!  Илларион  уставился  в
глаза врача.
     -- Это который же?
     -- Вот этот, красный!
     --  Ей-богу,  совсем  как настоящий! А если в зеленый цвет
покрасить -- совсем незаметно будет. -- То-то! А у тебя который
глаз болит?
     -- Доктор, может, у  тебя  оба  глаза  --  стеклянные?  --
повысил голос Илларион.
     --  Честное  слово,  только  один!  Говорил ведь тебе, что
незаметно! -- обрадовался врач.
     -- За здоровье всех здоровых! -- поднял Илларион чашу.- Да
избавит нас бог от чумы, врачей и всякой напасти.
     -- Я -- врач,- начал хозяин, приняв чашу,- у меня, правда,
нет диплома и на дверях не висит мрамор ная табличка, но все же
я -- врач! .. Кое-кто в министерстве  недоволен  моей  работой,
пописывают на меня анонимки, штрафуют, но мне наплевать! .. Мои
знания  --  всегда  со мной! .. Меня многие не любят!.. Больные
никогда не любят врачей! Это общеизвестно! А вот  врачи  всегда
любят  больных!  ..  Разве  врачам можно доверять?.. Никогда!..
Хе-хе, врачи, дай им только волю, мир в могилу сведут!  ..  Как
тебя звать?..
     --  Его зовут Зурико, а тебе хватит пить, иначе без мозгов
останешься! -- рассердился Илларион.- Это тебе не глаза, заново
не вставишь!
     --  Ерунда!  ..  Современная  медицина  дошла   до   того,
дорогой... Как тебя зовут? -- спросил врач у Иллариона.
     --  Никак  меня не зовут. Если можешь, скажи, что у меня с
глазом, а нет -- свалю тебя в постель, и все!
     -- ...Сейчас медицина дошла до того, что скоро не  то  что
мозг -- всего человека заменить смогут. Скажем, привели к врачу
живого человека, посадили в кресло... Нажал врач на кнопку и --
нате! -- забирайте, пожалуйста, мертвеца!.. А ты думал, как?
     -- Это я и без тебя знаю! -- буркнул Илларион.
     --  А  если знаешь,- чего боишься? Подумаешь, выколют тебе
глаз! Зато вставят новый -- получше  прежнего!  Чем  стеклянный
глаз  хуже  настоящего,  скажи  мне?  Стеклянный  глаз  вынешь,
положишь в стакан с  водой,  а  сам  спи  себе  спокойно!  Или,
скажем,  умываешься,  и  вдруг  мыло  попало в глаз! Настоящему
глазу от мыла одна неприятность, а стеклянному -- хоть бы  что!
Или  еще лучше: сидишь себе у камина, греешься, глядишь -- бац!
--  искра  угодила  в  глаз!  Настоящий  глаз  от  этого  может
ослепнуть,  а  стеклянный  и  не почувствует! .. Скажу тебе еще
лучше...
     -- Ну, нет, брат, лучше не скажешь! -- вздохнул Илларион.-
И какой это болван назвал тебя  врачом?  Ты  же  гений.  Я  уже
начинаю  думать,  может,  выколоть  тебe  оба  глаза и вставить
стеклянные, а?
     -- А как вы думали?! Медицина, брат, великое дело!.. Долой
настоящие глаза! Да здравствует искусственный глаз!
     -- Да  здравствует  искусственный  глаз!  --  подхватил  я
провозглашенный  врачом  лозунг  и  продолжал: Этот человек для
меня дороже всего на свете, это  мой  Илларион,  у  него  болит
глаз...
     -- Какой глаз? ! -- спросил врач и с недоумением уставился
на меня.
     -- Все тот же! -- сказал я.
     --  А  вот  мы его сейчас и удалим! В два счета!.. Вабале!
Неси сюда кипяток и нож! -- Врач  икнул  и  опустил  голову  на
стол.
     -- Что принести? -- приоткрыла дверь Вабале.
     --  Принеси  таз и поставь перед ним,- сказал Илларион. --
Господи! Что с ним! -- вскричала Вабале.
     -- Пока ничего особенного? -- ответил я.
     -- Мамонтий, Мамонтий! -- запричитала женщина.
     --  Интересно,  какой  идиот  его   крестил!   --   сказал
Илларион."Мамонтий"!  Ну  что  это  за  имя?  Лучше  назвали бы
Серапионой! Как ты думаешь, Зурикела, подходящее для  него  имя
-- Серапиона? Я широко улыбнулся, но ничего не ответил. Комната
то  озарялась ярким светом, то погружалась в темноту, стены все
время раскачивались.
     -- Что вы с  ним  сделали?  --  набросилась  на  Иллариона
Вабале.  -- Проваливай отсюда! -- огрызнулся Илларион.- При чем
тут мы?  Не  умеет  пить,  нечего  было  хлестать  водку!  Даже
осмотреть меня не успел, подлец!
     --  Не  волнуйся,  Илларион, я сам тебя осмотрю! сказал я,
взял со стола указку и ткнул ею в приколотую к  стене  таблицу:
-- Какая это буква, дорогой мой . Илларион?

--  Какая, солнышко?  -- спросил меня Илларион.
     -- Вот эта!
     -- Какая, кретин, прочти!
     -- Вот эта -- "ч"! -- сказал я.
     -- Чу! -- сказал Илларион.
     --  Умница,  дядя  Илларион, да ты прекрасно видишь! А это
какая буква?
     -- А ну-ка, которая?
     -- На перевернутое "т" похожа!
     -- Наверное, "ш",- догадался Илларион.
     -- Иди, я тебя поцелую,- сказал я.

Мы обнялись.
     -- Вон! -- завизжала Бабале.- Убирайтесь!
     -- Ладно, ладно... Уйдем... Все  равно  пользы  от  твоего
мамонта -- как от покойника.
     -- Убирайтесь! -- прошипела Бабале.
     --  "Я  гуриец,  ты  гуриец,  ре-е-еро-о",-  затянул песню
Илларион, обнял меня за плечи, и мы, пошатываясь, покинули  дом
Мамонтия Цверава...

...В  ту  ночь  боль  в  глазу  Иллариона  стала   невыносимой.
Пришлось  вызвать машину "Скорой помощи",  Илларион  улыбался и
утешал меня:
     -- Ну что ты приуныл, дурачок? Не бойся, ничего со мной не
случится.   Зато  для  твоей  Софьи  какой  праздник  наступил,
развалится теперь на моем месте, как барыня! Ну,  выше  голову!
Кому  я  говорю?!  Я  стоял  во  дворе,  зареванный и жалкий, и
смотрел на Иллариона. Голос его звучал бодро,  на  лице  играла
деланая  улыбка,  но  я  видел,  как  у  него дрожали губы и по
морщинистым щекам текли слезы. Пятнадцать дней спустя  Илларион
выписался  из  больницы  без  глаза.  Он молча вошел в комнату,
молча сел. Я ни о чем не спрашивал его, он тоже  ни  о  чем  не
говорил.  Так  продолжалось  всю  неделю.  Я  аккуратно посещал
лекции, был со всеми вежлив и предупредителен, а после  занятий
сломя голову мчался домой, к моему Иллариону.

Однажды,  вернувшись из  университета, я не застал  Иллариона в
комнате.  Я выглянул в окно -- и замер.  Была  теплая  солнечная
погода.  Илларион  сидел во дворе на стуле под  шелковицей.  На
коленях у него примостилась  Софья.  устремив в небо задумчивый
взгляд,  Илларион  курил, нежно  поглаживая по спине  притихшую
Софью,   и  о   чем-то   вполголоса   с  ней   разговаривал.  Я
прислушался.
     --  Тебе говорят, глупая, тебе! Понимаешь, что значит быть
безглазым? Это значит --  не  видеть  солнца,  луны,  деревьев,
людей...  Жить  в  кромешной тьме... Если бы я не согласился на
операцию, пришлось бы вообще потерять зрение. Поняла? Ни  черта
ты  не  поняла,  дуреха! Эх, был бы здесь наш Мурада!.. А ты --
глупое создание! .. Что, обиделась? Ну,  будет,  будет  тебе...
Как  же  я  теперь вернусь в деревню? Всю жизнь я дразнил Илико
кривым  чертом...  Куда  мне  теперь  деваться?..  Ну,  хорошо,
проживу  здесь  еще  месяц,  другой,  третий...  А  потом? Ведь
придется в конце концов вернуться домой? .. А может, он  ничего
и  не  заметит?  Как  же!  Не  такой он дурак,чтобы не отличить
стекляшку от настоящего глаза! .. Не отвезти ли ему  в  подарок
такую  же  стекляшку? Как ты думаешь? Привезу и скажу: "Ну все,
старик, конец нашему балагурству... Вставь  себе  эту  штуку  и
коси  на здоровье от моего имени... Отныне мы с тобой равны..."
Как ты думаешь, обрадуется  он  моему  несчастью?  Да?  Никогда
больше  не  говори этого! Как ты могла даже подумать! Не знаешь
ты моего.
     -- Илико! Умрет старик с горя! Нет? Да как же нет, когда я
и Зурикела -- твой непутевый хозяин  --  ему  дороже  всего  на
свете! .. Ну иди, иди, все равно не понять тебе этого...

Илларион  осторожно  спустил с колен кошку и слегка  подтолкнул
ее.  Софья пошла к окну.  Илларион  взглядом  проводил  ее, и я
увидел,  что он плачет.  Плакал и я.  Плакал и  радовался,  что
Илларион не видит моих слез.

     ЗДРАВСТВУЙ, ИЛЛАРИОН!

     После  операции  Иллариону  уже  не  сиделось  в  Тбилиси.
Приближался март, и Иллариона тянуло в село --  туда,  где  его
ждали старая однорогая корова и неугомонный задира петух, ждали
родная  земля  и родное солнце, ждала весна -- пора пробу