их есть что-то грязное, тя-
желое и сумрачное...
   Они вскочили на старый полковой забор,  построенный еще в эпоху до-
военного модернизма. Забор этот был то, что надо! Они даже не разодра-
ли себе лодыжки.  И часового не было.  Все часовые убежали давным-дав-
но...  А господа офицеры устали от беспрерывной службы.  По территории
ходил лишь патруль из двух прапорщиков.  Нынче они ничего не  боялись,
так как успели освежиться местным портвейном. Они громко разговаривали
и не обратили на молодежь абсолютно никакого внимания. А молодые проб-
рались за санчасть.
   Они нашли Костю,  который очень обрадовался, увидев юношу и девушку
из дурдома.  И пьян он был не так,  как обычно, а вроде как между про-
чим.  Костя похвалил их за стремление к чистоте,  назвав молодоженами.
Маша смущалась,  а Юра подумал,  что краснеть не собирается. И не пок-
раснел.
   - Идемте,  я дам вам две чистые нулевые простыни.  Из командирского
резерва.  И на самом деле дал да еще и напутствовал странной фразой: -
На каждого влюбленного довольно наготы.
   Потом Костя-Разночинец включил им кран, крикнув: "Я ухожу и включаю
вам жизнь!" - и убежал по своим делам.
   Маша проворно стянула с себя Юркин спортивный костюм, спустила тру-
сики.  Юрка,  которого  мучил  вопрос,  каким образом они будут мыться
вдвоем,  только перевел дух.  Он тоже решил не стесняться, быстро снял
штаны.  Стоя на одной ноге,  потерял равновесие и упал бы,  если бы не
товарищеская поддержка.
   Маша с визгом кинулась под холодную струю. Юра же ступил под воду с
мужественным  спокойствием.  По  его  худой  груди  стекали прозрачные
струи,  и он представлял себя под водопадом где-нибудь в  экзотической
стране.  Маша прижалась к нему, и Юрка почувствовал, как полыхнуло жа-
ром,  как,  помимо воли,  он возбудился,  ему стало неудобно и стыдно:
вдруг Маша почувствует?  Он чуть отстранился, но она сразу все поняла,
обвила его шею руками и впилась ему в губы.
   - Ты чудо,- прошептал Юра,  он касался ладонями  ее  бедер,  ощущая
чудный изгиб,  сердце колотилось, рвалось из груди, дыхание перехваты-
вало.  Я так счастлив...
   - И я тоже... Ты хотел помыть мои волосики...
   За последнее время ее волосы быстро выросли, стали длинными, и осо-
бенно это стало заметно сейчас,  когда они превратились в тяжелые мок-
рые волокна и уже закрывали ее худенькие лопатки.  Юра осторожно намо-
тал волосы на руку, чтобы ощутить их прелесть и заставить ее томно от-
кинуть голову;  ему показалась, будто вспыхнула полоска на шее, он вы-
пустил  гриву,  взял  пластмассовую бутылочку,  вылил огромную тягучую
каплю елея,  она поползла по волосам, как замедленная струя благоухаю-
щей лавы. Не нужно было экономить воду, тугие струи летели во все сто-
роны;  чудно было видеть Машину обнаженную грудь под светом ранней лу-
ны, сверкающую пену, исчезающую у ног...
   Они решили не одеваться и,  скомкав свои простенькие наряды и прос-
тыни,  выскочили из душевой; резко открывшаяся дверь пристукнула немы-
тую тень,  она жалобно ойкнула. С развевающимися простынями обнаженные
купальщики пролетели мимо ошалевших прапорщиков,  подпрыгнули, вознес-
лись над забором и исчезли.
   - Господи,  помилуй!  -  завидев вихрем поднятые тела,  пробормотал
патрульный и неумело перекрестился.  Голых видал,  но чтоб летали! - И
тут же почувствовал, как закружилась голова, будто залпом выпил бутыль
портвейна.
   Напарник же мигом протрезвел и дал резкую отповедь:
   - Почудилось нам... Не бывает такого!
   ...В несколько секунд,  не касаясь грешной  земли,  они  промчались
сквозь расстояние.  В небе мигали сочные звезды,  посылая свои поцелуи
из глубины далекого прошлого расстоянием в миллионы  солнечных  лет...
Они с легкостью преодолели забор и вновь очутились на территории печа-
ли и скорби.  Ворота уже не охранялись, так как бывший поэт Сыромяткин
понял,  что любая стража н это противоестественная свободе субстанция.
Да и влюбленным, прямо скажем, не нужны ворота. Они ворвались в камор-
кины покои, сохранив наготу и веру в бесконечное, нарастающе-распухаю-
щее счастье.  Вода еще не высохла на их телах,  а они уже бросились  в
объятия друг друга,  сердца их заколотились еще сильнее, сначала враз-
нобой, потом в унисон, как и положено любящим. Ее разметавшиеся волосы
на  глазах высыхали в его горячем дыхании;  она извивалась серебристой
змейкой,  ожидая слепое жгучее проникновение, и страшно было, и нет...
Томное нетерпение,  подрагивающие голубоватые коленки,  руки, жадные и
скользящие по телу;  она привстала,  и волосы цвета червонного  золота
обрушились на Юрку густым водопадом,  струящаяся щелковистая масса от-
городила от всего мира его лицо - остались лишь ее улыбка и  мерцающие
глаза...
   Вдруг небо  с грохотом треснуло,  и посыпалась радужная штукатурка.
Это старый поэт Сыромяткин надумал постучать в дверь каморки.  Юра не-
хотя поднялся и, как был в естественном виде, пошел открывать, даже не
подумав, стыдно это или некрасиво.
   Сыромяткин, увидев обнаженного юношу, заговорил чистейшей прозой:
   - О величественнейший и прекраснейший Аполлон!  Не  соблагоизволите
ли вы и дева Мария посетить сегодняшней ночью волшебный бал? Бал будет
символическим,  он внесет ясность во все то, что каждый из нас, влеко-
мый нашей бедственной и несчастливой судьбой горемычной, пытается най-
ти в безысходной жизни...  И в этом предназначение мероприятия. Не пир
сатанинский  во время чумы,  но прибежище последней радости для истом-
ленных душ...
   Юра и Маша облеклись в одежды и спустились во  двор.  Больные  были
там.  Вынесли даже тех,  кто не мог передвигаться. Стояла здесь и кро-
вать,  покрытая простыней.  Тут открылись ворота,  и гуськом,  один за
другим,  потянулись музыканты с трубами, валторнами, кларнетами, флей-
тами,  барабанами и прочим духовым скарбом. К ним решительной походкой
направился Автандил.
   - Почему без фраков? - строго спросил он толстячка дирижера.
   Тот стал вполголоса оправдываться,  разводя при этом руками... "Ви-
димо,  трудности",- подумал Юра и пошел к музыкантам.  А те уже играли
вальс "Амурские волны".
   - А-а, господин санитар! - усмехнулся недобро Автандил.  Вы получи-
ли мое приглашение на бал?
   Юра молча кивнул. Когда музыка закончилась, он спросил у дирижера:
   - Как ему удалось уговорить вас прийти сюда?
   Дирижер потупился и ответил, покраснев:
   - Он предложил нам хорошие деньги. И все мы с радостью согласились.
Кому  сейчас нужна музыка?  Свадеб нет,  а похорон так много,  и жизнь
настолько скверная, что о музыкантах даже и не вспоминают... Мы из го-
родского театра,  господин санитар,  и этот человек по имени Автандил,
дай Бог ему здоровья, вручил нам задаток в настоящих американских дол-
ларах и пообещал отдать остальную часть после бала.
   - Сыграйте  что-нибудь  веселое,- сказал Юра,  глянув на подошедшую
Машу.  Правильно я говорю?
   - Правильно,- согласилась она и погладила толстячка  по  щеке.  Тот
даже  замурлыкал от удовольствия - видно,  давно его никто не ласкал.
Грустная музыка нужна тем, кто устал смеяться.
   - Это вы очень хорошо и верно подметили!  - обрадовался дирижер. Он
повернулся  к  музыкантам,  поднял  палочку,  и  грянул жизнерадостный
туш...
   И тотчас несколько человек с торопливостью слуг бросились поджигать
сваленные в кучу доски, ветки.
   Люди как угорелые носились вокруг костра, прыгали через огонь, рис-
куя подпалить полы,  несколько человек сбились в хоровод.  В отблесках
пламени мелькала, кружилась череда бессмысленных лиц. Старушки в плат-
ках, мужички в порванных майках двигались вприпрыжку, вздрагивая тела-
ми, как заведенные,- все это казалось смелой выдумкой сюрреалиста, ре-
шившего воплотить свои видения в живом спектакле.  Но люди  не  знали,
что всего лишь выполняют заданные им роли,  они по-детски радовались и
считали, что у них достаточно поводов повеселиться. Музыканты, куплен-
ные на американские доллары, усердно раздували щеки, музыка выливалась
из золотых труб,  пожарище сверкало на них, отчего они казались раска-
ленными.  А  режиссер  стоял в стороне и ухмылялся.  Автандилу Цуладзе
доставляло удовольствие наблюдать.
   Появились ящики с вином, шампанским и водкой - под руководством Сы-
ромяткина их притащили Зюбер, Шумовой и Пиросмани - человек с волчьими
глазами.
   - Молодцы!  - похвалил их Автандил,  сделал знак  оркестру,  музыка
смолкла,  почти все танцующие замерли, кроме трех-четырех, которые все
еще жили в мире танца.  А теперь следующая  часть  программы  -  "Море
разливанное, алкогольное"! Гуляй, братва!
   Он сделал  широкий  жест в сторону ящиков,  народ хлынул,  возникла
неприятная давка,  все враз закричали,  заверещали. Юра бросился к бе-
зумцам,  пытаясь остановить их,  но было поздно.  Ящики вмиг опустели,
хлопали пробки шампанского,  водку,  вино пили прямо из бутылок, взах-
леб, как живительную влагу.
   Через полчаса  все было кончено.  Повсюду валялись ослабевшие орга-
низмы,  оглушенные мощными алкогольными залпами.  Пошатываясь, ступали
уцелевшие, поднимали с травы бутылки, тщетно проверяли содержимое. Ав-
тандил рассчитывался с дирижером, тот кланялся, получая каждую купюру,
после чего ритуально поцеловал всю стопочку.
   Костер потух. Начинало светать. Маша и Юра сидели на крыльце, думая
алоб одном и том же:  утром все будет по-другому. К ним подошел Автан-
дил.
   - Молодые люди скучают?  Не хотите ли выпить со мной шампанского? У
меня осталось.
   - Зачем вы их напоили?  - сердито спросил Юра.  Смотрите,  на  кого
они похожи! И откуда у вас деньги?
   - Разумеется, из кубышки, мой юный друг... А эти растения похожи на
самих себя. Когда была музыка, они простодушно пустились в пляс. Когда
вынесли выпивку,  они тут же набросились на нее и выпили все до капли.
Зато я сделал их хоть и на короткий срок,  но счастливыми.  А вот тебе
это не дано. Ты юн и глуп, правда, у тебя доброе сердце. Однако от не-
го так же мало было бы пользы, если б мы, ха-ха, решили сварить из не-
го суп. На всех. Отщипнули бы по кусочку - и через минуту забыли.
   - У вас гадкие и злые мысли! И вы никого никогда не сможете сделать
счастливым,- вдруг возбужденно заговорила Маша.  У вас нет души. Вмес-
то нее н я вижу - огромный черный удав, он извивается в своих кольцах,
а вместо сердца у вас кирпич, он распирает вашу грудь, вам хочется его
выбросить...
   Автандил захлопал в ладони.
   - Какое бурное воображение!..  Вы,  девочка, серьезно больны. У вас
шизуха. Жаль, что вы скоро превратитесь в грязную и неопрятную старуху
и умрете...
   Они ушли  от  мерзкого  Автандила и через минуту заснули в объятиях
друг друга.  Юрка проснулся от шума, вскочил, ему показалось, что кри-
чали:  "Пожар!"  Приподнялась  и Маша,  пробормотала что-то спросонья,
задрала голову, сонно моргая:
   - Мне как-то и не очень хотелось спать. А мы что, горим?
   Вместо ответа Юра протянул ей руку, помог встать. Они вышли в кори-
дор: повсюду метались языки пламени.
   - Беги вниз! - крикнул он ей, а сам побежал проверять палаты.
   На третьем этаже их было всего три.  Все они оказались пустыми.  На
втором этаже стояла непроницаемая пелена дыма: здесь горело уже давно.
Схватив подвернувшийся табурет,  Юра стал крушить окна, слыша, как ра-
достно реагируют внизу больные.  В едком тумане он обнаружил трех над-
садно кашляющих стариков, схватил их за шивороты, вытолкал к лестнице,
потом высунул голову в окно, чтобы набрать свежего воздуха. Но дым ва-
лил со всех сторон, и Юрка понял, что сейчас потеряет сознание и никто
его не спасет. "Подыхаю",- понял он, усилием воли добрался до лестницы
и рухнул,  покатившись вниз. Из задымленного вестибюля его вытащил Ав-
тандил,  положив на плечо, как скатанный ковер. На свежем воздухе Юрка
тут же очухался,  откашлялся,  вытер слезящиеся глаза... Больные неис-
товствовали,  восторженно кричали,  хохотали, показывая растопыренными
пальцами на пожарище,  но большинство трагически переживали случившее-
ся.
   - Крякишну забыли!
   - Что за Крякишна? - пробормотал Юрка.
   - Из двадцать пятой палаты,- тихо ответила  женщина,  закутанная  в
одеяло.  Она обезножела.
   Юрка чертыхнулся, нашел взглядом Автандила, но тот отрицательно по-
качал головой.  Сыромяткина как назло не было видно.  Тут Юрка заметил
Карима.
   - Быстро за мной, подстрахуешь!
   Карим тут же согласился,  они побежали в раскаленный вестибюль. Го-
рел и плавился линолеум,  зловонное липкое "тесто" испускало зеленова-
тый  дым.  "Не дойдем!" - подумал Юрка,  на ощупь взбегая по лестнице.
Карим шуршал вслед за ним.  Они рванулись в полосу огня, будто шагнули
в горло дракона. Горели двери, кровати, выставленные в коридоре.
   - Крякишна! - утробно закричал Юрка.
   Но ни стона в ответ.  Несколько метров - невыносимо далекий путь до
палаты.  Уже тлела одежда, мутилось сознание. "Не потерять бы Карима!"
Ударив по двери,  он ворвался внутрь,  выбил стекло;  пламя, заглотнув
воздух, тут же заревело с удвоенной энергией...
   Юрка обнаружил ее под кроватью:  или сама свалилась, или спряталась
от огня. Он вытащил ее, легкую, как сухую макаронину, на руках понес к
выходу.  Он уже ничего не видел,  только ощущал свои  последние  шаги,
ватные и мягкие...  Очухался он на траве. Вытащили их троих Сыромяткин
с Автандилом. Краем сознания Юрка понимал, чувствовал, что должен сей-
час кого-то найти.  Этим "кем-то", конечно, была Маша. Но дальше этого
понимания не доходило. И еще ему очень хотелось пить.
   Дом догорал.  Плохим он был или хорошим, но теперь стал никаким: на
месте  окон уродливо торчали обугленные дыры,  фасад,  стены покрылись
жгучей копотью; все, что могло выгореть,- выгорело, внутри еще потрес-
кивало,  вспыхивало ненадолго, что-то с хрустом обрушивалось, поднимая
последние снопы искр.
   Юре сказали,  что видели, как Маша выбегала из здания. Грязные, пе-
рекошенные, еле узнаваемые лица утверждали, что она опять забегала ту-
да и вроде вновь возвращалась.  Он бродил по черному полу,  еле волоча
ноги,  голова раскалывалась, не хотелось думать о том, что будет через
час,  через пять часов, когда встанет вопрос о кормежке, через двенад-
цать, когда эту нервную, аморфную, безучастную, дикую ораву надо будет
укладывать спать.  Он слонялся из угла в угол,  заглядывал в палаты  и
пока  смутно  осознавал  трагизм случившегося.  Вдруг его затуманенный
взгляд наткнулся на что-то ужасное.  В последней палате второго этажа,
под кроватью,  на которой осталась обгоревшая труха,  он заметил некое
подобие полусожженной кучи мусора.  И тут  же  понял:  это  обгоревший
труп!  Черная голова - головешка,  скрюченная фигура, руки... Страшнее
он ничего не видел. Юрка закричал, опрометью бросился вниз.
   - Где Маша,  где Маша? - повторял он лихорадочно, не ведая и не ве-
ря,  что эта безобразная кукла может быть... Он вздрагивал всем телом,
расталкивал полуживые, бесчувственные тени. Всхлипывая и повторяя одно
и то же, он несколько раз обошел вокруг здания, но Маши не было и ник-
то не мог сказать,  где она. Тогда он решил посчитать людей, чтобы вы-
яснить,  все ли на месте. Однако больные никак не могли понять, что от
них требовалось.  Появились инициативные помощники, которые перетаски-
вали вяло соображающих с места на место.  В результате Юра мог доволь-
ствоваться лишь картиной бессмысленного брожения среди возгласов и ру-
гани...
   - Какая сволочь подожгла больницу?
   - Разве ты не знаешь? - округлил печальные глаза Сыромяткин.
   - Пиросмани поджег,- пробурчал вымазанный в саже Карим.
   - Где он, гад, я убью его! - затрясся в бесполезном гневе Юра.
                                      * * *
   Хамро решил, что пора приготовить коронное блюдо каждого азиатского
человека - плов.  И да простит ему аллах, что делает его из свинины. В
конце концов на войне не выбирают. Он пошел на базар; торговало не бо-
лее десятка человек.  Он выменял на старую солдатскую шапку пакетики с
кинзой,  зрой, красным перцем двух сортов - жгучим и сладким, барбари-
сом, еще одному ему известными приправами, прихватил пару головок чес-
нока. Морковка, рис на полковом складе еще оставались, и, пока это все
не исчезло, он сделает такой плов, какой эти русские офицеры ни разу в
жизни не ели,  хоть и живут тут по десятку лет. В городских забегалов-
ках, в этом Хамро был убежден, не умели готовить.
   К священнодействию он приступил после четырех дня,  чтобы  уставшие
за день люди смогли не торопясь, за разговорами, оценить качество блю-
да и его,  Хамро,  кулинарное мастерство. Внутренний голос подсказывал
ему,  что это будет не просто добротный и сытный ужин,  который вскоре
забудется,  а некая тонкая нить,  вплетенная в ту долгую или  короткую
веревочку,  которая называется судьбой,  маленький рычажок,  способный
тихо и незаметно подправить,  подлатать его жизнь. Все эти подспудные,
труднообъяснимые словами чувства поселились в голове приблудного пова-
ра.  Тревога,  нервный азарт преобразили его,  что сразу приметил Кос-
тя-Разночинец, которого притянули за здание санчасти необычайные запа-
хи.
   Костя взял Хамро под  свое  покровительство,  преувеличенно  строго
проверял качество пищи,  чистоту посуды, полов в санчасти. Все эти от-
нюдь не обременительные заботы бывший узник с  удовольствием  брал  на
себя.  И, как дворняжка, которую приласкал первый встречный, был верен
и беспрекословно послушен капитану. Офицеры подначивали Костю: где от-
копал  такого худого бродягу?  А Хамро и не скрывал,  скромно отвечал,
что из казенного дома напротив.  Как ни странно,  на офицеров это впе-
чатления не производило.  "Наверное, потому, что они сейчас тоже вроде
как зеки",- понимал недавний арестант.
   - Кашеваришь? - спросил Костя, начальственно прищурившись.
   Хамро не ответил.
   Костя хмыкнул и ушел, поняв, что его подопечный "творит", а так как
Фон и сам был творческой личностью, то не стал докучать расспросами.
   Аромат плова  потихоньку  окутал всю округу;  люди останавливались,
настороженно-чутко шевелили ноздрями, вдыхая священный дух. Даже выст-
релы утихли, и если б рису и мяса было вдосталь, может, и война тут же
бы всосалась, как вода, в подземную воронку, исчезла, проклятая, оста-
вив после себя лишь подсыхающую грязь.
   За столом  собралась почтенная публика:  Костя-Разночинец,  рядовой
Чемоданаев, майор Штукин, Фывап Ролджэ с оператором Сидоровым, началь-
ник разведки Козлов.  Неожиданно из тени выплыл товарищ Угурузов.  Для
Хамро,  который не знал,  что начальник тюрьмы уже давно отсиживался в
полку,  это,  конечно, было не очень приятной неожиданностью. Но он не
подал виду и радушно, как хозяин, пригласил:
   - Прошу к столу, гражданин начальник.
   - Да брось ты,  Хамро, так официально! Зови просто: товарищ полков-
ник или даже по имени-отчеству... Мы же тут все свои! - масляным голо-
сом проговорил Угурузов.
   Обласканный Хамро принялся раскладывать плов по  тарелкам,  первому
положил Косте, но тут Штукин резонно заметил:
   - Подожди, надо командира позвать. Давай, Костя, дуй за ним, раз ты
здесь хозяин.
   Костя согласно кивнул, вылез из-за стола, пошел в штаб. Минут через
пять он вернулся с откупоренными бутылками.
   - Коньяк,- пояснил он.  Из стратегических запасов командира.
   - А сам где? - нетерпеливо спросил Штукин.
   - Сейчас придет.
   Хамро зажег  керосиновую  лампу,  потому что электричества опять не
было, разложил плов по тарелкам, но никто не притронулся к пище. Ждали
командира.  Лаврентьев появился вместе с Ольгой. При его появлении все
встали, даже Фывапка. Евгений Иванович сел во главе стола, Ольгу поса-
дил рядом с собой.
   - По какому случаю праздник? - грозно спросил он.
   - Да вот тут откуда-то коньяк появился,- подал голос Штукин.
   - Коньяк от благодарного народа,- пояснил Лаврентьев.  Но это вовсе
не повод для радости. Если нет других причин, будем считать это офици-
альным приемом.  Гостей в полку последнее время много,  одних беженцев
пару дней