чер, Оливия,--  улыбнулся  ей дядя,  подходя  и предлагая
руку,-- я рад, что ты не пренебрегаешь старыми родственными связями.
     -- Я хотела изъявить благодарность за приглашение...
     --  О! Это того не стоит. Тем  более, что  Николь настаивала,  чтобы  я
представил вас друг другу.
     Он  подвел ее  к  небольшому  обществу,  беседующему на  светские темы.
Приятная дама лет сорока пяти отвлеклась, подходя к Оливии и ее провожатому.
     -- Николь,--  сказал  ей он,-- разреши представить тебе мою племянницу,
Оливию. Оливия, это -- моя жена, Николь Стэйтон.
     Дамы обменялись приветственными улыбками.
     Оливия еще не была знакома с леди Николь Стэйтон, бывшей миссис Гордон,
овдовевшей  три года  назад, и  затем,  через год,  вышедшей  замуж за лорда
Стэйтона, который и ввел ее и ее сына в высшее лондонское общество.
     Это незнакомство было обусловлено  нежеланием матери Оливии снять траур
и вернуться к  светской  жизни  после смерти мужа, которая случилась  так же
примерно три  года назад, вскоре после первого  и единственного появления  в
свете Оливии, где она тогда, восемнадцатилетняя, не до конца разобравшаяся в
жизни  девушка, даже и не произвела особого впечатления (в то время она и не
предполагала,  что через каких-то семь  месяцев в ее жизни появится Ричард с
его  упоениями  забвением,  и  так радикально  изменит  всю  ее  сущность  и
жизненный уклад...)
     -- Дорогая,--сказала госпожа  Стэйтон,--  Почему  вы  у  нас совсем  не
бываете? Я так давно хотела с вами познакомиться...
     --  Миледи,  вы так любезны,--  ответила  Оливия,-- но  я уже так давно
нигде не  появлялась,  что  боюсь,  что мое  поведение покажется кому-нибудь
неловким...
     Миссис Стэйтон улыбнулась сочувственной улыбкой:
     -- Я слышала, что графиня Арнгейм после смерти мужа уже не выезжала...
     -- Да, мама носила траур и нас мало  приглашали,-- заметила Оливия,-- а
если и приглашали,  то  она  отказывалась.  Мама  считала, что  она  слишком
старомодна, а я слишком дурно воспитана.
     -- Моя покойная сестра  не любила приемов,--  заметил мистер Стэйтон и,
обратившись к Оливии,  добавил,--  но ты,  я надеюсь, не будешь пренебрегать
обществом так, как это делала она?..
     -- Я,  право, не знаю сама.  Я еще не сняла траур по маме и сегодняшний
визит -- лишь визит вежливости...
     -- Дитя мое,-- заметила Николь,-- но вам не стоит себя заживо хоронить.
Потеря  родителей  -- это страшное горе, я понимаю. Но вы же так молоды... И
совсем одна...
     -- Право, миледи...
     -- И  если бы вы только  согласились, то я и Эрик  постарались бы  хоть
как-то восполнить вам потерю отца и матери...
     -- Да-да, Оливия,-- заметил мистер Стэйтон,-- по крайней мере ты можешь
всегда рассчитывать на нашу поддержку.
     -- Спасибо, большое спасибо,-- ответила она, делая реверанс.
     Ее забавляла  эта забота о ней, но она старалась играть роль  примерной
племянницы. Как ей было объяснить  в  этой  светской  семье свою  теперешнюю
жизнь?..
     Миссис  Стэйтон  позвала сына,  чтобы представить его  Оливии.  Это был
молодой человек, примерно одних лет с Оливией, поразительно похожий на мать.
     -- Альберт,-- сказала она ему,-- поручаю тебе графиню Арнгейм. Надеюсь,
что ты представишь ее в вашем кругу.
     -- Хорошо, мама,-- ответил он и предложил руку Оливии, скользнув по ней
язвительным взглядом.
     --  И как вы только ухитряетесь попадать одновременно и на приемы  моей
матери,  и в  полицейскую хронику?  --  ехидно поинтересовался он, когда они
отошли в сторону.
     Оливия улыбнулась про себя вспомнив  те жалкие  три строчки в "Таймс" о
том как она выступала в суде свидетельницей в каком-то  жутком деле, которые
так и  не  дали ей скандальной  известности,  как это случилось бы  с  любой
другой светской  дамой,  окажись она  на  ее  месте.  Однако  внешне  Оливия
"держала марку".
     -- Я не гоняюсь за популярностью такого рода,-- сказала она, взглянув в
глаза  своему  спутнику ледяным  взглядом,--  Но,  увы,  она  сама  за  мной
гоняется...
     -- Но знайте, что эти гонки не должны зайти за порог нашего дома, мисс.
Здесь не ощущается недостатка в людях с сомнительной репутацией...
     -- Жаль,--  ответила  Оливия  просто,--  ведь  только  общаясь с такими
людьми  начинаешь понимать,  что  такое  настоящее  благородство  и  хорошее
воспитание.
     Он метнул на нее злобный взгляд, до боли сжав ее локоть в своей руке.
     -- Я надеюсь, что вас здесь больше не встречу.-- процедил он.
     --  Разумеется,   если  уйдете  в  другую   комнату.--  улыбнулась  она
элегантно.
     Этот  молодой  человек,  боящийся   за   свою   незапятнанную   дурными
знакомствами  репутацию,  начинал ее раздражать. Она не обращала внимания на
любезности, которых он наговорил ей после этого заявления, лишь еще раз мило
улыбнулась на его гневный взгляд в заключении его фразы.
     Однако  он  согласился,  видимо, терпеть  ее присутствие  до  окончания
банкета, проводил в столовую, когда пригласили всех к столу, и уселся рядом,
между ней и миссис Стэйтон.
     Оливия была полностью погружена в свои мысли, ничего будто бы не видя и
не слыша. Все было, как в полудреме, в  сладком сне, откуда она наблюдала за
всем этим обществом, как бесплотный невидимый дух за живыми людьми.
     Внезапно  ее  вернуло  к  реальности ощущение, что  ее  сосед слева, на
которого она еще так ни  разу и не удосужилась взглянуть,  положил свою руку
на  ее  колено.  Она,  не столько  возмутившись, сколько удивляясь, кто  мог
здесь позволить себе что-либо подобное, обернулась, собираясь сказать
в  полголоса  какую-нибудь  колкость,  но внезапно будто утратила дар  речи,
увидев рядом Дэвида.
     "Этого  не может быть,-- мелькнуло у нее  в голове,-- мы не должны были
больше видеться!.."
     Она не могла поверить своим глазам.
     Дэвид убрал свою руку с ее ноги и очаровательно улыбнулся.
     -- Сон продолжается? -- поинтересовался он, доказав тем  самым, что  он
-- не ее галлюцинация.
     -- Что вы здесь делаете? -- проговорила  Оливия через  силу,--  Как  вы
сюда попали?
     -- Я охочусь за вами.
     -- Поздравляю.
     -- И я вас поймал.
     -- Вы -- браконьер. У вас нет разрешения на охоту в этих краях на такую
дичь.-- произнесла она, выжав улыбку.
     Он мило улыбнулся в ответ.
     -- Простите, я пошутил.
     Он глянул  ей  в глаза, будто пронзив током. Она  отвела взгляд,  боясь
вспомнить все,  что было той ночью, вспомнить то,  что между ними  ничего не
было... Кроме поцелуя...
     --  Да, наверное сегодня  ваша  очередь шутить,-- заметила она, отпивая
шампанское, чтобы успокоить дрожь пальцев.
     -- Боже мой, я и не думал, что еще когда-нибудь встречу вас.
     -- Давайте выпьем за встречу.
     -- Отлично. За то, чтобы она была не последней, раз уж она не первая.
     Оливия улыбнулась, допив свой бокал.
     -- А вы  знакомы с Альбертом  Гордоном, ныне  Стэйтоном, человеком  вне
общества, вне  репутаций?  --  поинтересовался  Дэвид,--  интересные  у  вас
знакомства...
     --  Это мистер Стэйтон  --  мой дядя.  Он меня  пригласил,  чтобы иметь
возможность предложить свои услуги.
     -- В качестве... Или я не прав?
     Она смерила его уничтожающим взглядом.
     -- Дэйв, вы несносны.
     -- Вы говорите, как моя бабушка.
     -- Я рада.
     -- Я тоже. Приятно снова встретить ее призрак средь шумного бала.
     Оливия рассмеялась.
     -- Вы умопомрачительно красивы,-- заметил он ей в полголоса.
     -- А вы все тот же -- милый юноша.
     Он улыбнулся кислой улыбкой.
     -- Да, конечно, Альберт Стэйтон...
     --  Молчите, Дэйв, его  ревность не знает  границ,-- шепнула она. Дэвид
поймал  ее хитрый  взгляд, все понял и  вновь улыбнулся,  но уже не кисло, а
завораживающе.  Оливия  ответила  на  его взгляд  своим  взглядом,  не менее
страстным.
     Вдруг  ее,  словно  током,  пронзило жгучим  воспоминанием ее чувств  в
тот  вечер.  Туманные  сумерки. Падение в бездну времени, в  лето  ее
юности. Мягкий  вкус  его  прохладных губ,  его  нежные  объятия, блеск  его
глаз...
     Оливия поспешно отвернулась, чтобы он не догадался о ее мыслях.
     --  Мисс Арнгейм,-- поинтересовался Дэвид казенным  и напускным деловым
тоном, вновь мягко положив руку ей на колено,-- я надеюсь, вы хоть разрешите
сегодня вас проводить?..
     Она посмотрела ему в лицо. Он улыбался.
     --  А   как   же  Альберт  Стэйтон?   --  спросила  она   тихо,   делая
вопрошающе-невинный взгляд и манящую улыбку.
     Глаза Дэвида сверкнули.
     --  Пусть  катится  на задворки  истории, с которых  вернулся я,  чтобы
занять его место,-- произнес он миролюбиво.
     Оливия рассмеялась. Альберт обернулся, смерил ее взглядом и,  обращаясь
к Дэвиду, поинтересовался дружески:
     -- Как, мистер Уорнер, вы умудрились рассмешить мою кузину, эту графиню
Язвительных Речей?
     --  Не  было  ничего  проще,--  ответствовал  Дэвид  с самым  серьезным
видом,-- я сказал  ей, что каждая минута  смеха удлиняет жизнь на год, а она
так, видимо, всегда  мечтала жить вечно... или, на худой  конец, дожить хотя
бы до завтра...
     -- Нет,  вряд  ли это  ей удастся,  если  учесть к тому же,  что каждая
колкость укорачивает жизнь на два года.
     -- Да нет, что вы! --  возразил Дэвид,-- Как же вы тогда объясните, что
мы сейчас имеем удовольствие созерцать вас в нашем обществе?
     Альберт проглотил  эту наглость, лишь измерил его высокомерным взглядом
и отвернулся.

x x x

     Дэвид остановил машину у  ворот ее дома. Ленивые сумерки сгустились уже
давно. Особняк мягко потонул  во  тьме спускающейся  ночи, только  фонарь  у
входа слабо освещал ступени и дубовые двери.
     Дэвид, выйдя  из машины  и открыв перед дамой дверцу, предложил  Оливии
руку.
     Она чувствовала  себя словно под  воздействием наркотика, слабо веря  в
реальность происходящего. "Пусть это будет сном,-- думала она,-- пусть как в
прошлый раз -- лишь игрой воображения." Ее разум был подвешен между небом  и
землей,  ей хотелось  наслаждаться картиной своего опьянения, хотелось  быть
единым целым с этим вечером,  с  милым обаянием Дэвида, но она слабо ощущала
происходящее, не отдавая себе отчет в своих чувствах и эмоциях. Это был сон.
Так она себя убедила.
     Дэвид  здесь, в ее  доме... Этот  девятнадцатилетний  мальчик,  который
говорит с ней, как с давней  знакомой, прямо так, как она с ним... Пусть все
продолжается дальше, решила она, пусть сновидение будет таким, как  будет...
Нет, пусть лучше реальность будет сном.
     Ей нравился этот  вечер. Ей нравилось забывать  образ Ричарда, меняя на
ему противоположный.

     Они,  войдя в  темную  гостиную и  не включая  света, уселись на диван.
Оливия смотрела в глаза Дэвида. В лунном блеске его взгляд сиял.
     -- Мне зажечь свет? -- поинтересовалась она, улыбнувшись.
     -- Нет.-- быстро  ответил  он  и  взял  ее руку в  свои.  Его руки были
холодными  и в  то же время его прикосновение жгло ее сознанием того,  какие
чувства он испытывает, вновь прикасаясь к ней.
     Он элегантно улыбнулся с некоторой принужденностью.
     -- Ты выгонишь меня? -- ненавязчиво поинтересовался он.
     -- Если ты хочешь остаться...
     -- Если хочу -- то да?
     --  Нет,--  она  улыбнулась,--  как  я могу в такой час  отправить  вас
домой?! Вы можете переночевать и здесь.
     --  Это  очень кстати,  спасибо.--  заметил  он,--  Тем  более,  что  я
очень хочу спать.
     Его глаза говорили абсолютно противоположное.
     -- Прекрасно,-- ответила она,-- можете расположиться в спальне наверху,
но...
     -- Но? -- он вопросительно взглянул на нее. Она кокетливо улыбнулась.
     -- Но сначала, может быть, бокал белого вина?
     -- Вина?  -- его глаза  плотоядно  скользнули  по ее фигуре,-- От  чего
же... Но только в спальне.
     Он притянул ее к себе, нежно обняв талию.
     -- И не сейчас.-- добавил он томно, почти касаясь губами ее губ.
     --  Идите  спать,  Дэйв,--  прошептала она, почти чувствуя на губах его
обжигающее дыхание,-- я думаю, места там хватит нам обоим.
     Это  было похоже  на игру. Хотя,  впрочем,  это  и было  игрой.  Оливия
чувствовала,  чего хочет Дэвид,  но, тем не менее,  продолжала  играть роль,
невзирая на бешеное возбуждение, которое он в ней вызывал. Дэвид тоже видел,
что Оливия  разделяет  его  желания целиком  и  полностью, но  продолжал  ей
подыгрывать. Это было ново. Это их захватывало интересом узнать, чем  же все
кончится, игрой или откровенностью, и кто же кого переиграет.

     Оливия казалась себе примерной сестрой Дэвида, проводив его в спальню и
оставив  там   на  время,  которое  ей  требовалось,  чтобы  переодеться  во
что-нибудь более подходящее для того, что должно было произойти.
     Это  была  игра,  подобная игре  с  Ричардом. Игра,  как  наркотик,  но
последствий которой она не могла заранее вычислить. Дэвид  изображал из себя
примерного  "мальчика-Джонни"  по выражению Ричарда, однако Оливии казалось,
что под этой маской скрывается отнюдь не простой игрок.
     "Интересно, на что он там решится, пока меня  нет,--  думала  она,-- он
ведь хочет меня, только за этим  он сегодня здесь  и появился... Как он  это
все обставит?.. И вообще предпримет ли что-нибудь... "
     Ей казалось, что от него можно ожидать чего угодно. Даже вообще ничего.
Дэвид  был Игрок (с  большой  буквы). Она чувствовала это. Она еще не
играла в  такие игры. Она хотела  играть  дальше, это  было  слишком сильным
ощущением для ее  восприятия. Она безумно хотела его любви  этой  ночью,  но
игра могла потребовать другого, и ощущение, что условия здесь диктует Дэвид,
особенно сильно щекотало ее нервы.

     Она вошла в темную спальню.
     Комната была  погружена в сети лунного света, мягко падающего на  вуаль
покрывал и царящий в комнате "художественный беспорядок". Воздух все еще был
наполнен ароматом духов и  слабым  запахом опия, который  въелся уже здесь в
атмосферу.
     Дэвид  стоял  у окна, отодвинув  в  сторону  легкий  тюль. Лунный  свет
элегантно  обволакивал  его  полуобнаженную   фигуру,  подчеркивая   красоту
точеного торса.  Нет,  подумала Оливия, он слишком эротичен  для  неопытного
мальчика.
     Он повернулся  к ней.  Его взгляд скользнул по  ее фигуре, едва скрытой
изящным кружевным бельем.  "Сейчас все будет, как в порнофильме."-- подумала
Оливия, ответив на его взгляд многообещающей улыбкой.
     -- Интересно,-- произнес Дэвид как  бы  между прочим,-- а что бы сказал
на это Альберт Стэйтон?
     -- Дэйв,  нельзя думать по  вечерам о привидениях, иначе будут всю ночь
мучить жуткие кошмары.
     -- Черт возьми, я же совсем забыл, как я хочу спать! -- спохватился он.
     -- Ложитесь.
     -- Спокойной ночи.-- театрально улыбнулся он,  разоблачаясь до конца  и
ложась в постель,-- И вы нисколько мне не помешаете, даже если ляжете рядом.
     "Ничего себе,-- подумала Оливия,--  вы  решили поиграть в нахала, Дэвид
Уорнер? Что ж, пожалуйста, мне это  нравится... Только  не понятно, кто кого
здесь  соблазняет...  И  не слишком  ли  он  уверен  в  себе  для  мальчика,
неопытного и непорочно-влюбленного..."
     Она  плавно  повернулась  к  нему  спиной,  будто  стыдясь,  и медленно
разделась,  давая ему  возможность насладиться  прелестью вида  сзади, затем
томно  задернула штору  так, чтобы лунный свет лишь  растворялся во всеобщем
полумраке, и не спеша забралась под атласное покрывало, позаботившись, чтобы
Дэвид перед этим мог уловить разжигающее  страсть совершенство изящных линий
ее фигуры.
     Минуту они смотрели друг другу в глаза.
     -- Спокойной ночи,-- произнесла Оливия, невинно улыбнувшись.
     -- Закрой глаза,-- сказал он, игнорируя ее фразу.
     Несколько  удивившись,  она все  же подчинилась, движимая  интересом  и
уверенная в своих предшествовавших маневрах, однако трепет от мысли,  что он
решит играть дальше и не пойдет на поводу желаний, не давал ей покоя.
     Дэвид мягко обнял ее  и поцеловал в губы  сначала  нежно,  затем  более
томно, со страстью, будто погружаясь в забытье.
     "Нет,  не порнофильм,--  пронеслось в голове Оливии,-- даже не эротика,
это какой-то наркотический бред... "
     Она просто ласкала его в ответ на его ласки, пока  затуманенные желания
обладания друг другом не вырвались из-под покрова ночи.

x x x

     Она  проснулась от чувства  легкой  боли в  суставах,  с  трудом открыв
высохшие  глаза. Царящая реальность постепенно соткалась перед ее полуспящим
взором из  серой мути и  медленно  отпечаталась в  ее усталом мозгу.  Томная
меланхолия разливалась  по  телу, в  окно проникали прямые  лучи  солнца,  в
которых танцевали пылинки.
     Она  встала,  ощутив мучительную сухость во  рту, подошла  к туалетному
столику и, налив в стакан воды из хрустального кувшина, жадно выпила.
     Она посмотрела на часы -- они показывали без четверти два.
     Дэвида в комнате не было.
     Оливии   казалось,  что   эта  упоительная   ночь   ей  привиделась   в
наркотическом  бреду  и,  если   бы   не  слабость  и  ломота   в  суставах,
свидетельствующая  о  двухдневном  перерыве  в  приемах  опия,  это  чувство
переросло бы в уверенность.
     Время  стерлось, все казалось  размытым. Оливия  ощущала себя плавающим
силуэтом  в жидком сонме  перепутанных  картин  реальности, заблудившимся во
времени. Где она? В каком периоде своей жизни?
     Дэвида не было.
     Оливия не могла сосредоточиться, чтобы проанализировать его отсутствие.
Она не знала. Она не понимала ничего. Кроме того, что ей  надо принять опий.
Ей  хотелось экстаза снова.  Если  даже  и  наедине  с  самой  собой, то для
осмысления происходящего, для того, чтобы найти свои растерянные мысли.
     Она закрыла окно, приготовила наркотик и жадно сделала первые несколько
затяжек.
     По  телу  разлилось приятное  тепло  и  расслабляющая  эйфория. Чувства
приобрели постепенно свойственную им вычурность и извращенную логичность.
     Дэвида  не  было.  Потому,  что  он не принадлежал  к  ее  миру. Он был
воплощенной иллюзией другой жизни и Оливия знала, что он появится, когда она
вернется вновь в ту жизнь. После волшебного сна.
     Она в неге закрыла глаза, мягко откинувшись на подушки. Перед ее взором
вновь   пробуждались  призраки  этой   ночи.  Солнечные   лучи   замысловато
переплетались среди вуали покрывал,  будя сладострастную ностальгию и мягкое
возбуждение  вновь воскресающей в  ней  жизни.  Они  были поцелуями  Дэвида,
воплощенными в зримые картины ощущений.
     Мерцающее  восприятие  Оливии  не улавливало  все в целом, ее  сознание
распалось на три части, уступая место картинам чувственных переживаний.
     Она была в трех обличьях независимо друг от друга -- своим телом, своим
разумом и своими эмоциями и во всех трех этих воплощениях она любила Дэвида,
его одного и больше никого и ничто в  этом мире.  В его образе  было сокрыто
все самое святое, самое нежное и  трепетное, что еще оставалось для нее в ее
жизни.
     Он был незримый призрак, что растворился в опьяняющем солнечном  свете,
чтобы обладать  ею еще раз,  погружая ее в негу  печальной призрачной любви,
нежной,  как сама невинность и прекрасной, как давно утерянный волшебный дар
самозабвения.
     Он  был  здесь,  она  чувствовала его присутствие, шелк  простыней  еще
сохранял  тепло его  тела. Она вновь  погружалась в атмосферу обладания  им,
сливаясь воедино с его присутствующим образом, чувствуя себя частью его. Она
знала, что он тоже безумно ее  любит. Он должен любить ее. По другому
быть не может, раз она это чувствует -- экстаз должен достичь апогея.
     Размытый сон.
     Тюль  шторы элегантно  шевельнулся от  призрачного движения  танцующего
воздуха мягко, как прикосновение Дэвида. Она почти видела его.
     Она  ощущала его пальцами  мягкость своей бархатистой кожи, видела  его
глазами обжигающую страстную красоту своего  обнаженного тела, она  понимала
его  рассудком  свое