я
не держал. Может хватит делать из меня идиотку. Давай деньги и катись.
     Фима отсчитал две двадцатки, сунул в сумочку и протянул ее Нинель:
     - Спасение  жизни, такого  подлеца,  мерзавца,  скотины  и урода  как я
больше не стоит.
     Нинель, хотела было разразится новыми проклятиями и уже закатила глаза,
но передумала, плюнула Блюму под ноги и гордо удалилась.
     "Вот стерва, - подумал Фима, глядя ей в след, - но как хороша, особенно
задница. Память тут  же услужливо подсунула ему черные трусики на веревке, и
мысли плавно перетекли в другое русло. "Маша-мексиканка...  мачете... а что,
если  это  были не азиаты,  а индейцы, краснокожие,  они ведь тоже, кажется,
относятся к желтой расе?  Допустим  это так. Вполне возможно,  что  Вартанов
имел  дело  не только с  испанцами  и  португальцами,  но и  с  каким-нибудь
наркокартелем  из Нового  Света. Допустим даже, что индейцы выследили  меня,
когда  я  заходил в эту гиблую  контору, и захотели узнать, что у меня с ней
общего. Но как им удалось сделать так, чтобы я одновременно был в сознании и
без  сознания.  Вкололи  какое-то колдовское  снадобье? Зомбировали? Похоже,
Блюм, ты опять  влип в  паршивую историю. Получается  прямо, как  у Фенимора
Купера: "Шоколадное сердце - враг индейцев".

     Дома его ждал струдель, Никита и звонок Рыженкова. Если первое и второе
было приятным сюрпризом, то звонок, скорее, озадачил. Стас не скрывал своего
раздражения  тем,  что  его  приятели  оказались,  пусть  весьма  отдаленно,
причастными  убийству  виноторговца. Если следователю станет  известно,  что
накануне  своей гибели Вартанов  встречался  с частным  детективом,  он, вне
всякого сомнения, захочет потянуть за эту ниточку.
     - И тогда вы окажетесь по уши в дерьме, и я с вами, - заключил Стас.
     - Неужели так серьезно? - Фима сделал вид, что ничего не понимает.
     -  А  ты как  думал.  Среди бела дня на улице автоматной  очередью убит
бизнесмен.
     - Ну,  этим  сейчас  никого не удивишь.  Это  ведь не Березовский  и не
Брынцалов, бизнесмен  средней руки. Таких отстреливают сотнями на бескрайних
просторах нашей обновленной родины, и никого это особенно не беспокоит.
     -  Дело  обстоит  серьезнее,  чем  ты  думаешь.  Заместитель  Вартанова
подозревается  в связях  с  международной  торговлей  наркотиками. В  Москве
сейчас гостит  некий  Рахманкулов  Молдабек  Мирзоевич -  министр  сельского
хозяйства  одной  из  среднеазиатских  республик.  По  нашим  сведениям,  он
контролирует  возделывание и  сбытом конопли во всем регионе.  У него кличка
Мирза.  Все догадываются, что он промышляет наркотой,  но за  руку  его  еще
никто не поймал. И президент их  догадывается, но ничего с ним  поделать  не
может.  Этот  Рахманкулов,  видишь  ли,   из  клана,  который  испокон  веку
соперничает с кланом президента. Не имея серьезных улик, его нельзя трогать,
иначе родичи, а это полстраны, поднимут кипеш,  и  президента не переизберут
на  четвертый  срок. Так вот  Афанасий встречался с  Мирзой. После  убийства
Вартанова,  он  исчез.  Сказал  секретарше, что плохо себя чувствует, ушел с
работы и как воду канул.
     - Это основная версия следствия?
     - Нет, одна из трех возможных версий. Вторая - его могла заказать жена,
чтобы завладеть его капиталом  и имуществом. Секретарша сказала, что у них в
последнее время были серьезные трения из-за любовника. Вартанову  неожиданно
решил  ехать. Возможно,  ему  кто-то  позвонил,  хотя  секретарша  звонка не
помнит.  Он попросил Афанасия, который должен был ехать на таможню, отложить
свою поездку, и сел в его машину.
     - А третья версия?
     -  Третья  -  это  вы  с  Никитой.  Бывшие сотрудники  органов,  а ныне
самозванные сыщики, запросто могли шантажировать предпринимателя, а когда он
не поддался на шантаж - убить. Тем более, что вас хорошо запомнила и описала
девушка-мороженщица. Я  не знаю, какие у тебя на самом деле были отношения с
Вартановым,  но  лучше  тебе  сейчас  держаться  подальше  от  его  конторы.
Занимайся собачками, кошечками, а лучше телочками. - Я все понял, Стас. Дело
Trade  group Realta, считаю  закрытым. Тем  более, что  за мои услуги больше
некому платить, - Фима положил трубку и всерьез взялся за струдель.
     Роза  Марковна  с  умилением  смотрела, как  он уплетает  ее кулинарное
творение. Обидно, конечно, что сорвался выгодный контракт, но аванс все-таки
удалось получить, и потом "мальчик". Про себя она звала Фиму "мальчиком". За
время своего пребывания в Москве, она успела привязаться к своему непутевому
родственнику и даже полюбить его. Своих детей  у нее никогда не было, но она
привыкла  быть  мамой для всей  харьковской родни. Но после  всей родни в ее
сердце,  приютившем  бедного  Фиму,  еще оставалось  порядочно места, и  она
погладила  взглядом  по  мощному загривку  Никиту,  припомнила неприкаянного
Самвела и вздохнула.
     -  Ешьте, мальчики,  в следующий  раз  я испеку вам рулет  с маком.  Вы
любите рулет с маком?

     Сколько  раз в трудные минуты своей жизни Фима Блюм клялся  себе начать
жизнь сначала, как только минует гроза. По сути, это были обеты судьбе, хотя
он  этого никогда  не  осознавал.  В  детстве  он  давал  зарок  никогда  не
обманывать родителей,  если  они  не  спросят,  кто  разгрохал сахарницу  из
китайского сервиза.  В юности  он хотел всерьез  заняться  английским, и для
этого в  день читать страницу из  Диккенса в оригинале, если  отец останется
жив после инсульта. Став взрослым, Фима  не  оставил  этой  привычки, только
теперь  зароки лишились былого  разнообразия и  размаха. Теперь он из раза в
раз говорил одно и то же: если сейчас пронесет  - женюсь на Рите. Буду вести
размеренный здоровый образ жизни,  устроюсь юрисконсультом в солидную фирму,
заведем детей.
     Вот  и  теперь,  после  смерти своего  обидчика,  после  избавления  от
тяготивших  его  обязанностей,  после  чудесного освобождения из  индейского
плена, он всей душей обратился к своей верной подруге.
     Фима  познакомился  с Ритой  сразу  после  армии.  Он  тогда  собирался
поступать в университет, и каждый вечер ездил  заниматься русским языком,  с
которым у него всегда были нелады.  Репетитор жил аж в Медведково.  Путь был
долгий, сначала на метро,  потом на трамвае. Чтобы не скучать в  транспорте,
Фима придумал игру: он выбирал какого-нибудь  человека и пытался представить
себе,  сколько  ему  лет,  чем  он занимается, с  кем  живет.  При  этом  он
придумывал для  него  имя,  фамилию, адрес. Иногда получалось очень забавно.
Однажды тон заметил в  метро негра. Тот  внимательно читал газету "Правда" и
при  этом  грыз морковь.  Фима  тут  же  окрестил  его  Василием,  определил
подсобным рабочим на овощную базу, и  поселил  в Подмосковье. Каково же было
его  удивление,  когда  негр,  сложив  газету,  обратился  к  стоящей  рядом
пассажирке   на  чистом  русском  языке:   "Женщина,  как  мне  проехать  на
Савеловский вокзал?"
     Однажды  Фима, возвращаясь  от  репетитора поздно вечером в  полупустом
трамвае, обратил внимание на девушку, которая невесть  чему улыбалась, глядя
в  темное окно. Там, за окном был нудный осенний дождик, а ей тут в трамвае,
было  хорошо,  может быть  оттого, что вдруг  припомнилось что-то  приятное.
Девушка  была такая уютная,  домашняя, что Фима невольно потянулся к ней. Он
подсел рядом и выпалил сходу все, что насочинял про нее:  "А я  про вас  все
знаю. Вас зовут Маргарита, вы работаете на швейной фабрике, живете с матерью
и собираетесь учиться  в техникуме".  Девушка посмотрела на него с испугом и
сказала: "Не на фабрике, а в ателье".
     Если бы кто-нибудь до этого сказал Фиме, что он вот так запросто сможет
познакомиться  в   трамвае  с  девушкой,  он  бы  не  поверил.  А  вот  ведь
познакомился. Правда, понял это он  только после того,  как проводил Риту до
дома.
     Они шли под одним зонтом, и  Рита невольно  прижималась к его плечу. Но
он  не  ощущал  никакого  трепета,  который  обычно сопровождал,  пусть даже
невольное прикосновение к  женскому  телу. Они были, как брат и сестра и  им
было хорошо вместе, как бывает хорошо брату и сестре.
     В первый же  вечер Рита рассказала Фиме свою историю. Это  была обычная
история девушки с окраины, которая  мало чего  хорошего видела в жизни. Отца
она не  знала, но многие ее подруги, которые росли в  полных семьях, ей даже
завидовали. В  тех краях,  где  она  росла  отцы были  либо  вечно пьяными и
опасными чудовищами, либо  жалкими  безвольными  существами  под каблуком  у
озверевшей от  тягостей  жизни жены.  Риту  никто  не баловал  сладостями  и
нарядами, зато никто и не бил, не  обзывал. Отец  ее ушел из семьи, когда ей
едва исполнился год, то есть даже и не ушел,  а  просто  однажды не вернулся
после  очередного "ухода в люди", как  он  любил  выражаться. Он не пил и не
воровал и  в общем был хорошим мужиком,  но верил  в бога, и  не как все, по
праздникам в церкви, а на тайных вечерях на квартирах единоверцев.
     Каждый, кто  исповедовал учение его секты. Должен был в месяц наставить
на путь истинный  пятерых заблудших. А где их взять, пятерых-то? Поначалу он
обходился  коллегами  по  работе.  У него было  много коллег,  потому что он
работал в  автобусном парке,  механиком, их хватило  почти на  целый год. Но
потом  его   поперли  с  работы  за   пропаганду  религии,  и  пришлось  ему
довольствоваться  соседями. Это была не  самая благодатная  почва  для того,
чтобы сеять семена истинной веры.  Пару раз миссионеру крепко доставалось от
заблудших овец, которые  напоминали  скорее  упрямых  баранов, закосневших в
атеизме и  православной ереси. И тогда он пошел в проводники. Каждая поездка
была для него "хождением в народ". И вот однажды этот пастырь уехал и канул.
Жена  пробовала его искать через железнодорожное начальство и через милицию.
Ей сказали, что в Казани он сошел  с поезда и больше  его никто не видел. Он
отвалился от семейного дерева,  как сухой лист естественно  и безболезненно.
Жене даже не пришлось его  оплакивать, потому  что он мог быть среди  живых.
Она,  конечно, ждала и надеялась, но на переживания у нее было мало времени,
приходилось много работать,  чтобы прокормить себя  и ребенка.  Душа ее  уже
раскрылась  для дочери, и вскоре  образ мужа выветрился  из ее памяти.  Мать
Риты работала в больнице медсестрой, и каждый рубль стоил ей бессонных часов
наполненных человеческим горем.
     Без всякого стеснения девушка рассказывала незнакомому парню о том, как
ей в детстве  дарили обноски, то тетя Клава с маминой  работы, то соседка по
подъезду. Теперь Рита работала в ателье швеей и  все  тамошние женщины, даже
известная интриганка и скандалистка Евдокимовна, опекали ее и жалели.
     Фима рассказывал ей о Североморске, где он охранял военно-морскую базу,
что сводилось, в основном, к выпуску стенгазеты "На боевой вахте!" и писанию
объявлений красивым почерком. Он много шутил, и она искренне смеялась.
     После этого они стали встречаться два раза  в неделю.  Фима никогда  не
покупал  ей  цветов, коржики,  печенье, засахаренные  орешки...  Она  любила
погрызть,  а  ему  нравилось  ее   угощать.   Однако  скорее  отцом,  нежели
любовником, хотя разница в возрасте у них была всего три года.
     Однажды Рита позвала Фиму к  себе, когда ее матери  не  было  дома.  На
столе стояли бутылка вина и фрукты в вазе. "У меня сегодня день рождения", -
пояснила  она удивленному гостю.  "Что же ты не предупредила  меня, - сказал
Блюм, -  я бы купил подарок". "А он у  тебя с собой", - сказала Рита и стала
раздеваться. Причем  делала она  это так ,  как  будто была одна в  комнате.
Сначала  сняла  блузку,  аккуратно  повесила  ее на вешалку и убрала в шкаф,
потом  сняла юбку,  сложила  ее и убрала  в ящик. Затем туда же  последовали
бюстгальтер, трусики и носки. И все это она проделала совершенно без всякого
жеманства и вызова. Так Ева представала перед Адамом еще до грехопадения.
     "Сделай меня, пожалуйста, женщиной,  только не гаси  свет, мне  хочется
посмотреть, как  ты устроен. Я никогда  не  видела взрослых мужчин  голышом,
только маленьких мальчиков".
     Фима ее понял , как понимал  всегда и не стал  ничего  говорить.  Любое
слова  в этой  ситуации было бы  ложью, а он не хотел врать этой девушке. Он
разделся  и сомкнул руки на ее спине.  Так они стояли до тех пор  пока в  их
телах не разгорелся огонь.
     "Я стала  женщиной!  Я теперь женщина! - повторяла она, после  того как
все  закончилось, -  Ты представляешь,  Ритка,  женщина!  А что  по лицу это
видно? Я сейчас пойду по улице, и все увидят, что со мной произошло?.."
     Фима решил, что непременно  жениться на Рите, но только  после того как
окончит институт  или хотя бы на последнем курсе. Но ей этого он не говорил,
чтобы чего доброго их отношения не потеряли искренность.
     Приближался новый год и из однокурсников предложил  Блюму встретить его
в компании. Фима  сказал,  что  придет с  девушкой,  и  пригласил  Риту. Она
захлопала в ладоши от радости, но перед самым новым годом вдруг отказалась с
ним идти. Фима говорил ей, что это некрасиво, что  она его ставит в неловкое
положение,  потому  что  теперь  и  ему  придется  отказаться,  а   на  него
рассчитывали. Он ее увещевал, просил, стыдил. Она - ни в какую. И тогда Фима
в сердцах назвал ее идиоткой, и ушел. Он был уверен, что она позвонит ему на
следующий день, в крайнем случае через неделю, но она так и не позвонила. Он
нервничал, злился и тоже и тоже отмалчивался.  К тому  же  началась  сессия.
Прошел  месяц, прежде  чем  он  решился  позвонить  в  ателье. Трубку  взяла
Евдокимовна и спустила на Фиму всех собак, которые накопились  у нее в  душе
за  долгие  годы  борьбы  за  существование.  Оказывается,  Рита  не  хотела
встречать  идти  на  вечеринку, потому  что случайно прожгла утюгом  платье,
которое шила специально к этому дню. Она боялась,  что  Фиме будет стыдно за
нее, если  она  предстанет перед его друзьями в перешитой  из старья юбке  и
блузке.
     Фима пришел  к  Рите  с  повинной,  она  встретила его  приветливо,  но
сказала, что  через месяц выходит замуж. В это было трудно поверить, но Рита
не  умела обманывать. Вскоре она действительно вышла замуж, но брак оказался
непрочным. Муж вступил в какую-то секту и ушел в народ проповедовать учение.
На руках у Риты осталась дочь.
     В  промежутках  между  авантюрами Фима  вспоминал  Риту, приносил ей  и
ребенку гостинцы, чинил краны на  кухне и в ванной, подумывал о женитьбе. Но
потом  опять случалось  что-то,  что на долгое время  удаляло  его  от  этой
женщины. Конечно, если бы она сказала ему: "Женись на мне", он бы немедленно
согласился и,  может  быть,  был бы счастлив рядом с  ней,  но  она этого не
говорила и терпеливо сносила все его приливы и отливы.
     Вот и сейчас он в очередной раз решительно и бесповоротно решил открыть
новый период  в своих отношениях  с Ритой.  Он купил  ей в подарок  часики с
браслетом,  торт и бутылку любимого кагора.  Свидание должно  было пройти на
высоком уровне. Но тут зазвонил телефон.

     - Меня зовут Мария  Рамирес, - сообщил надтреснутый "птичий" голос. - Я
должна  была встретиться с  вами в общежитии, но  вы  меня не дождались. Мне
нужно  с  вами поговорить. Не могли бы вы подъехать  сегодня к семи часам  в
отель "Савой". Я буду ждать вас в холле.
     Блюм  ответил  не сразу.  Собеседница  как  будто  поняла  причину  его
замешательства.
     - Не беспокойтесь, опасность вам не грозит. Но в ваших интересах прийти
на встречу.
     - Хорошо, - согласился Фима, - но как я вас узнаю.
     - Я сама к вам подойду.
     Обладательницу  "птичьего"  голоса  Фиму  узнал  сразу.  Ее   внешность
соответствовала  голосу.  Она  была похожа на  большую черную  птицу,  не на
какой-нибудь конкретный вид, а просто на птицу. Высокая, костлявая  брюнетка
с горбатым носом и круглыми глазами взмахнула руками, снялась с кресла  и  и
подлетела к Фиме.
     - Товарищ Блюм?  Я Рамирес. Спасибо,  что  пришли. Я боялась, что после
того  недоразумения,  которое  произошло  у вас с нашими товарищами,  вы  не
захотите  с нами контактировать.  Но вы оказались  мужественным  человеком и
пришли. Но здесь неудобно разговаривать. Давайте поднимемся в номер.
     Она говорила стремительно,  как  будто стреляла из автомата. (А, может,
она  и стреляла из автомата?).  Буквы "р", как горох прыгали  по  мраморному
полу гостиничного холла,  отскакивали от стен и даже  после  того, как Мария
закрыла рот, некоторое время кувыркались в воздухе.
     Двигалась   она  так  же   стремительно,  как   и   говорила.  Круглый,
коротконогий  Фима едва  за ней  поспевал. В лифте,  он  открыл  рот,  чтобы
спросить  к  кому  они  едут,  показала  глазами  на  решетку  переговорного
устройства и прижала палец к губам, дескать, здесь все прослушивается.
     Номер  состоял  из  гостиной  и  спальни. Мебель в гостиной  напоминала
интерьеры кремлевских дворцов:  сафьян, карельская береза, бронза...  Темные
картины   в  золоченых   рамах  и  чайные  розы   в   хрустале  подчеркивали
эксклюзивность апартаментов.
     Мария заглянула  в ванную,  включила воду.  Потом  выдернула провод  из
телефонного аппарата. И только после этого сказала:
     - Добро пожаловать, товарищ Блюм! Хотите выпить? Есть текила пятилетней
выдержки. Очень хорошая. Рекомендую.
     Из всех спиртных напитков Фима предпочитал простую водку. За компанию с
женщиной он мог выпить и сладкого  вина. Что  касается  всякой  экзотической
выпивки, то ей он не больно-то доверял. Чаще всего эти хваленые  напитки пор
вкусу  и по  запаху  напоминали  самогон  не  лучшего  качества.  Но  глоток
спиртного был сейчас как нельзя кстати.
     - А нет у вас водки. Эту текилу ведь пьют как-то по-особому...
     - Ничего особенного, - трескуче  рассмеялась Мария, - Все эти заморочки
типа "лизни, глотни, кусни" для гринго1. Мы, мексиканцы, пьем текилу, как вы
русские водку - залпом и без всякой закуски.
     Она достала из бара непочатую бутылку и два  тяжелых стакана, отвернула
пробку  и  плеснула  в  стаканы  прозрачную  жидкость.  В   воздухе  запахло
самогоном.
     - За приятное знакомство.
     "Вот это  еще  большой вопрос,  - подумал Фима,  но текилу  выпил. Вкус
напитка был лучше, чем запах, но все равно керосин.
     -  Приготовляется  из  сока  синей  агавы, древний индейский  рецепт, -
пояснила Мария.
     - А  из чего приготовляется та  гадость, которую мне вкололи ваши люди,
чтобы я потерял сознание и при этом вел себя как нормальный человек?
     -  Пайота, - улыбнулась Мария, как будто  речь шла детской  присыпке, -
кровь души. Брухо2  применяют  ее,  чтобы  отделить  духовную  субстанцию от
физической, и спаси первую от  разрушения  в  критические  моменты. Действие
этого  снадобья ограничено во  времени и не ведет  к необратимым изменениям.
Мои друзья прибегли к нему  для вашей же пользы. Вы могли стать жертвой сил,
которые нам противостоят.
     - А разве та  сила, которая огрела меня  по  башке,  лучше? Головорезы,
которые затащили меня в общагу ваши люди?
     - Диас  и  Санчес  простые деревенские парни, что с  них  возьмешь.  Вы
напали на их след, мешали им выполнять, хотели их  задержать, а может быть и
устранить. Что им  оставалось делать? Но поверьте мне, убивать вас  никто не
хотел. Мы собирались просто изолировать вас на некоторое время.
     - Чтобы спокойно замести следы убийства.
     - Диас и Санчес никого не убивали.
     - Значит, это вы пришили бизнесмена или кто-то другой из вашей банды.
     - Мы не банда и здесь не для того, чтобы убивать.
     - Хорошо, хорошо, я вам почти поверил, и совсем поверю, если расскажете
для чего  вы  здесь, -  сказал Фима, плеснул  на дно  стакана еще  текилы  и
откинулся в кресле, всем своим видом давая понять, что готов выслушать самые
невероятные объяснения.
     - Мы здесь  для  того,  чтобы найти одну вещь, которую у нас украли. Не