Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Евсеев Борис. Юрод -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  -
онечно, к нам, к нам в стационар! А? Ничего? Есть, есть у нее такая способность с вами-каплунами связы- ваться. А уж психический больной в каждом из нас... - Где Лена? - Ну ты даешь! - Хосяк недовольно прервал свои разглагольствования и даже руки от удивления раскинул. - Отпустили мы ее, конечно! Давным-дав- но. Нам ведь она без толку. Просто связь с тобой потеряли, какой-то эк- ран здесь непробиваемый. Вот на крайний шаг и пошли. Надо же было узнать, где ты? А то ведь Каля, тебя вызывая, вымоталась вся. Калерия обернулась и снова как-то виновато, но и сладко проворковала: - Мы Елену Игоревну на Зеленоградской ссадили. Не захотела она в больницу. Мужчины даже к электричке ее проводили. Так что здесь полный порядок, не волнуйся... Ты листочки, Дима, отдай... мы не хотим огласки. У нас опыты - европейские. А приедет какая-нибудь сволочь из Москвы, приползет какой-нибудь начальничек - все погубит. Мы ведь за побег на тебя зла не держим. Мы тебя к делу одному пристроить хотим. Как раз по специальности твоей да по наклонностям. А Леночка твоя дома уже, наверное. Симпатичная она у тебя... В корзине опять завозился, залопотал петух. - Цыц, гад! - крикнул грозно и весело Хосяк. - Ужо теперь без тебя обмылимся! Петух враз умолк, а Хосяк, все больше и больше от болтовни своей пьянея, продолжал почти в лицо Серову выкрикивать: - Воротынцева ты зря послушался! Листочки взял... Что твой Воротын- цев, что пидар твой этот гнойный знал? Да, народцу много сквозь нас прошло и всякого. Много впускаем - много выпускаем! Да это еще что! Че- рез нас (петух в корзине забеспокоился опять), через нас тысячи пройти должны! Может, и сотни тысяч... Человечек только почувствовал в себе сумасшедшинку - а мы тут как тут! Только в сознании своем усумнился - к нам, к нам! Мы - поможем! Вы- лечить ведь все одно нельзя. Но есть путь иной. Мы неврозик - расширим! Мы психозик - раздуем... А что в результате, ты, дурачок, спросишь? А то! Страна сумасшедших в результате. И петух - сюда же! Раз люди с ума посходили - животные тоже обязаны. А как же иначе? Их мы тоже в силах инстинкта и этого самого слабо-воню- чего животного разума лишить. Вот тебе и общероссийский зоопарк! Нашего, так сказать, переходного периода! И заметь! Мы не каких-то там "зомби" растить будем. Нет! И дорого, а размах хиловат. Нельзя ведь всех зомби- ровать. Пупок развяжется. А вот чтоб все свою исконную наклонность осу- ществили, то есть до конца с ума сбрендили - это можно! - Хватит, Афанасий Нилыч! - забеспокоилась на сиденье переднем Кале- рия. - Не переутомляй себя! Оставь сложные мате... - Цыц, лямка, цыц!.. Да... Так о чем я? А! Вот! Дом сумасшедших! Мир сумасшедших! С таким-то товаром и мне, атеисту, перед Господом вашим предстать не стыдно будет. Все ведь к сумасшествию склонны! Весь мир - дурдом, и люди в нем безумцы! Ну вот и предстанем, вот и скажем: задание твое, Всевышний, выполнено! Все спятили окончательно. А зачем спятили, ты опять, дурачок, спросишь? Да затем, чтобы мир спасти. Так-то он быст- ренько рухнет. Разум его быстро доконает. Вот Господь и вложил в нас су- масшествие - как возможность спасения! А дальше - Армия Спасения от Ра- зума! АСОР. И ты тоже станешь офицером АСОР! Мы тебя к этому делу вполне приспособить можем... Пойми! В спиральку! В спиральку безумие в мозгу нашем свернуто! Нам бы только размотать ее как следует! Ну так помоги... А размотаем - вместе пожнем плоды золотые... - Юродство в нас спиралькой свернуто... Юродство, а не сумасшествие. Да и не позволят вам сверху мир так-то поганить, петухов портить... - Ты! Идиот! Молчи! Что ты знаешь! Мы с Калей горы книг перевернули! Ничего сверху нет! И юродства - тоже никакого! Выдумки Ивашки Грозно- го... - При чем тут Грозный? - Ну, Алексея Михайловича... Тишайшего вашего этого, или еще ка- кая-нибудь собака это выдумала... А насчет петухов... Петух что! Вот па- ук с человеческими качествами - это да! Или... - Афанасий... - Молчи, прокладка!.. И еще - если уж говорить об основном - запомни! Раз есть сумасшествие - греха нет! Не убийца - а сумасшедший. Не граби- тель - псих. Стало быть, и наказания никакого не последует. Вот это - идейка! Значит, будем все и свободны, и ненаказуемы! Да! А то: соп- ли-вопли, христианская демократия, социализм, юродство! А мы - рраз, и мимо всего этого, в психи! Серов пошевелился Хосяк, то ли отвечая на это движение, то ли пресе- кая возможные возражения, заговорил еще горячей, торопливей: - И осуществить мы все это сможем, сможем! Потому как на земле теперь наша воля! Мы и есть "скорая помощь"! Только не вылечиться всем вам поможем, а глубже и навсегда в безумие погрузиться! И по России таких карет, как наша... Петух в который раз уже затрепыхался, забился в корзине. - Пеца, пеца, петушок... Золотой... Золотой окорочок мой... - завор- ковала, запела Калерия, и тут же крышка корзины, как на кипящем котле, дважды подпрыгнула, слетела на пол, из корзины выставился всклокоченный, кучеряво-седой Академ, а вслед за ним выглянул слегка придушенный, с ог- ромным, безумно раззявленным клювом и сбитым набок гребнем петух. - Брешут! Брешут они! - завизжал Ной Янович и, ловко выпрыгнув из корзины, кинулся на белую грудь Хосяку. - Они прибили ее! Или ударили так... специально... так ударили, чтобы память у нее отшибло! А может, и совсем убили! Я слышал, как они договаривались, когда она сошла! Слышал! Они потом побежали ее догонять! А я не спал, потому что лекарства не пил! Он! Он! - Ной Янович внезапно оставил Хосяка, скакнул к растворенному в кабину окошку, вцепился коричневыми лапками в загривок водителю. - Полкаш при- бил наверняка! Петух, перевозбужденный машинным хаосом, снова закричал, забился в черно-седой пене и, вмиг выпустив крылья, спланировал на косенькую Ака- демову спину... Машину как следует тряхануло, повело в сторону, она за- медлила ход, Серов вскочил, ударил, что было силы, Хосяка носком крос- совки под колено, Хосяк со стоном скорчился, машину завертело юзом на месте, и Серов, отворив дверь, повалился кулем на шоссе... *** Он сидел под деревом в небольшом заброшенном московском сквере. Слезы текли по небритым, желтоватым от давнего йода щекам. Спасения от голоса, звенящего и потрескивающего в голове почти беспрерывно, звеняще- го по-новому, как-то зловеще-тонко, изничтожающе, - не было. Уже почти сутки убегал он от "скорой", сначала отсекшей его от дачи, а потом и от квартиры в Отрадном, убегал, скатывался на окраины Москвы, до ближних пригородов, потом опять возвращался в центр. Он смертельно, по-звериному устал, возбуждение ни на минуту не покидало его, и только после страшных напряжений воли или после каких-то юродских выходок голос стихал. Но юродствовать в Москве было непросто, а углубляться в пригороды Серов бо- ялся. К нему несколько раз подходили, правда, пока не задерживали, от- пускали, милиционеры. Он начинал рассказывать туповатым, раскормленным муниципалам про Хосяка, петуха, Академа, хватал их за руки, его лениво, с брезгливой рассеянностью отталкивали. Он понял: в следующий раз кто-нибудь из милиционеров просто отправит его в Кащенко. А ведь там Хо- сяк его враз настигнет. Там-то он все входы-выходы знает! Значит, осталось одно: бежать, бе- жать, скрываться! Менять транспорт, уходить от пеленгующего его местона- хождение голоса, уходить от самого себя, от своего вопящего мозга, ухо- дить от обыденности, включенной в сеть этого всеобщего поля безумств, в которое можно войти, как к себе домой, но выйти, выйти нельзя... Сил почти не было. Страшно хотелось спать. Серов верил уже, что жену отпустили, что с ней ничего не случилось. Сил душевных - не верить - не было... Но он почему-то все никак не хотел отдать требуемые у него время от времени воротынцевские листки. "Отдам, отдам, - шептал он про себя, - но потом, позже". Вдруг голоса в мозгу стали гаснуть и почти пропали. Серов понял: меж- ду ним - принимающим - и "передающей" появилась какая-то преграда. С громадным облегчением он расправил плечи, огляделся. "Куда это меня за- несло! Никак к черту на кулишки..." Вытекал из-под ног и бежал стреми- тельно к какому-то озерку узенький маслянистый ручей, дома вокруг были все какие-то нежилые, тянулись бетонные заборы, деревьев, кроме как в этом крохотном сквере, тоже почему-то не было. Серов сидел на выдолблен- ной из бревнышка скамейке со спинкой. "Не могли, не могли они убить ее! Академ - спятил! Людное место, день, Зеленоградская! Ее не могли и не должны были, а меня - убьют! Обязательно! Потому Хосяк так в машине и разоткровенничался... А разговоры Калерии насчет какого-то дела, это так, для отвода глаз... Надо вернуться окольными путями в Сергиев! Там экран, там преграда и, главное, Колпак там, Колпак! Он ведь говорил, что "паутину" с меня обмахнул. Вот так паутина! Застряли мы в ней, запута- лись, как мушки: и я, и Лена! Лена, Лена... Нет! Не могли они, не мог- ли..." Серов встал, пошел из скверика вон, но как только он миновал длинный, каменный, ведущий, как оказалось, к огромному мосту забор, го- лосок Калерии забился, заполоскался в мозгу вновь: - Дима... Дим... Ты где? Куда ты пропал! Академ спятил! Зачем нам убивать Лену? Зачем? Дима... Дим... Отзовись... Включись в наши поиски! Мы не тебя, мы ведь истину ищем! Вместе искать будем! Мы хотим! Хотим с тобой рабо- тать! Ты - замечательный объект! Ты сильный, ты мощный! Я тебя, только тебя хочу! Хосяк спит, он меня не слышит... Серов изо всех сил пытался остановить мыслепоток, вскипавший в ответ на последние фразы Калерии в мозгу его, как вихрь, но сделать этого не мог, с надсадой тяжкой сознавая: его опять, его вновь засекли, его не оставят в покое никогда! Жизнь кончена, кончена, кон... - Дима... Дим... Отзовись... Погоди, постой! Обожди нас! Отдай бумаж- ки, и мы отстанем. Не хочешь к нам - езжай куда хочешь. Хочешь - в Сер- гиев. Хочешь - на Луну. Хочешь - в Кащенко. Чудак-человек! Кто же тебе про петуха поверит... Дима... Дим.. Серов, едва переставляя ноги, двинулся назад, к спасительному камен- ному забору, в сквер. Он сел, закрыл глаза... *** Прокурор Землянушина Дамира Булатовна с удивлением и раздражением немалым смотрела на следователя Ганслика и оперативника Клейцова. - Кто вам позволил снова устанавливать наружное наблюдение? Серов не преступник! Мы просто хотели задать ему несколько вопросов. За другими надо было следить, в свое время... - Без "наружки", высокочтимая Дамира... - Оставьте ваш парикмахерский тон! - Три недели назад, сняв наружное наблюдение, мы его как раз и поте- ряли. Он у нас... - У вас! - Он у нас с вами шут знает где все это время слонялся! Теперь, здрасьте-пожалуйста, - объявился! И где же? В Сергиевом Посаде. Юродствует Христа ради! Очень, скажу вам, удобненькая формочка для того, чтобы скрывать гмм... определенные намерения и замыслы. Маленький, кругленький следователь Ганслик надул, обижаясь, свои мя- систые и опять же кругленькие щечки, но тут же воздух из-под щек выпус- тил, обмяк, смолк... - Хорошо. Пригласим его сюда. Или нет... Я сама съезжу в Сергиев. Около Лавры, говорите, отирается? Ну, стало быть, там я с ним и побесе- дую... *** - Встань, пес! - Серов дернулся, с трудом разлепил веки. Шел снег: первый, крупный, подвесной, киношный, мягкий. Под снегом буровато-серые стены приобрели враз цвет кирпичный, цвет от грязи-пыли очищенный. За- виднелась, засвербела в воздухе - как долгая ранка под кожей - башенка резная, тонкая, тоже каменная. Снег укрыл, скрал брошенные машины, брезент, скамейки. И выступило из снега, выломилось из хозпостроек краснокирпичное, резное, раньше не за- мечавшееся крыльцо. И скользнул с крыльца в снег человек в круглой шапке, в долгой до пят шубе, с посохом черным в руке, скользнул в снег человек горбоносый, яст- ребиноокий, гордый, но изможденный грехами и словно бы высосанный кем-то. Съедаемый болезнью, явно сдерживая и пересиливая себя, он тяжело остановился. Увидев Серова, горбоносый попытался выровняться, приоса- ниться, но из этого ничего не вышло. И тогда человек, впав в гнев, стал Серову бессильно посохом грозить. - Встань, пес! Юродствуешь? - крикнул снова, наполняя гласные свире- пым бессильем, горбоносый. Потом внезапно перешел на шепот: - Встань, а не то и говорить с тобой не буду... Я бы тебе показал... - горбоносый зашелся в кашле. - Да вот в монахи собрался. Только не дой- ду, наверное, до мнихов многомудрых. А ну как дойду - да не примут? А тут ты еще. Да рази ж так юродствуют! У меня мастера такого дела есть! Видел! Ох и мастера, забодай их леший... Ну, пошел я... - Горбоносый тяжко развернулся, но тут вдруг из-за какой-то сараюхи сзади и сбоку раздалось пронзительно-визгливое: - Куды, куды? Я здеся! Человек в шубе, услышав визгливый голос, как-то совсем одряхлел, за- дергался, сник, а из сараюхи выскочил совершенно голый, белотелый, с черными спутанными волосами бомж и метнулся прожогом на середину сквера. Здесь бомж голый остановился, и Серов смог разглядеть его внима- тельней. Оказалось, бомж не вовсе гол: на бедрах его была кое-как закреплена треугольная туземная повязка. Лицо у бомжа было какое-то плоско-стертое: невыразительный маленький рот, незаметный чуть востроватый нос, глазки серые... И только брови черные, висящие кустами, да борода и усы желтые, пшеничные, выставлялись из общей этой стертости. Да еще новенькая со- бачья цепь, как у завзятого "металлиста", поблескивала на остро выпячен- ной куриной грудке. В руках бомж держал глубокий ковш со сплошной ручкой в виде раздутого рыбьего плавника, в другой сжимал кусок беломясой, пар- ной, видно, только что рубленной свинины. - Сюды, сюды! - уже не так визгливо, даже вроде любовно и нежно поз- вал бомж горбоносого. - Ходь сюды! Чего дам тебе! Горбоносого еще больше сморщило, остатки свирепости его и осанистости облетели, улетучились. Он переминался с ноги на ногу, ему очень не хоте- лось к бомжу подходить, но и просто развернуться и уйти он отчегото не мог. Наконец одетый в шубу сделал три шага по направлению к голому и, пытаясь принять величественную осанку, на палку опершись, остановился. - Ну! Чего тебе, ирод? - грозно и скрипуче выговорил он. - А вот чего! Вот... Ешь! - крикнул бомж и кинул под ноги горбоносому кусок свиного мяса. Тот слегка над мясом склонился, долго смотрел на не- го, потом распрямился, недоверчиво хмыкнул, с презреньем легким вымол- вил: - Я христианин... Мяса постом не ем. - А кровь христианскую пьешь? Пьешь? - завопил голый что было мочи, так что Серов подскочил даже на месте. - На, пей! - понизил он вдруг голос до шепота. И тут же плеснул из ковшика под ноги горбоносому. - Так-то надо! - оборотился голый к Серо- ву. - А ты пей! Пей еще! - голый плеснул под ноги горбоносому и второй, и третий раз. - Не могу я... Отпусти меня, ирод! По грехам, по грехам моим... - об- ратился внезапно горбоносый к Серову, и тот увидел, как снег под остро- носыми сапожками человека в шубе враз потемнел, потом покраснел, из красной сахарной лужицы заструился, потек вверх парок... И проталинка эта красная вмиг вымотала из Серова всю душу, все нутро, но тут же свер- ху на кровь стал падать уже не киношный, а всамделишный, неостановимый снег. Снег погнало над землей волнами. Он был такой густой, что и красная лужица, и кирпичное крыльцо, и бомж голый с собачьей цепью на шее, и горбоносый в шубе, в собольей круглой шапке почти тут же скрылись, пе- рестали быть видны, снег начал заваливать и самого Серова, стал закиды- вать его охапками, двумя острыми высокими горками встал на плечах... И уже из глубокого этого снега донесся приглушенно до Серова голос голого: - Говори! - визжал бомж из снега. - Что видишь, говори! - Кому? Что? - потерянно спрашивал Серов. - Говори - любому! - еле несся голос... Серов проснулся. Со сна он никак не мог разобрать, где находится. Он охлопывал себя руками, суматошно оглядывался, пытался вспомнить, как по- пал в незнакомое место, что с ним вообще происходит, хотел ухватить ухо- дящий и тающий снег. Его тошнило, в голове был полный кавардак. Он про- кашлялся, что-то, только чтобы себя успокоить, сказал вслух, прислушался к своему голосу... "Голос, как у давленого клопа... Стоп, стоп! Голос! Чей это голос был во сне? Ведь не Каля же, в самом деле, грозно так крикнула: "Встань, пес!"" "Каля!" Он разом все вспомнил, тут же подхватился с выдолбленной из бревна скамейки со спинкой, сидя на которой заснул, пошкутыльгал куда глаза глядят. "Заснул, опростоволосился, задремал! А они... Они уже, на- верное, где-то рядом!" Серов разом оборвал суматошный "просебяшный" мо- нолог, прислушался к внутреннему "эфиру". Голосов никаких не было, но тихий клекот петуха, придыхание и присвист вздувающей зоб и готовой кри- чать птицы он услышал отчетливо. Внезапно Серов из-за красно-серого забора, из-за угрюмых промышленных зданий выскочил на чисто ухоженную лужайку. Он тут же задрал болящую го- лову кверху. Чуть вдалеке высилась виденная во сне башня, как две капли воды похо- дящая на одну из башен Кремля. "Новодевичье! - ахнул про себя Серов. - Как же я сюда забрался?" "Но- водевичье! На Новодевичьем он!" - визгом чужих голосов отдалось в мозгу. Серов понял, что опять выдал свое местонахождение прослушивающим его людям, залепил, заткнул себе рот рукавами... - Дима... Дим... Стой смирненько, Дим! Мы сей момент, сейчас мы... "Надо делать что-то противоположное командам..." - краем мелькнуло в серовском мозгу. "Юродствуй, пес, юродствуй! Ты ведь юрод!" Серов тут же скинул и отш- вырнул в сторону кроссовки, распахнул плащ, разодрал на груди рубаху и, до смешного высоко подпрыгивая, высоко занося ноги в бежевых носках, поскакал, как конь, через лужайку к воротам еще открытого, несмотря на спускающийся вечер, кладбища. Близ железных, взблескивающих ворот Новодевичьего он вдруг упал на землю, прокатился по земле колбасой несколько метров, затем вскочил, расстегнулся, стал натужно и прерывисто мочиться вверх, в стороны, снова вверх... Из будки, вплавленной одним сплошным литым стеклышком в краснокирпич- ную ограду кладбища, уже выскочил и топал к Серову милиционер, за спиной милиционера бешено повертывалась на тоненькой шейке, словно пытаясь с этой шейки свинтиться, хорошенькая головка какой-то кладбищенской в си- ней спецовке работницы. - Ты, козел! Где расстегиваешься?! - захлебнулся от тяжкого гнева ми- лиционер. - Я к вам! К вам я! Скажу - что вижу! А вижу... Вижу тьму адскую! И город пылающий над ней! Серов, растопырив руки, качнулся навстречу милиционеру. - Ах, рвань ты болотная! Сейчас в отделении поговорим!.. Сейчас... Сей... А ну, пошел отсюда! - вдруг передумал вести Серова в отделение милиционер. - Пошел, кому говорят! - милиционер выставил перед собой ду- бинку и, тыкая ею, будто горячей головешкой, погнал Серова от ухоженного кладбища, от веселой мордашки, от будочки стеклянной прочь... Серов скрипнул зубами, вдруг почувствовал холод босыми, в носочках тонких, ступнями и пошкандыбал, а потом и побежал вверх, вверх вдоль кладбищенской красной стены. На бегу он оглянулся и с тоскою мутной от- метил: милиционер за ним не идет, а, дохло лыбясь, говорит что-то в мыльницу с антенной, в рацию. Добежав до конца кладбищенской стены, Се- ров остановился, отдышался. Голоса не звучали, милиционер остался далеко по

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору