ТЕПЛЫМ ХЛЕБОМ

     В пять утра зазвенел будильник, но прежде его петушиного  гласа  встала
бабка. Она уж из печи выгребла и затопила ее,  когда  затрещал  будильник  и
поднялся со своей кровати дед Архип.
     - Ну как там, не потеплело? - спросил он.
     - Не чутко, - со вздохом ответила бабка.
     Дед Архип валенки надел, стеганку и вышел из дома. В первую  минуту,  с
избяного тепла, ему показалось, что на улице теплее вчерашнего.
     Еще стояла глухая ночь. Чернели по белому снегу базы да сараи. Студеное
небо светило просяным звездным инеем, а посреди - одинокая  Жарничка  горела
льдистым огнем.
     Архип пошел на улицу. Перед самыми  воротами  дорожка  была  переметена
рыхлым снегом. Значит, не во сне, а наяву бушевал ночью ветер. И теперь
 дорогу на станцию тоже  перемело  и  утреннего  автобуса  не  будет.  Зябко
поеживаясь, Архип заспешил домой. А в доме уже печь гудела ровным огнем.
     - Дюже тепло? - с усмешкой спросила бабка. - Телешом можно?
     - Да потеплее... - неуверенно ответил Архип.
     - Не бреши... - мягко укорила, жена.  -  Вон  на  окошке  вторые  шипки
позамерзали, а у тебя все теплеет, под  носом.  Уж  не  ездил  бы,  переждал
погоду. Да и праздник завтра. Добрые люди в  праздник  по  домам  сидят,  не
шалаются.
     - А тама будут нас ждать? - указуя коротким толстым перстом в  потолок,
спросил Архип. - Пока мы отпразднуем? Да пока потеплеет? Тама  тогда  народу
налетит... Туча черная... Тришкина свадьба...
     Бабка в ответ лишь вздохнула.
     - Вот так-то... - закончил `Архип. - Надо сбираться, ехать. На  автобус
я уж не рискую. Вчера не было, а ныне и подавно. Уж  развиднеется,  тогда  и
тронусь. Пойду дозоревывать.
     И Архип снова  забрался  в  постель.  Он  уже  вроде  не  спал,  просто
подремывал, временами проваливаясь в зыбкое забытье и тут же  возвращаясь  в
явь. "А может, и пойдет автобус, - думалось ему. - А я разлеживаюсь.  Сейчас
уж, гляди, на центральную пошел. Крутанется - и назад. Добрые люди уедут.  А
может, и не пойдет. Вчера и в тот день не ходил, а нынче и вовсе мело..."
     Хутор, где жили дед Архип с бабкой,  лежал  в  тридцати  километрах  от
райцентра. По летнему да сухому времени были те  километры  недалекими,  тем
более что дважды в день, утром и вечером,  пробегал  через  хутор  маленький
шустрый автобус. После легкого дождя автобус ходил лишь по  грейдеру,  боясь
увязнуть в хуторских колдобинах. Но то еще  была  не  беда:  до  грейдера  и
пешком можно добраться, четыре версты всего. А вот непогода напрочь обрезала
крылья. Осенняя ли весенняя долгая грязь, зимние глубокие снега да переметы,
ставили автобусы на. прикол.  И  тут  уж  выбирайся,  как  говорится,  своим
средствием. А лучше всего сиди и не рыпайся.
     Деду Архипу сидеть было никак нельзя. В прошлом году он угля не  достал
и нынче  дожигал  остатнее.  И  совсем  было  приготовился  на  дровах  зиму
бедовать, когда узнал о постановлении. Сначала в конторе  услыхал,  а  потом
газеткой раздобылся. В газете все было  написано  так,  как  и  добрые  люди
говорили: льгота выходила бывшим фронтовикам, облегчение в жизни.  Ив  конце
напрямик было писано: "проявлять постоянное внимание". Эти слова дед.  Архип
теперь уже наизусть помнил.
     Почитал старик газетку, с  бабкой  и  другими  людьми  посоветовался  и
решил: надо в район ехать и добиваться топки,  пока  закон  вышел.  Прямо  с
нового года идти, не тянуть. Кто рано встает, тому бог дает,  и  кто  раньше
спохватится - легше будет.
     Первые дни января Архип  годил,  давая  людям  отпраздновать  да  после
праздника похмелиться. А потом завернул мороз с  ветром,  дороги  в  низинах
перемело, и вот уже третий день не было автобуса. Два раза  ходил  Архип  на
грейдер, но попусту. И сегодня накрепко решил  Архип  домой  с  грейдера  не
ворочаться. Хоть на чем, да уехать. Дело было нешуточное: без угля  зимовать
тяжко.
     Время подошло к семи. По радио из области начали  передавать  последние
известия, Архип уши навострил, голос у приемника поубавил,  чтобы  бабка  не
слыхала. "По северу области до тридцати..." - наконец  обрадовала  дикторша.
"И-и, глупая, - попенял ей дед Архип. - Заталдычила одно..."
     - Чего там бубнишь? - спросила бабка. - Сколько объявили?
     - Чего сколько? - притворился непонимающим дед Архип.
     - Не придуряйся... Про погоду чего сказали?
     - А-а, слухать их... - пренебрежительно ответил дед Архип. - Они  здеся
были, на хуторе? Видели они нашу  погоду?  Сидят  в  тепле,  поустроились  и
брешут.
     - Померзнешь на сухарь, - вздохнула бабка.
     Архип наскоро умылся, сел к столу. Бабка принесла с  печи  в  полотенце
завернутый горячий хлеб. Привозили хлеб на хутор редко, особенно в непогоду,
но люди приспособились. Черствую буханку заворачивали в полотенце, в широкую
кастрюлю наливали воды, ставили миску, а в нее хлеб. Вода в кастрюле кипела,
под крышкой хлеб отпаривался, становился волглым, мягчел.
     Выпив стаканчик самогонки,  Архип  принялся  щи  хлебать.  Жена  сидела
рядом, вздыхала.
     - Ныне-то уж не вернешься... - сказала она;
     - Дал бы бог добраться. А на ночь-то глядя... Уж завтра.
     - У Василия ночуешь?
     - А где же...
     - Сон мне нынче привиделся, а к чему - не приложу, - задумчиво  сказала
жена. - Маму видала. Мама хлебы печет. Вынимает, хороший, такой хлеб, чую  -
сладкий, и так мне хлебушка хочется. А она не дает. Я  прям  слезьми  кричу:
мамушка, родная, ну дай хоть кусочечек, хоть чуток. А она не дает. А мне так
хочется... Такой у него дух, прям  донельзя  сладимый.  Почему  не  дала?  -
спросила бабка. - Либо чем обидела ее, не так помянула?  Прям  в  голову  не
возьму.
     - Солонечиху поспрошай, - усмехнулся Архип, - она разложит.
     - Придется, - всерьез ответила жена. - Ты дюжей ешь. Щи и мясо. Я  тебе
и самогонки для этого дела налила. Дюжей наедайся, а то померзнешь.
     - Не замерзну, - успокоил ее Архип. - Как пододенусь, нехай тогда...
     Оделся  он,  как  всегда,  по-зимнему,  по-стариковски:  теплое  белье,
телогрейку и ватные брюки, валенки, овчинные рукавицы. Но теперь, в  дорогу,
он  надел  поверх  всего  зеленый  плащ-"болонью".  Его  когда-то   сын   за
ненадобностью бросил. Но старикам плащ пришелся по нраву  и  впору.  Он  был
легок и плотен, ветра не пропускал.
     - Ну, оставайся тут с богом, - сказал Архип.
     - Ты тама не задерживайся, - ответила бабка. - Праздник находит, а я  -
одна. И сон, видишь, какой нехороший видала. Родная матушка хлебца не  дала.
А уж так хотелось...
     Из своего двора вышел Архип ровно в девять часов.  В  эту  же  пору  на
центральной шоферы в гараж приходят. Пока они машины разогреют да соберутся,
гуда да сюда, пока тронутся, Архип к грейдеру подгребется. Вот  и  получится
впору.
     Красное с морозу солнце только  что  поднялось.  Багровые  дымы  редким
лесом вздымались над хутором; легко, словно тоже с морозцу, розовело небо, и
вся глубоким снегом  полоненная  окрестность,  и  даже  сороки,  молчаливыми
стаями сидевшие на деревьях, даже сороки отдавали розовым.
     Особо не  надеясь,  а  просто  на  всякий  случай,  завернул  Архип  на
колхозный двор. Ехали две машины на станцию, за комбикормом, но  с  шоферами
сидели грузчики. Больше ничего не предвиделось.
     Дорога от хутора к грейдеру лежала прямая,  торная,  снегом  ничуть  не
занесенная. Одет был Архип тепло, легкой была амуниция, тела  не  вязала,  и
потому шагалось хорошо. Мороза он особого не чуял, но в лицо  дышала  стылым
холодом белая степь. Куржак кучерявился по краям шапки-ушанки.  И  время  от
времени Архип рукавичкою тер нос и щеки, чтобы не познобить их.
     День, судя по всему, должен выдаться удачным. Машины, конечно,  пойдут,
никуда не денутся. Так что добраться в район можно будет. И с  углем  должно
выгореть, не зря ж в газете написано черным по белому. Эту газетку прихватил
с собой дед Архип на всякий случай. Раз  вышло  такое  указание,  значит,  и
приказ из Москвы пришел: помогать всемерно. И уж чем-чем, а топкой  помогут.
Тем более зима такая стоит. И собрался он сразу,  вовремя  сообразив  что  к
челу. Тут ведь тоже политика, Архип ее понимал:  первым  надо  прийти,  пока
гуртом не полезли. Архип это понимал и радовался своей смекалке. Может, даже
сегодня прикатит он в хутор с углем,  прямо  на  машине.  может,  и  завтра.
Завтра, конечно, повернее. Нынче запишут, а завтра велят прийти. Так  всегда
бывает. Переночует он у племянника Василия. Вечером посидит с ним, бутылочку
выпьют. Василий - человек грамотный, с ним и потолковать не  грех.  Посидят,
побеседуют, А уж завтра, с углем, прибудет Архип домой.
     Так, в  добрых  мечтаниях  и  по  ровной  дороге,  добрался  старик  до
грейдера. А на грейдере, возле  кирпичного  строения  автобусной  остановки,
толпился народ.
     - Здорово живете, добрые люди, - поднимаясь на полотно грейдера, весело
проговорил Архип. - Заждалися меня? Я вот он, прибыл. Теперь  шумите,  нехай
машины едут.
     - Шумим с ночи, - здороваясь, ответил знакомый из Вихляевки,  -  а  они
либо пооглохли,
     - Не было автобуса?
     - Был бы - уж уехали.
     - Какая беда, - огорчился Архип, а в душе похвалил себя, что  не  пошел
впотьмах, удержался.
     Народу у остановки собралось немало. Стайка молодежи  табунилась  подле
черного, прогоревшего кострища. Пальтушки на них были всякие:  и  добрые,  и
продувные, а прочая сбруя: брюки, юбки  да  чулки,  а  тем  более  обувка  -
никудышные. Оттого и на месте им не стоялось: топотили да бились "на  любка"
- грелись. Знакомый из Вихляевки был с дочкой.
     - В техникум провожаю, другой день не провожу, - объяснил он Архипу.  -
Харчей наклали, одна не дотянет. Другой день выходим.
     - А эти ребята либо тоже ученики?
     - Кто откуда. С техучилища, школьники. Дубовские большинство  да  наши.
Моей-то край надо, экзамены сдает.
     - И прямо с ночи стоите?
     - А то как же... Ныне в четыре поднялись, в полшестого здесь были.  Вот
и стоим дожидаемся.
     Народ собрался свой, с ближних хуторов, с Вихляевского, Тубы,  с  Малой
Дубовки. Архип пошатался от одного к другому, поздоровался. От Малой Дубовки
показались пароконные сани.
     - Вот и уедем! - обрадовался Архип. - Посадимся и айда!
     - Да-а, сейчас на лошадях далеко уедешь.
     - А как же бывалоча в старые-то времена?
     - В старое время лошади были да и одежка. Тулуп, добрый надеть, тогда и
конечно. А эти куда? - показал мужик на ребят да девчат.
     - Да и тебя в твоей телогреечке быстро просифонит.
     - Это верно, - согласился Архип.
     Тем временем подъехали сани. Кроме кучера, сидели в  них  две  женщины,
укутанные ковровыми платками. Заиндевевшие лошадки ткнулись к будке; возница
бросил им соломы и баб начал ссаживать.  Одна  была  помоложе,  с  огромной,
одеялом обмотанной ногой. Архип тут же к ней направился.
     - Здорово живете. Это чего с тобой сделалось?
     - Да ногу поломала. В гипсе. Теперь вот ехать  надо.  Велели  приехать.
Может, сымут.
     - Какая беда... - заохал Архип.
     Молодые ребята решили  соломкой  с  саней  подразжиться,  чтобы  костер
запалить. Но возница их вовремя заметил.
     - Куда тянете?
     - Посогреться... Соломы, что ль, жалко?
     - Я не для  вас  клал.  Лошадям  да  сидеть.  А  соломой  все  одно  не
согреетесь. Лишь пыхнет. В лесополосе вон, хворосту  наберите.  Молодые,  да
ленивые.
     Ребята его не послушались, за хворостом не пошли, а подожгли охапку все
же унесенной соломы. Сгрудились над невысоким  пламенем.  Кто  руки  к  огню
тянул, кто распахнул одежонку, чтобы тепло телом почуять. А  кто  промерзлые
башмаки грел над пламенем.
     - Гляди, штаны загорят, - остерег Архип.
     Но штаны сгореть не успели. Пламя быстро угасло.
     И наконец-то послышался  гул,  далеко,  но  явственно.  От  центральной
усадьбы по грейдеру шла машина. Все разом стали выглядывать да гадать:  одна
ли машина идет да какая. Поклажу из кирпичной будки разобрали.  А  оказалось
зря: зеленая "скорая помощь" с центральной усадьбы прошла и не остановилась.
Правда, была она битком набитая. И через стекла видно, и шофер по горлу себе
ладонью провел; дескать, полно, И укатила машина дальше.
     - Твою мать... На центральной, как короли, живут, понасадились.
     - Да можно бы еще взять, не схотел.
     - Хозяин...
     А в следующую минуту головы повернулись к той  дороге,  которой  пришел
Архип. Оттуда гудело. И скоро  вылетели  из-за  лесополосы  два  "газона"  -
самосвала. Выскочили они на грейдер и  встали  передом  к  станции,  куда  и
направлялись. Это были те самые машины, что за кормами шли. В кабинах у них,
кроме шоферов, грузчики сидели. Тут и проситься было некуда. Но минут десять
спустя от центральной усадьбы еще три грузовика подвалило. Тоже на  станцию,
за кормами.
     Начался тут гвалт и содом. Все разом бегали и  просились,  а  проситься
особо было некуда. В кабину много не поместишь, Да там уж и  сидели.  Уехали
девчонка-студентка и двое мужиков. Хотели женщину уважить, с гипсом, да  она
не влезли. Молодняк в кузов просился, но шоферы их  не  взяли.  И  правильно
сделали. По такой погоде в кузове не ездят.
     После того как ушли машины и долго гудели, поднимаясь в гору,  и  долго
чернелись на белом снегу, после того  как  затихли  они,  настроение  упало.
Каждый думал про себя, что и, он мог бы сейчас ехать  в  кабине  уже  далеко
отсюда и скоро прибыть на место. Тут еще "козел" проскочил, не  остановился,
за ним "Москвич", полный.  Бабы  прижухли  под  убеленными  инеем  платками.
Мужики стали ходить по дороге взад  и  вперед,  набирая  тепло.  Архип  тоже
прошелся. Ветерок хоть и легкий был, но лицо прихватывал; оно дубенело, а  в
затишке горело огнем. Молодежь  притихла,  ребята,  не  переставая,  курили,
Наконец их совсем допекло.
     - Костер давай! Согреемся!
     И они стайкой скатились но откосу, по колено и  выше  увязая  в  мягком
снегу, и стали по лесополосе собирать  сушняк,  ломать  сухие  ветки.  Потом
соломкой разжились, нашли газету и долго  разжигали  огонь.  Руками  уже  не
владали.
     К костру подошли и бабы. И тут Архип разглядел, что старая женщина  под
тяжелым платком - его давняя знакомая, Феня Чурькова.  Она  лишь  недавно  к
младшей дочери в райцентр уехала.
     - Либо ты, Феня? - подошел к ней Архип.
     - Да, а то кто же.
     - А я тебя не угадал. Укулемалась в этот платок. Ты откель же?
     Не успели они и двух слов сказать, как  новая  тревога  поднялась:  шел
"автобус. Молодые ребята начали костер топтать.
     Снова вещички свои разобрали. В автобусе должны были  все  поместиться.
Как сельди в бочке, но влезть. Как-нибудь, но доехать, а не стоять на  таком
морозе.
     Тупоносый колхозный автобус, совсем пустой - это даже Архип разглядел -
притормозил, остановился. А когда кинулись  к  нему  гурьбой,  он  тронулся,
свернул налево с грейдера к  хутору  Малодубовскому  и  поплыл  неторопливо,
вперевалочку, оставив на дороге еще одного бедолагу с чемоданчиком.
     - Куда? Куда он? - накинулись тотчас на него.
     - В Малую Дубовку, собрание проводить.
     - Да он туда не проедет, - сказал возница. - На лошадях  еле  проехали.
Хоть спросил бы. Сейчас сядет, - пообещал он, не спуская с автобуса глаз.
     Автобус, и точно, сел. Проехал немного, забуксовал, забуксовал.
     - Вот так тебе и надо! - торжествовали на грейдере.
     - Чего он туда? Для какого бесу?
     - Собрание, говорю, проводить. Зоотехник поехал. Предвыборное собрание.
За депутатов чтоб голосовали, агитировать.
     - Еш твою... - шутливо заругался Архип.  -  Вот  бы  он  в  автобусе  и
проводил агитацию. Нас бы посадил и до самой станции читал да читал.  Оттель
снова взял людей, и их бы... Да мы б за него  все  голоса  поотдавали,  даже
лишние, за такого хорошего. Ты нас только до места довези.
     Молодежь встала кружком, пошушукалась и всем табором подалась по домам:
четверо в Малую Дубовку, двое в  Вихляевку.  Те,  вдвоем,  рысью  помчались,
застучали по набитой дороге словно коваными промерзшими подметками башмаков.
     Остались Архип, Феня Чурькова, женщина с  гипсовой  ногой,  муж  ее  на
лошадях - лошади уже в белой шубе стояли, понурившись, - и еще два мужика.
     Архип всерьез начинал мерзнуть. Хоть н одет был неплохо, но полегонечку
пробиралась к телу стынь. Просекал ветерок, и ноги коченели. Не шибко  грела
старая кровь. Но сдаваться он пока не хотел.  Ребята,  считай,  шесть  часов
отстояли, а он лишь в девять из дому. Надо было терпеть.
     - Еш твою... - пожаловался Архип. - Дураку  надо  бы  самогонки  взять.
Глонул, и хорошо. - Лицо то чугунело и стало отдавать сизостью. - А  то  вот
стой теперь. Либо "цыганочку" станцевать. - Хлопая себя по плечам  и  груди,
он засеменил, на месте перебирая ногами. - Еш твою... Так бы бечь и бечь  до
самой станции.
     - Тебе бы надо не сюда идти, а прямиком на Перещепной. Там Алексеевский
грейдер, асфальт. Там машины всегда.
     - На Перещепной, парень, нынче не дюже доберешься.
     - А сколько там километров?
     - Да бес их мерил. Пять, а може, семь, а може, все десять. Нет,  десять
не будет. А дорога тяжелая, по займищу. Где там лезть. Застрянешь  в  снегу.
Потонешь навовсе. Туда я не рискую,
     - Мерзни здесь.
     - Чего ж, такая, значит, судьба, - ответил Архип и пошел к затоптанному
костру, чтобы снова разжечь то.
     Сухой хворост занялся сразу же, но жидкий его огонь  грел  лишь  ладони
рук и только.
     Костерок быстро догорел, и призрачное тепло  его  быстро  развеялось  в
студеном поле. Белая степь лежала вокруг, белая  дорога  дымилась  поземкой,
чернели вдоль дороги, в снегу по пояс вязки  и  клены,  и  не  было  никаких
машин. Лишь синий автобус как застрял на пути к Малой Дубовке, так  и  стоял
там неприкаянно.
     Мохнатые от белого инея лошаденки покорно опушили головы  и  солому  не
жевали. Мужик-возница, бросив окурок, сказал жене:
     - Поехали, а то вторую ногу отморозишь. Ничего  боле  не  будет.  Тетка
Феня, ты как? Или рискуешь?
     - Да сама не знаю. Меня ждут.  Чего  же  это  такое  сделалось?  Погода
совсем разорилась.
     - Стихея... - ответил Архип. - Стихея.
     - А може, нам бог поможет, - нерешительно оказала Феня.
     И словно услышав старую Женщину, издалека-издалека,  со  стороны  Малой
Дубовки, донесся слабый, но явственный рокот. Это был рокот трактора.
     - Автобус либо вытягать едут?
     - Похоже.
     - Его бы подале запихнуть, чтоб до весны сидел,
     - Машина.
     - Где?
     - Трактор машину тянет.
     - Либо из Большой Дубовки?
     - А откель еще? Из Большой. Это на станцию  они  едут.  До  грейдера  -
трактором, у них там балки непролазные.
     - Може, на центральную?
     - Не, на центральную прямая дорога.
     Трактор рокотал все ближе и ближе, за ним, на тросу, тянулась машина  с
брезентовым верхом. И наконец они выехали на грейдер. Машину  отцепили,  Она
шла в райцентр, на станцию, В кузове, под брезентовым тентом, было людно. Но
уселись все. Архипу на лавочке места не досталось. Он  пристроился  почти  у
заднего борта, на запасном колесе.
     Ехали долго. Заворачивали в Березовку, людей ссаживали, две свиные туши
сдавали. Пришлось ждать. Мужик с головой, обмотанной бабьим пуховым платком,
все охал, зубами маялся.
     И в четвертом часу прибыли наконец в райцентр. Правда, Архипу подвезло:
машина остановилась неподалеку от конторы, где выдавали уголь.
     В поселке было теплее, чем в степи. Но Архипа, до нутра промерзшего  за
день, познабливало. Согрев был один - курево. И старик закурил,  отряхнул  с
плаща  и  валенок  снег  и  направился  к  воротам  "Гортопа".  Ему   дважды
приходилось покупать здесь уголь, и порядки были знакомы. По правую руку  от
входа стояла контора, но спешить  туда  Архип  не  стал,  а  прежде  оглядел
территорию.  Уголь  был.  Возле  рельсовых  путей  высился   кур