. Я не поддаюсь
анализу. Анализу  поддаются  разумные  существа. Я сам не  знаю, что выкину,
руководствуясь неинтеллегибельными соображениями. Могу  броситься в  огонь и
спасти  ребенка.  А  могу  пройти  мимо.  Пусть  горит! Пусть  все горит! Я,
моральный дальтоник, не вижу различия между да  и нет. Мне говорят, что я --
циник. Но это уже  звание. А я -- без звания. Может быть,  я бессовестный? А
это -- как повернется.  Я люблю глумиться, изводить людей. Но я помогу, если
что. Я хочу, чтобы уважали мое состояние. У меня, может быть, тоска на душе.
Тоска -- это заговор "всего" против меня.
     отделение русских от россии
     Можно договориться  с черепахой, но попробуй договорись с ее  панцирем.
То  же  самое  и   Россия.  Россия  радикальнее  русских.  Создание  сильнее
создателей. С русскими кое-как  еще можно  иметь  дело; с Россией никогда не
договоришься. Слишком много говна в нее слито.

     Понимая, что что-то не  то  происходит,  но  сказать  не умея,  русские
придумали себе  вымышленную  родину и  поверили в нее. Одни называют ее так,
другие -- иначе.
     Надо отделить русских от России. Россия говнистее русских.
     где он?
     Где искать  Серого?  Зачем искать? Если  не найти теперь Серого, Россия
потеряет  свое  лицо.  Возможности  России  состоят в  воображении  русского
человека.
     суд
     Русский суд страшнее Страшного суда.
     лишние люди
     Никак не получается увидеть себя такими, какие мы на самом деле. Что-то
мешает.  Не потому  ли  русские  --  не  Монтени,  то  есть  не  способны  к
самопознанию, что иначе -- беда?
     Предусмотрительно заблокированная система.
     Если  ее  взломать,  то получится,  что  национальная идея  русских  --
никчемность.  Нет никакой  другой  идеи, которую  русские проводили  в жизнь
более последовательно. Во всем непоследовательны, в никчемности стойки.
     На такой идее каши не сваришь. И не  надо. Национальная идея -- не надо
варить  кашу.  Кто  берется  варить кашу -- тот не  русский.  Никчемность --
нулевая  степень  созидательности, неумение  что бы  то  ни было  довести до
конца.  Самолеты  падают, автомобили  глохнут.  Никчемность  -- пустоцветная
духовность, близость к религиозному созна-

     нию, но  с противоположной стороны.  Крайности  склонны  путать. Отсюда
вечное  недоразумение  с  богоносцем.  Россия -- негативная  теология.  Было
время,   когда  писатели  нашарили   сословие  лишних  людей.  Но   дело  не
ограничивается ленивыми умниками. Бизнесмены России -- тоже лишние люди. Они
не нужны. Не  нужны пенсионеры. И сами писатели  -- лишние  люди.  Крестьяне
тоже не  нужны. Зачем пахать вечную мерзлоту? Рабочие совершенно излишни. Во
власть идут одни лишние люди. Дети -- неходовой товар.
     Каждый  в России -- лишний. Однако из социального ряда,  где это звучит
настораживающе,  лишнего человека  достаточно  перевести  в  метафизический,
чтобы никчемность превратилась  в  добродетель и  все встало на  свое место.
Возникнут  метафизические крестьяне, им подадут руку метафизические рабочие,
они вместе встанут на пьедестал.
     А  если бы Наполеон завоевал Россию, как  о  том мечтал Смердяков?  Все
равно  бы  все обошлось. Отсюда  такой расцвет  искусств и  литературы перед
революцией. Грандиозное собрание лишних людей. Россия лишает сала, оставляет
один на один с бытием, без посредников.
     россия и африка
     Не  зря  русские  смешались с  татарами,  и теперь  непонятно, была  ли
Куликовская битва или просто гражданская война. А если бы, на самом деле, не
понравилась русским Византия, можно было бы, на худой конец, перекраситься в
католичество.  Призвали  или  не   призвали  славяне  варягов   княжить   --
незначительный спор,  а то, что  могли призвать (нашли тоже, кого  призвать:
северных дикарей!), не справившись с собой, это точно.

     Как  важно  уметь  не  справляться  с   собой,   не  быть  жандармерией
собственной  личности.  Все  с  собой  справляются,  причесывают  инстинкты,
стригут ногти,  читают газеты, а мы не справляемся. Ни  с собой,  ни  друг с
другом.  Мы выше этого. Но  и  другие тоже с  нами не справляются. Варяги не
справились.  Цари  оплошали.  Даже Петр  Первый  не справился.  Бороды брил,
стрельцам головы рубил, хуй у царя стоял, ничего не вышло.
     Россию  пора, наконец,  колонизировать. Как Африку. Колонизация  Африке
помогла. Проложили дороги,  столбики вдоль них поставили,  красно-белые, как
во Франции.  Научились говорить "спасибо" и "пожалуйста". Завезли в магазины
нормандские  сыры.  Не  все,  конечно,  получилось,  не все  полюбили  сыры,
по-прежнему прозябают, керосин жгут, но что-то все-таки удалось.
     Попросить,  чтобы  русских колонизировали. Без всяких  поблажек.  Кого?
Только не немцев.  У тех нервы плохие. Могут русских перебить. Выгоднее всей
Россией попроситься в Японию новым островом. Или, по примеру Аляски, уйти на
торгах за семь миллионов. И русские научатся есть нормандские сыры, запивать
их бургундским вином. Преобразятся неслыханно. Но своеобразие останется. Как
у африканцев. Те все равно едят руками. Верят в своих, не французских богов.
Носят божественные одежды  бубу  с королевским достоинством. Чем Россия хуже
Африки? А если  хуже, раз у нас нет бубу, нет умения достойно носить одежду,
нет гибкости в пальцах и танцах, что тогда?
     эмиграция
     Россия не забывается. Все в ней плохо,  но не просто плохо,  а чудесным
образом плохо. Русская эмиграция, даже самая

     просвещенная,  не врастает в другую  реальность. Поляк уедет в Германию
--  не  потеряется,  язык  выучит,  раздастся,  усы  топорщатся.  Мы  же  не
складываемся в чужой шкатулке. Нам надо отрезать хвост. Мы -- хвостатые.
     Пленные немцы  и то  с  каким-то смешанным чувством вспоминали  Россию.
Обрусели фрицы. Им тоже померещились хвосты.
     Русская эмиграция  --  перерождение,  как  смена  пола.  Не  хочу  быть
пай-мальчиком! Хочу  снова быть  бабой!  Все жалуются.  Ностальгия  душит до
слез. Назад, в бабы. Но ужасно боятся своей родины.
     Русские  за границей  -- уже  во втором поколении  --  кастраты. С виду
морды  еще  более-менее те,  но  начинка другая, не  нашенская.  Разлагается
все-таки вне России русская порода.
     внешность
     Русские, как  правило,  неэстетичны.  Неряшливы.  С пятнами. На  штанах
пятна. На жопе тоже пятна, если не  прыщи и пупырышки. Пятнистые гады. Плохо
пахнут.
     труд
     Труд в России гасится с двух сторон. Со стороны позыва и -- результата.
Я хотел поправить каждый  забор, выпрямить столбы, но  понял:  делаю  не то.
Сделанное не стоит, но потому и делается плохо,  что оно все равно упадет. С
другой стороны,  потому и  не стоит, что делается плохо.  В  России не  надо
ничего самому делать. Все равно как-то само по себе сделается.

     усталость
     Меня всегда удивляло, что люди на Западе так быстро  устают. Говорят --
много работают, но это не много. Они -- какие угодно, но только не жилистые.
А вот  русский -- жилист.  Раздеть его -- он состоит  из  одних жил. Русский
редко жалуется на усталость. Я, например, смущаюсь, когда устаю.
     вышний волочек
     Саша  показал мне карту, и мы приуныли. Россия лежала на карте  большой
разведеной гармошкой,  кинутой после пъянки. Длинная  родина, за сто лет  не
объедешь. И  мы  поехали в Вышний Волочек  на междугороднем  автобусе. Вдруг
крупными  хлопьями  повалил  снег.  Вышли  на   автобусной   станции,  съели
чебуреков, пошли по колено в снегу в сортир.
     Общественные сортиры в России -- это больше, чем тракт по отечественной
истории. Это соборы. С куполами не вверх, а вниз. Их бы показывать туристам,
как   Грановитую   палату,    с   приличествующим   самоуважением.    Россия
дяденька-проруби-окно-либералов уже  не первый век стесняется своих сортиров
-- считает своим  слабым местом. Однако общественная жизнь людей лучше всего
определяется  подлинной,   а  не  по-католически  ханжеской  общественностью
сортира. Наши  места социальной  сходки по  натуральной  нужде,  связывающие
человека с природой, не погубила  историческая дистабилизация  как следствие
снижения пассионарного напряжения этнической системы.
     Сортиры     отстояли     свою    самобытность,    несмотря    на    тех
дяденек-проруби-окно-эгоистов, которые не способны

     к  самопожертвованию  ради  бескорыстного патриотизма.  Сортиры  спасла
твердая позиция  неприятия иноплеменных воздействий. Нам есть чем гордиться.
Мы преодолели условности.  Мы вышли  в открытый сортирный космос.  Мы все --
космонавты  общественного  толчка.  Я  бы  повесил  перед  входом  в  каждый
общественный сортир андреевский стяг. Пусть развевается. А на стене -- иконы
и портрет президента. Я много видел чудесных сортиров, они все так или иначе
недействующие, подспудно  обличающие  философскую  суету  Запада,  но  нигде
больше  не видел  такого  византийского  чуда,  как  в Вышнем  Волочке.  Там
перегородка между женским и мужским отделениями идет не по низу, а по верху,
от потолка. Голов не  видно, а все остальное --  как на  витрине. Сидят бабы
всех возрастов, рядком, и ссут-срут с большой пассионарностью, безголовые, в
дырки. Трусы,  анатомия, пердеж и ток-шоу. Кто курит, кто газету читает, кто
переговаривается о насущном, кто просто пассионарно тужится, забыв обо всем.
Эротический театр, торчи сколько хочешь, хотя вони, конечно, много. Мы вышли
оттуда и решили дальше не ездить.  Зачем? И так все пассионарно на родине до
предела.
     ленин
     Ильич знал, что  делать. Необходим  заговор против  населения. В России
надо все переделывать конспиративно. Только насилие способно привести страну
в чувство.  С  населением  не считаться.  Если убить  половину (не жалко  --
народа  много),   вторая  будет  сговорчивее.   Потому   что   население  не
сознательное. Никчемность не вяжется с демократией. Русских надо "строить".
     Консерваторы полагают, что русские ни на кого не по-

     хожи,   и  только  сильное   государство  способно  обуздать   их.  Чем
бесчеловечнее  государство, тем лучше.  На мой  взгляд,  консерваторы  знают
подноготную  русской  жизни. Русских надо держать в кулаке, в вечном страхе,
давить, не давать расслабляться.  Тогда они  складываются в народ и  кое-как
выживают. Консерваторы всегда звали подморозить Россию. Русских надо пороть.
Особенно  парней  и  девушек.  Приятно  пороть  юные  попы.  В  России  надо
устраивать публичные казни. Показывать их по телевизору. Русские любят время
от времени поглядеть на повешенных. На трупы. Русских это будоражит.
     У русских  нет жизненных  принципов. Они не умеют постоять за себя. Они
вообще ничего не умеют. Они  ничего не имеют. Их можно обдурить. Русский  --
очень подозрительный. Русский --  хмурый. Но он не знает своего  счастья. Он
любую победу  превратит в поражение.  Засрет победу. Не воспользуется.  Зато
всякое поражение превратит в катастрофу. .
     У русского каждый день  -- апокалипсис. Он  к этому  привык. Он считает
себя глубже других, но философия в России не привилась. Куда звать непутевых
людей? Если  бестолковость  -- духовность, то мы духовны.  Нам, по  большому
счету, ничего  не  нужно. Только  отстаньте. Русский  невменяем.  Никогда не
понятно, что он понял и что не понял. С простым русским  надо говорить очень
упрощенно. Это не болезнь, а историческое состояние.
     Россию можно  обмануть, а  когда она догадается, будет  поздно. Уже под
колпаком. Россию надо держать под колпаком. Пусть  грезит придушенной. Народ
знает, что хочет, но это социально не получается. Он хочет  ничего не делать
и все иметь. Русские -- самые настоящие паразиты.

     самодур
     Когда  русский  все имеет  и  ничего  не делает  (русский  исторический
помещик), он все  равно недоволен и становится самодуром. Самодур -- русский
предел человеческих желаний, все равно как в армии -- генералиссимус.
     Каждый  русский  начальник  -- самодур.  Только  одни вялые самодуры, а
другие -- с неуемной фантазией. Непонятно, что  выкинут в  следующую минуту.
Начальник склонен, казалось бы,  к бессмысленным  действиям, но в них всегда
своя  логика  --  хамство. Он принципиально не  уважает того, кто слабее. За
исключением нескольких друзей юности, которых тоже способен обидеть, самодур
любит унижать всех вокруг. Русский начальник  обожает говорить "ты" тем, кто
отвечает ему "вы". Он обожает свою безнаказанность.
     Иногда самодур  кается, чтобы дальше жить с еще  большим удовольствием.
Самодурство настояно на национальном садизме.
     мораль
     Самое  сложное в России  -- разобраться с моралью. Все интеллектуальные
силы  страны ушли  на  оправдание добра, но без  всякого толка.  В принципе,
русский --  поклонник нравственности.  Но только  в принципе. На самом деле,
русский -- глубоко безнравственное существо.  Он  считает, что он сам добр и
что вообще  надо быть добрым. Мораль  не имеет  для  русского основания. Она
подвижна и приспосабливается к обстоятельствам.
     Взяточник, конокрад, русский создает ситуативную мораль, под себя.

     пенька
     Меня тянула к себе Россия. Она так  сильно (сука!) тянула меня к  себе,
что мне говорили знакомые девушки:
     -- У тебя к России патологическое чувство.
     Возможно, они ревновали.
     Или  --  или. Или будем придатками, или державой. Обрастаем  мускулами,
перед нами трепещут, и тогда пенькой
     давим вредителей.
     Благодаря своему французскому детству я никогда не был последовательным
западником. Меня со странным чувством извращения волновали славянофилы. С их
самобытностью. Но они ничего путного о самобытности  не сказали. Погрязли  в
Византии.
     Вестернизация -- менее кровавый путь, но она выхолостит русских. С этим
никто  не  спорит. Только  одни  не хотят этого, а  другие  -- боятся.  Надо
сознательно  идти на  кастрацию русского  элемента. Народ падок  на  дешевую
демагогию. Не  надо ничего выдумывать особенного.  Надо  обманывать  наглыми
средствами.
     Самодержавие  -- "наш" путь  -- сохраняет русскость, но будет  трудно у
кого-либо попросить взаймы. На первых порах.  А потом  те сами  дадут. Вновь
откроют посольства. Россия снова будет модной  страной. Потому что им станет
страшно.   Ведь   за  десять   лет   русские   проведут   коллективизацию  и
индустриализацию. Напишут  патриотические  песни.  Русским  не  надо  давать
слишком  много  образования.  Достаточно церковно-приходских  школ.  Не надо
выпускать за  границу.  Сволочь  должна  сидеть дома.  Тогда  появятся новые
Белинские. Романтическое подполье.  Натуральная школа. Оживет интеллигенция.
Все заработает.  Пустые магазины -- полные холодильники. Начнется прекрасная
жизнь.

     трусы
     Русские женщины еще вчера носили малиновые панталоны, а мужики ходили в
черных, до колен, трусах "динамо". При этом рождались дети. При этом русские
создали водородную бомбу.
     Некоторые русские перехвалили  Сахарова.  Он был  сначала  патриотом  и
взорвал водородную бомбу. Но потом он все это зря делал.
     диалектика
     Сначала я  не догадывался о существовании  Серого. Долго  жил без него.
Серого я стал впервые чувствовать через язык Русский язык -- царство Серого.
     агрессивность
     Чужое  тело  для русского не  имеет  полицейской  запретности.  Русский
человек  -- корявый человек Толкается, пихается,  может даже  укусить. Чужое
тело можно использовать как аргумент. Его полезно взломать.
     метод
     Чтобы  понять  Россию,  надо расслабиться. Снять штаны.  Надеть  теплый
халат. Лечь на диван. Заснуть.
     видение
     Я шел по дороге. Иногда меня охватывало отчаяние. Васильки. По большому
счету, я сам -- это мы. "Мы" и есть русская

     душа. Я тоже склонен к  бесчестию.  Встреча с Серым. Наконец  мы  с ним
встретились. Я -- и Серый.
     как обращаться с русскими?
     Противогаз -- и вперед. Русские не терпят хорошего к себе отношения. От
хорошего отношения  они разлагаются, как колбаса на солнце. Всю жизнь вредят
сами себе. Не заботятся о здоровье, разваливают семью. Они живут в  негодных
условиях и  приживаются. Трудно  представить себе,  чего  только не вытерпят
русские. У  них можно  все  отнять.  Они  неприхотливы. Их  можно  заставить
умыться песком.  Тем  не  менее, русские ужасно завистливы. Если одних будут
перед смертью  пытать и  мучить, а других просто  приговорят к расстрелу, то
первые будут с возмущением кричать, что вторым повезло.
     И окажутся правы.
     типы русских
     Толстой, описывая  солдат, говорил, что главный русский тип -- покорный
человек. Я думаю, что русский -- это тот, к кому не прилипает воспитание. Он
лишь делает  вид, что  воспитан.  О  воспитании в России никто не заботится.
Есть только один  тип русских --  невоспитанные  люди.  Крестьяне,  рабочие,
интеллигенция, правительство --  все  невоспитанные. А элегантный русский --
вообще анекдот.
     поиски
     -- Саша! -- урезонил я его. -- Его же нет.
     -- Как нет? -- поразился Саша. -- Хотите пари? Он командует парадом.

     -- Пусть так. Но надо выпрыгнуть из себя, чтобы добраться до него.
     --  Обратимся  к  книгам.  Не  может быть,  чтобы  все,  что написано о
русских, было ложью.
     --  Из книг  мы его  не сцедим,  -- засомневался я. --  За  исключением
нескольких строчек Есенина.
     -- С Есениным не ошиблись, -- пристально посмотрел на меня Саша.
     -- Ударим по  кабакам? Искать  его  среди бомжей,  сторожей -- жизни не
хватит.
     -- Начнем с кабаков, -- согласился Саша. -- Все оплачивается.
     догадка
     Русский человек догадлив. Я догадался о существовании Серого.
     очарованная русъ
     Большинство умных русских в конце концов разочаровываются в русских. Но
сначала думают о  святых старцах, вологодских скромницах, нестеровской Руси.
У  русских есть воображение. Они умеют рассказывать. Русский  мир состоит из
слов. Он словесный. Убрать слова -- ничего не будет.
     история
     Ни одного солнечного дня.

     история
     Лучшие  давно  перебиты.  Затем  перебили  более-менее приличных. Затем
перебили умеренную сволочь.
     приметы
     Приметы --  наше  единственное бомбоубежище. Русская  жизнь -- бьющееся
зеркало, страх вернуться. Мы нащупываем знакомую систему мирового фатализма.
Перегибаем палку. И становимся уникальными.
     писатель
     Не  могу понять  тех  писателей,  которые  уехали.  Россия  -- рай  для
писателей. Но я никак не  пойму читателей, которые здесь остались. Россия --
ад для читателей.
     москва кабацкая
     Русских много, и они страшные. Это  весело.  Разнообразит  мир.  Гитлер
хотел русских превратить в животных. И что бы вышло? Мир бы завял. А так мир
движется своей боязнью, тревогой, беспокойством. Волнуются, сволочи! Хорошо.
Блок  это  понял.  Обрадовался,  что  понял.  И  написал. Но, правда,  потом
удивительно быстро умер.
     дискотека
     Сначала Саша развеселился. Подвалил к бару,  потребовал выпить. Схватил
за  руку стриптизерку.  Нас вежливо провели  в комнату,  где все  друг другу
делали минет. Девки набро-

     сились на нас  с открытыми  ртами. Но Саша вдруг нахохлился,  от минета
отказался, в казино не пошел, призадумался.
     -- Превратили Москву в Амстердам, -- проворчал он.
     -- Так слава Богу!
     -- Молодым скоро подрежут  крылья. Покудахтают. Одни разбегутся, другие
-- угомонятся. Каждое поколение русских надо подпаливать на костре.
     -- Саша, что вы несете! Вы пьяны? -- удивился я. -- Мы же пришли искать
Серого.
     --  Серый  не любит  изобильную  радость.  Ему  отвратительны  бляди  и
йогурты. Очереди за хлебом -- это Россия. Откуда вы знаете его имя?
     Мы ушли с заложенными ушами.
     загон
     -- А может, Серый сидит за колючкой? -- сказал я. -- Россия -- загон.
     -- Ну.
     -- Послушайте, -- сказал я, -- а вы сами случайно не сидели?
     Саша смутился:
     -- Меня оклеветали. Посидел немного. Выпустили. Кто в России не сидел?
     соцарт
     В понедельни