реживать    унизительные    минуты    ожидания.
Капитаны-адъютанты продолжали сидеть на диване и о  чем-то  перешептывались,
Арун-тюре искоса поглядывал  на  капитанов,  но,  чтобы  не  уронить  своего
достоинства, делал вид, что не замечает их.


x x x

     В день переворота наказной атаман Мартынов назначил генерала  Емуганова
председателем военно-полевого суда, и теперь генерал, готовясь приступить  к
выполнению своих обязанностей, пришел к наказному, чтобы уточнить  списки  и
согласовать,  кому   из   заключенных   какой   вынести   приговор.   Многие
недолюбливали генерала за его чрезмерную жестокость, но атаман Мартынов  как
раз и ценил в нем это качество. Низкий, сутуловатый, с  короткой  и  толстой
шеей, которую по  уши  закрывал  жесткий  воротник  мундира,  Емуганов  имел
странную манеру выдвигать  при  ходьбе  правое  плечо  вперед.  Нижние  чины
прозвали его за это "тщеславным коротышем". Он  и  теперь,  прохаживаясь  по
комнате, неуклюже выставлял правое  плечо.  В  противоположность  Емуганову,
наказной атаман  Мартынов  был  высок,  угловат  и  грузен,  говорил  басом,
внушительно и властно. Теперь, усадив  Емуганова  напротив  себя,  он  давал
указания  об  ускорении  следствий  и  о  немедленном   вынесении   смертных
приговоров большевикам, сидевшим в Уральской тюрьме.
     - Расстреливать  всех,  всех,  кто  хоть  сколько-нибудь  причастен   к
революции!.. Вы спрашиваете, что делать с гимназистами? Если против них  нет
достаточных улик, то... исключить из гимназии, - медленно докончил Мартынов.
     Емуганов  не  случайно  начал  разговор  о  гимназистах.  Сегодня   ему
жаловался начальник  тюрьмы,  что  арестованных  каждый  день  пригоняют  из
поселков и деревень прямо толпами, а сажать их некуда, все камеры до  отказа
забиты.
     Как бы между прочим он дал понять, что в  тюрьме  зря  занимают  камеры
шестьдесят два гимназиста, которые даже по фамилиям нигде не  значатся.  Они
устраивают в камерах невероятный галдеж, распевают  песни  и  вообще  творят
безобразия. Емуганов был согласен с начальником тюрьмы, что гимназистов надо
выпустить, но не дал на это своего согласия, решив  предварительно  на  этот
счет заручиться мнением  наказного.  И  вот  теперь  он  осторожно  намекнул
атаману Мартынову на гимназистов.
     - Верно  вы  говорите,  Кирилл  Матвеевич,  -  подтвердил  Емуганов.  -
Безвинных не сажают в тюрьму. Арестовывают только тех, кто нарушает  порядок
и восстает против законной власти. Гимназисты тоже кое в чем замешаны, но не
настолько, чтобы их судить. Конечно, исключить из  гимназии  их  обязательно
следует, но,  по-моему,  прежде  чем  выпустить  их  из  тюрьмы,  необходимо
выпороть розгами. Пусть запомнят и сыновьям закажут, как бунтовать!.. Как вы
думаете?.. - генерал, втянув голову в воротник, разразился сиплым смехом.
     - Розгами?.. Хе-хе-хе!.. Умное наказание...
     В комнату вошел полковник:
     - Султан просит вашей аудиенции.
     - Какой султан?
     - Султан Арун-тюре Каратаев.
     - А-а... его кто звал сюда? После драки кулаками махать?.. Когда нужно,
с огнем не сыщешь никого, как полевые мыши, прячутся по норам...
     - Совершенно верно, Кирилл Матвеевич, - поддержал атамана Емуганов, все
еще продолжая смеяться. - Эти  султаны  всегда  рады  на  готовое...  теперь
повалят один за другим...
     - Султан Арун-тюре Каратаев сидел в свое время в тюрьме. Его  освободил
барон Дельвиг. После этого султан  был  вынужден  уехать  в  свое  имение  и
скрываться  там.  Он  только   сегодня   вернулся   в   Уральск   и   желает
засвидетельствовать вам свое почтение, - вставил полковник.
     - Вы удивительно метко, Кирилл  Матвеевич,  сравнили  этого  султана  с
черной полевой мышью... Он может  нам  здорово  пригодиться.  Султана  можно
направить по следам его  земляков-большевиков,  он  старый  сыщик  и  сможет
оказать нам весьма большую услугу.
     - Пусть войдет! - распорядился атаман Мартынов.
     Султан Арун-тюре в это время нетерпеливо  поглядывал  на  свои  золотые
часы и уже начинал нервничать. К нему подошел помощник атамана и,  козырнув,
проговорил:
     - Его высокопревосходительство наказной атаман  милостиво  просит  вас,
султан Арун-тюре, к себе.
     Помощник атамана учтиво склонил голову, словно он и не  был  свидетелем
только что происшедшего  не  очень  лестного  для  султана  разговора  между
наказным и генералом. Затем полковник,  широко  распахнув  двери,  движением
руки пригласил султана войти в кабинет.
     Стройный и подтянутый, полицмейстер легко и уверенно  перешагнул  через
порог.
     - Верноподданнейший     слуга     его     императорского     величества
обер-полицмейстер  и  шеф  жандармерии  города  Уральска  султан  Арун-тюре,
отстраненный бунтовщиками  от  своих  священных  обязанностей,  имеет  честь
засвидетельствовать готовность служить царю и отечеству! - взяв под козырек,
отрапортовал Арун-тюре. Подойдя легкой и красивой походкой  к  столу,  пожал
протянутую атаманом Мартыновым руку.
     - Рад видеть вас, султан Арун-тюре, покорнейше прошу садиться. -  Голос
прозвучал тихо и вяло, как-то не верилось, что это говорил сильный и волевой
старик. - Желаю  вашей  семье  всякого  благополучия  и  надеюсь,  что  ваша
благородная супруга изволит пребывать в полном здравии.
     - От  души  благодарю  вас,  ваше  высокопревосходительство,  за  столь
любезное отношение ко мне и моей семье, - ответил с достоинством  Арун-тюре,
четко выговаривая каждое слово. -  Высокообразованное  общество  восхищается
вашим мужеством и достойными самой высокой похвалы действиями  по  усмирению
неблагодарной голытьбы во славу и процветание отчизны!  Жители  нашего  края
всегда будут преисполнены благодарности вам за вашу отвагу и решительность.
     Атаман ответил едва уловимым кивком головы.
     Арун-тюре слегка поклонился сидевшему в кресле  генералу  и  извинился,
что не знаком с ним. Однако атаман Мартынов не счел нужным  познакомить  их.
На поклон, султана генерал тоже слегка наклонил голову, но  не  встал  и  не
подал руки, желая подчеркнуть свое превосходство, еще удобнее расположился в
кресле, откинувшись всем корпусом на мягкую спинку. Но и Арун-тюре не спешил
протягивать  ему  руку,  он  тоже  не  хотел   ронять   своего   султанского
достоинства. Несколько секунд все трое молчали. Арун-тюре мысленно готовился
к беседе. Атаман легонько постукивал  пальцами  по  краю  большого  дубового
стола. Он хотя и знал, что султан после Февральской  революции  находился  в
тюрьме и был затем вынужден скрываться в степи, но сделал вид, что ничего не
знает, и спросил:
     - Во время этой сумятицы... гм... во время этого  безвластия  вы  имели
счастье спокойно отдыхать в вашем имении?
     Проницательный султан сразу же уловил в словах  атамана  плохо  скрытую
иронию.
     - Когда   его   высокопревосходительство   вице-губернатора   господина
Мордвинова сияли, кхе, кхе... отстранили от власти, такая же участь постигла
и меня. Но меня не только отстранили, а и взяли под  стражу  и  заключили  в
тюрьму. Только благодаря усилиям благороднейшего барона Дельвига мне удалось
кое-как выпутаться из этой неприятной истории. Пришлось на  время  уехать  в
свое дальнее имение, в степь.
     Атаман Мартынов, только что говоривший султану:  "Рад  вас  видеть!..",
теперь, казалось, не испытывал никаких радостных чувств.  Напротив,  он  как
будто сожалел, что бывшего полицмейстера и шефа жандармерии города  Уральска
освободили из тюрьмы. А султану хотелось, чтобы атаман порадовался за него и
поздравил с благополучным возвращением на службу. Острым взглядом  Арун-тюре
подметил, как брезгливо шевельнулись  ноздри  наказного.  Генерал  Емуганов,
молча наблюдавший за блеском черных, как бусинки,  глаз  полицмейстера,  еще
раз мысленно согласился с наказным,  что  султан  здорово  похож  на  черную
полевую мышь. Он отвернулся и с трудом удержал невольно заигравшую на  губах
улыбку. Между тем Мартынов стал сухо рассказывать о том, как был  разгромлен
Уральский Совдеп и  в  городе  восстановлена  "законная"  власть  Войскового
правительства. С большой похвалой  он  отзывался  о  деятельности  генералов
своего штаба.
     - Благодаря исключительным способностям господина Михеева  и  особенной
энергии генерала Акутина мы в  одну  ночь  уничтожили  здесь  большевистский
центр и вернули обществу мир и  спокойствие.  Однако  многие  члены  Совдепа
успели скрыться и, видно, надеются уклониться от правосудия.  Особенно  ваши
сородичи-большевики. Как просо по полю, рассыпались они по аулам, и  кое-кто
действительно может ускользнуть от наказания,  если  не  будет  проявлена  с
нашей стороны максимальная прозорливость. Не  нахожу  надобности  напоминать
вам, высочайший султан, о нашем высоком долге перед отчизной и надеюсь,  что
вы вместе с его высокопревосходительством генералом Емугановым направите все
свои усилия на полное искоренение красной заразы.  Вы  знакомы,  генерал,  с
султаном Арун-тюре Каратаевым? - обратился атаман к Емуганову. -  Желаю  вам
успеха! - И, снова повернувшись к полицмейстеру, деликатно  добавил:  -  Как
выберете время, высочайший султан, заходите к нам откушать чаю.
     Генерал Емуганов встал. Арун-тюре  тоже,  почувствовав,  что  аудиенция
окончена, склонил голову:
     - Тронут вашей любезностью, сочту за высшее удовольствие и счастье быть
в вашем  обществе  и  в  обществе  вашей  благороднейшей  супруги  Елизаветы
Николаевны. Как только улажу все дела, непременно зайду.
     Емуганов и Арун-тюре вышли из комнаты. Генерал неожиданно взял  султана
под руку, как хорошего старого знакомого, и повел его в свой кабинет.


2

     Как тараканы, повыползали из своих щелей  и  разные  жандармские  чины,
едва султан Арун-тюре появился  в  управлении.  В  формах  и  без  форм  они
толпились в коридорах и комнатах.
     Султан  собрал  всех  своих  бывших  сыщиков,  по  рвению  напоминавших
охотничьих гончих, и стал внушать им, что самая главная  и  почетная  задача
сейчас - выловить всех большевиков и сочувствующих им и навести в  городе  и
по всей губернии порядок. Убедившись, что сыщики вполне  уяснили  себе,  что
они должны делать, отпустил их и стал раздумывать, как  действовать  дальше.
"Эти псы болвана наказного без разбору кидались на всех и  только  напортили
дело... А кто будет до конца доводить?.. Кто соизволит заняться поимкой  тех
большевиков, которые укрылись в русских деревнях и казахских аулах?  Кстати,
где размещена  их  типография?  Каждый  день  появляются  новые  листовки  и
воззвания, каждую ночь их сотнями  расклеивают  на  заборах.  Не  заборы,  а
пестрые халаты сартов!  И  впрямь  можно  подумать,  что  эти  большевики  -
колдуны. Просто непостижимо, неужели их прячет весь город? Неужели из каждых
трех один большевик, а двое других - сочувствующие ему?.."
     - Позвать  ко  мне  исполнителя  чрезвычайных  поручений  при  туземном
управлении толмача Курбанова! - приказал султан своему секретарю.
     - Есть  позвать,  султан  Арун-тюре!  К  которому  часу  прикажете  ему
явиться?
     Арун-тюре, чуть помедлив, ответил:
     - Пусть придет немедленно!
     Но Курбанов, которому  было  приказано  явиться  немедленно,  долго  не
показывался в жандармском управлении. Несколько раз султан принимался ходить
взад-вперед по кабинету и снова садился  за  письменный  стол.  Лишь  только
когда прошло добрых полтора часа,  секретарь  наконец  доложил,  что  толмач
Курбанов прибыл.
     - От  всего  сердца  рад  вашему  благополучному  возвращению,   султан
Арун-тюре, - проговорил толмач и слегка склонил голову.
     - Благодарю вас, садитесь.
     - Дел много, - начал толмач, присаживаясь. - Земство завалено делами, и
все земельные тяжбы!.. Просто удивительно, с  чего  это  наши  казахи  снова
начали спор за давно отошедшие к хохлам клочки земли. Ведь это узкие клочки,
представляете,  самые  узкие!  Словно  степи  им  мало,  такие  просторы   -
немереные. Я никак не могу понять, для чего им понадобились эти клочки земли
величиной с коровий язык?.. - Курбанов говорил о  тяжбах  как  о  большом  и
важном деле, хотя хорошо знал, что они вовсе не интересуют султана.
     "Знает,  хитрец,  зачем  я  его  вызвал,  -  думал  Арун-тюре,   слушая
толмача.   -   А   притворяется   невинным   ягненком,   о   тяжбах    начал
разглагольствование..."
     - Разве земельный, а не идейный спор  сейчас  является  самым  главным,
господин Курбанов? Нам с вами надо бы сейчас отложить все  эти  мелкие  дела
земства в сторону и заняться более серьезными и важными.
     - Вы говорите: идейный спор?.. Да разве это  спор!  Это  настоящая,  не
знающая ни жалости, ни пощады резня, которая определенно кончится  тем,  что
люди перегрызут друг другу глотки. Вмешиваться в такие дела могут лишь  люди
крупного масштаба, такие, например, как вы, султан. А  разве  нам,  мелюзге,
можно соваться в эту кашу, ведь мы беспомощны, султан.
     - Хм!.. Но я полагаю, господин Курбанов, наша  гражданская  совесть  не
позволит нам сидеть сложа руки и  бесстрастно  созерцать  то,  что  творится
кругом?
     "Зачем он меня вызвал? - подумал Курбанов. - Чтобы читать  эту  мораль?
Или хочет дать мне какое-то задание?.."
     - В городе, как выяснилось, еще  скрывается  много  разбойников,  и,  к
сожалению, наших с тобой сородичей, - продолжал между тем Арун-тюре, намекая
на революционеров-казахов, - которых нужно немедленно поймать и арестовать.
     - Разбойников,  говорите?  Это  вы  имеете  в  виду  шайку   конокрадов
известного Аязбая, султан? -  словно  не  поняв  полицмейстера,  переспросил
Курбанов.
     Арун-тюре  поморщился.  Ему  не  понравились  ни  ответ  Курбанова,  ни
интонация, с какой толмач произнес последние слова. Размышляя над  причинами
все усиливавшегося влияния большевиков на население, султан часто приходил к
выводу, что не только  мелкие  чиновники  и  голытьба,  ютящаяся  в  рабочих
кварталах города, но и  многие  татары-торговцы  и  даже  образованные  люди
заражены идеей большевизма и  скрытно  ведут  разлагательскую  работу  среди
народа. И  вот  Курбанов,  теперь  сидевший  перед  ним,  был  словно  живое
подтверждение этим выводам. Толмач  явно  хитрил,  прикидываясь  простачком,
старался увильнуть от прямого ответа, ссылаясь на занятость своими  земскими
делами и беспомощность. "Неужели он и в самом  деле,  не  понимает  сущности
того, что творится сейчас в России? Если так, то  это  совсем  плохо...  Но,
может  быть,  просто  не  хочет  со  мной  разговаривать,   ведь   он   тоже
государственный чиновник!.."
     - Господин Курбанов! Я совершенно далек от мысли считать вас человеком,
сочувствующим  большевикам,  однако  ваш  ответ  заставил  меня  обо  многом
подумать. Вы, конечно, прекрасно поняли, кого я имел в виду, когда говорил о
разбойниках. Если вы не знаете, где они скрываются, это другое дело,  так  и
надо говорить. Видимо, ваша земская работа настолько отвлекает вас, что  вам
совершенно не остается времени подумать о других, более важных вопросах.  Но
тем не менее вы должны знать, что если не искореним полностью нашего  общего
врага - большевизм, то ни в  земстве,  ни  в  каком-либо  другом  учреждении
порядка не будет. Да и будут ли вообще существовать сами эти учреждения!
     - А-а, вы говорите о казахах-большевиках? Понял, понял. Вполне  с  вами
согласен. Но, султан, я же не работник следственных  органов,  чтобы  знать,
имеются в городе  враги  или  нет  и  где  они  скрываются.  Поэтому  вполне
естественно,  что  я  не  смог  сразу  понять  вас,  вернее,  ваш  намек,  -
улыбнувшись, сказал Курбанов. Но улыбнулся  только  уголками  губ,  а  брови
остались нахмуренными и темно-бронзовое лицо мрачным.
     Курбанов умел хорошо скрывать от собеседника свои  истинные  чувства  и
мысли, редко поддавался уговорам,  был  остроумен.  Многие  избегали  с  ним
встречи только из-за его острых и колких шуток. Но толмач так же хорошо  мог
перевоплощаться и в простачка и тогда наводил уныние и скуку на собеседника.
Так было и теперь. Даже Арун-тюре, любивший оперативно принимать  решения  и
так же быстро выполнять их, сейчас начал позевывать. Он недовольно заерзал в
кресле, словно под него вдруг подложили кошму с закатанными в нее репьями.
     - Вы  прекрасно  знаете,  что  деятельность  подпольных  типографий  за
последнее время усилилась. Кое-что  нами  уже  обнаружено,  но...  -  султан
поднял вверх указательный палец.
     Говоря: "Кое-что нами уже обнаружено...",  Арун-тюре  этим  хотел  дать
понять Курбанову, что полицейское управление не бездействует.  На  самом  же
деле султан только прилагал усилия, чтобы обнаружить типографию, но пока что
все старания его были тщетны.
     Курбанов удивленно вскинул брови:
     - Все возможно... Мне одно только не понятно:  вы  спрашиваете  меня  о
том, чего я совершенно не знаю. Я уже сказал вам, что не являюсь  работником
органов надзора и не имею к сыскным делам никакого отношения.
     - Хотя вы и не являетесь нашим работником, но  вам  поручалось  ведение
особо секретных дел, вы неплохо выполняли  важные  государственные  задания.
Нам  это  доподлинно  известно,  господин  Курбанов.  Вы  имеете   связь   с
влиятельными людьми и некоторыми представителями черни. Вот  почему  в  этот
тяжелый для отчизны момент мы вынуждены снова обратиться к вам за помощью, и
ваш гражданский долг должен подсказать вам, как поступить...
     Арун-тюре встал и, бросив суровый взгляд на толмача, отошел к окну.
     Курбанов задумался.  Он  покосился  на  широкую  спину  султана,  затем
перевел  взгляд  на  висевший  над  креслом  обер-полицмейстера  обветшалый,
невзрачный портрет царя Николая Второго с чуть продолговатым апатичным лицом
и рыжей бородкой. "Вот такие типы,  как  султан,  в  раболепном  преклонении
веками поддерживали твой  трон!..  Хорошо  говорится  об  этом  в  казахской
пословице:  "Один-единственный  катышек  способен  испортить  целый   бурдюк
масла!.."
     - Султан, ведь эта мода уже устарела?! Если, конечно, не вздумали снова
отдать Россию с ее  шестьюдесятью  нациями  в  кровожадные  лапы  двуглавого
орла! - сказал толмач, кивнув подбородком на царский портрет.  Казалось,  он
закусил губы от ненависти, так они были плотно сжаты.
     - Сейчас, когда кругом анархизм и безвластие, когда происходят  мятежи,
двуглавый орел олицетворяет символ железного порядка. Он  должен  висеть  на
стене! Но не затем я вызвал сюда вас, господин Курбанов, чтобы толковать  об
этом. Вы уже выполняли важные поручения, у вас богатый опыт. Кроме того,  вы
пользуетесь авторитетом  в  народе,  казахское  и  татарское  население  вам
доверяет и ничего не станет утаивать от вас.  Вы  должны  нам  помочь  найти
большевиков.
     - Я работник другого  профиля,  Арун-тюре.  Эти  слова  не  должны  вас
обидеть. Вас и ваше учреждение я очень ценю. Но лично я для службы в нем  не
способен, - решительно заявил Курбанов, глядя в упор на султана.
     - Ну что ж, ладно, обойдемся и без вашей помощи. Но, уверяю вас, придет
время - и вы будете раскаиваться. Я имел самые добрые намерения предоставить
вам возможность искупить ваши прошлые грехи, - холодно сказал султан.
     - Султан, не пугайте. Совесть моя чиста. Ни  в  прошлом,  ни  теперь  я
никаких преступлений не совершал. Вы ошибаетесь, мне нечего искупать.
     - Подумайте,  господин  Курбанов.  Вспомните  ваши  связи  в  восточных
странах...  Ведь  вы,  кажется,  ездили  туда  в  составе  миссии  торгового
представительства, а?.. Впрочем, будем откровенными.  Я  имею  в  виду  ваши
переговоры с главным визирем...
     - Никакой измены не было. Веяния времени заставляют каждого  задуматься
о  судьбе  своего  народа,  о  судьбе  угнетенной  нации,  султан.  Это   не
преступление, это - гражданский долг! - Курбанов  встал,  его  бледное  лицо
слегка порозовело. Опершись руками о  край  массивного  дубового  стола,  о