Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
ускало из города),
достал удостоверение своему другу Абдрахману Айтиеву, что тот является
продавцом, и вместе с ним спешно покинул Уральск.
Он привез Айтиева в свой родной аул Мечеть Таржиман, расположенный
почти у самого устья реки Анхаты, впадавшей в озеро Шалкар. Аульному миру, с
жадным любопытством ловившему любую весточку и примечавшему каждого
заезжего, Байес объявил, что Абдрахман - его знакомый учитель, если ему
полюбится местность и будут приемлемы условия, то он останется на осень
обучать детей. А пока Абдрахман прибыл в аул только погостить. И еще добавил
Байес, что дорога была отвратительная, гололедица, и учитель в пути сильно
ушиб плечо. Он принялся лечить Абдрахмана по старым обычаям, прикладывая к
ключице казы*, кормил свежим бульоном и поил кумысом, который специально
добывал для гостя, в течение нескольких дней сам почти не отходил от Айтиева
и не разрешал ему выходить из дому; заботливый уход незамедлительно оказал
свое действие, и учитель стал быстро поправляться.
______________
* Казы - лошадиное брюшное сало.
Спустя неделю после их приезда Анхата вспухла, взломала лед и понесла
его к пологим берегам озера. Весна наступила дружно, талые воды затопили все
низменности; только острые былинки камыша, как иглы, торчали над студеной
свинцово-серой гладью. Связь с городом прервалась надолго. Нельзя было
пробраться и в соседние аулы - вода затопила все балки, овражки и ложбинки.
Медленно сходила вода, лениво, нехотя, словно не хотела покидать степное
раздолье и возвращаться в узкие берега Анхаты.
Медленно тянулись дни, но чем выше поднималось солнце, тем теплее и
зеленее становилось вокруг, казалось, больше оживали аулы; Абдрахман читал
книги, разговаривал с людьми, приходившими по вечерам к Байесу, все чаще и
чаще стал выходить к реке и подолгу бродил в прибрежном кустарнике,
наслаждаясь свежестью и весной.
Лавка Байеса всегда была полна народу, хотя выбор товаров и был
невелик - только спички и мыло.
Большинство приходило в лавку узнать новости. Люди с любопытством
слушали рассказы учителя с перевязанной рукой и просили его почитать газеты,
которые он прихватил из города. Это были в большинстве своем небогатые,
безземельные жители аула, которые кормились только тем, что давала им река;
пока по Анхате шла шуга, они были свободны. Учитель был с ними ласков и
приветлив, терпеливо рассказывал о том, что творилось теперь на белом свете,
говорил о новом правительстве в России, о событиях, происходивших в
Уральске - городе, который казахи называли Теке, старался разъяснить им, что
в жизни есть люди, которые борются за правду и справедливость; люди с
жадностью ловили каждое его слово, и перед ними открывался новый мир, о
котором раньше они только мечтали.
Покидая город, Абдрахман сорвал обложки с книжек Ленина "Что делать?" и
"Что такое "друзья народа"..." и сжег их, а листки, расшив, смешал с
бумагой, которую вез с собой для обвертки товаров Байес. Здесь, в ауле, он
вновь стал собирать эти две книжки, листок к листку, складывать аккуратно по
страницам и переплетать. Байес, хорошо говоривший по-русски, читать не умел.
Он ревниво посматривал на книги, которые старательно сшивал Абдрахман,
бережно разглаживая ладонью скомканные страницы, и невольно проникался
уважением к незнакомым четким строкам. "Вот почитать бы их, - думал он, тихо
прищелкивая языком. - Ленин - умная голова! Весь мир всколыхнул!.. Большой
человек!.. И Абеке тоже молодчина. Ведь он наш, казах, а голова у него -
каждому бы такую..." Байес, довольный, с улыбкой смотрел на круглую голову
Абдрахмана, покрытую густыми черными волосами, на его темные с искорками
глаза, прямой, с тонкими ноздрями, красивый нос и широкий покатый лоб.
- Абеке, наши рыбаки вами очень довольны, - заговорил Байес, как бы
продолжая свои мысли. - Говорят, что с тех пор, как вы появились в ауле, они
научились отличать плохое от хорошего. Удивляются, как вы много знаете и
рассказываете им, будто побывали в их землянках и сами переживали вместе с
ними нужду. "Хороший джигит, - говорят. - Никто еще с нами так не
разговаривал, не сочувствовал нам. Наконец-то, - говорят, - нашелся
настоящий заступник народа!.." Я им потихоньку шепчу: "Такие, как он,
скоро-скоро, может даже завтра, отдадут вам землю и воду, а уездных и
волостных начальников, разных старшин и баев разгонят. Сами будете хозяевами
этой степи и реки. Записывайтесь, - шепчу, - в большевики..."
Абдрахман стоял у окна, проверяя страницы только что сшитой книги.
Когда Байес кончил, Абдрахман повернулся и в упор посмотрел на него:
- И что же они ответили вам?
- Они спросили: "Разве этот человек большевик?.." - Байес улыбнулся,
темные усики задрожали над верхней губой. - Хотя рыбаки и умеют держать язык
за зубами, но я все же не решился открыто назвать вас большевиком.
Подумав, Абдрахман сказал:
- Неверно поступил, Байеке. Они у тебя с открытой душой спрашивали, а
ты... не доверился им. Дороже всего на свете это доверие, когда люди верят и
хотят знать правду. Так что же они все-таки сказали: обещали записываться?..
- Я ведь говорил им так, между прочим, и никакого ответа не добивался.
Но скажу вам, Абеке, среди них есть по-настоящему надежные люди. Помните
этого маленького сероглазого, да того, что из седьмого аула приходит все к
нам, Асан. Этот Асан и наш Хажимукан - на них смело можно положиться...
Крепко задумался Абдрахман после этого разговора. Он нисколько не
сомневался, что те, кто ютятся в жалких землянках, недоедают, ходят в
лохмотьях, - все как один встанут на борьбу против богатеев и угнетателей,
только им надо открыть глаза...
2
Старшина Жол был хитрый и пронырливый человек. Зная, что Байес с утра
до вечера находится в лавке, он решил днем сходить к продавцу домой и
попытаться разузнать у его жены, что за "учитель" вот уже вторую неделю
гостит у них. Жол плохо разбирался в событиях, которые происходили в Теке,
но чутьем угадывал, что творилось что-то неладное. По аулам распространялись
разные слухи, но никто толком ничего не мог сказать; новостей каждый день
было очень много, но старшину интересовала больше всего одна - о
Джамбейтинском ханстве. Как желтая бита, что выделяется своим цветом среди
других при игре в альчики, так Джамбейтинское ханство было для Жола особенно
заметным среди других многочисленных новостей, еще более неправдоподобных,
но также заманчивых. Особенно радовало Жола то, что ханство будет укреплять
власть биев и старшин, всех тех, кто считается в ауле уважаемым, чтимым и
состоятельным человеком. Едва услышав об этом, старшина сразу же сбросил с
себя робость, которая вынуждала его всю зиму сторониться разных людских
сборищ, стал смелее и ретивее исполнять свои обязанности, одним словом,
хотел, чтобы его заметила и оценила новая, еще не созданная власть. "Ханства
пока еще нет, но оно будет..." - рассуждал он сам с собой.
Байес хотя и не отличался особой ученостью, зато как свои пять пальцев
знал городскую жизнь, был хорошо осведомлен о тех событиях, которые
происходили теперь в губернии, но Жолу ничего не рассказывал. Напротив,
избегал с ним встречи, а когда случалось бывать вместе, несмотря на родство,
держался с ним холодно. Причина заключалась не только в том, что зимовки их
располагались далеко друг от друга, - они были разными людьми, по-разному
смотрели на вещи, по-разному относились к бедным аульчанам. От зари до зари
носился Жол по аулу, выполняя свои обязанности старшины, совался куда надо и
не надо - разнимал драчунов, неожиданно вырастал между ссорящимися супругами
и со всех срывал определенный куш. Сбор налогов и податей он считал для себя
самым почетным занятием; когда удавалось отомстить кому-нибудь за давнюю,
давно забытую грубость - радовался, и ему хотелось в этот день петь песни.
Аульчане хорошо знали повадки своего старшины, сторонились его, мысленно
посылая проклятия: "Когда только аллах избавит нас от тебя!.." А Байес,
напротив, был очень общительным человеком. Когда он уезжал в город, жители
аула с нетерпением ожидали его возвращения, ожидали, как весеннюю птичку, -
покупали товары, а главное, узнавали новости. Вот и теперь народ толпился
возле лавки Байеса - это видел сейчас Жол, проезжая мимо. И по тому, как
люди затаенно перешептывались и отворачивались от него, старшина снова
почувствовал, что происходит что-то неладное. "Они узнали что-то, чего не
знаю я, - подумал Жол. - Или..." А что "или", на этот вопрос старшина не мог
ответить. Он заметил пытливый, пронизывающий взгляд учителя и невольно
поежился. "И усы сбрил, и бороду... Может, ты и есть тот самый сатана,
который, скрываясь, сеет смуту в народе?.."
Возле дома Байеса Жол грузно сполз с лошади. Привязав ее за жердь, он
торопливо зашагал к двери, широкие полы длинного ватного чапана
распахнулись, показались лоснящиеся хромовые сапоги.
- Здравствуй, келин*, как поживаешь? - поприветствовал он Бигайшу,
проходя в глубь комнаты, к почетному месту, застланному ковром. Верный своей
привычке, он мигом обшарил взглядом комнату и, обернувшись, пристально
посмотрел на женщину с худощавым продолговатым лицом. Бигайша стояла возле
двери и смущенно поглаживала ладонью щеку. Взгляд ее был устремлен к печке,
где с лежанки свисал краешек одеяла. Жол тоже быстро посмотрел в ту сторону.
______________
* Келин - сноха, невестка.
- Слава аллаху! Как сами, как ваше здоровье? - ответила Бигайша и,
торопливо взяв веник, принялась сметать с кошмы сор.
Она имела привычку: какой бы гость ни заходил к ним в дом, обязательно,
прежде чем усадить его, проходилась веником по кошме. Но на этот раз был и
другой повод, заставивший ее взяться за уборку. Бигайша хотела поскорее
спрятать бумажку, торчавшую из-под одеяла, пока еще старшина не заметил ее,
а если уже заметил, то - не запрятал в свой глубокий карман. Шмыгнув мимо
Жола, она подошла к лежанке и, делая вид, что поправляет одеяло, скомкала
пожелтевший листок бумаги, отпечатанный крупным типографским шрифтом, и
спрятала его в разрез старенького камзола. Затем, облегченно вздохнув,
принялась медленно подметать комнату, чуть дотрагиваясь до кошмы, досадуя на
себя: "Как же я раньше не удосужилась убрать ее, ведь этот пронырливый мог
взять ее и прочесть!.. Из-за моей нерасторопности с учителем могла бы
приключиться большая беда!.." Хотя Бигайша и не совсем понимала, о чем
говорилось в этой бумажке, но зато прекрасно знала, что ее ни в коем случае
не следует показывать своему деверю-старшине. Не раз она слышала, как об
этом говорили между собой ее муж и Абеке-учитель. Бумажку скрывали от
старшины, но зато читали ее беднякам-рыбакам.
Как ни поспешно Бигайша спрятала бумажку, Жол заметил ее. И даже успел
прочесть заголовок, набранный крупными, как большие крючки для ловли щук,
буквами: "ВОЗЗВАНИЕ". Он мысленно повторил это слово несколько раз, стараясь
разгадать, что оно обозначает. "Воззвание?! Воззвание?! А-а, вон оно что -
звать!.. Звать народ! Призывать народ, смутьянить!.."
- Келин, дай-ка мне эту свою бумажку!
Бигайша вздрогнула, но не подала вида, что испугалась. Продолжая водить
по кошме веником, спросила:
- Какую бумажку, кайнага?* - Она принялась неторопливо перевязывать
веревочку на венике.
______________
* Кайнага - брат мужа, деверь.
- Воззвание, которое ты только что положила себе в карман.
- Что вы, кайнага, да это... просто так, ненужная бумажка, чай был в
нее завернут. Жаппар мой вечно разбрасывает мусор по комнате... Сколько раз
я ему говорила: "Не сори, не бросай!.." Не понимает, - сердито проговорила
Бигайша. - Вон он, посмотрите на него, - она кивнула головой на смуглолицего
парнишку, только что вошедшего в комнату.
Жаппар заметил, что мать смотрела на него совсем не сердито, она
глазами указывала на листок, спрятанный в кармане; мальчик растерялся, он
никак не мог сообразить, что хочет от него мать. Робко переступая с ноги на
ногу, он подошел к ней и остановился в недоумении.
- Меня, келин, не интересует, нужная это или ненужная бумажка. Я
говорю: сейчас же отдай ее мне!
"Вон что: бумажку просит, а мама не хочет отдавать, - догадался
Жаппар. - Схватить бумажку и убежать!.." Черные глазенки мальчика
засверкали, он стал присматриваться, как удобнее просунуть руку в карман,
чтобы выхватить смятый листок, из-за которого сейчас шел спор между матерью
и Жолом.
- Ойбай-ау, кайнага, что вы говорите, она же грязная, зачем вам марать
руки..." - растерянно пробормотала женщина и снова взглянула на сына. Глаза
ее словно говорили: "Ну, ну же, бери и беги!.."
Жаппар выхватил из кармана матери воззвание Уральского Совдепа и
опрометью кинулся вон из комнаты.
- Ах, безобразник, куда, куда? Что ты делаешь?.. - закричала женщина,
нарочито повысив голос, но не стала ни догонять, ни отбирать бумажку у сына.
Хотя Байес почти никогда ничего не рассказывал жене о своих делах,
Бигайша знала, что он заботится о бедных людях, делает благородное дело, и,
как могла, помогала ему. Когда муж привез из города незнакомого человека -
учителя, она стала ухаживать за ним, как за старшим братом. Женское чутье
подсказывало ей, что учитель - это не просто учитель, а нужный человек,
иначе муж не пригласил бы его в свой дом. Если бы сейчас Жол прочел бумажку
и унес ее с собой - нет, она никогда бы не простила себе этой оплошности. Но
гроза миновала, "сорванец сынишка" вовремя подоспел и выручил из беды. Она
радовалась сообразительности сына. А Жол побледнел и затрясся. Он уже готов
был потирать руки: "Врасплох застал! Наконец-то напал на след..." Но в одну
секунду все рухнуло. "Испортила все, проклятая баба!.."
- Где Байес? Здесь или опять уехал в Теке за воззваниями? - сурово
спросил он Бигайшу, словно на самом деле не знал, где сейчас был продавец.
- Здесь, здесь, кайнага! Сейчас придет... Чай уже закипел,
раздевайтесь. А тот постреленок Жаппар - не догонишь его теперь... Как ваш
скот кайнага, благополучно ли окотился?
Жол, стиснув челюсти, угрюмо смотрел в окно.
- Этот учитель, которого твой муж Байес привез из Теке, - проходимец и
смутьян! Что ж, Байес, наверное, по Сибири тоскует, а?.. Для чего он
собирает вокруг себя таких, как этот учитель? Если ему не нужны ни жена, ни
дети и не считается он ни с каким родством, пожалуй, можно будет его
скоренько отправить в Сибирь!..
Старшина начал теперь запугивать, чтобы выудить у женщины нужные ему
сведения.
Бигайша в упор глянула на него, стараясь понять, правду ли он говорит
или просто пугает. Жол сидел чернее тучи.
- Кайнага, на что вы намекаете?.. Ваш двоюродный брат только и думает о
том, как бы побольше достать разных товаров. Спаси аллах нас от всяких бед и
напастей, особенно теперь, когда в ауле живется неплохо, народ здравствует,
скот благополучно множится... Мы все считаем вас нашим благодетелем. И мой
муж тоже... Неужели он будет затевать что-либо против вас? Никогда. А
учитель, наверное, помогает ему вести торговые дела.
- Я один держу ответ перед аульным миром! И я хочу, как святыню,
хранить хорошую репутацию нашего аула, чтобы ни одна капля грязи не
оскверняла ее. И Байеса должен сохранить, чтобы не угодил в Сибирь. В ауле
развелось много смутьянов, и я получил строгий приказ ловить их и передавать
волостному. Ловить всех, кто возбуждает народ против власти. А вас я
предупреждаю из жалости к вам. Смотри, чтобы твой Байес не слушался разных
смутьянов, а то... Ты ему это скажи. Конечно, пока я буду старшиной, не
допущу, чтобы о нем говорили плохо, но все же пусть будет осмотрительным. А
ты, милая, мне говори все, другим нет, а мне говори. Вот и сейчас, зачем от
меня скрываешь правду, а?
Бигайша немного оробела, ее испугали слова старшины. "Как бы Байес за
дурной поступок не угодил в Сибирь..."
- Кайнага, пусть всевышний аллах будет свидетелем - я все поняла, что
вы сказали. Мы не считаем вас чужим. Кто же нас защитит от лихой беды, кроме
вас?.. - льстиво заговорила Бигайша.
- Этот ваш учитель - бунтарь. Большевик он, вот кто. Власти преследуют
таких людей и заодно и тех, кто укрывает их. Ты слышала, о чем он
разговаривает с твоим мужем? Разве он не говорил, что нужно уничтожить биев
и волостных?
- Вы где это слышали, кайнага?
- Как где?.. Да, да, слышал... Но чем именно теперь занимается ваш
учитель, вам лучше знать, ведь он живет в вашем доме. Скажи мне, как он
смущает народ? Что он говорит им? Что нужно отобрать землю и скот у баев и
присвоить себе, так, что ли? Ведь это он разные бумажки распространяет по
аулу?
- Кто вам это сказал?
- Сказали те, кто счел нужным сказать. Как звать учителя: Абекеш или
Адыгали?
- Мужчины зовут его Абеке.
- Это и я знаю, что Абеке... А как его настоящее имя?
Женщина задумалась. Она точно не знала, но предполагала, что учитель -
это человек, который жертвует своей жизнью ради благородного служения
народу. Она слышала, как об этом говорил муж, видела своими глазами, с каким
почтением относятся к учителю люди. "Наверное, и у него в каком-нибудь
далеком ауле осталась такая, как я, жена, такой же сынишка, как мой Жаппар.
Может быть, и старики еще живы - отец и мать..." - жалостливо подумала
Бигайша.
- Не знаю, кайнага, - вдруг твердо ответила женщина, приподняв
голову. - Вы сами спросите обо всем у своего двоюродного брата. И с учителем
сами разговаривайте. Я не могу порочить хорошего человека. - Бигайша подошла
к двери и, приоткрыв ее, крикнула: - Жапаш, позови-ка отца, скажи ему, что у
нас сидит кайнага и что мама зовет его пить чай!..
Жол смолк. Он понял: ни угрозами, ни елейными словами - ничем нельзя
заставить эту женщину рассказать правду. Он стал обдумывать, о чем будет
говорить с Байесом. С учителем старшина не хотел встречаться, но, очевидно,
тоже придется... Он заранее почувствовал неловкость, словно кто кольнул его
иголкой в спину.
3
Добрую половину этого большого аула, расположенного в устье реки
Анхаты, составлял подрод Танабай. Танабайцев было очень много, и все они, за
исключением двух хаджи и старшины Жола, жили бедно, занимались только
рыболовством.
Другие, богатые подроды, у которых в степи гуляли бесчисленные отары
овец, табуны лошадей и гурты разного скота, пренебрежительно называли
бедняков-рыбаков "черноногими танабайцами". Хажимукан и был одним из
представителей этой "черноногой" рыбацкой голи. Землянка его стояла на
берегу реки. Он сидел на завалинке в окружении друзей-рыбаков, когда
неожиданно к нему подошли Абдрахман и Байес. Они присели рядом, завязалась
беседа. Абдрахман незаметно перевел разговор на политическую тему и стал
рассказывать о Совдепах. Его перебил Хажимукан. Он начал говорить
взволнованно и горячо:
- Я все понял, Абеке! Я знаю, кто вы есть, понимаю вас всем сердцем. Да
и от Байеса мы слышали о вас очень многое. Овец через переправу ведет
вожак... И нам нужен крепкий духом человек, который повел бы нас!.. Ведь мы
ничего сами не можем сделать. Нам даже запретили ловить рыбу в нашем же
собственном озере. Вот и сидим, ждем, когда можно будет на