ве,  прикусила  язык.  Она
чуть не назвала Жола по имени*. - В этот раз он не привез чаю.
     ______________
     * По старому казахскому обычаю, невестка не имеет права назвать  деверя
по имени. "Жол" -  в  переводе  на  русский  язык  означает  "дорога,  путь,
поездка". Бигайша хотела сказать  "поездку...",  но  это  значило,  что  она
должна была произнести слово "жол", и деверь мог понять это как оскорбление.

     Бигайша снова заварила чай и, налив в чашку, подала ее старшине.
     - Я ведь много не прошу, всего только полфунта... А там сами  достанем.
Зато, келин, у вас, наверное, сахару много? Завернула бы гостинец для  своей
би-женеше* хотя бы несколько кусочков...
     ______________
     * Женеше (от женге) - тетушка (ласк.).

     Жол крутил в пальцах кусочек сахара, который  надкусывал  с  чрезмерной
аккуратностью, рассчитывая растянуть  его  еще  на  несколько  чашек.  "Если
Бигайша говорит правду, - подумал он, - то этого кусочка не  хватит  на  две
чашки, даже если будешь только лизать языком..."
     Женщина смотрела на потную, красную шею старшины и мысленно ругала его:
"Когда же ты уйдешь, проклятый!.."
     - Байес найдет, - продолжал между тем Жол. - Наверное, у  богачей-татар
в Теке гниют в кладовых тюки сахара и чая?
     - Никаких товаров у них нет, в городе все вверх дном перевернулось, так
хозяин мой рассказывал, когда из города вернулся.
     - Разве у торговцев когда-нибудь  переведутся  товары,  келин,  да  ты,
оказывается, еще ребенок. У них припрятано немало - всему нашему аулу на год
хватит... Как хозяин-то говорил: "Город вверх дном перевернулся"?..
     - Кто его знает, разве разберешь, что к чему,  когда  говорят  мужчины.
Одно я поняла, что товаров нет, вот и все.
     Бигайша знала, что творилось в городе, но она  не  хотела  говорить  об
этом Жолу и поэтому ответила на  его  вопрос  уклончиво.  Она  продолжала  с
тоской думать: "Как бы поскорее избавиться от  тебя?  Отдать  эту  последнюю
четвертушку чая, что ли, чтобы ушел?.. Отдать - самим остаться без  чая,  не
давать - будет сидеть  до  вечера!  Как  пиявка,  зайдет  к  кому,  пока  не
насосется вдоволь, пока не возьмет, что ему надо, ни  за  что  не  уйдет..."
Бигайша принялась перемывать посуду и убирать скатерть, искоса поглядывая на
отдувавшегося  старшину.  Жол,  казалось,  совсем  не   собирался   уходить.
Откинувшись на подушках, он блаженно  отдыхал,  вытирая  пот  с  лица  и  от
удовольствия жмуря глаза. Бигайша поняла - не уйдет. Она подошла  к  резному
синему сундуку и, со звоном повернув ключ, открыла крышку.
     - Кайнага, вот весь наш чай. Хоть сами будем пить чистую воду, но я все
же решила отдать четвертушку би-женеше, - четко  выговаривая  каждое  слово,
сказала Бигайша  и  протянула  Жолу  пачку  чая,  завернутую  в  пожелтевшую
бумажку. - Люди, наверное, говорят про нас, что, мол, у нас и чаю  и  сахару
вдоволь. Но ваш двоюродный брат хоть и торгует в лавке, меньше всего  думает
о доме. Видите, нет у нас ничего.
     - Гм, да-а... - Жол взял чай, положил его на ладонь, как бы  взвешивая,
сколько потянет, и, приблизив к глазам, стал рассматривать, словно это  была
сахарная косточка  и  он  определял,  с  какой  стороны  лучше  начинать  ее
обгладывать. - "Цейлон"!.. - прочел он на  обертке.  -  Из  Казани,  видать,
добротный...
     Он торопливо завернул четвертушку  чая  в  большой  полосатый  ситцевый
платок, которым до этого вытирал пот, и спрятал в карман старенького бешмета
из черного сукна. По тому, как смотрела на него Бигайша, старшина понял, что
женщина действительно отдала последнее, что у нее было. Боясь, как  бы  она,
опомнившись, не потребовала чай обратно,  Жол  быстро  поднялся  с  места  и
заспешил уходить. "Чудесно, чудесно!.. -  мысленно  восклицал  он,  ощупывая
пальцами в кармане сверток. - Неожиданная удача!  Шел  за  одним,  а  достал
другое... Чай - это хорошо, это тоже хорошо,  теперь  Бахитли  вылечит  свою
голову..."
     - До свиданья, келин! Да ниспошлет аллах благоденствие вашему  дому!  -
скороговоркой пробубнил Жол и стремительно направился к двери.
     Когда Жол выходил на улицу, Жаппар  стоял  возле  его  серой  кобылы  и
дергал из хвоста волосы для  лески.  Мальчик  все  время  прислушивался,  не
хлопнет ли дверь, не появится ли хозяин; едва скрипнула наружная калитка, он
отскочил в сторону и как ни в чем  не  бывало  стал  разглядывать  седло.  В
черных глазах его горели озорные искорки. Жесткий конский волос,  спрятанный
под рубаху, раздувал ее, Жаппар локтем старался придавить волос,  но  ничего
не получалось. Тогда мальчик положил обе руки на  живот,  скрестив  их,  как
заправский покупатель на скотном базаре. Жол, разумеется, погруженный в свои
думы, ничего не заметил, он мальчика увидел только тогда, когда уже  отвязал
лошадь  и  просунул  ногу  в  стремя.  "Надо  выманить  у   этого   сорванца
воззвание!.." Жол смотрел на мальчика и напряженно думал, чем  бы  задобрить
его, чтобы он отдал ему бумажку.
     - Жаппар, дать тебе денег, а? - Старшина полез в карман за мелочью.
     Жаппар вздрогнул и насторожился: верить или не  верить  старику?..  "Не
обманывает ли? Может, говорит просто для приманки, а сам поймать хочет?.." -
боязливо подумал мальчик.
     Жол, угадав опасения мальчика,  достал  из  кармана  две  пятикопеечные
монетки и, заманчиво позвенев ими, одну за другой бросил Жаппару:
     - А ну лови!..
     Мальчик ловко поймал обе монетки, улыбнулся и протянул снова руку,  как
бы прося Жола подкинуть еще.
     - Ох и джигит!.. Весь в отца, шустрый! Наверное, годика через  два  сам
вместо отца будешь ездить в город за товарами, а? Хе-хе, джигит!.. Я вот для
насыбая нашел листик табаку, нет ли у тебя, Жаппаржан, какой-нибудь бумажки,
чтобы завернуть его? А то пока доберусь до дому, пожалуй, весь  поискрошу  и
рассыплю...
     Деньги и ласковые слова старшины благотворно подействовали на мальчика.
     - Найду бумагу, би-ага! - радостно воскликнул он. - Бумаг разных у меня
много... А нет ли у вас бумажных денег, я хочу купить ручку и чернильницу.
     - Есть. Дам тебе, только ты сначала найди мне  большую  бумажку,  чтобы
завернуть табак.
     - А бумажные деньги годятся для игры в карты?
     - Ох и глупенький ты! Те деньги, которые я тебе дам, на  все  пригодны:
хоть в карты играй, хоть покупай ручки и чернильницы. Вот  они,  держи!..  -
Жол протянул мальчику три керенки, на  которые  теперь  ничего  нельзя  было
приобрести.
     Мальчик радостно подпрыгнул; крепко стиснув в  левой  ладони  медяки  и
керенки, правой рукой он достал из-за пазухи скомканное воззвание и  передал
его Жолу.
     Взяв  в  руку  измятый  желтый  листок,  на  одной   стороне   которого
типографским способом был отпечатан текст воззвания, он разгладил бумажку и,
аккуратно свернув ее, запрятал в глубокий карман своего чапана.
     - Жаппар, эта твоя бумажка очень подходящая для курения. Нет ли  другой
какой, только побольше? А то табачный листок широкий и жесткий, его никак не
завернуть в эту бумажку, которую ты дал. - щуря плутоватые глаза, проговорил
Жол.
     - Би-ага, как вы приедете к нам в следующий раз, я найду  еще  бумажку.
Сегодня коке ушел к рыбакам и лавку закрыл.
     - Хорошо. Найдешь, значит?
     - Найду.
     "Теперь-то вы в моих руках, голубчики!.." -  мысленно  проговорил  Жол,
легко садясь на серую лошадь. Раньше он только слышал о воззваниях,  которые
распространял учитель в ауле, но не видел их, а теперь оно лежало у  него  в
кармане. Хитровато улыбаясь, он заспешил к писарю, настегивая  кнутом  серую
кобыленку, чтобы вместе с ним поскорее прочесть воззвание, написать протокол
и отправить его с нарочным волостному.


5

     Под утро Манар спала  чутко,  беспрерывно  просыпаясь,  боясь  упустить
время дойки коровы. Она слышала,  как  муж  торопливо  встал  с  постели  и,
наскоро накинув на плечи бешмет, направился к двери.
     - Шырагым-ау!* Ты что так рано?
     ______________
     * Шырагым-ау - вроде русского "милый мой", но удивленно.

     Хажимукан, не расслышав ее вопроса, вышел. Манар глянула в окно -  рано
еще!.. Ее снова охватила сладкая предутренняя дрема.
     Как  спелое  яблоко,  наливался  рассвет.  Ночная  темень,  сползая   с
Баркин-тау, растекалась по  степи,  таясь  и  прячась  в  овраги  и  низины,
торопливо уносилась на запад, к темно-синим просторам Шалкара.
     Над устьем Анхаты стелилась  голубая  дымка,  скрывая  от  постороннего
взгляда  зимовье  Ашетер,  расположенное  на  противоположном  берегу  реки.
Хажимукан, выйдя во двор, направился прямо к красному быку, лежавшему  возле
перевернутых саней и жевавшему жвачку. Накинув на рога налыгачи, он привязал
быка к саням. Пока хозяин затягивал узел, бык затих, покорно склонив  голову
и перестав жевать жвачку, затем глубоко, по-бычьи, вздохнул и снова задвигал
челюстями.
     - С вечера-то забыл привязать быка, чуть было не ушел на пастбище...  -
неторопливо войдя в комнату, сказал Хажимукан.
     Манар полуспала. Она слышала, как хлопнула дверь, как зашуршали по полу
шаги мужа, поняла все, что он сказал, но ей не хотелось открывать глаза,  не
хотелось прерывать неуловимо-забывчивые приятные предутренние грезы. Длинные
ресницы ее слегка вздрагивали, она не открыла глаз, ничего не ответила мужу.
     - Ну покажем мы им сегодня!.. С корнем вывернем эту проклятую  железную
сеть, по проволочке разберем и разбросаем, чтобы и кусочка не нашли от  нее.
А то, видишь ли, перепрудили реку и хозяйничают в озере, как у себя дома...
     - О чем ты это толкуешь? Ложись лучше, чего встал ни свет ни  заря,  на
реку, что ли, собрался? -  спросила  Манар,  лежа  по-прежнему  с  закрытыми
глазами.
     - Какое тебе ни свет ни заря, уже давно утро.  Да  и  не  время  теперь
отлеживаться. Вчера мы сговорились  собрать  всех  быков  вместе  и  вырвать
железную сеть из реки!..
     Манар вздрогнула от неожиданности, сна как не бывало.
     - Как?!. Лучше терпеть голод,  только  подальше  от  разных  скандалов.
Пусть вырывает, кто хочет! Нам нет до этого дела.  Ведь  это  будет  большой
скандал, и принесет он много несчастья людям! - испуганно проговорила она.
     - Никакого скандала и никакой беды не будет. - В  Рашай*  мужики  давно
уже отняли у богачей землю и воду и сами стали хозяевами. А мы что  смотрим?
Разве мы не сможем сделать то же самое? Ты женщина и, пожалуйста, не суйся в
наши мужские дела. Мы тоже сумеем постоять за себя. Гнули  спины,  на  белый
свет не смели по-человечески смотреть - довольно,  больше  этого  не  будет.
Настал и для нас день, расправим плечи!..
     ______________
     * Рашай - искаженное Россия.

     Хажимукан достал  с  шестка  завернутый  в  бумажку  насыбай,  захватил
пальцами щепотку и поднес к носу. Высохший за ночь табак  легко  втянулся  с
воздухом и проник почти в  самое  горло.  Рыбак  поперхнулся,  закашлялся  и
зачихал, а потом долго сморкался.
     - Чего это тебе взбрело вдыхать  эту  сатанинскую  пыль?..  И  не  смей
ходить выворачивать сеть, это не наше дело.
     Давно уже привык Хажимукан к ворчанию жены и теперь не  обратил  на  ее
слова никакого внимания. "Предостерегать - это женское дело, а мы,  мужчины,
должны подчиняться своему разуму", - мысленно проговорил рыбак и,  продолжая
чихать, вышел на улицу. Начиная с соседа, за какие-нибудь полчаса он  обошел
все рыбацкие хибарки, расположенные вдоль берега, и разбудил людей.  Сонные,
они сходились к площадке, неся с собой кто арканы, кто сыромятные  ремни,  а
некоторые прихватили цепи для тяжей. Сюда же привели быков, лошадей,  и  вся
эта многоголосая толпа направилась к озеру.  Обгоняя  старших,  шныряла  под
ногами шумная ватага ребятишек, их звонкие  голоса  далеко  разносились  над
голубой гладью Шалкара. Когда  взошло  солнце,  к  собравшимся  возле  устья
Анхаты людям подошли Абдрахман и Байес.
     - Рыбаки, - поздоровавшись, проговорил Байес, - Абеке хочет сказать вам
несколько слов. Как думаете, пусть скажет?..
     - Пусть говорит!
     - Говори!
     - Говори, Абеке, мы все сделаем, только как бы нас за это...
     - Да, как бы потом нас Макар с Шораком не сделали несчастными. Они  все
могут!.. Придут сюда и новую сеть поставят, еще более крепкую!..
     Кто-то из толпы возразил:
     - Не поставят! Не посмеют, царя-то белого больше нет. Это они  при  нем
хозяйничали, а теперь - отошла их власть!
     - Братья-джигиты, я много рассказывал  вам  о  великом  народном  вожде
Ленине. Вы - понятливые люди. Я  думаю,  вы  хорошо  помните  мой  вчерашний
рассказ... Так вот, советская власть во главе с Лениным издала  декрет,  что
земли и воды и все богатства принадлежат народу. Истинный хозяин земли - это
крестьянин, это рабочий, это все те, кто трудится не  покладая  рук:  пашет,
сеет и убирает, все те, кто добывает себе пищу потом  и  кровью.  А  богачи,
которые нанимают себе батраков и работников, которые живут  за  счет  чужого
труда, лишаются права  пользоваться  землей  и  водой.  Вы  -  рыбаки.  Ваше
богатство - богатство озера. Только вы являетесь подлинными его хозяевами, и
никто больше, потому что вы трудитесь день и ночь, мерзнете в холодной воде,
расставляя сети для весеннего лова, стынете  зимой  над  прорубями,  добывая
себе на пропитание. Вам и вашим детям принадлежат это озеро и эта степь, что
лежит вокруг. И никто не посмеет отнять ее у вас. Такие же бедные люди,  как
вы, которые уже взяли власть в свои руки в России, помогут вам отстоять  это
право. Скоро, может, очень скоро мы и здесь установим  такую  власть,  и  вы
сами будете управлять аулом. Не нужно бояться баев, нас много, и если мы все
вместе дружно встанем против них, - не нам, а им  придется  убегать  отсюда.
Вот это сегодня я и хотел сказать вам, - закончил Абдрахман.
     - Все поняли? - спросил Байес.
     - Поняли!
     - Поняли!
     - Коли поняли, идемте  и  вырвем  эту  проклятую  проволочную  сеть  из
воды! - сказал он и направился  к  вбитому  с  небольшим  наклоном  в  землю
полосатому рельсу, от которого тянулся к реке железный трос, державший сеть.
     Рыбаки закрутили столб  цепями  и  впрягли  цугом  несколько  бычьих  и
конских упряжек. Упряжки протянулись  вдоль  берега  и  образовали  довольно
длинную  вереницу.  По  бокам  стояли  люди,  готовые  по  сигналу  понукать
животных. Ждали сигнала с противоположного берега, где рыбаки обрубали трос.
Когда трос наконец был обрублен, Байес поднял руку и крикнул:
     - Погоняй!..
     Под шум и гам толпы быки и лошади рванули вперед, постромки натянулись,
и полосатый рельс, как нож из теста, мягко  выскользнул  из  земли.  Упряжки
рванули  сильнее,  и  из  воды  показалась  ржавая  проволочная  сеть.   Она
перервалась, и нижняя половина ее легла на дно.
     Толпа  радостно  закричала.  Седовласые  старики,   благодаря   аллаха,
зашептали молитвы.
     В это утро была порвана еще одна сеть, при  помощи  которой  ненасытные
богачи отбирали у людей право на жизнь.


ГЛАВА ВТОРАЯ

1

     Отшумел грозами и холодными ливнями с  градом  Кура-лай*,  и  наступило
раннее мягкое лето. Установились теплые, погожие дни. Небо, омытое  дождями,
казалось особенно голубым и прозрачным. В одну  неделю  поднялись  травы,  и
зеленое раздолье заколыхалось, как море, под ласковым  южным  ветром.  Степь
зацвела и с каждым днем становилась все краше и краше.
     ______________
     * Куралай - "День козленка". Бывает в первой неделе мая. В этот  период
обычно проходят ливни и град.

     Аул учителя Халена  перекочевал  на  летнее  пастбище  Молалы  Тогай  и
остановился на берегу реки, как раз напротив зимовки. Это привольное джайляу
омывалось с двух сторон степными речками - Анхатками. Здесь  проводили  лето
почти все близлежащие аулы, они покидали роскошное  летнее  пастбище  только
тогда, когда кончалась уборка сена с поименных лугов правобережья и  дехкане
приступали к жатве хлебов на богаре.
     Аул Халена небольшой, всего шесть юрт. Среди буйной зелени  они  похожи
на застывшие серые кочки. В них нет ни белой кошмы,  ни  дорогих  ковров.  И
скота вокруг аула пасется очень мало. Бедно живут родичи учителя  -  хозяева
этих юрт. У Асана всего лишь два козленка  и  корова.  Примерно  столько  же
скота имеют и его брат Найке,  и  батрак  Рахманкул,  и  вдова  Кумус.  Чуть
получше живет середняк Кубайра. Все жители  аула  Халена  зимой  рыбачат,  а
летом нанимаются пасти скот.
     Самый состоятельный человек в ауле - сам учитель Хален. Его  просторная
юрта хотя и не очень большая,  но  все  же  выделяется  среди  других  своим
убранством. В ней всегда чисто и уютно, пол застилается узорчатыми  кошмами.
В правой стороне, рядом с сундуками, стоит деревянная кровать с целой  горой
одеял. Наверху, под  самым  сводом,  как  белый  девичий  платок,  красуется
четырехугольный тундук*.
     ______________
     * Тундук - квадратная кошма, закрывающая верхнее отверстие юрты.

     Отец Халена был человеком  довольно  богатым.  Он  умер  рано,  оставив
сыновьям неплохое наследство. Хален к этому времени уже окончил  учительскую
семинарию в Оренбурге и поступил работать учителем в школу в уездном центре,
а хозяйство вели старший и младший братья. Зимой Хален жил  со  своей  женой
Маккой при школе в уездном городке, а на лето  приезжал  отдыхать  в  родной
аул.
     В тяжелый год коровы*, когда в степи вспыхнула  эпидемия  черной  оспы,
умерли мать и братья Халена. Хозяйство пошло на убыль, скота с каждым  годом
становилось все меньше и меньше.  Оставшихся  после  смерти  старшего  брата
девочку и мальчика Хален увез с собой в  город.  Нужно  было  их  кормить  и
воспитывать, а средств не  хватало.  И  вот,  в  довершение  всего,  учитель
неожиданно был отстранен от работы.
     ______________
     * Год коровы, год обезьяны  и  т.д.  -  у  казахов  годы  было  принято
называть именами животных.

     Это   случилось    прошлой    осенью.    Джамбейтинскую    двухклассную
русско-киргизскую школу, где работал  Хален,  посетил  инспектор  от  нового
правительства, образованного здесь, в степи, бывшими управителями  и  баями.
Едва уехал инспектор, как директор вызвал к себе Халена и сказал:
     - Вы должны подать в отставку.
     - Почему?
     - Так хочет господин инспектор.
     Хален попытался было выяснить причины, почему его отстраняют от работы,
но директор к тому, что уже сказал, ничего не добавил. "Так  хочет  господин
инспектор..." И Халену пришлось покинуть  школу,  где  он  проработал  почти
десять лет, и уехать в аул.
     Долгой и скучной показалась зима учителю. Хотя он и занимался с  детьми
дома, но что это были за занятия! Учились у него всего пять учеников,  да  и
те приходили далеко не каждый день: то  не  пускала  их  из  юрт  пурга,  то
родители заставляли работать по хозяйству. Открыть постоянную школу Хален не
мог, у него не было на это средств.
     Седьмой аул Копирли-Анхатинской волости, состоявший из рода Баркин, был
самым многочисленным в округе. В нем насчитывалось около  трехсот  домов.  В
этом ауле была мечеть известного святого  хазрета  Таржеке  и  при  ней  две
духовные школы - медресе. Люди отдавали своих детей учиться в  эти  медресе,
тогда как в новые русско-киргизские школы посылали редко и неохотно.  Мечеть
и медресе содержали сын святого хазрета Таржеке - хазрет  Хамидулла  и  ишан
Губайдулла. Оба они, довольно известные люди в  степи,  когда-то  учились  в
Бухаре и служили мюридами у великого  имама;  при  них  было  трудно,  почти
невозможно отдавать детей учиться куда-либо помимо медресе.  Кроме  того,  в
этом ауле жили еще двенадцать почетных хаджи и свыше десяти других различных
ишанов и магзумов*. Они разъезжали по округе и говорили родителям:
     ______________
     * Магзум - сын хазрета (старшего духовного лица мечети).

     - Ты что же это, хочешь, чтобы твой черноглазый, отрастив волосы,  стал
переводчиком? - И тут же почти прика