к столу. И вдруг
почувствовал, что что-то неладно.
     - Кто такие? - быстро спросил он. - Что нужно?
     Бросив торопливый взгляд на пустую кобуру и угол, где стояла сабля,  он
все понял.
     - Ну-ка, хлопцы, хватит валять дурака, - спокойно сказал он, - положите
оружие на место. Я здесь по приказу Войскового правительства...
     Белан спустил ногу со стула и подошел к Белову.
     - А я от имени Уральского губернского исполнительного комитета.
     В дом вошли Парамонов и Абдрахман, а за ними Довженко.
     - Если имеешь при себе оружие, выкладывай на стол, - сказал Белан.
     - Нет, нет. Руки вверх! - крикнул Парамонов и заставил Белана и  Сороку
обыскать Белова и связать ему руки.
     - Такого правительства нет! Это произвол! - возмутился Белов.
     - Як так нема? Ось вона, - ответил Сорока, связывая ему руки. - Хиба це
не власть? Рабоче-крестьянька  власть.  Ось  голова  -  Парамонов,  комиссар
Айтиев, член комитета Довженко.
     Услышав имя комиссара Айтиева,  Белов  повернулся  к  Абдрахману.  Этот
смуглый казах, стало быть, и был тем неуловимым комиссаром, за  которым  уже
долгое время безуспешно охотились власти.
     В это время в комнату вошла Мария.
     - Здрасьте, ваше благородие, - сказала она.
     Белов отвернулся и опустил голову.
     - Иди скажи, что капитан вызывает хорунжего с одним казаком,  -  сказал
Марии Парамонов. - Скажи, срочное дело. Мы их тут по парочке всех возьмем.


x x x

     Пока дружинники расправлялись с отрядом  Белова,  поодиночке  разоружая
казаков, минула короткая июльская ночь. О таких непроглядных летних ночах  в
народе говорят, что даже и одного узла не завяжешь в кромешной темноте.
     Сначала на востоке проступила бледно-синяя кромка горизонта, потом небо
над бурой землей начало светлеть, приобретая молочно-кремовый цвет.
     В эту ночь не спали не только Парамонов с Абдрахманом. Кроме младенцев,
спавших в колыбельках, никто не коснулся подушки.
     Вначале все робели, прятались по домам, но затем осмелели,  набросились
на солдат, карауливших загон, и отняли своих коней.
     Утром все собрались возле дома, где  были  заперты  арестованные.  Люди
хотели при свете посмотреть на связанного офицера. Но в этом доме офицера  и
хорунжего не было. Парамонов велел их запереть отдельно.
     Один из стариков тронул за руку  Сороку  и,  указав  кивком  головы  на
чулан, где были заперты солдаты, спросил:
     - Сидят? Смирные?
     - Чудной ты, дидко. Яки ж воны будут? В германскую мы с Ваней ефрейтора
немецкого в мешок посадили. Тоже был дюже смирный, смирней теленка.
     - Мм... - пошамкал дед. - А много их?
     - Чертова дюжина.
     - Мм... Порядочно. Наверно, и атаман  с  офицером  тут?  -  допытывался
старик.
     - Ты як дите малое, дидко. Солдата  без  офицера  не  бывает.  Белов  и
хорунжий в чулане у Ивана. А с ними еще один солдат.
     - Мм... стало быть, к тринадцати еще три...
     - Да двое втикли, дидко.
     - Мм... И места подходящего нету, держать то есть их негде...
     - Это дело ума председателя, дед...
     Их беседу прервал Парамонов. Он поднялся перед собравшимися на  крыльцо
и сказал:
     - Граждане трудящиеся! - рубанул ладонью воздух и продолжал: -  Сегодня
ночью наша боевая дружина выступила против насилия буржуев и захватила отряд
офицера Белова. И впредь мы не подпустим белых казаков к деревне... Товарищи
трудящиеся крестьяне! Сознательные граждане! Записывайтесь в боевую дружину.
Ваше имущество некому защищать, кроме вас самих. В  соседних  деревнях  тоже
организуются дружины. Да здравствует союз рабочих и крестьян!
     - Мм... А что такое дружина? - спросил старик.
     - Люди, - ответил кто-то из толпы. - Понял?  Ежели,  к  примеру,  тебе,
дед, дать оружие, то ты будешь дружинник. Ну как, запишешься?
     Старик пошамкал в раздумье и спросил:
     - А с кем воевать-то?
     - С буржуями! - ответил Парамонов. - Понятно, старина?
     Толпа зашумела, послышались возгласы одобрения:
     - Отбили коней, молодцы.
     - Фургоны не отдали.
     Из толпы вышел Савенко. Оглядел всех и сказал:
     - А если глубже заглянуть в дело? Неладно мы поступили,  сельчане.  Как
бы расплачиваться не пришлось.
     - Мм, - зашамкал старик.
     - Не наводи-ка ты тень на плетень, Савенко, - ответил Довженко.
     - Я и не навожу. Все думают так. Мы простые крестьяне. Не казаки  и  не
киргизы. И мы никого не трогаем. Верно я говорю, дед Елисей?  Это  дело  еще
надо обмозговать. - Он прокашлялся и поглядел на Кисляка: - А ты, Кисляк, за
главного в селе. Ты будешь отвечать за село. А ты знаешь,  как  казак  рубит
шашкой? Первой слетит твоя башка. А за ней и  другие  головы  найдут  вечный
покой в кустах Теренсая.
     Кисляк молчал.
     Старик Елисей тяжело вздохнул и опустил голову.
     Парамонов беспокойно оглянулся на Довженко и Абдрахмана.
     - Панику сеешь, - ответил Довженко. - Кроме  хлеба,  коней  и  фургонов
Белов еще людей требовал. Сколько он велел собрать? - обратился  Довженко  к
Кисляку.
     - Всех трудоспособных, - ответил Кисляк.
     - Вот видишь. Выходит,  по-твоему,  мы  должны  пойти  рыть  окопы  для
казаков? Им скоро конец. Сзади у них Чапай, с Самары идет  Четвертая  армия.
Казаки не знают, куда спрятаться. А мы пойдем рыть себе  могилы?  Чепуху  ты
говоришь, Савенко. Сам трусишь и других пугаешь.
     - Тебя, Довженко, мы весной  избрали  председателем,  -  повысил  голос
Савенко. - Если ты крепок, почему не удержал правление в своих руках? Почему
сбежал и спрятался от казаков? Хитрый. Сам скрываешься в сторонке,  спасаешь
свою голову, а голову Кисляка подставляешь под казачью саблю. Или твоя жизнь
дороже других? Знаем, чем кончится твоя хитрость:  селу  -  пожар,  людям  -
пули.
     Несколько человек вполголоса поддержали Савенко.
     - Если в деревню придет казачья сотня, - уныло сказал кто-то, - от  нас
перья полетят.
     - Не дай господи.
     - И малого и старого - всех перерубят.
     - Сельчане! - крикнул Довженко. - Поймите, что  мы  -  сила.  Если  все
вместе встанем, то и казаки с нами ничего не смогут сделать.
     - Это все пустые слова.
     - Ведь народ поднялся на борьбу, Савенко.
     - Твоя борьба - всех под пули, самому в кусты!
     - Ты действуешь как провокатор, Савенко.
     - Ты сам провокатор.
     Парамонов вытянул шею и замахал руками.
     - Стойте! - закричал он. - По-твоему, не следует бороться?
     - Иди к своим заводским, агитируй их, - зло ответил  Савенко.  -  А  мы
живем здесь. Казачий атаман с нас спросит, нас и расстреляет. А ты в  бегах.
Тебя он не словит.
     Сельчане уважали грамотного и бойкого на язык Савенко и  прислушивались
к нему.
     - Давай-ка лучше не будем спорить, а посоветуемся, - обратился  к  нему
Абдрахман. - Мы и думаем о том, чтобы вооруженной силой встретить карателей,
если они сюда сунутся. Так что зря не пугай. Или ты,  может  быть,  жалеешь,
что мы отбили коней, хлеб и фургоны, что не дали угнать людей? Хочешь, чтобы
весь этот народ был голый и голодный?
     - А ты, киргиз, молчи, - грубо оборвал его  Савенко.  -  Киргизы  хотят
выселить  всех  русских  и  жить  тут  сами.  А  нам  не  нужно  киргизского
правительства. Понятно?
     - Понятно, - подступил к нему Белан, сжав кулаки. - Это контра.  Я  его
понял полностью.
     - Дурак безграмотный, - спокойно ответил Савенко.  -  Ты  за  три  года
выучил только два слова: революция да контрреволюция, и то не до конца.
     - Ах ты... Я сейчас тебя зарублю...
     Ивана едва удержали сильные руки товарищей.
     - Не горячись, Иван, - сказал Парамонов. - Все слышали, что ему никакая
власть не нужна. Только  ложь  все  это.  Он  хочет  стравить  Парамонова  и
Кисляка, Белана и Айтиева. Царь или толстопузый бай даст ему свободу?  Пусть
ждет. А у нас один  путь  -  с  оружием  в  руках  поддержать  Советы.  Всем
известно, сколько деревень передушил Белов. Ему с хорунжим  одна  дорога.  А
солдат отпустим, они обмануты, пусть идут к себе домой и не воюют с народом.
     Все одобрительно закивали.
     Савенко выбрался из толпы и пошел прочь.
     - А этот получит благодарность атамана! - крикнул ему вслед Белан.


ГЛАВА ВТОРАЯ

1

     По дороге от Анхаты на Теректы  ехали  трое.  Байес  и  Хажимукан  -  в
телеге. Хаким сидел верхом.
     Когда   уже   вдали   показался   поселок,    пронесся    шумный,    но
непродолжительный дождь. Мягкая дорожная пыль сразу стала похожа на шершавое
решето.
     Когда в воздухе засверкали быстрые струйки, Хаким снял свою мерлушковую
шапку и расстегнул ворот рубахи, подставив дождю грудь.
     От  приятной  влаги  стало  легко  дышать,  с  пахнущим  водой  ветром,
казалось, унеслась прочь усталость.
     Хаким с наслаждением дышал всей грудью. Знойный воздух степного полдня,
будто испуганный шумом и блеском дождевых струй, поспешно уползал куда-то  в
степь.
     - Посмотрите, Байеке, как высохла  земля,  -  сказал  Хажимукан  своему
спутнику. - Такой дождь ее не насытит, только прибьет ненадолго  пыль.  Если
бы вон та повернула сюда, -  показал  он  на  огромную  сизую  тучу,  тяжело
клубившуюся вдали.
     - Эта сюда не повернет, - ответил Байес. - У нее свой путь. Это  речная
тучка. Она пойдет вдоль Яика, над  лесом,  над  лугами,  а  в  степь  ее  не
заманишь.
     Хаким, ехавший верхом, осмотрел  небо.  Его  поразили  слова  Байеса  -
"речная тучка".
     Действительно, там, где протекал Яик, плыли дождевые тучи, а над степью
простерлось чистое белесо-голубое небо.
     "Говорит так, будто оставил на туче свою метку, - усмехнулся Хаким. - А
ведь верно. Тонко подмечено. Степные облака  от  горячего  степного  воздуха
поднимаются ввысь и рассеиваются как  пух,  никогда  не  собираясь  в  одном
месте. А холодная вода Яика, леса и рощи тянут их к себе.  Вот  почему  тучи
льнут к сырым болотистым местам. Чего только он не знает!"
     - Посмотри-ка, - воскликнул Хажимукан, - льет над самим Яиком, будто  в
нем мало воды.
     В самом деле - от тучи потянулась вниз дымчатая неровная бахрома.
     - По-моему, - продолжал Хажимукан, - хохлы сеют так много хлеба потому,
что у них на восточной стороне земля хорошая  и  дожди  обильные.  Посмотри,
какая возле села пшеница - колос к колосу.
     - Не только потому, что земля хорошая, - ответил Байес. - Есть и другая
причина... - Он не договорил. Путники подъехали к окраине  села.  -  Хорошо,
если Карпыч дома. Как бы не уехал куда.
     Деревня находилась в двадцати пяти  верстах  от  Уральска.  Здесь  жили
русские и украинцы.
     Навстречу им вышел сам Петр Карпыч  Фроловский,  средних  лет  мужчина,
богатырского сложения, с черной окладистой бородой.
     - Здравствуйте,  Байеке,  как  здоровье,  как  жена,  дети?  -  спросил
по-казахски Фроловский, распахивая ворота.
     - Хорошо. Все живы, здоровы. А как вы? Жаркие дни  наступили.  И  дождь
стороной прошел.
     - Ваша правда, Байеке. Выгорают посевы.
     - Как дела, Карпыч, б городе все спокойно? - спросил Хаким.
     - Спокойно? - переспросил Фроловский. - Какое там спокойствие...
     Хаким почувствовал в словах Петра Карпыча какую-то затаенную горечь.
     Байес и Хажимукан распрягли лошадей, отвели их под навес в тень. Хозяин
пригласил гостей посидеть на скамейке возле дома.
     Хажимукан достал из кармана насыбай. Насыпал на ладонь щепотку  табаку,
понюхал его и несколько раз чихнул.
     Хаким в это время умывался. Шумно отфыркиваясь, он лил себе на шею и на
голову воду из чайника.
     Хажимукан сунул обратно в карман сверток с табаком и взял из рук Хакима
чайник.
     Фроловский, ковыряя хворостиной землю возле скамейки, говорил:
     - Пшеница  хорошо  поднялась.  Дали  бы  только  убрать   ее   вовремя,
обмолотить и засыпать в закрома. Вот та сторона, - показал он по направлению
на Уральск, - хуже засухи для нас.
     Хажимукан никогда раньше не встречал этого человека, не знал  ничего  о
нем и про себя решил: "Наверное, из  богатых  крестьян.  А  как  радушно  он
встретил Байеке, - видно, они друзья".
     Хаким  же   по-своему   охарактеризовал   Фроловского:   "Степенный   и
самостоятельный человек. А глаза - видать,  умен.  И  речь  ведет  складную.
Неспроста Абеке сказал: "Будете искать меня - зайдете к нему. Он покажет".
     Хозяин не стал больше докучать гостям своими расспросами, он и  сам  не
рассказывал ничего.
     Байес, видимо почувствовав  неловкость  от  продолжительного  молчания,
познакомил Фроловского со своими спутниками:
     - Это Хажимукан - рыбак из нашего аула. Вы ведь знаете, что у нас много
рыбы. И вот все беднейшие наши рыбаки объединились в артель. Артелью как раз
и руководит Хажимукан. Мы с  ним  повстречались  по  дороге  сюда,  он  тоже
направлялся в вашу сторону за солью. А у этого  джигита,  -  показал  он  на
Хакима, - к тебе дело есть. Сам я,  как  и  прежде,  езжу  всюду  и  собираю
шкурки. Мы решили остановиться у вас.
     - Я и сам знаю, Байеке,  зачем  крестьянин  приезжает  в  город:  соль,
спички, мыло. Не пообедаете ли у нас с дороги? Жена сегодня сготовила  борщ.
Обычно летом все едят окрошку, а я вот люблю борщ в любое время года.
     Хажимукан, никогда до этого не евший  борща,  ел  небольшими  глотками,
подозрительно деликатно. Кашлял, чихал.  Не  съев  и  половину  тарелки,  он
отодвинул ее к краешку стола.  А  к  жареному  мясу,  поданному  с  квашеной
капустой, даже не притронулся, опасаясь, что  оно  свиное.  Байес  и  Хаким,
боясь обидеть хозяина и в то же время понимая состояние Хажимукана, сказали,
что у того, видно, "голова разболелась от жары". Сами же они с удовольствием
съели свой борщ до дна и поблагодарили хозяина за угощение.


x x x

     После обеда все вышли во двор. Байес отозвал Петра Карповича в сторону,
под навес, и начал разговор издалека. Коснулся событий в Уральске, рассказал
о новых налогах, недовольстве населения и, наконец, спросил:
     - Карпыч, нам надо увидеться с Абдрахманом Айтиевым. Сто лет  вам  буду
благодарен, если сведете с ним.
     Фроловский внимательно слушал и глядел куда-то в сторону, лишь  изредка
бросая быстрый взгляд на Байеса. Он давно знал этого человека, был уверен  в
его честности и благородстве.
     Ответил Петр Карпович медленно, взвешивая каждое слово:
     - Байес Махмедович, я знаю, что в торговых делах ты человек сведущий. И
тебе и мне, хроме земли и торговли, ничего не надо. Верно я говорю? Так вот,
не достанете ли вы мне в городе машинного масла? Позарез нужно.
     Байес понял это как упрек: "Ты торговец, тебе нельзя доверять".
     - Карпыч, не виляй хвостом, как лиса, - тихо сказал Байес, -  Абдрахман
мой друг. Он был у меня дома и ушел из нашего аула недели две назад.  Уходя,
сказал: "Если понадоблюсь, обратись к  Карпычу".  Нужно,  чтобы  ты  устроил
свидание с ним или с  близким  ему  человеком.  Надо  посоветоваться  насчет
школы.
     Из осторожности Байес не говорил о том, ради  чего  в  действительности
приехал сюда.
     Фроловский прищурился, ухмыльнулся в бороду и почесал затылок.
     - Кроме хозяйства своего, Байеке, мы ничего не ведаем... Вот,  кажется,
вчера брат его ходил в селе. Петро! - окликнул Фроловский сына. - Поди сюда.
     Когда стройный парень, еще почти подросток,  распутывавший  развешанные
сети, подошел, Фроловский спросил:
     - Петро, ты не видел Аблашку?
     Петро недоверчиво покосился на Байеса и ответил:
     - Не видел я его, тату. Кажись, не видал...
     Байес перехватил недоверчивый взгляд  Петра  и  понял,  что  этот  тоже
хитрит.
     - Тату, а что, если я отведу этого джигита к Малышу?
     - Так он не знает его... Хотя ладно, отведи. Пусть побеседуют, -  решил
Петр Карпович.
     Через некоторое время Петро и Хаким отправились в соседнюю деревню. Она
находилась в восьми верстах от Теректы.
     Пока они шли, наступили сумерки.
     Хаким заметил, что, хотя соседняя деревня была близко,  Петро  вел  его
кружным путем. К деревне подошли они с противоположной стороны.
     - Почему ты обогнул село? - поинтересовался Хаким. - Ведь дорога  ведет
прямо...
     Петро ничего не ответил.
     "Что  это  он,  -  удивился  Хаким,  -  не  умеет   разговаривать   или
пренебрегает мною? Крепок, видно, орешек. А  посмотреть  -  совсем  мальчик,
хоть и рослый".
     Как ни старался Хаким втянуть своего  спутника  в  разговор,  Петро  до
самого поселка не проронил ни единого  слова.  Даже  не  ответил  на  вопрос
Хакима, кто такой Малыш. Хаким решил, что Малыш,  наверное,  казах,  который
сведет его с Абдрахманом.
     Небольшая деревня, скорее хутор, стояла на  краю  лога,  неподалеку  от
реки. Миновав крайний дом,  Петро  вошел  в  ворота  соседнего  дома.  Хаким
растерянно остановился, не понимая, куда  исчез  его  провожатый.  Но  через
минуту он снова появился, а следом за ним вышел Амир.


2

     Хаким и Амир бросились друг к другу, обнялись.
     Прежде они здоровались друг с другом обычно, а сейчас неизвестно почему
обнялись. Может быть, потому, что очень долго не виделись.
     Хаким пристально вглядывался в лицо Амира.
     - Совсем не изменился, - сказал он, - только загорел. Я очень скучал по
вас, особенно по тебе, Амир. Только когда расстаешься, понимаешь, что  рядом
нет товарища. Как давно все было: наш  класс,  друзья...  -  Большие  ноздри
крупного носа Хакима вздрагивали от возбуждения.
     Внешне Амир действительно не изменился. Но его речь и  даже  его  жесты
стали другими. Раньше Амир любил поговорить, а теперь стал скуп на слова.
     - Что молчишь? - спросил Хаким. - Или не соскучился?
     В черных глазах Амира, смотревших на него  в  упор,  что-то  вспыхнуло,
казалось, пробежала какая-то неуловимая искра.
     - Жду, когда сам заговоришь, - тихо ответил он.
     "Что с ним? Или он не рад встрече? - подумал Хаким.  -  Может  быть,  я
напомнил ему о смерти отца. Но ясно, что его тревожит какая-то забота".
     - Если я начну говорить, - сказал Хаким, - то придется  сказать  много.
Так много, что и дня не хватит. Сюда я приехал разыскать Абдрахмана, он  был
у нас в ауле...
     Амир поспешно поднял указательный палец и прошептал: "Тсс".
     Хаким осекся на полуслове.
     Амир теперь смотрел себе под ноги и молчал, словно забыл что-то и никак
не мог вспомнить. Наконец он обратился к Петру:
     - Спасибо тебе, что привел моего друга. Можешь идти, Петро.
     Петро ничего не ответил. Молча повернулся и ушел, словно чужой.
     Выйдя на деревенскую улицу, он сунул в карманы руки  и  зашагал  домой,
беспечно насвистывая.
     Друзья продолжали молчать.
     - У меня и в мыслях не было встретить тебя  здесь,  -  снова  заговорил
Хаким. - В первую минуту мне показалось,  что  ты  совсем  не  изменился.  А
теперь вижу, что это не так. Ты стал другим.  Ведь  раньше  тебе  всегда  не
хватало выдержки. А теперь даже имя Абдрахмана не  решаешься  произнести.  Я
понимаю - ты боишься, как бы не подслушали чужие уши...
     - Я не ожидал тебя встретить здесь, -  поспешно  прервал  его  Амир.  -
Интересно! Как твои дела? - Он снова обнял Хакима и повел в дом. -  Идем,  я
тебя с папой познакомлю. Ах да, я совсем забыл,  что  ты  знаком  с  ним,  в
прошлом году видел его.
     "Какой папа? - опешил Хаким. - Разыгрывает он меня или хитрит?"


x x x

     Едва Хаким переступил порог  дома,  как  сразу  же  узнал  отца  Амира,
стоявшего у окна.
     От неожиданности Хаким остановился  в  дверях  и  растерянно  переводил
взгляд то на  Мендигерея,  то  на  Амира.  Отец  и  сын  видели,  как  Хаким
переменился в лице. Еще бы, перед ним был умерший  человек,  изрубленный  на
куски казаками. Он же своими ушами слышал об этом.
     Наконец, опомнившись, Хаким снял шапку, словно он вошел  в  церковь,  и
едва слышно произнес:
     - Ассаламуалейкум.
     Мендигерей не узнал его, но, заметив, что гость  почему-то  растерялся,
приветливо ответил:
     - Алейкумуассалам. Проходи, дорогой, проходи.