Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Есенжанов Хамза. Яик - светлая река -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  -
к со средним образованием; тем самым мы заложим основы будущей семинарии. Я считаю осуществление этих мероприятий началом великих преобразований. Что касается вашей большой думы о русской революции, то мое скромное мнение не удовлетворит вас. Кроме учебного, просветительного дела, я ни о чем больше не могу говорить. Скажу только, что мы, словно ласточка, несущая в клюве воду страждущим, по мере своих сил также боремся против несправедливости. Войсковому правительству Уральска мы отправили от имени биев и народных учителей письмо, в котором настоятельно просим освободить дорогого для всех нас Бахитжана Каратаева. А недавно я стал свидетелем очередной жестокости. Мне надо было на почту, и вот, когда я проезжал мимо гауптвахты, я услышал душераздирающий женский крик. Я подъехал к тюрьме. У самых ворот тюрьмы молодая женщина вопила во весь голос: "Где слыхано, чтоб правители народа начали воевать с бабами? Позор, позор! Пропустите меня к вашему Жаханше!" Увидев меня, женщина заголосила еще громче: "Помогите мне, мирза! Эти убийцы, истребив мужчин, теперь решили воевать с бабами! Мы думали, что избавились от казачьей нагайки, но пришли изверги еще страшней!" Я не вытерпел, подъехал к офицеру, спрашиваю, в чем дело. Женщина оказалась женой Абдрахмана Айтиева, а окровавленный, лежавший без чувств на телеге мужчина был Мендигерей Епмагамбетов. Их привезли из самой Кара-Обы, чтобы заточить в тюрьму. Я немедленно поскакал к Жаханше. "Прошу прекратить это бесчинство", - говорю ему. Глава валаята распорядился отпустить женщину, а к больному пленнику направить врача. С подобной несправедливостью сталкиваешься на каждом шагу. Наконец мы собрались и от имени здешних учителей решили направить Жаханше прошение: "Возможно, что Мендигерей и виновен перед атаманами, но своему народу он зла не желал. Просим его освободить из тюрьмы..." Хабибрахман встал, прошел в соседнюю комнату и тут же вернулся с прошением в руках. - Вы очень кстати приехали, Губайеке. Прочтите и, если вы согласны, можете поставить подпись. Прошение от имени двенадцати учителей. Губайдулла остался очень доволен и хозяином дома, и его делами. Он охотно подписал прошение и попросил Хабибрахмана использовать весь свой авторитет, не останавливаться ни перед какими трудностями и довести это дело до конца. Пока гостеприимный хозяин готовил почетное угощение, Губайдулла решил побывать у портного Жарке, чтобы встретиться с молодым человеком, снявшим в доме портного угол. Он хорошо знал, что молодой человек - посланец его брата Галиаскара. Этого не скрывал и сам Ораз. Из беседы с Оразом Губайдулла узнал все подробности о Мендигерее. Тяжкой и горестной была его судьба, но его дела вызывали гордость у друзей и ненависть у врагов. 3 Печальной была его судьба. Измученный побоями, обессиленный потерей крови, Мендигерей стал неузнаваем: скулы обострились под тонкой желтой кожей, глаза глубоко запали. На висках отчетливо проступили набрякшие вены, точно огромные синяки. Везли его от самой Богдановки, избитого, израненного, без остановок, без передышки, без воды. Тряская, долгая дорога, скрипучая арба окончательно измучили пленника. В городе его грубо стащили с телеги и полуживого швырнули в тюрьму. Два дня он провалялся без сознания в углу одиночной камеры. В тесной, сумрачной конуре не было живой души, которая могла бы подать ему глоток воды. Только на третий день кто-то осторожно приподнял его голову и провел по пылавшим губам влажной тряпкой... - Глотните... - смутно дошел до него женский голос. Но пленник не сразу догадался, о чем его просят. Он потянулся рукой к стакану, поднесенному к губам, но не смог взять его. Чья-то заботливая рука чуть наклонила край стакана, и он почувствовал в горле прохладный и до боли приятный упругий глоток воды. Он пил долго и жадно, потом, обессилев, тихо лег с закрытыми глазами... - Пейте... еще... - снова донесся женский голос. Перед ним, опустившись на корточки, сидела незнакомая миловидная медсестра... "Откуда она?" - с удивлением подумал Мендигерей и опять закрыл глаза. - Впустите женщину, которая принесла еду, - послышался голос сестры. - Сейчас, локтор, - ответил далекий мужской голос. "Кто они?" - еще больше удивился пленник, но открыть глаза и спросить у него не было сил. Обо всем Мендигерей узнал лишь на другой день от Кульшан, снова пришедшей к нему с передачей. Он внимательно глянул на всхлипывающую женщину, покачал головой, как бы прося ее успокоиться, и большими глотками выпил стакан молока. Приятная истома разлилась по телу. Немного помолчав, он повернулся к Кульшан, спросил: - Тебя что... освободили? Кульшан рассказала, что ее выпустили из тюрьмы на второй же день, что она нашла дом свояченицы Ергали-аги и вместе с нею уже два дня по разрешению доктора, девушки-татарки, приносит ему еду. Мендигерей тихо сказал: - Ты бы, родная, в аул вернулась. У тебя там дети, старик со старухой. Пропадут они без тебя. Кульшан, казалось, знала, что именно так он и скажет. - Никто старика и старуху, кроме самого бога, не заберет. Пока вы не встанете на ноги, я отсюда не уеду. Выпейте еще молока. А вечером я принесу сурпы. Скорее поправляйтесь. Мендигерей выпил остаток молока и долго смотрел благодарными глазами на Кульшан... Даже после самой свирепой бури упрямо выправляется кряжистый степной карагач, закаленный ветрами, зноем и стужей. Мендигерей тянулся, рвался к жизни и через неделю уже без посторонней помощи мог стоять на ногах. Кроме молока и сурпы он пил уже и кумыс и ел мясо, которое приносила Кульшан. На лице появился слабый румянец, с каждым днем пленник чувствовал себя лучше. Но на висках все так же вились синие набухшие вены, глаза ввалились, щеки пылали, на лице оставались следы перенесенных мук. Однажды за окном одиночной камеры раздался знакомый голос Ораза. Это было так неожиданно, что Мендигерей не сразу сообразил, откуда донесся зов. А Ораз тихо позвал его из окна самого начальника тюрьмы. Под предлогом неотложных интендантских дел он пришел к начальнику тюрьмы и, когда тот ушел на обед, остался по его разрешению в кабинете. Маленькое тюремное помещение Джамбейтинского валаята охранялось не очень строго, окна и дверь начальник оставил открытыми, и поэтому Оразу было нетрудно заговорить с Мендигереем. - Менди-ага, - еще раз тихо позвал Ораз. Пленник вздрогнул, подошел к окну и увидел Ораза. - Отряд Белана разросся в батальон; наши джигиты с прибрежья примкнули к нему. Об этом сообщил Амир. Абеке сколотил тоже чуть ли не целый батальон, вышел из Те-мира и направляется сюда. Сейчас он где-то возле Шингырлау. Стремительно приближается и Красная гвардия. Оренбург освобожден, вот-вот вышибут и уральских атаманов. Здешний валаят решил перебраться в Уил. Видать, почувствовали, что близок их час, - быстро и бессвязно сообщил новости Ораз. Часто оглядываясь, он торопливо рассказал все о Мамбете и, не переводя дыхания, спросил: - Что же дальше делать? Утомленное, измученное лицо пленника просветлело, глубокие глаза вспыхнули огнем, будто ветер вдруг раздул угасавшее было пламя. - Хорошо! Все идет хорошо! Жаль, Мамбета от себя отпустили. Он, точно свирепый беркут, на любого врага ринется. Увести десятерых из четырехсот - это мало. Мамбет мог бы всколыхнуть всех дружинников. Они все недовольны диким произволом, палочными порядками валаята. Только некому их возглавить, некому зажечь. Постарайтесь, чтобы Мамбет не попался им в руки. Лучше его отправить к Абдрахману и привлечь к настоящей большой борьбе. Его путь - в Красную гвардию. Но действуйте осторожно... Потом... за мной здесь ухаживает Кульшан, передачи носит. Я отправляю ее домой, а она говорит: чем терпеть измывательства Абиля, лучше подамся в отряд Белана. Смелая женщина! Если можно, пусть Амир проводит ее к Абдрахману. Хоть с мужем рядом побудет, поможет ему. Амира отправляйте немедленно. Пусть скорее доберется до Абдрахмана. А Абдрахман пусть пришлет сюда "мирзу". Он поймет, кто такой "мирза". Ты все запомнил, родной? Смотри береги себя! Не показывайся здесь часто. Ораз кивнул головой. Посидел еще немного над своими бумагами в кабинете начальника тюрьмы и вскоре ушел по своим делам. Борьба шла всюду. ГЛАВА ПЯТАЯ 1 "Надеемся на вашу всестороннюю помощь в защите Уральска. Войсковое правительство: Мартынов, Михеев". Вместе с телеграммой генералов пришло и письмо представителя Всероссийского правительства в Уральске Бизянова... Письмо обнадеживающее. В нем сообщалось, что адмирал Колчак захватил Дальний Восток и всю Сибирь, перешел Уральские горы и до осени намерен соединиться с армией генерала Деникина, захватившего Малороссию и Кавказ; далее Бизянов писал, что части алаш-орды на востоке и в Джетысу поддерживают непосредственную связь с самим адмиралом, а Джамбейтинскому валаяту необходимо иметь связь с Верховным правительством в Омске. Жаханша готовил ответ и на телеграмму, и на письмо. Со знаменитым, но необразованным бием Салыхом Омаровым, а также с хазретом Кунаем Жаханша советоваться не стал: ничего дельного подсказать они все равно бы не смогли. Обойти же Халела глава Джамбейтинской автономии не решился. Зная, что доктор Халел является ярым приверженцем строгих порядков, Жаханша, улыбаясь и разглядывая на конверте печать Временного правительства, спросил: - Доктор, как вы думаете? Мне кажется, Бизянов всячески бодрится и тщательно скрывает истинное положение, в то время как Войсковое правительство взывает о помощи, а? - Вы хотите сказать, Жаханша-мирза, что Бизянов далек от правды, а новый правитель далек от цели возрождения своей державы? - холодно спросил Халел, как бы осуждая Жаханшу за усмешку. - "Уральский вестник" по своим материалам напоминает письмо Бизянова. "Храбрейший Дутов оставил город Оренбург... Колчак, освободив Западную Сибирь от красных мятежников, продолжает свой победный путь", - говорится в газете. Эти два сообщения опровергли друг друга и, точно ножки тагана, упираются в разные точки. Халел задумался. - Кому нужно это Центральное правительство, если от него нет никакой помощи? Не лучше ли протянуть руки к правителям в Семипалатинске и Тургае? Лишь сплотившись, встав плечом к плечу, мы сможем иметь какой-то вес. Что останется от нашего валаята, если как лебедь, рак и щука в басне, Сыр-Дарья потянется к Коканду, а Джетысу - к Кашгарии? - Это очень ценное замечание, доктор. Надежда на Центральное правительство не приведет нас к желанной цели, мы должны отдавать ему лишь долг вежливости. Поэтому у нас с ним не взаимоотношения, не действенные связи, а так себе... официальная видимость. Хан Абильхаир протянул руку государыне Анне не ради ее красивых глаз, а чтобы сблизиться с могущественным соседом, чтоб перенять культуру передовой страны; он присоединился к России не для того, чтобы стать ее рабом, а для того, чтобы укрепиться, набрать силы и противостоять дерзкой Джунгарии... Слова Жаханши пришлись Халелу по душе... Холодное, брезгливое выражение сошло с его лица. Поглаживая холеную черную бородку, он удобнее уселся в кресле, откинулся к спинке, необычно оживился. - Конечно же! Поэтому бий Бериша Исатай и поэт Махамбет восстали против потомков Абильхаира, забывших об этой великой цели! Это был вызов самому Николаю Романову! - Еще восемьдесят лет тому назад это событие доказало, доктор, что для того, чтобы бросать вызов, необходимо единство. Сейчас я боюсь, что действительно будет как в басне про щуку и рака. - Вас, адвокат, тревожат междоусобицы чинодралов? - Да, и междоусобицы, и их честолюбие. - Ну, пока еще живы Алеке и Ака, никто из этих продажных чинов не осмелится разорвать алаш-орду на части. Поэтому кулак валаята должен быть крепок и тяжел! Учи ребенка с колыбели, а сноху - с первого дня, говорят. Я недолюбливаю Аруна. Это - чиновник-монархист. Однако с пройдохами он достаточно суров и намерен жестоко расправиться с теми безбожниками, что попались ему в руки. В этом я полностью его поддерживаю. Жаханша быстро взглянул на доктора. Этого сурового, властного человека он всегда считал недальновидным в политике и излишне прямолинейным в своих решениях и поступках. - Политика - тоже искусство, доктор. Она любит прилежных, сметливых, гибких и деятельных. Не забывайте об этом, - сказал Жаханша, тихо рассмеявшись. 2 В тот день маленький городок, казалось, распирало от богачей и знаменитостей всего Западного края. Утром в город въехал с шестьюдесятью джигитами знаменитый Тобанияз из рода Адай. Головной фаэтон легко мчала пара сивых рысаков; впереди на небольшом расстоянии лихо гарцевал на огромном вороном коне худощавый смуглый джигит в высокой черной шапке, туго перехваченной белым платком. Сбоку, будто стараясь проглотить всю пыль от фаэтона, неотступно скакали еще трое всадников, также накрепко обвязавших головы платками; в руках этой тройки лишь короткие, толстые плети - доир - с ручкой из таволги; поджарые, с широким крупом кони под ними отливали вороненой сталью; белели у них только челки, больше не найдешь светлой щетинки. Джигиты скакали без седел; по бокам коней болтались их длинные ноги в мягких кожаных сапогах без каблука. Изредка они крутили над головой крепкими, туго плетенными доирами, как бы угрожая: "А по спине не хочешь?!" Это слуги и конюхи батыра и бия Тобанияза. За каретой скачут остальные всадники, группами в пять человек, и все на конях одной масти. В руках первой пятерки - пики, концы их держатся на правом носке; за плечами остальных висят луки, сбоку колчаны. Кроме оружия у всех доиры. В самом конце кавалькады катится еще один свободный фаэтон, запряженный парой вороных. На козлах сидит один джигит-кучер. Тобанияз выехал сегодня из дома известного правителя Салыха, но сам Салых, внук известного бия Казы, поехал в город отдельно, со своей свитой: видимо, не захотел нарушить торжественной парадности въезда Тобанияза. Салых взял с собой сына Габдынасыра, бывшего гимназиста. Тобанияза, по распоряжению главы валаята, со всеми почестями встретили члены правительства в великолепном доме купцов братьев Мусы и Жаханши. Салых остановился в доме своего знакомого - богатого татарина Валия. Кроме бия, богача, главы воинственного рода Адай Тобанияза и известного бия, помощника губернатора и члена Западного валаята Салыха Омарова приехало в городок множество биев и баев, хаджи и хазретов, ученых и чиновников-правителей. - Собрание светлейших возглавит сам Жаханша! Сам Жаханша будет говорить речь! - Эх, есть ли на свете человек красноречивее его! - А Тобанияз? Говорят, стоит только Тобаниязу раскрыть рот, как утихает даже ребенок в колыбели! - Верно говоришь. Но он не красноречивостью, а своим могуществом силен. Почетнее в его роду нет человека. Без его воли ни один джигит не женится, ни одну девушку не выдадут замуж. - Да, это тебе не простой казах! - А Салых разве хуже? Он помощник губернатора, прогнавший со схода самого крестьянского начальника! - Все они сильны своей властью, а наш Кабыл силен богатством! У него пять тысяч баранов, полторы тысячи верблюдов. Кабыл тоже перед твоим губернатором трусить не станет! - А Ахметша из "Шеген кудыка"? Он владеет лучшей породы красными нарами и сивыми аргамаками, а кроме того, знаменит своей ученостью. Говорят, каждый аргамак его стоит тысячи рублей золотом. Попробуй-ка вырасти таких коней! - А хазрет Кунай служил имамом даже в мечети Айя-София! - Эй, а почему забываете братьев Мусу и Жаханшу?! Они, говорят, могущественней самого Карева из Уральска. В банке Петербурга у них лежат кучи золота и серебра! Такие разговоры о собравшихся в город именитых баях, биях происходили в этот день по всему городку: и в магазинах, и возле мечети, и на базарной площади. - Дорогие собратья! Глубокопочтенные, высокородные сыны Младшего жуза! Когда на свет появляется дитя, радуются отец и мать. Ликуют братья, светятся от счастья глаза сестер. Когда дитя начинает ползать на четвереньках, а потом встанет на ноги и впервые перешагнет порог дома и вступит в жизнь - радуется и торжествует уже весь аул. А когда он станет джигитом, соберет вокруг себя друзей, нукеров, сядет на коня и поднимет стяг, тогда уже радуется весь народ, считая, что у него есть надежда, что создатель осчастливил его, а судьба не покинула. В мире все соразмерно, все сопоставимо. Рождение мальчика можно сравнить со стремлением казахов обрести самостоятельность, стать независимой автономией. Свое государство - это тоже дитя. Его тоже нужно растить, баюкать, пеленать, оно также нуждается в повседневной заботе, уходе, любви и внимании, его также необходимо воспитать, обучить гражданскому долгу, чести и ненависти... Государство и его органы управления переживают все времена роста и возмужания. Сейчас в Тургае, Джетысу, Сары-Арке зародились отделения нашего молодого правительства и уверенно встают на ноги. А Западный валаят на ваших глазах уже переступил порог и выходит в широкую жизнь. Он уже имеет свою администрацию, то есть свои органы управления, привел в порядок свою финансовую систему, образовал свою армию... Так начал свою речь Жаханша Досмухамбетов. Он говорил не слишком долго, но вниманием слушателей владел всецело, говорил красиво и вдохновенно, искусно разжигая национальное самолюбие присутствовавших. - Казахский народ нуждается в самостоятельном государстве, подобном древним Иранскому и Туранскому царствам, Хивинскому и Бухарскому ханствам. Для этого у нас достаточно и богатства и образованных людей. Требуется лишь целеустремленность, единство, гражданская честь и высокое сознание, а также убежденность в том, что наше государство не хуже всех других, - сказал Жаханша в заключение. На собрании присутствовали только избранные - вдоль стен просторного кабинета сидели всего лишь сорок семь человек. С правой стороны Жаханши - член правительства: хазрет Кунай, правитель Салых, доктор Халел; с левой стороны - почетный гость Тобанияз, бии и ученые, Ахметша и Даулетша. В самом конце длинного ряда, смущаясь и озираясь по сторонам, сидел бай Кабыл, а рядом с ним, вперя в ерзавшего Кабыла маленькие колючие глазки, величественно восседал хаджи Шугул. Жаханша закончил свою речь, но вместо аплодисментов хазрет Кунай молитвенно произнес: - Да хранит тебя аллах и ниспошлет тебе всяческие блага и почести, аминь! Он раскрыл ладони, произнес молитву, а остальные нестройно поддержали: - Аминь! - Аллахакбар! Те, что столпились у дверей, напирали друг на друга, нетерпеливо спрашивая: - Что он сказал? О чем там говорят? В кабинете покряхтели, провели руками по бородам, зашевелились. "Кто теперь будет говорить? О чем он, интересно, скажет?" - думал каждый. Жаханша, садясь на свое место, мельком взглянул на хазрета Куная, затем перевел взгляд на Ахметшу, сидевшего ниже Тобанияза. "Теперь твой черед", - как будто сказал он. Н

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору