м раны,
лечить. Почему вы говорите о трудностях? Я же сестра. Хирургическая  сестра.
Мое место в армии. А к тому же я вместе с  вами  могу  скорее  добраться  до
своих родных и знакомых. Не могу же я вечно сидеть в этой унылой Джамбейте!
     Девушка говорила искренне.
     - Но вас не отпустит доктор Шугулов. Вы  же  в  его  подчинении.  А  он
сторонник Жаханши.
     - Доктор Шугулов сейчас в Уральске. Заболел  сам  и  поехал  показаться
городским врачам. Уже пятый день, как уехал. А вчера  прислал  телеграмму  -
положили в больницу. Я с ним и советоваться не стану.  Теперь  я  сама  себе
хозяйка.
     - Ну, тогда прекрасно. Я передам Жоламанову,  что  вы  хотите  ехать  с
нами.
     - Передайте.  А  я  сейчас  же  начну  готовиться,  уложу   необходимые
лекарства, бинты, вату. Будет у нас кухня?
     - С  нами  едет  женщина-повар.  Вместе  со  всякой  посудой,  чашками,
ложками. Несколько подвод.
     - Прекрасно! Я буду в обозе с кухней. Моих вещей хватит как раз на одну
подводу. Всякие препараты, перевязочные материалы, лекарства... целый воз.
     - Хорошо. Значит, вместе будем. Тогда - не прощаемся.
     - Вместе, вместе!
     Нурым кивнул головой и вышел. Он был счастлив оттого, что  Мукарама  не
остается в унылом, заброшенном городке, а будет рядом с ним.
     Едва вышел Нурым, как девушка захлопала в ладоши, не находя себе места,
забегала по комнате, широко открыла окна, тут  же  вытащила  из-под  кровати
чемоданчик, стала складывать вещи, мигом  перевернула  весь  дом.  Прибежала
испуганная шумом Майсара, Мукарама кинулась ей на шею.
     - Апа, еду я, еду! В Уральск! Нет, не в Уральск, а к  Яику.  В  сторону
Оренбурга... - взволнованно говорила она. - Не одна, вместе с  целым  полком
джигитов!
     - И-и, алла-а, - удивленно протянула женщина. - А я так испугалась, так
испугалась. Думаю: что за шум, что за тарарам. А это, оказывается, ты тут от
радости прыгаешь. Ну, хорошо, счастливого пути тебе!
     - Апа, будь здорова! Прощай, апа!..
     - Неужели прямо сейчас едешь?
     - Сейчас, апа, сейчас. Только что приходил господин Жунусов  и  сказал,
что полк выступает.
     - А когда вернешься, милая?
     Мукарама опешила. "Когда вернусь? Зачем? Ведь я же  в  Уральск  еду!  В
родной город!" Девушка отрицательно покачала головой.
     - И-и, алла! - удивилась женщина. - Ну, тогда я сготовлю  тебе  кое-что
на дорогу...
     И, суетясь,  апа  отправилась  на  кухню.  А  Мукарама,  собирая  вещи,
представляла, что сейчас дома...
     Город окружен солдатами. И в самом городе солдаты. На каждом углу стоят
караульные. Жители вооружены, все что-то делают.  Одни  роют  землю,  другие
тащат бревна, третьи волокут мешки с песком. Суматоха. Как она доберется  до
дому?! Что будет там делать?  Что  бы  там  ни  было,  но  жизнь  ее  должна
измениться...


4

     Отряд дружинников вышел наконец в далекий поход.
     Стояла  осень.  Дул  резкий,  холодный  ветер,  но  к  полудню   погода
смягчилась. Солнца не было, хмарь понемногу стала сходить с  осеннего  неба.
Солдаты  в  легких  шинелях  с  утра  зябко  поеживались,  а  сейчас  слегка
повеселели.
     Обоз уже миновал кирпичное  здание  школы.  Небольшими  группками  и  в
одиночку, легкой рысцой тянулись дружинники  к  площади  между  больницей  и
школой - к месту сбора. Отсюда, разделившись на  сотни,  в  строгом  порядке
отряд должен отправиться в Уил. Когда исчезнет за горизонтом  первая  сотня,
построится вторая, а за ней - с интервалом в полторы-две  версты  -  третья.
Таков приказ старшего командира Жоламанова. Такое построение  было  удобным:
меньше поднималось пыли, а сотни в отдельности могли переходить на  шаг,  на
рысь или в  намет.  Первую  сотню  возглавил  Мамбет,  вторую  -  Жоламанов,
третью - Орак. Нурым попал в сотню Орака и решил, пока отправятся первые две
сотни, зайти в больницу к Мукараме. Он не сказал командиру заранее о решении
девушки. "Успеется. Надо еще раз  поговорить  с  Мукарамой,  предупредить  о
трудностях похода. Лучше пусть сам Хаким приедет  за  ней.  После  того  как
объединимся с отрядом Абдрахмана. Или, в крайнем случае, я сам приеду за ней
после", - рассуждал Нурым, но сказать о своих мыслях Мукараме ему так  и  не
удалось.
     - Где подвода? - первым делом спросила девушка,  выбегая  навстречу.  -
Или я поеду верхом?
     Нурым смутился.
     - Я... хотел бы посоветоваться с вами, - неуверенно начал  он.  -  Путь
будет очень утомительным...
     - Но ведь мы с  вами  договорились  ехать  в  город,  а  не  болтать  о
трудностях!
     "Ойпырмай, как она поедет на грохочущей телеге,  в  тучах  пыли,  среди
горлопанов-солдат? Где ей ночевать на стоянках? Выдержит  ли  суровый  путь?
Кто за ней присмотрит? Хорошо, если доберемся  до  города  или  хотя  бы  до
какого-нибудь жилья. А если поход затянется? А если столкнемся с врагом?"
     Но девушке не было дела до тревог и сомнений джигита.
     - Я не позаботился о подводе... - промямлил Нурым.
     - В таком случае я поеду верхом. Когда я была маленькая, абый учил меня
ездить верхом. У нас тогда было несколько рысаков. По пятницам  мы  выезжали
на прогулки в Ханскую рощу. А однажды  мы  с  абыем  ездили  верхом  даже  в
Каменку, - горячо проговорила Мукарама,  стараясь  убедить  Нурыма  в  своем
умении ездить на коне.
     Она и одета была для верховой езды: в камзоле,  в  татарской  шапке,  в
красных сафьяновых сапожках. Лицо  ее  сияло  от  возбуждения.  В  опрятном,
удобном одеянии она была похожа на казахских красавиц, которые,  по  обычаю,
возглавляют кочевья в пути. Небольшая  соболья  шапка  слегка  округляла  ее
продолговатое лицо,  и  сейчас  девушка  показалась  Нурыму  не  светлой,  а
почему-то смуглой.
     - Нет, нет! Я сейчас найду подводу. Вам нельзя верхом, тяжело, - сказал
Нурым, собираясь уходить.
     Мукарама заметила растерянность  джигита  и,  нахмурив  брови,  сказала
недовольно:
     - Я надеялась, Жунусов, что вы уже все устроили. Я  давно  жду  вас,  с
самого утра пришла в больницу. Упаковала необходимые медикаменты. Свои  вещи
сложила еще вчера вечером. А вы приходите будто для того, чтобы прощаться...
     - Сейчас, сейчас же раздобуду подводу... - повторил Нурым.
     Он быстро сел на коня и поскакал к Ораку.
     - Девушка-доктор едет  с  нами.  Нужна  подвода...  для  лекарств...  -
запыхавшись, доложил он командиру. Тот даже не удивился.
     - Нужный камень не тяжел, говорят. Пусть едет с обозом.  Завтра,  когда
начнут болеть головы и ныть  кости,  свой  доктор  не  помешает,  -  заметил
командир.
     Приказ его пришелся не совсем по душе Нурыму, но возражать он не  стал.
"Если Мукарама не согласится ехать  с  обозом,  то  попрошу  кого-нибудь  из
джигитов пересесть на телегу, а ее посажу на коня", - беспокоился  Нурым,  и
напрасно.
     - На какую телегу? - только и спросила Мукарама.
     Нурым посадил ее в самый крепкий тарантас.
     - Смотрите, чтоб  доктор  пешком  не  шла.  Так  приказал  командир!  -
предупредил Нурым начальника обоза.
     Начальник понятливо кивнул. "Что ж, девушка-доктор только  украсит  мой
обоз", - подумал он удовлетворенно.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

1

     Степь да степь. Бесконечная вьется дорога. В первый день шумливый отряд
дружинников добрался до  аулов  вдоль  Булдырты  и  там  заночевал.  Сегодня
солдаты ехали по безлюдной степи. Ехали спешно, без остановок. Отставал лишь
один джигит на пегой кобыленке, перешедший от Жолмукана  в  десятку  Нурыма.
Пегая кобыленка -  ленивая  кляча,  да  и  джигит  на  ней  -  недотепа.  То
пришпорит, пустит ее мелкой, неприглядной рысцой, догонит  отряд,  то  снова
ослабит поводья, а кляча плетется в раздумье, не зная, дальше ли  ей  рысить
или уже довольно. Сегодня  оглянулся  как-то  Нурым  назад  и  изумился:  на
обочине дороги стояла  пегая  кобыла,  лениво  пощипывая  траву,  а  джигит,
опустив поводья, задумчиво уставился вдаль. "На этой  кобылке,  видать,  всю
жизнь пасли овец, а  джигит,  как  и  несчастный  Кали,  с  самого  детства,
наверное, привык плестись за отарой", - грустно подумал Нурым. Заметив,  что
ему машут, джигит заколотил пятками по тощим бокам кобыленки...
     "Эх, бедняжка, из-за своей нерасторопности погибнешь, как и  Каримгали,
в первом бою..." - вздохнул Нурым. Со вчерашнего дня на душе его  была  одна
горечь. "Далеко забрались... Что нас ждет  впереди,  на  чужбине,  вдали  от
родных и друзей? Все вокруг незнакомо,  да  и  поход  какой-то  неожиданный,
опасный..." Но, увлеченный общим порывом,  порою  он  забывал  о  сомнениях.
Разговоры в пути, заботы о ночлеге отвлекали его от невеселых мыслей.
     А таинственная рыжая степь манила солдат все дальше  и  дальше.  Вместо
затхлой, неуютной казармы - необозримый простор, над головой бездонное небо,
а вокруг необъятная сказочная степь. То там, то здесь дремали холмы  и  тоже
звали солдат куда-то.

                        Не испытав мытарств похода,
                        Не оседлав коня боевого,
                        Разве достигнет цели герой?!

     Эти стихи Нурым впервые услышал от Игилмана, тот знал  всего  Махамбета
наизусть. Нурым шептал эти строки про себя, и ему вдруг почудилось, что  все
дружинники - бесстрашные батыры, готовые не задумываясь ринуться  на  врага.
Вот они мчатся, все как один  отборные  храбрецы,  отчаянные  смельчаки,  не
какие-то аульные растяпы в широкополых чапанах и нелепых  шапках,  а  ловкие
наездники и опытные рубаки. Не обратив врага  в  бегство,  не  повернут  они
своих коней. Вот они несутся стремя в стремя, оглашая степь победным кличем.
Как вы дороги сердцу Нурыма, друзья!
     Самый дорогой, самый близкий человек тоже сейчас с  ним,  в  походе.  В
серой толпе она кажется дикой серной, отставшей от своей стайки.  Вон  сидит
она, погруженная в сладкие думы. Одна среди  хмурых,  обожженных  солнцем  и
стужей мужчин.  Еще  совсем  юная,  неопытная  девушка-татарка  решилась  на
трудный, изнурительный путь вместе с огрубевшими душой и телом воинами.
     Но хмурые лица в серых шинелях не были чужими Мукараме. Будто озаренные
светом девичьих глаз, все они слушались ее, как дети.
     - Наша девушка-локтор, - с восхищением говорили  джигиты,  указывая  на
тарантас.
     - Иди к девушке-локтору, она перевяжет тебе  руку,  -  слышалось  среди
солдат.
     Как тут не гордиться Нурыму! Полюбившаяся всем  "девушка-локтор"  -  не
только его хорошая знакомая, но и близкий,  родной  человек.  Он  готов  все
сделать  ради  нее  и  старается  держаться  со  своей  десяткой  поближе  к
тарантасу. Уйдет отряд вперед - Нурым придерживает коня, ждет, пока  догонит
обоз. Если же обоз уходит вперед, десятка Нурыма догоняет его. Весь  обоз  с
продовольствием, боеприпасами, походной кухней, с  девушкой  плотно  оцепили
солдаты.
     Впереди в бескрайней степи замаячил одинокий всадник.
     - Верховой несется навстречу!..
     - Смотри: солдат!
     - Да ну! Обыкновенный путник!
     Солдаты оживились, вытянули шеи, уставились вдаль.
     Впереди возвышался  небольшой  холм,  через  который  тянулась  дорога.
Всадник ходко спускался по западному склону холма. Вскоре  стало  ясно,  что
это военный: одежда удобно облегала его, посадка легкая,  кавалерийская,  за
спиной моталась винтовка.
     - Охотник скачет! - решили вслух некоторые.
     Между тем всадник повернул коня прямо к ним  и,  показывая,  что  очень
спешит, пускал коня то в намет, то крупной рысью.
     - Нурым, бери одного из джигитов и скачи навстречу.  Разузнай,  военный
ли? Если начнет расспрашивать, веди его ко мне, - приказал Жоламанов.
     Хотя загадочный всадник выскочил откуда-то сбоку,  сотник  предполагал,
что он из Уила. Через несколько минут отпали всякие  сомнения:  всадник  был
военным. На нем была шинель, на боку висела сабля,  всем  своим  обликом  он
походил на офицера. Нурыму показалось, что он  даже  поднес  руку  к  виску,
отдавая честь. "Кто он такой? Не гонец  ли  главарей  Уила?  Или  разведчик?
Хочет разузнать наш путь?.."
     Из сотни Орака, ушедшей далеко вперед, прискакал к  Жоламанову  джигит,
чтобы узнать, что за всадник. Солдат из третьей сотни  не  успел  доскакать,
как Нурым привел путника к Жоламанову.
     Всадник оказался  хорошо  сложенным,  коренастым  джигитом  с  холеными
черными усами. Глядел он открыто, смело и, судя по  всему,  был  не  робкого
десятка.
     - Счастливого вам пути, граждане! - обратился он ко всем, а  Жоламанову
отдал честь.
     Цепким взглядом оглядев обступивших его джигитов, он  стал  ждать,  что
скажет командир.
     Жоламанов был близок к братьям Алибековым, во всем равнялся на них.  Он
с самого начала был против  жестокой  палочной  дисциплины  среди  казахских
джигитов. На выходки буяна Жолмукана он старался смотреть сквозь пальцы,  за
что руководители штаба разжаловали его в рядовые. Но в день "Большого бунта"
Жоламанов решил смирных, чумазых казахских джигитов, за  которых  он  всюду,
где мог, заступался, повести в поход за свободу.  Мамбет  пользовался  среди
солдат большим весом, но был излишне горяч, не раздумывая все ломал и  рушил
на своем пути. Жоламанов, напротив,  был  сдержан,  рассудителен.  Он  решил
расспросить всадника, а потом доложить Мамбету.  "Не  может  быть,  что  это
случайная встреча", - подумал Жоламанов.
     - И вам также, незнакомый путник, доброй дороги! Случайная  встреча  не
развяжет языки, говорят старики. Однако все же позвольте  полюбопытствовать:
куда путь держите? - холодно спросил сотник.
     Всадник пропустил его вопрос мимо ушей, спрыгнул с коня, закинул  повод
на луку седла, чуть освободил подпругу,  похлопал  коня  по  шее,  расправил
спутавшуюся гриву, потрепал челку.  Темный  мухортый  конь  сначала  казался
обыкновенным кавалерийским конем, но опытный глаз  Жоламанова  заметил,  что
конь - смесь с аргамаком  -  высокий,  стройный,  тонконогий,  широкогрудый,
хвост жидковат - все признаки южной породы. По  крутому  крупу,  по  потному
тебеньку было видно, что конь хорошо ухожен,  отлично  тренирован,  силен  и
вынослив. Всадник не торопился с ответом, занятый своим  делом.  Всем  своим
видом он как бы говорил: вот такой я человек, все у меня  нормально,  все  в
порядке, нет никаких причин для тревог и волнений,  главное,  чтоб  сам  был
здоров и конь твой свеж. Успокоив разгоряченного коня, он  еще  раз  оглядел
удивленных его поведением джигитов и как  будто  только  сейчас  вспомнил  о
вопросе командира.
     - Да будет легким ваш путь! Доброе слово - половина  счастья,  говорят.
Вы мне тоже пожелали доброго пути, спасибо!  -  Всадник  прямо  взглянул  на
Жоламанова. - Путь мой кончился удачно. Встретившись с вами, я достиг  того,
чего хотел. Это вы...  -  незнакомец  чуть  замешкался,  взглянул  на  знаки
различия Жоламанова... - старшина, возглавляете отряд? Будьте добры, слезьте
с коня, мне надо с вами поговорить.
     Жоламанов сдвинул брови. Офицерские замашки незнакомца  не  понравились
ему.
     - Мне нечего скрывать  от  своих  джигитов.  У  нас  у  всех,  господин
прапорщик, одни думы,  одни  желания,  один  путь.  Нет  у  нас  ни  особого
начальства, ни безголосых подчиненных, - резко сказал он.
     - Нет, нет, что вы! -  воскликнул  прапорщик.  -  У  меня  нет  никаких
секретов, просто я хотел поговорить по  личному  делу  с  сотником.  Вы  же,
кажется, сотник?
     - Ну, скажем, сотник. А что?
     Прапорщик улыбнулся:
     - Человек в пути  всегда  осторожен  и  недоверчив.  Это  понятно  и...
справедливо. Особенно сейчас. Понимаю вас, сотник, хорошо понимаю...  Джигит
в гневе все равно что буря: хочется ему все смести и разрушить на пути. Я  и
сам опасался было вначале, но теперь восхищаюсь спокойствием и сдержанностью
ваших джигитов. Скажу прямо: ваш поход  -  поход  смелых  и  отважных.  Путь
бесстрашных  джигитов  под  вашим  командованием  можно  определить   только
словами: дерзание, мужество, доблесть...
     Этот крепкий, очень ладный, смуглый молодой офицер был не только  смел,
но  и  умел  складно  говорить.  Только  Жоламанову  не  понравились  лишние
высокопарные слова - доблесть, мужество, дерзание. Он еще больше нахмурился,
но большинство джигитов слушали  с  раскрытыми  ртами.  Некоторые  удивленно
переглядывались, как бы говоря: "Ну и хорош джигит!"
     Незнакомец продолжал свою речь:
     - Я прапорщик, это вы и сами заметили по моим погонам. Прапорщик  -  не
такой  уж  высокий  чин,  к  тому  же  я  его  не  выпрашивал.  В  недалеком
шестнадцатом году, когда  казахских  сынов  погнали  на  окопные  работы,  я
оказался  в  числе  первых;  я  немного  говорю  по-русски,  в  меру   своих
способностей служил, - видимо, все это учли, и хотя я был в тылу,  мне  дали
воинское звание, нацепили погоны,  сделали  младшим  офицером.  Это,  должно
быть, смущает вас больше всего. "При  царе  выслужился,  добился  звания,  а
теперь стал офицером Западного валаята! Какое у него дело до  нас?!"  -  так
вы, наверное, думаете. Что ж, это вполне  естественно.  Однако,  джигиты,  с
первого взгляда и медведь кажется самым страшным зверем,  а  приглядишься  -
ничего, тихое, безобидное животное.  Все  мы,  казахи,  мечтаем  о  свободе,
стремимся к самостоятельности, вера наша - мусульманская. Не так ли, братья?
Поэтому, если вы те самые герои, что вышли из Джамбейты,  то  я  должен  вам
кое-что сообщить, предупредить вас по-дружески. Говорят ведь: яд принимать -
так вместе с народом, мед лизать - так в одиночку...
     Нурым взглянул на Жоламанова, как бы говоря: "Давайте послушаем!"
     - То, что мы не с неба свалились, а вышли из Джамбейты, вам,  господин,
я думаю, вполне ясно! - все еще холодно заметил Жоламанов.
     Сотник все больше настораживался. Как  ни  складно  говорил  прапорщик,
восхищая окружавших его джигитов, Жоламанов, однако, не верил ему и не хотел
особенно откровенничать. Чуть помедлив, он сказал:
     - Что касается вашей похвалы, господин прапорщик, то  для  нас  это  не
новость. Наслушались и хвалы и хулы! Нет у нас желания  принимать  яд,  даже
вместе с народом. Вы  лучше  ответьте:  кто  вы  такой?  Где  остались  ваши
друзья-приятели? Или вы один?
     - Я один, сотник, но один из многих. Я как разведчик вышел вперед.
     Толпа надвинулась, Жоламанов уставился на прапорщика, но тот  будто  не
замечал, как насторожились вокруг.
     - Если вы разговариваете, сидя на коне, то  и  я,  пожалуй,  сяду...  -
проговорил он и, закинув повод на седло, легко прыгнул на коня.
     - Сколько вас? Куда путь держите? Или... - запнулся вдруг Жоламанов.
     Все, затаив дыхание, вслушивались.
     - Что он говорит?
     - Много их?
     - Целое войско, выходит... - заволновались джигиты.
     - Слушайте, джигиты! - начал опять прапорщик, привстав на  стременах  и
картинно откинув корпус. - Вы, вероятно, слышали, что  в  городе  Уиле  была
открыта юнкерская школа для подготовки  офицеров.  Триста  выпускников  этой
школы, триста джигитов-казахов три дня тому назад, так же как и вы,  подняли
восстание. Они тоже хотят быть верными мудрости казахов: пока жив, ищи  свой
край. Вместо того чтобы быть безвольной игрушкой,  слепым  оружием  в  руках
ненавистных атаманов, лучше всем нам объединиться и позаботиться о себе и  о
своем народе. Поэтому надо  примкнуть  к  казахам  Актюбинска,  Ак-Мечети  и
Казалы. Таким было  наше  решение.  Мы  прогнали  из  своих  рядов  казачьих
офицеров, некоторых арестовали, наиболее ретивых прислужников обезоружили  и
тоже вышли в  путь.  Пока  нас  всего  пятьдесят  человек.  Я  -  разведчик.
Остальные  едут  в  пятнадцати  -  двадцати  верстах  отсюда.  Я  не  только
разведчик, но и парламентер, мне  поручено  вести  с  вами  переговоры.  Как
сказал сотник, вы  не  с  неба  свалились,  а  действительно  дружинники  из
Джамбейты, верно?
     - Верно, верно!
     - Точно. Не ошибся... - облегченно загалдели дружинники.
     - Не шумите! - приказал Жоламан