Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Есенжанов Хамза. Яик - светлая река -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  -
ю. Загипа увязалась следом. - Скоро и Хален придет, - пояснила Макка, и слова ее были теплыми, круглыми и мягкими, как и все вокруг, - он обещал вернуться к полудню. Говорил - в ауле у него дела. Все дела, дела... Хаким промолчал. В эту минуту он и не стремился встретиться с учителем. Женщины завладели всеми его помыслами. Он сел, подперев щеку, наслаждаясь теплом и ароматом заваренного чая... Образы Шолпан и Загипы соединились с чертами Мукарамы. Это было какое-то совершенное существо, нежное и горячее, преданное и прекрасное. Как белое шелковистое облако, оно точно обволокло Хакима... Тихий смех Шолпан вернул Хакима к действительности. Женщины, видно, поняли настроение гостя, догадались, что зажгли его сердце... Хаким ждал, когда выйдет из дому Макка, чтобы остаться с девушками наедине. Не не всегда сбываются сладкие мечты. Времена были другие... Все пылало огнем... и степи, и города... Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Жизнь всякого человека висела на волоске... И для этих троих настал час, когда не только вот так посидеть в чистой и уютной комнате, но даже нельзя было поверить: а встретятся ли они еще раз когда-нибудь... ...Аул был захвачен отрядом... 4 В лютые декабрьские морозы Красная Армия пошла в решительное наступление на белое казачество в долине Яика. Бои начались на восточном фронте. Вырвать Оренбург из рук Дутова, захватить Уральск - такова была ближайшая задача красногвардейцев. Со стороны Саратова двигалась прославленная двадцать пятая стрелковая дивизия вместе с Алтайской бригадой, точно в клещи захватила казаков и двадцать вторая дивизия, начавшая наступление от Самары. Крепко задумался генерал Михеев. Миновало время, когда Уральск, словно железными обручами, был опоясан казачьими войсками. Все пошло прахом! Донесения, холодные и колючие как лед, сводили его с ума. Всюду началось разложение, все перемешалось, и становится трудно разобраться в этой чудовищной каше! "Второй полк генерала Акутина на пути к Саратову сегодня побросал оружие, и солдаты стали брататься с красными", - гласило донесение. Было от чего растеряться правителю Михееву! Но не сдавалось без боя казачество. На Самарском фронте неистовствовал полковник Бородин. Он крепко держал оборону. Некоторое время его сводки с Самарского фронта вселяли в душу Михеева веру в победу. И что же? Оказавшись в тисках, зажатый пешими (пешими!) войсками Плясункова и конным полком Кутякова, отчаянный полковник тоже отступил! "Сам Бородин во время отступления был дважды ранен, а его бравый полк... погиб целиком", - вот последнее сообщение! Генерал Михеев несколько раз прочитал эту страшную весть. Остатки надежды рассеивались точно дым. - Плясунков, Кутяков, - шептал он, брезгливо морща мясистый нос, - кто же эти, с позволения сказать, люди? Без чинов, без имени, вряд ли даже имеют они военные звания. Так почему же прославленный казачий полк, испытанный в боях, бросает оружие и бежит в панике? Или то, что мы привыкли считать русской армией, стало детской игрушкой? Или военная наука непостижима, точно китайская грамота? А может быть, командующие войсками, все как один, сошли с ума? Михеев вспомнил генерала Акутина. Да, он не умен - это ясно как день! Как самонадеянно Акутин спорил, доказывая, что "бить врага вдали - это залог победы"! Дурак! Отправился в дальние походы, вопреки разумным возражениям, настоял-таки на своем! И что это принесло ему? Полки, что с таким трудом удалось за лето скомплектовать, дрогнули под ударом какого-то батрака Чапаева! Да еще не было в военной истории такого случая, когда бы войска завоевали бранную славу после длительного, утомительного для бойцов дальнего похода по незнакомой местности. Уничтожен полк полковника Бородина! В это было даже трудно поверить Михееву. А если проанализировать, почему так случилось? Да только потому, что полк оторвался от дивизии, отправился к Самаре, завязал там бои, не оценив обстановки. Все это - результат плохого руководства командования. Так в чем же, черт возьми, причина побед этих босяков? Михеев долго стоял у большого окна, всматриваясь в сторону Шагана. Небольшая речушка, разлившаяся от осенних дождей, расширилась, замерзла, точно громадное озеро. Лед блестит, искрится под солнцем. Издалека генерал увидел корову, которая осторожно шагала по скользкому льду. Ноги ее расползались в стороны, она то падала, то снова, собравшись с силами, поднималась и продолжала упрямо идти вперед, вытянув тощую жилистую шею. Увидев в стороне кем-то оброненную охапку сена, животное сделало попытку добраться до этого места. Но напрасно! Поскользнувшись в последний раз, корова повалилась на бок и уже не могла встать, оглашая воздух жалобным, тоскливым мычанием... Вряд ли генерал, наблюдавший за животным из окна, мог услышать его мычание. Однако Михееву показалось, что до него донесся этот голодный предсмертный стон, и сердце его сжалось в тоске. "Наше положение сейчас еще более плачевно, - прошептал он, - скотину хоть волоком можно вытащить на берег, и она отойдет, отогреется. Но нет уже такой силы, чтобы поднять тебя из руин, бедная наша Россия. В чем же их сила? Чем порождены храбрость и чудовищное упорство; с которым в трескучий мороз эти полуодетые, полуголодные существа одерживают победу за победой?" Этот вопрос не давал покоя генералу. "Царский род Романовых, стоявший у кормила власти триста лет, уже не мог держать в повиновении темные массы. Ничего не изменили и адвокат Керенский и генерал Корнилов. А сейчас эта толпа - оборванная, голодная - двинулась, как лед в половодье, и с нею не справиться ни акутиным, ни бородиным! Эти плясунковы и кутяковы растопчут все на пути, будь то даже дракон о семи головах! Нужно что-то предпринять... Но что? Что?" Генерал задумался. Потом вызвал своих адъютантов. - Собрать перед резиденцией губернатора всех служителей церкви. От самого архиерея до последнего монаха! - распорядился Михеев. - Сюда же - учащихся духовной семинарии, всех верующих, церковных хористов! Пусть у каждого в руках будет крест и икона. Да напомните, чтобы оделись потеплее! По подсчетам господина Михеева, число служителей церкви в Уральске превышало батальон. Он решил выставить на пути Красной Армии этих волосатых людей в черных одеждах, что выделялись среди всех остальных, как головешки среди спелого проса. Они умели сеять сомнение в души, завораживать словами о потусторонней жизни доверчивых крестьян, одетых в серые шинели. И они скажут: "Кайся! Бойся бога! Провидение, сохрани царя!" Как последнее средство Михеев решил испытать силу христианской религии. x x x В донесении говорилось, что полк Бородина погиб полностью. Но это было не совсем так. Небольшая кучка казаков, чудом вырвавшаяся из железных цепей крестьян в шинелях, оказалась в тылу у красных. Дорога к Уральску им была отрезана, вокруг находились деревни, население которых, озлобленное против казачества, всеми средствами поддерживало советскую власть. А впереди двигались красные войска. Пробиться не было ни малейшей возможности. Шинели у большинства солдат были сожжены. У некоторых не было шапок. Замерзшие, испуганные, покрытые пылью и кровью, эти десять-пятнадцать казаков, словно стадо овец, мчались по пустынному берегу Яика. Около Борили им удалось незаметно переправиться через Яик на бухарскую сторону. Они переночевали прямо в степи, собрались с силами и наутро взяли направление на юг. Молодой хорунжий, хорошо знавший эти места, решил вывести казаков степью к первой казачьей части, что стояла ниже Уральска. Они шли, прячась в оврагах, крутым берегом реки. Холмы Анхаты скрывали этот маленький отряд. Около озера Бошекен казаки решили зайти в аул, чтобы поесть горячей пищи, дать передохнуть коням. Голова лошади хорунжего, который ехал впереди, уперлась прямо в дом Кадеса, который стоял в пятистах шагах от реки. Первой обнаружила незнакомых всадников, появившихся из-под яра, жена Кадеса - Мауим. И хоть небо было серым, день пасмурным, женщина разглядывала их, прикрыв глаза ладонью, точно защищаясь от яркого солнечного света. "Кто же эти всадники? - с тревогой подумала она. - Или жители верхнего аула едут к нам, чтоб почтить память умершего хаджи?" Мауим, не в пример другим, сроду не могла издали отличить лошади от верблюда. Ей даже показалось, что в одном из всадников она опознала знакомого из верхнего аула. И Мауим приготовилась улыбнуться гостю, а главное, порасспросить обо всех новостях, что произошли за последнее время там у них, наверху... И вдруг, когда всадники были уже совсем близко, женщина увидела, что они увешаны оружием и одеты по-военному. - Ойбой! - пронзительно завизжала Мауим. - Разбойники! Русские разбойники идут!! Соседи всполошились. Несколько солдат направились в дом Жунуса, трое стояли во дворе Кадеса, остальные стучали уже в двери соседей. Во дворах хрипло залаяли собаки, ребятишки, плача от страха, торопились спрятаться кто куда. Первым из дома высунул нос Акмадия. Почуяв, что дело неладно, он юркнул в хлев и притаился там. Кадес, вышедший в сени, наткнулся на казаков и стремительно попятился. Так, пятясь он запнулся о порог и сел. Солдаты спокойно перешагнули через хозяина и направились прямо к очагу. Сев на корточки, они протянули руки к огню, и черные тени от их винтовок беспокойно запрыгали по стенам. Третий казак приплелся к дому последним. Он не подошел к очагу, как те двое, а стал на пороге, рядом с Кадесом, и вытянулся по струнке. Он был невзрачен и рыж, и в его остренькой бородке застряла солома. Кадес подумал: "Этот, верно, смирный. И одежда у него похуже, и глядит кисло. Верно, он в услужении у тех, чернявых. А все же хорошо, что это русские казаки, - продолжал размышлять Кадес, осмелев. - А я, дурак, перепугался, думал, красные, чтоб им пусто было! Но... хорошо бы спровадить их все же к кому-нибудь из соседей..." В это время сидящий у огня что-то быстро проговорил рыжему, и тот, подняв клином бородку, спросил Кадеса: - Есть ли здесь человек, знающий дорогу? У Кадеса с перепугу завертело в животе, и он, едва ворочая языком, пробормотал: - Мина не понимайт русский тамыр. - Да ведь я тебя по-киргизски спрашиваю, чудак! - удивился рыжий. - Жок, жок*. Мина не знай ни Бударин, ни язык, - очумело повторял Кадес. ______________ * Жок - нет. Казаки переглянулись. Потом рыжий опять сказал уже раздельнее: - Да ты в своем ли уме, аксакал? Пожилой человек, а бормочешь такую чепуху. Отвечай! - А что говорит этот проклятый киргиз? - спросил казак, отвернувшись от огня и вытаскивая из кармана кисет. Рыжий, пожав плечами, обстоятельно перевел им ответы Кадеса. Потом все сердито поглядели на хозяина. "Худо дело", - трусливо подумал Кадес, семеня ногами. - Ты, - уже громко и зло спросил рыжий по-русски, - нет ли в ауле киргиза, знающего дорогу и русскую речь? Кадес обрадовался: - Есть, есть, тамыр. Ошитель Хален есть. Русски говорит, пишет русски. Дом карош, хозяйка карош. Ошитель расскажет. Дом близко, я покажу. Ищо жигит есть, Жунуса сын. Тоже русски говорит. Теке учился. Все трое казаков вышли из дома. Акмадия же, посидев в углу хлева, подумал, что неплохо было бы прибрать туда же и рыжего коня, что пасся невдалеке. Хадиша помогала ему управиться с конем. Конь был ладный, сытый и уж очень приглянулся самому толстому казаку. Ему даже показалось, что именно такого коня он просил у неба, а вот - встретил на земле. Он забрал поводья из рук худенькой Хадиши, оглядел копыта коня, одобрительно промычал что-то себе под нос и с ловкостью, удивительной для его тучной комплекции, мигом приладил седло со своей клячи на коня и оседлал его. - Ойбай-ай! - заголосила Хадиша и заметалась по двору, будто пятки ей прижгли каленым железом. - Ой, беда, беда! Единственная лошадь! Ой, обнищали, обнищали... Бегите за сыном хаджи-ата, пусть же он скажет им что-нибудь... Помогите!.. Но толстяк только набычился и велел рыжебородому вести свою тощую лошадь на поводу. - Ой, тамыр, тамыр, зачем плохо сделал? - заорал Кадес. Но казак матюкнул его так смачно, что Кадес одурело замер как вкопанный, открыв рот. А остробородый сказал строго: - Ты умеешь гонять коней в Лбищенск и Теке. Соображаешь, как выгодно продать шерсть и кожи. Насыбай не забываешь запустить в свою носину. А человеку, который сбился с пути, указать дорогу не можешь, а? Кадес, очнувшись, направился было к коню, беспомощно растопырив руки, но тут же упал, взвыв от острой боли: плеть чернявого толстяка, свистя, впилась в его тело. Кадес попытался встать, но удары плетей посыпались на него как град, точно стремясь загнать его в землю. Последний удар пылающим обручем обвил его голову и вонзился в правый глаз. Кадес потерял сознание. А казаки, шагом выехав со двора, направились к дому учителя Халена. Все они не испытывали угрызений совести, даже не оглянулись. На их душе было немало кровопролитных дел. Один из них был тот самый молодой хорунжий Захар Калашников, что организовал засады на Мендигерея и Быкова. Второй - Остап Песков. Это он хотел в проруби ночью утопить Мендигерея. И только третий - шорник Иван Гречко, сосед Быкова, спасший когда-то Мендигерея от верной смерти, ехал, грустно опустив голову; печальная и какая-то растерянная улыбка пряталась под его рыжими усами. 5 Хаким не поверил своим глазам - в дверях дома Халена стояли русские казаки. Он даже сам не заметил, как вскочил с места и тихонько стал подвигаться по направлению к печке. Лицо его посерело от страха. "Значит, за мной следили. Значит, донесли", - мелькнула горькая мысль. Макка так и застыла с блюдом в руках. - Хаким, дорогой, - простонала она, и блюдо сползло из ее рук на пол, - это же, верно, за твоим братом снова пришли. О, бедная моя головушка, разнесчастная судьбина! - Здесь живет учитель? - спросил Захар Калашников. Запинаясь, Хаким ответил: - Здесь, ваше благородие, господин хорунжий. Но его дома нет. - "За Халеном пришли, - подумал Хаким, и противные колючие мурашки побежали по его телу, - значит, и меня не оставят в покое. Кто-то донес". Хорунжий Захар насупился. - А может, ты и есть учитель, да не признаешься? - спросил он, наступая на Хакима. - Нет, ваше благородие, мне незачем скрывать. Учителя нет дома. Но вы можете поговорить с его женой. Макка сделала какое-то странное движение, будто хотела подпрыгнуть на месте. - Дело вот в чем, - сказал Захар, даже не взглянув на женщину, - нам нужен человек, знающий русский язык и здешние дороги. Вместо учителя пойдешь ты. Кто ты такой? - Большевик, наверно! - хриплым басом буркнул Остап Песков. - Вся их чертова стая состоит вот из таких дьяволов. Хорунжий опасливо попятился от Хакима. - Да я студент, - повеселев, отвечал Хаким. - Учился в реальном в Уральске. Сейчас отдыхаю у матери - ведь занятий-то нет. Остап в упор посмотрел на него, послюнявил толстую скрученную цигарку и мрачно спросил: - А где твой дом? - В ауле. - Близко? - Близко... - Так... В комнату вошел Гречко. Он остановился в дверях. Странная, точно забытая улыбка все еще пряталась в его усах. Остап враскачку направился к очагу, чтобы прикурить. Он заметил Шолпан и Загипу, которые, чуть дыша от страха, притаились за печкой. - Ба! Да здесь, оказывается, красавицы есть! - промолвил он. Потом вынул не щипцами, а рукой уголек и, поочередно перебрасывая его с ладони на ладонь, с удовольствием прикурил. - Эй, Захар! - окликнул он и щелчком бросил тлеющий уголек в Шолпан. Он упал на кошму, недалеко от нее, и Шолпан быстро смахнула его на пол. - Иди сюды, Захар! Я тебе кое-что покажу! Здорово, красавицы! Загипа спряталась за спину Шолпан, которая стояла вытянувшись, точно струна. Она-то очень хорошо поняла жадные взгляды этих страшных кафиров. Остап что-то шепнул хорунжему. Тот кивнул. - Вот что, - снова подойдя к Хакиму, проговорил Захар, - поведешь нас до устья реки. Ясно? Иди сейчас домой, собирайся, седлай коня. И мы немножко погреемся и поедем. Глянув за печку, Захар захихикал, глаза его свали маслеными. - Вот так-то, родственничек, поведешь, значит, нас. Наш отряд идет по срочному делу. А что такое армейское дело, ты, верно, знаешь, раз реального понюхал. Остапушка, как эта река-то? Соленая, что ли? - Солянка! - Переправив через Солянку, выведешь прямо на Бударино. Ну, иди быстро. Гречко, проводи-ка студента домой... Хаким, оправившись от страха, решил: "Если их нужно только вывести на дорогу - черт с ними! Я бы проводил их до самого Сасая!" - Хорошо, господин хорунжий! Я проведу вас до Солянки, а дорогу вы дальше и сами найдете - на Бударино одна дорога всего, - сказал Хаким. - Не волнуйся, тетушка, - успел шепнуть Хаким Макке, - они потому интересовались Халеном, что хотели его заставить проводить их до Бударина. Я вместо него провожу этих людей за аул. У меня дома бумаги, - совсем тихо добавил он, - которые я должен передать Халену. Я оставлю их брату. Он передаст. - Да забирай же всех с собой, - громко перебила Макка, кивнув в знак того, что она все поняла, - на что они тут нам? Хаким вышел, пожав плечами. За ним как-то боком направился Гречко... x x x Хоть Шолпан и выросла в местечке, далеком от города, она видела русских не впервые. В детстве она ездила с отцом на базар. Бойкая, хваткая в работе, она лучше мальчика помогала отцу нагружать на телегу продукты, купленные в городе. А на Меновом Дворе девочка не боялась даже торговаться с русскими, которые закупали скот. Как-то отец ушел искать Байеса, дал в руки Шолпан поводья и сказал: - Торгуй, дочка. Я скоро приду. За телку проси двенадцать рублей, за двух валухов - по пять. Шолпан было даже интересно стоять, наблюдая пеструю базарную толпу, прислушиваться к ее неумолчному гомону. - Сколь за телку? Русский, пощипывая светлую бородку, стоял рядом. - Прошу двенадцать пятьдесят, - солидно ответила Шолпан. - Дешевле двенадцати не отдам! Русский покачал головой. - Ай и бойка ты, кызымка! - засмеялся он. - Востроглазая растешь... Но телку все же купил, не торгуясь. ...Увидев громогласного Остапа, Шолпан подумала: "До чего же отвратителен! И откуда у русских берутся такие черномазые? Словно черный бура. Запрячь бы тебя в плуг, да попахать на тебе, да постегать бы твою толстую спину кнутом!" Когда Остап закурил, Шолпан даже с интересом наблюдала, как из его широченных ноздрей, словно из труб, повалил дым. "Как же у него внутренности не сгорят?" - подумала Шолпан. Она впервые видела, как курят. А Остап буквально пожирал ее глазами, готов был наброситься на Шолпан, словно хищник. Приближаясь к ней, он старался радостно улыбнуться, но вместо улыбки лицо его исказила какая-то гнусная похотливая гримаса. - Чего тебе надо, проклятый? Чего лезешь, как бешеный бык? - сердито закричала Шолпан. - Ты не бой

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору