остались следы их обеденной шрапнели. Он
вперил в меня свой тяжелый взгляд сквозь очки и молчал. В нем  было  что-то,
что  меня  подавляло.  Наконец  я сообразил, что именно: стоило мне о чем-то
подумать, как он тут же продолжал мои мысли, словно знал их заранее,  и  все
события  развивались с ним по самому наихудшему варианту, какой я только мог
себе вообразить. Я начинал его бояться. Поскольку молчание затянулось, а оно
меня все более угнетало, я решил напомнить о себе:
     - Вы говорите "уточнить детали". А в общем и целом, следовательно,  вам
уже  все  ясно? Я убил эту женщину и потом спокойно приперся сюда? Он смерил
меня уничтожающим взглядом:
     - Я не заявлял, что вы являетесь  организатором  преступления.  Но  все
указывает на то, что вы - исполнитель. Пойдете соучастником. Если у вас есть
другая  интерпретация  фактов  -  выкладывайте. Мы все равно будем копать до
конца. Если повезет, - усмехнулся он, - пойдете по делу свидетелем.
     - Что значит, "если повезет", - возмутился я.
     - Простите, я забыл про презумпцию. Но поймите и меня. Вот вам  лист  и
ручка, напишите заявление, как было дело. Разберемся.
     - Как писать в "шапке"? - спросил я.
     - Пока не нужно. Как тяжкое, это преступление будет проходить не только
через райотдел. Если надо будет, потом допишем.
     - Я  писал  с  четверть  часа.  Расписался  и  протянул  ему листок. Он
придирчиво читал. Не терпелось уйти отсюда, но он  предвосхитил  мою  мысль:
Даже  не  думайте.  Мы ждем опергруппу, экспертов. Вас отвезут. Зачем? Вы же
видели мой паспорт, у вас - все мои данные!
     А потом искать вас по всей стране? Боюсь, что  придется  причинить  вам
некоторые  неудобства,  -  сказал  он  и  вышел в коридор. Вернулся он через
минуту с пояском от Надиного халата. "Мера предосторожности", - Объяснил он,
заводя мне руки за спину и привязывая их к стулу. Я было,  дернулся,  но  он
пригрозил мне: "Не будьте идиотом. За окном - оперативник." Я посмотрел туда
и увидел, в неясном свете фонарей, мелькнувший силуэт.
     - Но  если  дом охраняется, какого дьявола надо меня привязывать? А где
же тот, кто сообщил о происшествии?
     - Задавать вопросы - это мое дело, - был ответ. Я взорвался:
     - Не стройте из себя киногероя! Я не собираюсь заискивать  и  лебезить,
как  некоторые,  со следователями. Потому что даже если я окажусь интересным
собеседником и вызову ваши  симпатии,  подозрения  это  с  меня  не  снимет.
Интересно, что скажет прокурор по поводу ваших действий?
     - Вы  не  кажетесь мне ни интересным, ни симпатичным. А прокурор ничего
не скажет, в этом я могу поклясться, - ответил он и начал читать.  Дойдя  до
конца моего заявления, он расплылся в довольной улыбке. Мне стало не по себе
и я уже пожалел, что дал ему связать себя, как котенка.
     - Да,  это  было  роковой  ошибкой,  -  он  вынул две сигареты, одну из
которых закурил сам, а вторую поджег и сунул мне в рот:
     - Интересный   выходит   сюжет.   Убийство.   Хорошо   и   хладнокровно
спланированное,  с  целью обогащения. Самая плохая статья об убийствах, - он
открыл  дверцу  кухонного  шкафчика  и  что-то  оттуда  вынул,   -   А   вот
чистосердечное признание...
     - Но где же мотив? - спросил я, как во сне.
     - Мотив  ясен.  Сколько  сейчас  стоит  такой дом? Я думаю, тысяч сорок
долларов. А у нас и за сотню могут прихлопнуть. Чем не мотив? Возможно, вы и
не знали всего,  а  только  сделали  свою  маленькую  часть  дела.  Но  этой
"маленькой  части"  вполне  хватит,  чтобы получить "вышку". Он усмехнулся и
продолжал, видя, как меня прошиб холодный пот:
     - Вот две квартирные книжки. Убитую звали Надежда Молодцова.  А  вот  и
адрес:  Полярников 24. Это место ее прописки. А вот книжечка с адресом Зорге
13. Ответственный съемщик - некто Б.Д. Гай. Формально дом теперь принадлежит
ему. Бывший адрес в паспорте хозяйки - Зорге 13, а нынешний - Полярников 24.
Год назад зарегистрирован ее брак с Б. Д. Га-ем, полгода назад - расторгнут.
Мы уже навели справки и многое стало ясно: это фикция, с  начала  до  конца,
брак  фиктивный. Дети Надежды прописаны у ее родителей, а она, как одиночка,
льготница и вдова погибшего, сама рассчитывала получить  квартиру.  Ей  надо
было  только, чтобы за ней не числился дом. Тогда она имела шансы сделать по
отдельному гнездышку себе и детям, а дом продать.  Похоже,  она  недооценила
этого  Б.  Д.  Гая,  который  решил,  что на один делится лучше, чем на два.
Выспросите, почему она не сделала этого раньше? Так у нее были  две  сестры,
Вера  и Люба, которые могли претендовать на часть наследства. Но они погибли
год назад в автокатастрофе. Тут, как раз, все  чисто.  Погибло  сразу  много
народа.  Интригует?  А  Надежда  осталась  наследницей...  Что-то  вы быстро
копнули, - заметил я, пораженный внезапной догадкой.
     - Работа такая, - усмехнулся он  и  вдруг  замер  в  неподвижности:  Из
спальни донесся явственный шорох!
     Я  оцепенел:  ШЕВЕЛЬНУЛАСЬ  НАДЕЖДА!  Он  бросился  туда и не появлялся
минуты две. Потом он зашел, потирая запястья, злобно глянул на меня:
     - Ну, что, умник? Доигрался?  Где  визитка?  Я  молчал.  Тогда  он  сам
обшарил  мои  карманы и мне стало мерзко от его прикосновений. Он вытащил на
свет смятую визитку литовца.
     - А теперь - номер телефона. Свой! - заорал он. Я  по-прежнему  молчал.
Даже когда он с размаху съездил мне по зубам.
     - Ничего, сейчас расскажешь. Не таких раскалывали,- и он стал прижигать
мне шею сигаретой. Противно запахло жареным. Я решил, что лучше сказать ему,
и пока   он   будет   звонить,  попытаться  что-то  предпринять.  Шея  пекла
невыносимо. Он выскочил в коридор и я услышал, как он  набрал  мой  домашний
номер:
     - Алло!  Квартира  такого-то?  ..Ушел,  говорите?  ..Еще днем? ..Только
сегодня приехал? ..А мы  с  ним  договорились,  что  он  зайдет  в  гости...
Извините.  Услышав  последнюю  фразу,  я  похолодел.  Значит  действительно,
никакой он не следователь. Что-то уж слишком быстро оказался на месте. И где
видно, чтобы опергруппу по убийствам ждали больше часа? Совершенно  очевидно
- он  и есть убийца. Звоня мне домой, он отводил от себя след, ведь соседка,
если ее теперь спросят, точно вспомнит, что я ушел, едва приехав, и что меня
спрашивали. Если они теперь найдут мое заявление, мои отпечатки и,  наконец,
мой тру... Точно! Он же убьет меня!
     - Правильно  мыслишь, умник, - сказал он, затыкая мне рот полотенцем. -
Твоя песенка спета. А насчет оперативника за окном - это  я  пошутил,  а  ты
поверил.  Никого  там  нет.  А  тебя  найдут здесь. Не со связанными руками,
конечно. Ты искал деньги в доме несчастной жертвы,  которая  тебя  доверчиво
впустила. Потом ты нечаянно взялся рукой за оголенный провод (в доме недавно
чинили  проводку),  стоя  на  мокром полу... Вот и все. Дело закроют. А если
надо, пустим в ход твое заявление: вдруг тебя замучила совесть  и  ты  перед
тем,  как свести счеты с жизнью, решил указать, как ты до такой жизни дошел?
Ну-ну, я пошутил. Он противно засмеялся, выливая на пол, мне под ноги, ведро
воды из ванной. Я оказался в центре огромной лужи и  мои  ботинки  сразу  же
промокли.  Он,  по-прежнему улыбаясь, вышел из кухни в поисках удлинителя. Я
понял, что это конец. Все стало мелькать  у  меня  в  голове  с  космической
быстротой:
     Я  ВСТРЕЧАЮ НАДЕЖДУ. НАДЕЖДА ЮНОШЕЙ ПИТАЕТ на своей кухне. Появляюсь я.
Некий С. КЕПСИС ОТРАВЛЯЕТ НАДЕЖДУ, использовав меня, как посыльного.  Б.  Д.
Гай  все  это  организовал. ВЕРА И ЛЮБОВЬ ПОГИБАЮТ ВНЕЗАПНО. НАДЕЖДА УМИРАЕТ
ПОСЛЕДНЕЙ. В панике я  принимаю  качающийся  куст  за  оперативника.  Потом,
услышав  шорох, я понял, что ШЕВЕЛЬНУЛАСЬ НАДЕЖДА. УБИЙСТВО НА УЛИЦЕ ЗОРГ...
Что за чушь, бред собачий, в духе Эдгара По?
     Он входит в комнату и я уже почти ничего не соображаю. В  его  руках  -
оголенный провод. Он втыкает вилку в сеть:
     - Ты уже понял, конечно, кто я такой. Я многих заставляю дрожать. Очень
многих,  хотя  мало  кто отваживался посмотреть мне в лицо. Если ты думаешь,
что я - этот самый Б.Д. Гай, то ты - полный идиот. Мне не нужны  псевдонимы.
Смотри! Он срывает с лица свои дымчатые очки, и мне становится жутко оттого,
насколько У НЕГО ГЛАЗА ВЕЛИКИ!

БАР "ТРИ СЛОНА"
     Раздался крик. Потом - глухой удар. Толпа загудела, на улице послышался
топот  ног,  кое-кто даже выскочил из бара - посмотреть, что случилось. Один
из завсегдатаев гаркнул:
     - Ребята! Там лысого грузовиком задавило! Только  вышел  из  бара  -  и
сразу кранты! Движимые нездоровым любопытством, все повысыпали наружу - ведь
только -только это был один из нас: я же головы не повернул, просто стало не
по себе. Теперь, если любезный читатель позволит, я опишу некоторые события,
предшествовавшие данному эпизоду.
     Как-то  вечером  я  заглянул  в бар неподалеку от работы. Иногда я туда
забегал и в обед, но в тот день не вышло: шеф ходил как туча, и я решил - от
греха подальше. И вот, после трудов праведных (целый день плевал в потолок),
спускаясь по ступеням, я предвкушал приятный отдых. За  столиком,  где  были
места,  сидел  мужчина угрюмого вида и цедил кофе. Возле него стояли три или
четыре коньячных рюмки (пустых, конечно). Он кивнул мне исподлобья,  как  бы
подтверждая  мои  притязания на свободный стул. Я курил и пробовал отвлечься
от навязчивых мыслей о зарплате и проч. Меня огорошил вопрос моего визави:
     - Простите, какого цвета ваша зажигалка?
     Выражение у  меня,  очевидно,  было  под  стать  вопросу  -  дебильным,
особенно,  если  учесть,  что зажигалка лежала посреди стола, у нас на виду.
Сперва я подумал, не переживает ли он,  что  я  по  ошибке  прикарманил  его
зажигалку,  но  он, как выяснилось, вовсе не курил. Может, он дальтоник? Или
это попытка пьяного юмора? Я проверил и не моргнув глазом сказал:
     - Зеленая. А что?
     - Я так и знал, - мрачно ответил он  и  взъерошил  руками  свою  густую
черную, с сильной проседью, шевелюру.
     - Простите, что вы знали?
     - Да  так, ничего. Просто мы все живем в мире абсурда. Еще говорят, что
пути Господни неисповедимы. Но это и есть  универсальное  оправдание  любого
абсурда! Как ни парадоксально, это ведет к атеизму...
     Мне  не  хотелось  пускаться в теософские беседы с первым встречным и я
промолчал. Его это , однако, нисколько не смутило:
     - Я имею в виду не абсурдность политики и не тупость толпы. Берем  шире
: весь мир - это один большой сплошной абсурд!
     - Любопытная  точка  зрения, - говорю я из чистой вежливости, - но и не
новая.
     - А я не пытаюсь оригинальничать. Или вы решили, что я пьян?
     - Упаси Бог. Просто вы как-то с места в карьер начали...
     - А как еще иначе? Нужны веские причины? Близкое знакомство?
     Хорошо, давайте познакомимся. Мы познакомились.  Он  оказался  занятным
собеседником  и  вскоре я проникся к нему симпатией. Не покидало лишь первое
(и верное) впечатление о его мрачности. Нет, он не был мизантропом,  как  мы
это  обычно  себе  представляем,  но  в душе его явно недоставало гармонии и
покоя. Он говорил о себе и его не было скучно слушать:
     - Придерживаться хронологии -совершенно лишне. Говорят, "Сколько людей,
столько и мнений" или: "Каждый себе философ". Это трюизмы, но в этом  что-то
есть.  Всегда меня не покидало ощущение, будто я вижу мир иначе, чем другие.
Конечно, каждый и должен видеть его по-своему, но не до  такой  же  степени!
Есть же что-то объективное, от нас независящее! А происходят такие вещи, что
можно  тронуться умом! - Тут я заметил, что он совсем ненамного меня старше,
просто седина зрительно добавляла лет.
     - Неужели у вас не бывало,- продолжал он, - что вы что-то ищите,  долго
и  упорно,  внимательно?  Вот  уже  все  перерыли,  все  вокруг  десять  раз
перетряхнули, не можете найти, отчаялись - а оно  вдруг:  "оп-ля-ля!"  Лежит
под  самым носом и издевается над вами? Ведь вы тут, как минимум, раз десять
все перевернули? Только, ради  Бога,  не  говорите  мне,  что  это  свойство
психики,  ложная,  там,  память...  Меня от этого материализма тошнит. И это
ведь - самый банальный  пример.  Было,  не  так  ли?  А  если  то  же  самое
происходит  не  с предметами, а с событиями? Так вот, представьте, когда мне
было шесть лет (возраст вполне сознательный), у меня  умерла  тетя.  Мы  все
любили  тетю Веру. Я очень хорошо помню день ее похорон. Меня на кладбище не
взяли - я остался у  соседей.  Потом,  часа  через  два,  они  все  приехали
обратно,  на  автобусе  и мама плакала опять, и бабушка, и другие тети тоже.
Потом они пили вино, рассказывали друг другу, какая была хорошая тетя Вера и
почему она так рано ушла... Потом меня отправили спать и я был один в  своей
комнате,  но  щелочку  в двери оставил. Когда было уже совсем поздно, пришла
тетя Вера и заглянула ко мне в спальню. Я ее спросил, что  ей,  наверно,  не
понравилось  на  кладбище  и она поэтому вернулась? Она еще посмеялась: "Ну,
кому же это может понравиться, дурачок ты мой." И поцеловала меня. А мне  не
то что было не страшно, а даже мысли не возникло, будто что-то не так. Потом
она  вышла  и  они  долго  сидели  с  мамой  в  соседней  комнате, говорили,
плакали... Больше я  ее  никогда  не  видел.  Тогда  мне  все  представилось
совершенно  естественным,  но  повзрослев,  я  мучился в догадках, как такое
могло быть. Совершенно точно помню, что я тогда не спал. Я  не  решался,  да
так и не решился расспросить маму - это была для нее больная тема.
     Его  рассказ  меня здорово смутил. Он не врет, явно не врет. Несчастный
человек, подумал я, и сославшись на какое-то дело, ушел восвояси. Через пару
дней в канун праздников, у шефа  было  приподнятое  настроение,  он  острил,
расточал  комплименты  дамам,  щипал  за попки, в общем, выглядел, как новый
пятак. Я ушел домой раньше обычного и пользуясь тем, что с  учетом  грядущих
праздников  некоторые  нюансы  можно будет подробно не объяснять, заглянул в
"Три слона". Моросил мелкий неприятный дождь. В баре я опять  увидел  своего
знакомца  и он сдержанно кивнул мне, раскачивая копной седеющих волос. Начал
он, как и в тот раз, с вопроса:
     - Вы мне не скажите, какой сегодня день?
     В голосе его не было и тени подвоха. Я ответил, как есть - среда.
     - А я почему-то был уверен, что четверг. Кстати, я вас тогда не  утомил
своей болтовней?
     - Нет, отчего же,- говорю, - вы меня заинтриговали.
     - Тогда,  если угодно, я продолжу. Повторяю, хронологии никакой, только
развитие определенной тенденции. А именно: причины и следствия связаны  друг
с  другом,  но  не вполне прямолинейно. Лет десять назад я встретил на рынке
одну девушку. Не помню уж, чем она меня тогда привлекла. Будто знал  ее  сто
лет.  Подхожу  к  ней и, шутя, так, говорю: "Ну что, милая? Что ж ты от меня
ушла? Несладко тебе, небось,  с  этим?"  Бред,  конечно,  если  учесть.  что
подходишь к незнакомой. А она ? Бросается мне на шею и шепчет горячо: "Ты бы
все  равно  со  мной  не  был  счастлив!" - и убегает прочь. Тут моя очередь
настала обалдеть. Но это все - как в тумане. Началось с розыгрыша. кончилось
шоком. Но это не все: где-то через два года я знакомлюсь с  этой  же  дамой,
даже  не сразу ее узнаю. Она - никак. И лишь когда я взял ее за руки, глянул
в глаза, (в моих стоял немой вопрос) она мне сказала "Да". Я спросил: "А что
- "да"? А она мне : "Сам, мол, знаешь." Мы с ней прожили год,  а  потом  она
ушла. Вот так...
     Я  увидел  руки  рассказчика:  они  нервно  лепили  из  хлебного мякиша
козлиную голову. В чью честь, я уточнять не стал.
     - Небось, не верите? - спросил он меня. Я стал было протестовать, но он
меня перебил:
     - Вот, видите, шрам? - он  раздвинул  волосы  на  макушке  и  я  увидел
бледную  полоску не коже. - Это мы с ней на лошади покатались. Вот, чтоб мне
с этого места не встать! Мы поздравили друг друга с  наступающим  и  я  ушел
домой, шлепая по лужам.
     Неужели  мир  -  арена разгула всепоглощающего абсурда? Вряд ли. А этот
бедняга, видимо здорово грохнулся, да  с  рослой  кобылы,  да  наверняка  об
асфальт.  Когда  мы встретились снова, в баре было полно народа. На знакомце
моем было все то  же  грязное  пальто,  да  и  седины  у  него,  вроде  как,
прибавилось. Он лихорадочно городил мне кучи небылиц: Как он полжизни прожил
в  своем  дворе,  и  как  только  недавно  там  возник  старинный (ХIХ века)
мраморный колодец. То - его приняли за диктора телевидения, в то  время  как
этот  диктор,  (ныне популярный) еще только учился, то ему пришло наследство
от дяди, который умер лишь год спустя... Но я уже помнил про рослую кобылу и
ничему не удивлялся. Он сразу почувствовал мое недоверие и сказал:
     - А с вами все началось из-за вашей зеленой зажигалки. Помните? Вы  еще
ой-как вспомните! - сказал это, и вышел из бара. Я подошел к стойке и как бы
невзначай спросил бармена :
     - Вы  случайно  не  знаете этого чудака, ну, который только что со мной
говорил?
     -Я не видел с кем вы говорили. Может,  вы  имеете  в  виду  того  типа,
который  всем  наезжает  на уши со своими байками? Эта деталь показалась мне
достаточно узнаваемой и я кивнул.
     - А он не рассказывал вам про свою умершую тетю-призрака?
     Я кивнул опять. Теперь сомнений  уже  не  оставалось.  Бармен,  в  свою
очередь, пошел сыпать:
     - А про кобылу, как они катались?
     - Да, это тоже.
     - А про грузовик? Про то, как задавило...
     - Нет, этого, по-моему еще не было. А он показывал вам свой шрам?
     - Какой еще шрам? - удивился бармен,- Нет у него никакого шрама!
     - Ну как же ? На макушке шрам. Просто его не так-то легко рассмотреть.
     - На  макушке?  Он  же  тут  день-деньской  околачивается. Я его уже как
облупленного, знаю.
     - Ну, знаете, все-таки - прическа, могли и не заметить...
     Тут бармен и вправду озадачился:
     - Здрасьте, приехали! Да он же лыс, как бильярдный шар!
     На улице раздался крик. Потом - глухой удар.

ЧЕРНЫЙ КОФЕ, ИЛИ "НЕ ВАРИ КОЗЛЕНКА В МОЛОКЕ ЕГО МАТЕРИ"
     - А вам никогда не приходилось  наблюдать,  как  бьется  в  конвульсиях
отравленый человек?
     - Бог миловал. Но, видимо, это жестокое зрелище. - Двое мужчин сидели в
шезлонгах, потягивая ледяное пиво из бумажных стаканчиков. Серферы на берегу
раскладывали свое оснащение. Наглые чайки сновали по песку прямо под ногами,
склевывая что-то, одним им ведомое.
     - Я  иногда  спрашивал  себя,  почему  люди  становятся  жестокими. Мне
кажется, что это признак ущербности. Если верить не  во  что,  кроме  как  в
себя. А в себе одном не хватает добра, чтобы противостоять лавине мерзостей.
В себе - это ненадежная опора.
     - Многие люди и в себя-то толком не верят.
     - Поэтому  они быстро истощаются и становятся вампирами. Мне, например,
плевать, как выглядит тот свет. Скорей всего, это только фраза. Но мы и  тут
настолько  эгоцентричны, что смерть представляем себе неким плавным отлетом,
удалением... Помахали ручкой - и в путь.. На небо. А  представьте:  никакого
неба,  но  мы попадаем в чью-то, вполне конкретную шкуру? Теоретически? Ага,
не  слишком  смешно.  Правила  нам  неведомы,  но  если  они  и  существуют,
жестокость совершенно неоправдана. Хотя, и о милосердии представления весьма
различны.
     - Да  уж. Мне почему-то сразу вспомнился кинжал "misericordia", которым
добивали павших рыцарей.
     - Я не против того, чтобы добить. Но - в совсем крайнем случае.  А  кто
властен это
     определить?  На  самом  деле  нам  нужно  нечто  большее,  чем  просчто
милосердие.
     Серферы медленно выруливали к волнорезу, тщетно пытаясь поймать  ветер.
Большой  рыжий  пес  лаял  им  вслед,  постоянно  оглядываясь,  как  бы  ища
поддержки, но не решаясь зайти в воду.
     ...- После  этой  истории  у  нее  была  жуткая   депрессия.   Несколько
попыток...  Слава богу, что обошлось. Но, как правило, если начинает человек
этим баловаться, финал - в морге. Одна девица раз пять вешалас