Генрих. Я не желаю этой власти. Она от дьявола.
     Гец. Хочешь или нет, но ты обладаешь ею.

     Генрих убегает.

     Эй, что ты делаешь? Если бежишь - значит, ты решился.
     Генрих (возвращается, глядит на него и начинает смеяться). Ты
прав. Бежать или покончить с собой - все это ни к чему. Все только
способ умолчания. Но я избранник Божий.
     Гец. Лучше скажи, что ты похож на крысу.
     Генрих. Все равно. Избранник - человек, припертый
к стенке дланью господа. (Пауза.) Господи! Зачем твой выбор пал на
меня?
     Гец (ласково). Последние муки... Как хотелось бы их
сократить. Дай помогу тебе.
     Генрих. Ты хочешь мне помочь, когда сам Бог молчит? (Пауза.)
Так вот, я лгал, я не его избранник. Да и какой из меня избранник?
Кто заставил меня покинуть город? Кто поручал тебя найти? По
правде говоря, я сам себя избрал. Пришел просить тебя о милосердии
к братьям, зная, что ничего не добьюсь. Я передумал - и не оттого,
что у вас злобные рожи, просто теперь я вижу их наяву. Я хотел
чинить Зло, увидев вас, понял, что и впрямь причиню его. Знаешь ли
ты, что я ненавижу бедняков?
     Гец. Да, знаю.
     Генрих. Почему они бегут от меня, когда я им протягиваю
руки? Почему страдания их всегда неизмеримо больше моих? Господи,
как мог ты допустить, чтобы на свете были бедняки! Почему не
сделал ты меня монахом? Там, в монастыре, я был бы твой, но как
быть нераздельно твоим, когда люди подыхают с голоду? (Гецу.) Я
пришел, чтобы выдать их тебе, надеясь, что ты их истребишь, и
тогда я смогу позабыть, что они жили.
     Гец. Ну и что же?
     Генрих. Я передумал, в город ты не войдешь.
     Гец. А что, если на то была Господня воля, если Господь
хотел, чтобы ты впустил нас в город? Так послушай: ты промолчишь -
и священники погибнут этой ночью, наверняка погибнут. А бедняки?
Ты думаешь, выживут? Осаду я не сниму. Через месяц в Вормсе все
передохнут с голоду. Ты не властен решать - жить или умереть. Ты
можешь только выбрать, как им умирать. Так выбирай же скорую
смерть, они только выгадают, погибнув этой ночью, прежде чем
перебьют священников. Умрут, не замарав рук, и все окажутся на
небесах. Если ты оставишь им несколько недель, они запятнают себя
кровью и отправятся в ад. Послушай, поп, а вдруг это дьявол велит
тебе продлить их земную жизнь, чтоб они успели заслужить вечное
проклятие? (Пауза.) Скажи мне, как проникнуть в город?
     Генрих. Тебя нет.
     Гец. Что?
     Генрих. Тебя нет. Твои слова умирают прежде, чем я их
расслышу. Такие лица, как твое, не повстречаешь ясным днем. Я знаю
все, что ты мне собираешься сказать, все твои поступки предвижу.
Ты - мое создание, это я внушаю тебе твои мысли. Мне все это
снится. Все мертво, в воздухе разлиты сновидения.
     Гец. Значит, ты тоже снишься мне, я тебя насквозь вижу,
настолько, что ты мне уже надоел. Осталось только выяснить, кому
из нас кто снится.
     Генрих. Я не покидал города! Не выходил из него. Мы играем
перед намалеванными декорациями. Что ж, ты мастер говорить, играй
комедию! Знаешь ли ты роль? Я-то свою знаю: говорить "нет! нет!
нет! нет! нет!" Ты молчишь. Это наваждение, обыкновенное
наваждение, да к тому же еще нелепое. Что бы я стал делать в
лагере Геца? (Указывает на город.) Если бы только эти огни
погасли! Почему этот город виден там, вдали, если я не выходил за
его пределы? (Пауза.) Да, дьявольское искушение! Только не знаю
какое. (Гецу.) Одно мне ясно: я вижу дьявола. Спектакль начнется
фантасмагорией, а потом пойдут рожи.
     Гец. Ты его уже видел?
     Генрих. Чаше, чем ты свою мать.
     Гец. Я на него похож?
     Генрих. Ты? Бедняга! Ты просто шут.
     Гец. Шут?
     Генрих. Без шута не обойтись! Его роль - мне перечить. Я...
(Пауза.) Я победил.
     Гец. Что?
     Генрих. Я победил. Гаснет последний огонек. Исчезает
дьявольское видение - Вормс. Постой, сейчас и ты исчезнешь,
страшному наваждению придет конец. Ночь. Повсюду ночь... Какой
покой!
     Гец. Продолжай, поп, продолжай! Я знаю все, что ты мне
скажешь. Год назад... О да, мой брат, я знаю, как хотелось бы
вместить в себя всю эту ночь! Как я хотел того же.
     Генрих (бормочет). Где же я проснусь?
     Гец (внезапно смеется). Ты уже проснулся, штукарь! И знаешь
это. Все наяву - взгляни же на меня, дотронься до меня! Здесь я,
во плоти. Взгляни! Вот и луна показалась, вот снова твой
дьявольский город выступает из мрака. Взгляни-ка, разве это
призрак? Ведь это настоящая скала. И настоящие укрепления. Это
настоящий город, в нем настоящие жители, а ты настоящий предатель.
     Генрих. Предателем становишься, когда предашь. Зря
стараешься, я не предам.
     Гец. Предашь, раз ты предатель. Послушай, поп, ведь ты уже
предатель. Две стороны дерутся, а ты хочешь в одно и то же время
быть и за тех и за других. Значит, ведешь двойную игру. Значит,
говоришь на двух языках. Страдания бедняков на церковном языке -
это испытание, а по-немецки - беззаконие, несправедливость. Что
изменится для тебя, если ты впустишь меня в город? Станешь
предателем? Но ты уже предатель, только и всего. Предатель,
который совершает предательство,- это предатель, который приемлет
себя.
     Генрих. Откуда ты все это знаешь, если не я внушил тебе эти
слова?
     Гец. Я тоже предатель. (Пауза.) Я уже прошел тот путь,
который предстоит пройти тебе. Ты только взгляни на меня, разве у
меня не цветущий вид?
     Генрих. Вид у тебя цветущий, потому что ты следуешь своей
натуре. Все незаконнорожденные - предатели, уж это известно, а я
не из ублюдков.
     Генрих (хочет ударить его, но сдерживается). Помни: кто
назвал меня ублюдком, больше не раскрывает рта.
     Генрих. Ублюдок!
     Гец. Поп! Поп, ну образумься! Не то я отрублю тебе уши.
Впрочем, это не поможет - язык-то у тебя останется! (Внезапно
обнимает его.) Люблю тебя, мой брат. Мы оба появились на свет вне
закона. Чтобы породить тебя, попам пришлось переспать с Нищетой.
Зловещий акт. (Пауза.) Конечно, ублюдки предают. Что они, по-
твоему, еще могут делать? Я с самого рождения раздвоился: мать
отдалась босяку; я как бы из двух половинок, которые никогда не
склеишь, одна другой противна. А разве ты лучше меня? Полупоп,
полубедняк - из этого еще ни разу не получался цельный человек.
Нас нет, и у нас ничего нет. Законнорожденные дети даром радуются
жизни на земле. Но это ни тебе, ни мне не дано. С детства я гляжу
на мир сквозь замочную скважину. В мире у каждого свое место. Но
для нас места нет, мы изгои. Откажись от мира, который не хочет
тебя знать. Твори Зло! Увидишь, как тебе станет легко.

     Входит офицер.

     Чего ты хочешь?
     Офицер. Прибыл посланец архиепископа.
     Гец. Пусть войдет.
     Офицер. Он принес вести. Противник оставил семь тысяч
убитыми. Это отступление.
     Гец. А мой брат?

     Офицер хочет что-то сказать ему на ухо.

     Не подходи ко мне и говори громко.
     Офицер. Конрад убит.

     С этой минуты Генрих начинает пристально вглядываться в
Геца.

     Гец. Вот так. Нашли ли его тело?
     Офицер. Да.
     Гец. В каком виде, отвечай!
     Офицер. Оно обезображено.
     Гец. Удар шпаги?
     Офицер. Волки.
     Гец. Какие волки? Здесь есть волки?
     Офицер. Арнгеймский лес...
     Гец. Хорошо. Дайте мне закончить одно дело, и мы направим
против них целую армию. Я истреблю всех волков Арнгейма. Ступай!

     Офицер уходит. Пауза.

     Умер без причастия. Волки обгрызли его лицо. Но видишь, я
улыбаюсь.
     Генрих (мягко). Зачем ты его предал?
     Гец. Люблю завершенность... Поп, я сам стал тем, чем стал.
Не моя заслуга, что я не знал отца, но званием братоубийцы я
обязан лишь самому себе. (Пауза.) Теперь он мой, только мой.
     Генрих. Кто? Что?
     Гец. Дом Гейденштамов. Им теперь конец. Весь род теперь
сведен ко мне, от Альбериха - основателя, до Конрада - последнего
наследника. Взгляни-ка на меня. Я - фамильный склеп. Отчего ты
смеешься?
     Генрих. Я думал, этой ночью увижу дьявола. Теперь, пожалуй,
мы вдвоем его увидим.
     Гец. Плевать мне на дьявола. Он только берет чужие души, но
не обрекает их на проклятие. Я хочу иметь дело только с Господом.
Ведь на него пошли и чудовища и святые. Бог видит меня, знает, что
я убил своего брата, и сердце его кровоточит. Да, Господи, все
верно - я его убил. А что ты можешь против меня? Я совершил
страшнейшее из преступлений, а Бог справедливости меня не может
покарать. Уже больше пятнадцати лет, как он меня проклял. Что ж,
на сегодня хватит, сегодня праздник. Я буду пить.
     Генрих (приближаясь к нему). Держи! (Достает из кармана ключ
и протягивает его Гецу.)
     Гец. Что это?
     Генрих. Ключ.
     Гец. Какой ключ?
     Генрих. Ключ от Вормса.
     Гец. Я же сказал, что на сегодня хватит. Черт побери! Ведь
он мой брат. Не каждый день хоронишь брата, я могу себе позволить
отпуск до завтра.
     Генрих (приближается к нему). Трус!
     Гец (останавливаясь). Взяв ключ, я все сожгу.
     Генрих. В самой глубине ложбины большая белая скала. У
подножия прикрытая кустарником дыра. Войдешь в подземный ход и
обнаружишь дверь - откроешь ее этим ключом.
     Гец. Как тебя полюбят твои бедняки! Как они тебя
благословят!
     Генрих. Мне теперь все равно, теперь я погиб... Но тебе,
ублюдок, я доверяю своих бедняков. Выбирай!
     Гец. Ты сказал, что стоит лишь взглянуть на мою рожу...
     Генрих. Я ее плохо разглядел.
     Гец. А что ты видишь теперь?
     Генрих. Вижу, что ты противен самому себе.
     Гец. Это верно. Но только ты не слишком обольщайся. Я уже
пятнадцать лет себе противен. Разве ты не понял, что Зло -
единственное, ради чего я живу? Дай мне этот ключ! (Берет ключ.)
Что ж, поп, ты врал себе до самого конца. Решил, будто тебе
удастся скрыть от себя собственное предательство, и под конец ты
все же предал: ты выдал Конрада.
     Генрих. Конрада?
     Гец. Не беспокойся. Ты так походишь на меня, что я тебя
Принял за самого себя. (Уходит.)

                         Картина третья

     Палатка Геца. Сквозь щель в свете луны виден раскинувшийся
вдали город.

        "ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ"

     Третий офицер, Герман, Катерина.
     Герман входит и пытается спрятаться за походной кроватью.
Его голова и тело исчезают, виден лишь толстый зад. Катерина
входит и, подойдя к нему, дает ему пинка. Герман в растерянности
вскакивает. Катерина хохочет и отступает.

     3-й офицер. Если ты закричишь...
     Катерина. Если я закричу, тебя схватят и Гец велит тебя
повесить. Лучше поговорим. Что ты хочешь с ним сделать?
     Офицер. Будь у тебя в жилах кровь, ты, распутница, давно бы
уже все сделала сама. Хватит! Убирайся и благодари Бога, что за
тебя все сделают другие.
     Катерина. А что будет со мной, когда он умрет? Весь лагерь
набросится на меня.
     Офицер. Мы дадим тебе бежать.
     Катерина. А денег дадите?
     Офицер. Немножко дадим.
     Катерина. Дайте денег, и я пойду в монастырь.
     Офицер (смеясь). Ты? В монастырь? Если тебе по нраву женское
общество, лучше поступай в бордель. У тебя такие бедра... сможешь
кучу золота заработать... Решай! От тебя я требую лишь молчания.
     Катерина. Можешь не беспокоиться. Я тебя не выдам. Но вот
позволю ли его зарезать?.. Неизвестно.
     Офицер. Почему?
     Катерина. У нас с тобой разные интересы, капитан. Честь
мужчины на острие шпаги, ее всегда защитишь. А меня он превратил в
потаскуху, это труднее исправить. (Пауза.) Ночью город будет взят.
С войной покончено. Все разбредутся. Он придет сюда, и я спрошу
его, как он намерен со мной поступить. Если он оставит меня при
себе...
     Офицер. Гец оставит тебя при себе?! Да ты с ума сошла! Что
он станет с тобой делать?
     Катерина. Если он оставит меня, ты к нему не прикоснешься.
     Офицер. А если он тебя прогонит?
     Катерина. Что ж, тогда он твой. Если я крикну: "Ну, пеняй на
себя!" - выходи из укрытия, он в твоих руках.
     Офицер. Не нравится мне это: не люблю, когда дело зависит от
юбки.
     Катерина (все это время посматривавшая наружу). Ну что ж,
тогда тебе придется встать на колени и просить его о пощаде. Вот
он.

     Герман быстро прячется. Катерина смеется.

        "ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ"

     Гец, Катерина, Герман в  укрытии, позже Франц.

     Гец (входя). Чему ты смеешься?
     Катерина. Своим снам. Видела тебя мертвым, с кинжалом в
спине. (Пауза.) Ну, он заговорил?
     Гец. Кто?
     Катерина. Поп.
     Гец. Какой поп? Ах, да, конечно.
     Катерина. Значит, сегодня ночью?
     Гец. Тебя это не касается! Сними с меня сапоги!

     Катерина снимает с него сапоги.

     Конрад убит.
     Катерина. Знаю. Весь лагерь об этом знает.
     Гец. Дай мне вина! Это нужно отпраздновать.

     Катерина подает ему вино.

     И ты тоже пей.
     Катерина. Не хочу.
     Гец. Пей! Черт возьми, сегодня праздник.
     Катерина. Чудесный праздник: начался убийством, кончится
побоищем.
     Гец. Самый лучший праздник за всю мою жизнь. Завтра я
отправлюсь в свои поместья.
     Катерина (взволнованно). Так скоро?
     Гец. Так скоро! Вот уже тридцать лет, как я мечтаю об этом.
Больше и дня не стану ждать.

     Катерина кажется встревоженной.

     Тебе нехорошо?
     Катерина (овладевая собой). Ты заговорил о своих землях, а
тело Конрада еще не остыло.
     Гец. Вот уже тридцать лет, как я владею ими тайно.
(Поднимает свой бокал.) Пью за свои земли, за свой замок. Чокнись
со мной.

     Она молча поднимает бокал.

     Говори: пью за твои земли!
     Катерина. Нет.
     Гец. Отчего же, девка?
     Катерина. Они не твои. Разве, убив брата, ты перестал быть
незаконнорожденным?

     Гец смеется и хочет ударить ее. Она уклоняется от пощечины и
хохочет, откинувшись назад.

     Земли передаются по наследству.
     Гец. Да меня хоть озолоти, я не принял бы наследства. Своим
я считаю лишь то, что беру сам. Ну, пей же, не то рассержусь.
     Катерина. За твои земли! За твой замок!
     Гец. Пусть по замку ночами бродят разгневанные призраки.
     Катерина. Конечно, комедиант. Что бы ты стал делать без
публики? Пью за призраков! (Пауза.) Итак, мой милый, твое лишь то,
что ты сам взял.
     Гец. Только это.
     Катерина. Но кроме замка и поместий ты владеешь еще
сокровищем, которому нет цены, ты как будто совсем о нем позабыл.
     Гец. Что за сокровище?
     Катерина. Это я, мой дорогой. Разве ты не взял меня силой?
(Пауза.) Что же ты намерен делать со мной?
     Гец (глядя на нее, думает). Заберу с собой.
     Катерина. Заберешь с собой? (Шагает в нерешительности.)
Зачем ты берешь меня с собой? Чтобы поселить потаскуху в
историческом замке?
     Гец. Да, и положить тебя в постель моей матери. (Пауза.)
     Катерина. А если я откажусь, если не пойду за тобой?
     Гец. Надеюсь, ты не станешь отказываться.
     Катерина. Ага, значит, увозишь меня силой? Это мне нравится.
По своей воле мне идти за тобой стыдно. (Пауза.) Почему ты всегда
стремишься силой взять то, что тебе, быть может, отдали бы даром?
     Гец. Чтобы быть уверенным, что я свое получу в любом случае.
(Подходит к ней.) Взгляни на меня, Катерина! Что ты скрываешь от
меня?
     Катерина (быстро). Я? Ничего!
     Гец. Ты с некоторых пор переменилась. Ведь ты меня все так
же ненавидишь?
     Катерина. Будь спокоен. Все так же.
     Гец. И все еще во сне мечтаешь меня убить?
     Катерина. Не раз за ночь.
     Гец. И ты всегда помнишь, что я осквернил и унизил тебя?
     Катерина. Всегда.
     Гец. Ты с отвращением переносишь мои ласки?
     Катерина. Они меня приводят в дрожь.
     Гец. Великолепно! Если бы ты сказала, что испытываешь
блаженство в моих объятиях, я тотчас же прогнал бы тебя.
     Катерина. Но...
     Гец. Я ничего не хочу принимать, даже любви женщины.
     Катерина. Почему?
     Гец. Я слишком многое брал от других. Вот уже двадцать лет,
как все милостиво дают мне подачки. Жалуют даже воздух, которым
дышу. Незаконнорожденный должен целовать кормящую его руку. О!
Теперь я буду давать сам! Как я буду щедр!
     Франц (входя). Посланец его преосвященства здесь.
     Гец. Пусть войдет.

     Франц уходит.

        "ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ"

     Те же и банкир.

     Банкир. Я Фукр.
     Гец. Я Гец, а ее зовут Катериной.
     Банкир. Счастлив приветствовать столь великого полководца.
     Гец. Рад приветствовать столь богатого банкира.
     Банкир. Я принес вам три превосходнейшие вести.
     Гец. Архиепископ победил, мой брат мертв, его имение стало
моим. Не так ли?
     Банкир. Совершенно верно. Что ж, я...
     Гец. Отпразднуем это. Вы выпьете с нами?
     Банкир. Мой желудок больше не переносит вина. Я...
     Гец. Не хотите ли эту красивую девушку? Она принадлежит вам.
     Банкир. На что она мне - я слишком стар.
     Гец. Бедная Катерина! Он тебя не хочет. (Банкиру.) Может, вы
предпочитаете мальчиков? Я пришлю вам вечером к вашей палатке.
     Банкир. Нет, нет! Никаких мальчиков! Никаких мальчиков. Я...
     Гец. А что вы скажете о ландскнехте? Есть у меня один - рост
шесть футов, лицо заросло волосами - ни дать, ни взять Полифем.
     Банкир. О! О! Только не...
     Гец. В таком случае мы одарим вас славой. (Зовет.) Франц!

     Появляется Франц.

     Ты проведешь банкира через лагерь. Пусть солдаты кричат: "Да
здравствует банкир!" Пусть кидают вверх шапки.

     Франц уходит.

     Банкир. Я вам весьма обязан, но мне хотелось бы сначала
побеседовать с вами наедине.
     Гец (удивленно). Но разве мы с самого начала не наедине?
(Показывая на Катерину.) Ах, она? Ну, она вроде комнатной
собачонки, говорите без стеснения.
     Банкир. Его преосвященство архиепископ всегда отличался
миролюбием, вы знаете, что ваш покойный брат повинен в этой
войне...
     Гец. Мой брат! (С яростью.) Если бы эта старая кляча не
довела его до крайности...
     Банкир. Господин...
     Гец. Позабудьте о том, что я вам сейчас сказал. Я был бы вам
признателен, если бы вы не касались имени моего брата. В конце
концов я ношу по нему траур.
     Банкир. Итак, его преосвященство решил отметить воцарение
мира исключительными мерами милосердия.
     Гец. Браво! Он решил открыть тюрьмы?
     Банкир. Нет.
     Гец. Желает ли его преосвященство, чтобы я освободил от
наказания тех солдат, которых решил покарать?
     Банкир. Несомненно, его преосвященство этого желает. Но
задуманная его преосвященством амнистия носит более широкий
характер: его преосвященство желает распространить ее на жителей
Вормса.
     Гец. Ах, вот как!
     Банкир. Его преосвященство решил не карать их столь строго
за временные заблуждения.
     Гец. Что ж, превосходная мысль.
     Банкир. Неужели мы договорились? Так быстро?
     Гец. Да, окончательно договорились.
     Банкир (потирает руки). Так, прекрасно; вы разумный человек.
Когда вы намереваетесь снять осаду?
     Гец. Завтра все будет кончено.
     Банкир. Завтра? Это все-таки немного рано. Его преосвященство
желает вступить в переговоры с осажденными. Если ваша армия пробудет
под стенами города еще несколько дней, это облегчит переговоры.
     Гец. Понятно. А кто же будет вести переговоры?
     Банкир. Я.
     Гец. Когда?
     Банкир. Завтра.
     Гец. Невозможно.
     Банкир. Почему?
     Гец. Катерина, сказать ему?
     Катерина. Конечно, мое сокровище!
     Гец. Ты ему и скажи. Я просто не смею, это его слишком
огорчит.
     Катерина. Завтра, банкир, все горожане будут мертвы.
     Банкир. Мертвы?
     Гец. Все.
     Банкир. Все мертвы?
     Гец. Умрут все. Этой ночью. Видите ключ? Это ключ от города.
Через часок мы начнем их убивать.
     Банкир. Всех? Даже богачей?
     Гец. Даже богачей.
     Банкир. Но вы одобряли милосердие архиепископа...
     Гец. Я его и сейчас одобряю. Он оскорблен и он священнослужи-
тель - вот две причины для прощения. Ну а зачем должен прощать я?
Жители Вормса меня не оскорбляли. Нет, нет, я солдат, значит, должен
убивать. И буду убивать, как велит мне мой долг. А