рила - новые песни должны продлить ее жизнь на эстраде...
     В  принципе  нынешний репертуар  мало чем  отличался  от прошлогоднего.
Единственное,  чего ей не хватало,  -  так это веселых, шуточных  песен. При
всей серьезности  и  разнообразии репертуара от  него веяло какой-то осенней
грустью. Когда Анна узнала, что  композитор Владимир Шаинский специально для
нее  написал  шуточную песню "А  он  мне  нравится",  она  тут  же,  оставив
нераспакованными вещи в гостинице "Россия", уехала на встречу с ним.
     Шаинский  встретил Анну  радостно,  говорил,  что  давно  мечтал с  ней
познакомиться  и  просто не верит, что исполнительница "Надежды" споет и его
песню. При  этом он доверительно  сообщил, что  несколько дней назад показал
песню  на художественном совете  и ее  не приняли. Потом он сел за  рояль  и
заиграл  очень простенький мотив, при  этом какой-то невероятно прилипчивый,
запоминающийся мгновенно.
     "Мне говорят, он маленького роста..." Анна  засмеялась от неожиданности
и сразу же решила, что  песню обязательно возьмет. Когда же она дослушала до
конца, то захлопала в ладоши и расцеловала Шаинского.
     - Через два, самое  позднее через три дня я буду  петь в  концерте вашу
песню. Обязательно! Она мне очень нужна!
     Авторская  аранжировка  Бояджиеву  не понравилась.  Ее  заново  написал
пианист  Рышард  Сивы. И действительно, через  три дня  Анна  исполнила свой
новый шлягер со  сцены  в Ленинграде.  Прошла  она в концерте хорошо,  но не
более  того...  Пока  что задорная  шлягерная  строчка "А  он  мне нравится,
нравится,  нравится"  не  давала  ожидаемого эффекта.  Она  опять  вспомнила
музыкального критика из  Варшавы, убеждавшего,  что  в концерте могут удачно
пройти лишь "узнаваемые" песни,
     Вообще концерты проходили хорошо. Залы были переполнены. Ей приходилось
бисировать по двадцать -  двадцать  пять минут,  и,  несмотря на  физическую
усталость,  Анна чувствовала  себя  отлично. Она  испытывала  необыкновенный
подъем,  сразу  как-то забылись  и вчерашнее  настроение, и все неурядицы  в
Польше.
     К  сожалению,  не  оправдала   надежд  молодая  певица,   которую  Анна
пригласила на  гастроли. Анна не  столько  сердилась,  сколько переживала за
нее.  Семнадцатилетняя сероглазая  девочка с прекрасными  вокальными данными
после  концертов  засиживалась в барах и  ресторанах  до  поздней ночи, а на
следующий день, ссылаясь на  головные боли, отказывалась от  концертов. Анна
надеялась,   что  ее  участие  поможет,   даст  возможность  хоть   капельку
передохнуть, - не получилось. Нагрузка увеличивалась.
     Новый тяжелый приступ настиг ее в  конце сентября,  когда  гастроли уже
подходили  к концу.  Беременность  была  заметна,  и Анна сшила себе широкую
юбку, так  что из зала она казалась лишь слегка располневшей. Опять вызывали
"скорую",  делали  уколы,  врачи  советовали  отменить  концерт, но  она  не
согласилась.
     - Работа - мой лучший лекарь. Да и потом он (или она) ведет себя лучше,
когда я работаю.
     Понайот Бояджиев,  который знал о визите врачей,  на сцене  наблюдал за
Анной и теперь просто не верил своим глазам.
     Она была такой легкой, изящной, светящейся счастьем и здоровьем! Каждую
ее реплику,  каждую ее песню зал  встречал дружными  аплодисментами,  и  она
охотно  выполняла  просьбы  зрителей. Пела  на  бис  "Надежду",  "А  он  мне
нравится",  несколько  польских  песен...  "Гори,  гори,  моя  звезда"  Анна
исполнила в самом конце, и люди стоя приветствовали любимую певицу.
     Потом она лежала на диванчике в артистической, не в силах выговорить ни
слова.  Еще  один  приступ случился  на  следующий  день  в  самой  середине
концерта,   и  она,  сконцентрировав   волю,  пересиливая   боль,  закончила
концерт...  Рядом  сидела  перепугавшаяся,  бледная  Качалина, глядя на  нее
беспомощными, полными жалости глазами.
     - Ничего, не беспокойся ты так, Анечка, - шепотом  успокаивала  подругу
тезка из Польши. - Сейчас все пройдет, все будет хорошо...
     Анну отвезли в  гостиницу, иона пролежала  в  кровати почти сутки  - до
завтрашнего концерта.
     А еще через день на "Мелодии" начались записи. Она все делала с первого
дубля. Записала  "А  он мне  нравится", "Осеннюю песню" и "Письмо Шопену" П.
Бояджиева,  "И меня пожалей" А.  Пахмутовой и "Вы хотели мне что-то сказать"
Е. Птичкина. Пела она под рояль, играл  пианист  из ансамбля "Мелодия" Борис
Фрумкин. Она  впервые видела  такого потрясающего музыканта.  Он  играл, как
целый оркестр: клавиши под его пальцами  становились просто волшебными. Анна
даже  пожалела, что  запись  была  такой недолгой.  Потом,  после  короткого
перерыва,  выпив  несколько  глотков  чая, она  записала с оркестром  "Из-за
острова на стрежень" и "Гори, гори, моя звезда".
     - Ну вот,  Анечка, -  облегченно проговорила Качалина, -  в песне  мы с
тобой сделали почти все. Теперь можно и детей воспитывать...
     Она  действительно  собиралась  сразу же  после  возвращения из  Москвы
заняться  собой,  поскольку врачи  говорили, что  и  возраст  и  последствия
катастрофы могут  сделать роды  опасными. Лучше было бы  лечь в больницу. Но
заботу о себе пришлось отложить. На аэродроме Збышек после первых же объятий
сообщил,  что  звонили из  Министерства культуры.  Ей предлагают поехать  на
восемь дней в Нью-Йорк вместе с группой музыкального театра. Именно ее очень
просят "прислать" американские поляки...
     - Как,  теперь  в  Америку?  -  удивленно  переспросила  Анна. -  Ты же
видишь...
     Но  поехать все  же  пришлось. Причем не через несколько дней, а  через
месяц.
     -  Погоди, -  смеясь,  пророчила  она мужу,  -  рожу  тебе в  Нью-Йорке
американца, вот будет весело!
     Товарищи  по  поездке  относились к Анне очень  внимательно, не  давали
нести чемодан, оставляли лучшее место в автобусе.
     В Нью-Йорке шел дождь и погода чем-то напоминала варшавскую. Их все так
же  горячо,  как  и пять  лет  назад,  принимали  американские  поляки.  Она
выступала хорошо, коллеги уверяли, что даже "слишком хорошо". Анна пела свои
песни   -  "Человеческую   судьбу",   "Быть   может":  "Быть  может,  где-то
далеко-далеко  лежит  лучшая страна и  там  красивее, богаче и  наряднее. Но
сердцу дороже всего песня над Вислой и песок Мазовша".
     И снова видела она слезы на глазах пожилых, поседевших, респектабельных
американских поляков.
     -  Оставайтесь,  Анна,   у  нас,  -  приглашал  ее  Михал   Ласковский,
импресарио.  - Ваш  ребенок  будет  стопроцентным  янки!  Да  и  вы  неплохо
устроитесь. Мы все вас здесь знаем и любим.
     - Нет, спасибо,  пан Михал,  - улыбалась Анна, - мне  бы скорее, скорее
домой, в кроватку...
     Здоровенького,  круглолицого  мальчишку Анна родила через  десять  дней
после  возвращения из Нью-Йорка,  родила  легко,  без каких-либо осложнений,
взглянула на него и тут же уснула счастливым, беззаботным сном.
     Новый,  1976 год они встречали втроем: она и два Збышека  - отец и сын.
Маленький Збышек уснул в восемь вечера, а проснулся без  четверти двенадцать
и  устроил  небольшой  концерт.  Правда,  вскоре  он  опять уснул,  позволив
взрослым предаться  новогодним размышлениям. А  родители были счастливы. Все
складывалось как нельзя лучше, и самое главное - ребенок родился здоровым.
     Наметившийся было "закат" отступил, и над творческой судьбой Анны опять
засияло солнце. Лучшим барометром в этом  плане был телефон. А он звонил без
умолку,  и  его снова  пришлось  отключить... Они  уже давно рассчитались  с
долгами и теперь, как вполне состоятельные люди, могли откладывать деньги на
дом.
     Одна мамина знакомая подыскала им девушку, недавно приехавшую в Варшаву
из деревни. Та согласилась помогать Анне по хозяйству.
     - Ну,  посмотрим, - весело  планировала Анна, - как пойдут дела.  Может
быть,  я смогу  опять  вернуться  на  сцену? Вот так - ухожу  и возвращаюсь,
возвращаюсь и снова ухожу...
     В  начале  февраля ей  позвонил корреспондент  Московского телевидения.
Представился: Александр Каверзнев.
     - К нам приходит очень много писем с просьбами рассказать о том, как вы
себя чувствуете, как ваш ребенок. И вообще - зрители хотят увидеть вас снова
на экране.
     - Я тоже очень  хочу  увидеть себя  на экране, - рассмеялась Анна, - но
боюсь, это будет не так скоро.
     - Если  вы согласитесь, это произойдет очень скоро, - сказал Каверзнев.
- Мы готовы приехать к вам домой хоть завтра.
     Оператор, осветитель  и сам  Каверзнев - обаятельный человек с открытым
лицом - приехали на следующий день в  одиннадцать  утра. Маленький Збышек не
спал,  но вел себя спокойно. Аппаратуру настроили  быстро. После съемок  они
пили  чай и  беседовали.  Каверзнев советовал  Анне не слишком  засиживаться
дома,  а постараться по  возможности скорее вернуться на  сцену. Он говорил,
что сам является  большим поклонником ее творчества, и  передал ей привет от
руководства Гостелерадио СССР.
     "Засиживаться  дома" ей  действительно не  хотелось. Да и  не пришлось.
Через две недели она  получила приглашение из Москвы сняться в телевизионной
передаче "Мелодии  друзей",  а  заодно  завершить работу над  телепрограммой
"Встреча  с  Анной  Герман",  которую  начали  снимать  во  время  последних
гастролей.
     Высокая  интересная женщина, энергичная,  оперативная,  по-журналистски
цепкая, умеющая  задать  интересный  вопрос, который требовал  неординарного
ответа,  -  Татьяна Коршилова.  Анна на своем веку видела многих ведущих, но
общение с Коршиловой было не только приятным, но и интересным для нее самой.
Татьяна не стала уговаривать  Анну петь под фонограмму, она приложила немало
усилий, чтобы в студии для оркестра были установлены специальные микрофоны и
можно было бы петь "живьем". Теперь осталось доснять конферанс. И передача с
новыми песнями советских композиторов была готова к выходу в эфир.
     Итак, Анна  опять  отправлялась  в Москву. И  значительно  раньше,  чем
предполагала. Збышек  уже  подрос,  и Анна теперь  могла  оставлять  его под
опекой мужа, мамы и энергичной помощницы Зоей.
     В Москве, в аэропорту Шереметьево, молоденькая таможенница,  прежде чем
выпустить Анну из зала прилетов, спросила:
     - Как ваш сын, не страшно вам его оставлять?
     - Страшновато, - весело ответила Анна, - да я ненадолго.
     Прямо с аэродрома  ее  повезли на  репетицию телевизионной  передачи  в
Останкино.  Программа была  международная,  и Анна повстречала  много добрых
знакомых,   Ее  познакомили  с   Аллой   Пугачевой,  которой   она  искренне
симпатизировала, видела ее по телевидению в Польше и обратила внимание на ее
самобытность, оригинальность, хорошие актерские данные.
     Анне понравилась  и певица из  Казахстана  Роза  Рымбаева,  молоденькая
девушка, с милым открытым лицом и с сильным характерным голосом.
     Анна пела "Возвращение романса"  Оскара Фельцмана - песню эту она знала
и  любила.  После репетиции они с Качалиной отправились  к  Шаинскому.  И та
напрямик сказала Анне, что  профессионалы песню "А он мне  нравится" ругают,
называют пошловатой  и,  главное, не отвечающей ее  стилю. Анна, как  могла,
защищалась:
     - Почему  же не моя, не кажется  ли тебе, Анечка,  что твою  подопечную
трактуют  слишком  односторонне?  Я  очень  соскучилась по  веселым  песням.
Надеюсь, что Володя мне приготовил еще что-нибудь.
     Она встречала немало разных композиторов - и польских, и итальянских, и
английских, и  болгарских - и была убеждена, что Владимир Шаинский - явление
в музыке незаурядное. Прекрасный мелодист, тонко  трактующий текст,  умеющий
передать самые разные состояния своих лирических героев, Шаинский  привлекал
Анну еще  и своим оптимизмом и жизнелюбием. Композитор решился  показать две
новые песни. Одна из  них - "Любви негромкие слова" -  была  мягкой, нежной,
лирической,  вторая  -  "Когда  цвели сады"  - задорно  ритмической,  чем-то
напоминающей  "А  он мне нравится".  Неожиданно  Анна  с  каким-то надрывом,
необычно для себя запела припев:  "Один  раз в год сады цветут, весну  любви
один раз ждут..."
     Шаинский остановился и с удивлением поднял на нее глаза.
     - Ого, - восторженно сказал он, - ну ты молодец, так и давай дальше! Ну
и  молодец!  - еще  раз повторил он  с  восхищением.  И  добавил: - Я  и  не
предполагал, что можно так исполнить.
     На этом день не  кончился.  Композитор  Роман  Майоров приехал  к ней в
гостиницу и показал фонограмму своей новой песни "Далек тот день...".
     Во второй половине  дня она отправилась к  Вячеславу Добрынину, который
специально для нее написал песню  "Белая черемуха". Ей было любопытно, какое
же  произведение  написано  "специально  для  нее".  Песня  оказалась  очень
симпатичной, современной по музыкальной фразе.  Договорились, что фонограмму
будет писать московский ансамбль "Лейся, песня".
     - Я приеду на запись фонограммы.
     - Ну зачем же? -  возразил  Добрынин. - Это будет долго и нудно. Сейчас
очень  важно   качество.  Писать  будем   на  отдельные  дорожки  -  гитары,
синтезатор, дудки, ударные, подпевки.
     И  тем  не  менее  на запись фонограммы в первое  тонателье Московского
телецентра она приехала к  самому началу записи. Анна не ожидала, что запись
продолжится так долго  - целых  семь часов!  Добрынин  был  недоволен  игрой
музыкантов. Полтора часа писали только подпевки. Ребята никак не могли спеть
правильно. Уставшей Анне показалось, что они не  запишут фонограмму никогда.
Когда же наконец записали, времени, отведенного  на запись, оставалось всего
десять минут,
     - Придется, - виновато проговорил композитор, - просить студию еще и на
завтра.
     - Разреши, Слава, я попробую, - попросила Анна.
     И, к изумлению  Добрынина и присутствующих  музыкантов, записала "Белую
черемуху" с первого раза! От начала до конца. Несведущий читатель, наверное,
не  знает, что почти все  современные  певицы записывают песню  не только по
куплетам, но и по предложениям, и даже по словам. Анна записала песню за две
минуты тридцать шесть секунд.  Добрынин  смотрел на Герман широко раскрытыми
восторженными глазами.
     - Аня, вы выдающийся профессионал! Вы великая певица!
     Потом Анна узнала,  что  музыкальному редактору  за эту запись пришлось
"объясняться" с руководством.
     Всего  три  дня  пробыла  Анна  в  Москве  и,  несмотря  на  физическую
усталость,  чувствовала себя хорошо:  записала несколько новых  песен, спела
восемь песен на телевидении,  встречалась с  композиторами  и теперь везла в
Польшу клавиры  новых произведений. Она думала  о том, какое большое счастье
для нее - встреча с Качалиной, сумевшей за  последние десять лет сделать для
нее  то,  чего она  не в состоянии  была сделать для  себя  в Польше:  найти
столько замечательных  песен,  которые сами собой  "пробивались"  в  большую
жизнь, сплетались с человеческими  судьбами, и люди искали в них поддержку и
вдохновение...


xxx

     - Опять в Америку! - эти слова Анна произнесла с  каким-то сожалением и
горечью в голосе, медленно опуская телефонную трубку...
     Збышек понял все: значит, звонили из министерства и надо ехать, вернее,
лететь за океан.
     - Надолго? - тихо спросил муж.
     -  На пять недель,  - ответила жена ровным голосом. - Не расстраивайся,
милый. Нет худа без добра. Нам ведь сейчас так нужны деньги на дом...
     За пять  месяцев  Збышек сильно подрос,  он уже  садился и  без  умолку
тараторил: "ма-ма-ма". Оставлять такого малыша на месяц и одну неделю - срок
долгий. Но ничего не поделаешь - надо работать, надо зарабатывать...
     "Нью-Йорк... Почему меня никогда не тянуло побродить по твоим улицам? -
думала Анна. - Осмотреть  твои достопримечательности, твои контрасты?  Может
быть, в  этом вечно  спешащем городе я  боюсь заблудиться, затеряться? Может
быть,  меня  подавляют  твои  небоскребы, твои ослепительные  рекламы,  твой
грохот и шум? Почему в Нью-Йорке я все время думаю о доме как о спасительном
оазисе? Почему  так жалею  своих  земляков,  ставших здесь американцами? Они
кичатся своим благополучием, своим состоянием. Но откуда эта щемящая тоска в
глазах?  Откуда   этот   оправдывающийся,   заискивающий  тон,   болезненная
ранимость, когда хоть в малой степени ставится под сомнение  их образ жизни,
откуда эта плохо скрытая, почти откровенная зависть, если ты вдруг говоришь:
"Слава богу, через две недели домой..."
     Дни тянутся, несмотря на постоянную  спешку, медленно и  нудно. Автобус
стал  почти  что  домом.  В  нем  проводишь  все время.  Он  несет  тебя  по
превосходным американским магистралям из города в город, из клуба в клуб. Ты
уже  перестаешь  ориентироваться, где  ты, в  каком городе,  в  каком клубе.
Кажется, ты уже здесь была, вроде бы и публика тебе знакома. "Нет, - уверяют
тебя, - мы, правда,  много  слышали о вас,  а вот видим  впервые". Во  время
концертов  отдыхаешь,  на  короткое время  обрываешь  суету  и зовешь  своих
слушателей совсем в другой мир - тепла, любви, доверия, искренности, красоты
и поэзии.  Несколько раз  Анна звонила домой.  В телефонной  трубке  слышала
веселый голос Збышека  - с сыном все  в  порядке, он не болеет, веселенький,
только очень скучает по маме:
     - Приезжай скорее, мы тебя совсем заждались!
     Но "скорее" нельзя. Существует  контракт,  существуют  обязательства, и
они  должны  быть  выполнены. Сегодня после  концерта  к Анне  подошел  Юрек
Ружицкий,  когда-то  известный  в  Польше  танцор,  бывший  солист  ансамбля
"Шлёнск". Во время  гастролей "Шлёнска" в США он вступил в "законный" брак с
дочерью разбогатевшего мясника, выходца из Польши. Правда, в ансамбле у него
осталась  тоже  вполне законная  и  любящая жена,  а в  Варшаве -  маленький
ребенок. Юрек был из бедной семьи. Работа в "Шлёнске" позволила ему купить и
отличную квартиру  в  столице, и "мерседес". Но он мечтал о большем - и  вот
теперь этого "большего" достиг: стал владельцем маленькой ткацкой фабрики, в
его распоряжении кроме двух "фордов" было еще и несколько грузовиков. Он так
настойчиво  просил Анну побывать  у него в  гостях, что Анна не нашла в себе
сил отказаться. Юрек привез ее к себе домой, возбужденный и счастливый.
     - Знаешь, кто у нас в гостях? - обратился он  по-польски к жене. - Анна
Герман!  Да-да, я не оговорился! Та самая  Анна Герман, чьи  пластинки  мы с
тобой так любим слушать.
     Просторная квартира в одном из богатых  районов Чикаго  была обставлена
просто и со вкусом. Стены украшали картины кисти итальянских художников.
     -  Подлинники!  -  похвастался  Юрек.  -  Стоят  целое  состояние.  Все
застрахованы.
     Впервые  за  многие  гастрольные  поездки  в   США  Анна  ела  вкусное,
по-домашнему приготовленное мясо с жареным луком.
     -  Ты, конечно,  не  поверишь,  Анна, - откинувшись в кресле и  закурив
сигару, медленно говорил хозяин, - сколько ты значишь лично для меня... Твой
голос,  твои  песни  помогают  мне расслабиться  после  тяжелой работы,  и я
отдыхаю душой.
     "Ну вот,  - подумала  Анна,  - оказывается, мое  пение  нужно для того,
чтобы этот новоиспеченный янки мог расслабиться..."
     Он угадал иронию в ее глазах.
     - Ты не смейся, здесь, в Штатах, в большой цене искренность...
     Юрек напивался на глазах, вливая  в себя  стакан  за стаканом  польской
"Выборовой", и наконец решился:
     - Ты давно не видела Марию? - полушепотом спросил  он, когда жена вышла
в соседнюю комнату, чтобы покормить пятилетнего сына.
     - Давно, - ответила Анна.
     - Жизнь меня  наказала!  -  обхватив  голову  руками, жаловался Юрек. -
Наказала... Все бы отдал, все, что есть, лишь бы обратно!
     - Так в чем дело? Возвращайся!
     Он  произнес нечто  вроде "ух"  или  "ох", погрозил  кому-то  пальцем и
устало повесил голову, положив вялые руки на стол.
     Анна сидела и думала: ради чего все-таки Юрек  так настойчиво звал ее к
себе?  Похвастаться перед женой,  что у них в  гостях их