институте. И все. Я не
знаю, сколько положено иметь друзей. Хорошо, что они есть. Хорошо, что я
встретил Толяна.
   Мне трудно о нем писать. Любая правда выглядит подозрительной. Он был
взрослый и застенчивый. Он стеснялся своего роста и бритого  подбородка.
Иногда на него "находило", и Толян начинал молотить классную доску сери-
ями боксерских ударов. В классе жила легенда о том, как Толян занял пер-
вое место в городе по боксу. Это было в четвертом классе. Толян оказался
единственным в своей возрастно-весовой категории. Физрук выставил его  и
не промахнулся. Наверное, он был уникальным чемпионом по боксу,  который
никого никогда не ударил.
   Его любили и уважали. Он был бессменным старостой нашего класса.  До-
вольно быстро мы перешли от обмена деталями к совместной работе.  Каждый
наш проект назывался "утопией" и имел  порядковый  номер.  Некоторые  из
утопий осуществлялись. Например, мы радиофицировали школу и  обслуживали
школьные танцы, сидя в радиорубке. Наши экспонаты регулярно выставлялись
на технических конкурсах.
   Учительница физики Глория Федоровна гордилась нами и просила  очеред-
ной экспонат перед каждой городской  выставкой.  Снабжать  нас  деталями
Глории Федоровне не приходило в голову, несмотря на то,  что  физический
кабинет был набит списанной с флота техникой.
   Детали приходилось красть.
   Честность Толяна была изумительной. Тем не менее он шел на операции в
интересах дела. Мы оставались в физическом кабинете после уроков.  Толян
как наиболее честный из нас беседовал с Глорией Федоровной об  очередном
физическом законе. Это радовало физичку, и они совместно обсуждали  тон-
кости. Я делал вид, что ждал друга. На самом деле  я  выполнял  черновую
техническую работу.
   Прислушиваясь к их голосам, я бродил по кабинету с  кусачками  и  от-
верткой в кармане. Я работал профессионально. Откусить от схемы  конден-
сатор или сопротивление, вынуть из панельки лампу,  отвинтить  дроссель,
сунуть за пазуху прибор непонятного назначения - все это было делом  се-
кунд. Толян не успевал исчерпать запас знаний Глории Федоровны, а я  уже
был заполнен деталями. Мы вежливо прощались и шли делить добычу.
   Через месяц детали возвращались в физкабинет в виде звукового генера-
тора, приемника или УКВ-радиостанции. Глория Федоровна торжественно нес-
ла их на выставку. Школа получала дипломы. Ни разу ни одна из похищенных
деталей не была опознана Глорией Федоровной. Это утешало нашу совесть.
   Мы модернизировали процесс подсказки. В классе, в щелях между полови-
цами, мы протянули провода, которые кончались контактами у доски. В  по-
дошвах своих башмаков мы тоже сделали контакты. Тонкие провода вели  под
одеждой от ботинок к воротнику, где был спрятан маленький телефон.  Сис-
тема была примитивной, но работала. Правда, трудно было одеваться с про-
водами.
   Еще труднее было попасть ботинками на контакт у доски.
   Толян водил машину и знал ее назубок. Он умел работать на станках. Он
мог сделать своими руками любую деталь любого технического прибора.  Мне
не хватало терпения, я чаще генерировал идеи, чем доводил их до  блеска.
По-моему, мы хорошо дополняли друг друга. Толян научил меня  тому,  чему
не успел научить старшина-сверхсрочник.
   Толян любил девочку из нашего класса. Мне казалось, что он излишне ей
предан и давно пора выкинуть ее из головы. Но Толян ходил с нею до деся-
того класса, и она привыкла к нему. Они  вместе  поступили  в  институт,
проучились до конца и стали работать в одном институте.
   А потом она вышла замуж за другого. Через некоторое время  женился  и
Толян. Это произошло уже гораздо позже моего отъезда из Владивостока. Не
знаю - что у них там произошло. Мы никогда не разговаривали с Толяном на
такие темы.
   В возрасте двадцати семи лет Толян утонул в Амурском  заливе,  поехав
на рыбалку. Он не увидел своего сына, который родился через  пять  меся-
цев. Сына назвали Толей.
   Комплекс полноценности
   Живя в доме за железным забором, я  остро  чувствовал  свой  комплекс
полноценности. У меня было все, чего можно пожелать. Здоровье,  недурная
внешность, обеспеченные родители, отдельная комната для занятий, увлече-
ния делами и любовные (о них вскоре), друг и товарищи,  брат  и  сестра.
Часовой с карабином охранял мой сон.
   Я знал, что многие мои одноклассники этого не имеют.
   Отношение школьных учителей ко мне было двояким.  Одни  относились  к
комплексу спокойно, а другие нет. Последние не  упускали  случая,  чтобы
кольнуть меня высоким положением отца. Мол, некоторые полагают,  что  им
все дозволено. Это меня огорчало и было ложкой дегтя в бочке моего комп-
лекса.
   Среди сверстников по-прежнему ценились личные  качества:  сила,  лов-
кость, смелость, предприимчивость.
   И опять же, как и в детстве, я страстно хотел завоевать авторитет то-
варищей личными качествами. На этот раз я избрал не курение и матерщину,
а нечто совершенно противоположное. Я избрал спорт.
   Я записался в секцию легкой атлетики и начал регулярно ее посещать.
   Очень скоро я открыл в себе новые качества: азарт и честолюбие.  Сей-
час я понимаю, что они необходимы и полезны. В разумной  мере,  конечно.
Но тогда я испытывал неловкость, потому что приписал их тому же комплек-
су полноценности.
   Я с азартом вступал в любые состязания и непременно  хотел  их  выиг-
рать. Конечно, я немного хитрил. Я уклонялся  от  состязаний,  требующих
грубой силы - толкания ядра, например - и с удовольствием соревновался в
беге, прыжках, спортинвых играх, требующих ловкости, быстроты и  сообра-
зительности. У меня обнаружились хорошие физические данные.
   Таким образом, испытывая некоторую неловкость от наличия комплекса, я
всеми силами старался его укрепить. И мне это удалось.
   Вскоре я уже был чемпионом и рекордсменом школы. Еще через год я  вы-
играл первенство края и попал в состав сборной. К концу десятого  класса
я был чемпионом края среди взрослых, спортивной звездой первой величины,
и мой портрет висел в краевом Доме физкультуры.
   Оказалось, что избавиться от комплекса полноценности так  же  трудно,
как от противоположного.
   Я гордился тем, что заслужил собственную славу и выбрался из-под  на-
чальственной тени отца. На самом деле - помнили и то, и другое. Конечно,
дорога в институт тебе открыта, - говорили те же учителя. -  Мало  того,
что у тебя отец, но ты и сам великий спортсмен. И я снова испытывал гор-
дость и стыд.
   Слава Богу, я не зазнался. Мои товарищи относились ко мне  нормально,
несмотря на то, что мне не удалось победить свою полноценность.
   Мне кажется, что комплексы являются врожденными. Я и  теперь  обладаю
комплексом полноценности и считаюсь удачливым,  счастливым  человеком  с
легким характером и мизерными проблемами.
   Насчет характера я не спорю. Не вижу в этом ничего дурного.
   Относительно проблем - давайте не будем! Давайте не будем ставить се-
бя в исключительное положение. Давайте не будем отказывать  в  праве  на
страдание улыбающимся людям. Им просто стыдно рвать на себе волосы и по-
сыпать голову пеплом в непосредственной близости от окружающих. Они  де-
лают это дома, запершись в ванной и рассматривая свое опостылевшее  лицо
в зеркале эмалированного шкафчика, измазанном зубной пастой.
   Право на страдание есть у всех, как на труд и на отдых.
   А что касается профессиональных страдальцев и нытиков - я их презирал
и буду презирать.
   Вторые любови
   Настало время рассказать о моих любовных увлечениях в  юности.  Делаю
это с удовольствием. Почему-то всегда приятно вспоминать, каким  ты  был
ослом.
   Тут я, возможно, буду путать понятия любви  и  чувственности,  потому
что не умею проводить между ними границу. Я не Лев Толстой.  Относясь  к
великому писателю с не менее великим уважением, я хочу сказать, что  яв-
ляюсь обыкновенным продуктом эпохи, неправильно или никак не  образован-
ным в науке отношений между полами.
   Мою первую любовь Иру из седьмого класса я забыл  быстрее  номера  ее
телефона. Передо мной открывались юность и Дальний  Восток,  похожий  на
Дикий Запад. Меня ждали туземки и индианки.
   Воспоминания о первой индианке - это  сплошная  чувственность.  Изви-
няться не буду. В конце концов мне надоело извиняться. Я не хочу  приук-
рашивать свой портрет.
   На дачу, о которой я уже упоминал, приехали гости.  Это  были  друзья
отца. Они привезли с собою дочь семнадцати лет. Мне в то лето еще не ис-
полнилось пятнадцати. Дочку звали Вера. Она была уже  вполне  оформившей
девушкой, как я сейчас понимаю.
   Не помню, чем мы занимались днем. Вероятно, Вере было скучно с  малы-
шами -мною и моим одиннадцатилетним братом. Вечером нас уложили спать  в
одной комнате. Вера заняла кровать брата, я спал на своей, а брат устро-
ился на раскладушке. Между мной и Верой был стол.
   Я никак не мог заснуть. В комнате было темно. Вера не шевелясь лежала
в постели. Брат заснул сразу. Я водил языком по пересохшему  небу.  Язык
тоже был сухим.
   - Принеси воды, - вдруг тихо приказала Вера.
   Я встал и на цыпочках направился на кухню. Дом уже спал.  Подушечками
пальцев я ощущал холодный крашенный пол. Я ни о чем не думал, только бо-
ялся, что проснется мама. Сердце стучало в майку.  Я  зачерпнул  кружкой
воды из ведра и пошел обратно, не слыша себя.
   - Вот, - прошептал я, протянув руку в темноту.
   Ее пальцы коснулись моего локтя и, спустившись по руке, нашли кружку.
След этих пальцев ослепительно вспыхнул в темноте. Она взяла кружку, а я
остался стоять с протянутой рукой. Мне казалось, что рука  стала  беско-
нечной и превратилась в ее длинное прикосновение.
   Так я стоял, пока холодная кружка не ткнулась мне в ногу выше колена.
   - Попей, - сказала Вера.
   Я опустил руку и схватил кружку за ободок. Постукивая зубами  о  край
кружки, я глотнул воду. Что мне делать дальше - я не знал.
   - Чего ты стоишь? - спросил ее голос.
   Я вдруг улегся на стол животом и свесил голову к ее подушке.  Рука  с
кружкой существовала где-то в пространстве. Другой рукой я  держался  за
край стола.
   Из темноты выплыло ее лицо. Оно коснулось моей щеки,  и  мягкие  губы
поползли по ней к моим губам. Я повернул голову, и ее губы  оказались  у
другой моей щеки. Рука с кружкой вдруг вернулась ко мне. Я почувствовал,
что она напряженно застыла в воздухе над раскладушкой брата.
   - Поставь кружку, - сказала она.
   Легко сказать! Я не знал, куда ее поставить. Тогда Вера снова избави-
ла меня от кружки, поставив ее на пол. У меня появилась рука,  ладонь  и
пальцы.
   Дальше были прикосновения - без слов и поцелуев. Моя  свободная  рука
нашла ее и тихо-тихо двинулась в путь, ужасаясь происходящему. Рука  ду-
мала отдельно. Я же не думал совсем, а только касался ее лица  неподвиж-
ными губами. Рука нашла пуговку на спине и удивилась.  Ее  пальцы  путе-
шествовали по моему затылку к шее.  И  мои  пальцы  поехали  куда-то  по
узенькой и гладкой полоске материи. Уши горели. Одним из горячих ушей  я
ощущал жар ее дыхания. Моя рука пробралась к ее груди, и я почувствовал,
что теряю сознание.
   Тут проснулся брат и приподнялся на раскладушке.
   - Ты чего на стол залез? - спросил он.
   Мы с Верой отлетели друг от друга бесшумно, как тени. Я услышал,  как
противно скрипнуло о пол днище кружки. Кружка  полетела  по  воздуху,  и
раздался глубокий спасительный звук глотка.
   - Жарко... - вздохнула Вера. - Хочешь воды? - спросила она брата.
   Сонный брат нехотя выпил воды. Я стал сползать по столу на  животе  к
своей кровати и упал в нее наоборот, оказавшись ногами к подушке.  Пере-
ворачиваться я не решился, а только перетянул по себе подушку к  голове,
перевел дух и прислонился щекой к ледяной никелированной спинке кровати.
Потом я заснул.
   На следующий день Вера вела себя так, будто ничего не произошло.  Во-
обще ничего. Мне даже стало казаться, что все приснилось. Я ощущал доса-
ду. Я был уверен, что наша ночная тайна связала нас на всю жизнь. Но на-
поминать об этом я не решался.
   Оказалось, что близость - а это и было тогда близостью для меня -  не
имеет решающего значения. Открытие меня ошеломило и  продолжает  ошелом-
лять до сих пор, правда, в сильно разбавленном виде. До сих пор я  испы-
тываю недоумение, когда обнаруживаю, что ночные страсти,  прикосновения,
разговоры - наутро исчезают куда-то, затихают, обесцвечиваются и во вся-
ком случае не способны перевернуть жизнь вверх дном.
   Мы с Верой пошли на пляж и купались. Потом мы укрылись в душевых  ка-
бинках, чтобы смыть соленую морскую воду. Женская и мужская кабинки раз-
делялись деревянной перегородкой, в которой были просверлены дырки.  Они
не были даже замаскированы.
   Я прильнул к одной из них глазом. Холодная вода падала на меня из ду-
ша. Я трясся всем телом, зубы у меня стучали. За перегородкой  в  тонких
струйках воды стояла Вера. Плавными движениями рук она омывала тело.  Не
знаю, приходило ли ей в голову, что перегородка усеяна  отверстиями.  Во
всяком случае, она вела себя совершенно спокойно и артистично.
   Я же дрожал, повторяю.
   В мою кабинку вошел какой-то мужик, и  я  отпрянул  от  дырки.  Мужик
стукнул меня кулаком по заду, ухмыльнулся и сам припал к отверстию. Я  в
ужасе выскочил из кабинки, едва успев натянуть трусы.
   Этот опыт чувственности не повлиял заметно на мою жизнь. В  последую-
щие два года ничего похожего не случалось. Были школьные увлечения,  ко-
торые проносились с пугающей быстротой. Я был тщеславен. Девочки из  на-
шего класса меня не интересовали. Но я  совершенно  преображался,  когда
чувствовал внимание посторонних девочек.
   В девятом классе я испытал любовь десятиклассницы. Ее звали Таня. Она
пела эстрадные песенки на школьных вечерах, то есть была в некотором ро-
де звездой. Я тоже был звездой, но спортивной. Мне передали, что она ин-
тересуется мною. Я испытал страшную гордость и возвысился в  собственных
глазах.
   На очередном вечере я пригласил ее танцевать, а  потом  пошел  прово-
жать. Мы молчали. Возможно, что-то зарождалось в наших душах,  но  заро-
диться не успело. У подъезда ее дома стояли двое. Когда  мы  подошли,  я
узнал в них ее одноклассников. Один из них без лишних слов стукнул  меня
в грудь. Я покачнулся, но не ответил. Я понимал незаконность своих  при-
тязаний.
   Таня молча скользнула в подъезд, оставив нас выяснять  отношения.  Но
выяснять было нечего. Второй тоже сунул мне кулаком в грудь,  однако  не
очень сильно. Он явно выполнял формальность. Я вяло ударил его в  плечо,
и мы тут же разошлись.
   Вот так кончилась эта любовь. Пожалуй, она была рекордно короткой.
   Следующей была девочка на год младше  меня.  Она  училась  в  восьмом
классе. Ее подружки передали мне записку - удивительно глупую и  претен-
циозную. Я тогда этого не понимал. Мне льстило женское внимание.
   Мы пошли с нею в кино. Фильм оказался хорошим. Он назывался  "Дом,  в
котором я живу". После сеанса я шел и думал о людях, которых  увидел  на
экране, о девушке, которая погибла, и в голове у меня вертелась  простая
и трогательная песенка из этого фильма.
   И тут моя подружка сказала какую-то чепуху и глупо захохотала.  Этого
оказалось достаточно, чтобы любовь, не успев вспыхнуть,  снова  погасла.
Мне стало стыдно и досадно.
   - А у меня завтра день рождения, - сказала она. - Я  тебя  приглашаю.
Ты придешь, придешь?..
   И стала заглядывать мне в глаза.
   - Приду, - буркнул я.
   Я подумал - ладно уж, приду, так и быть, а то получается что-то слиш-
ком ветренно с моей стороны. Я думал, что будет обычный  день  рождения:
мальчики, девочки, танцы под радиолу... Как бы ни так!
   Я пришел с большой коробкой конфет и цветами. Как  жених.  Дома  были
она и ее родители. Небольшой круглый стол был накрыт на четверых. У меня
сразу упало сердце. Я почувствовал, что сравнение с женихом  не  слишком
преувеличено.
   Отец помог мне снять плащ и повесил его на вешалку. Мать смотрела  на
меня добрым испытывающим взглядом. Он накладывал  на  меня  великую  от-
ветственность за все, что произошло или когда-либо произойдет с  ее  до-
черью.
   Меня усадили за стол и открыли шампанское. Жуткая  тоска  проникла  в
мое сердце. Дверца мышеловки захлопнулась. Теперь я как честный  человек
был обязан жениться. Эта мысль предстала передо мною во всей  неотврати-
мости. Мне стало жаль себя - слишком юного, не успевшего вкусить.
   Между тем родители повели со мною светскую беседу. Я отвечал  учтиво,
но без душевного подъема. Я  старался  показаться  скучным  и  туповатым
субъектом. Это давало маленький шанс на спасение.
   - Леночка, угости Петю печеньем, - сказала мама. - Вы знаете, Леночка
сама его пекла, - обратилась мама ко мне.
   Я покорно взял печенье. С трепетом я ожидал рокового вопроса:  "Когда
же свадьба?" - или чего-нибудь в этом роде. Но вопрос почему-то не проз-
вучал. Мне удалось вырваться на улицу. Я шел домой и пел песни,  с  удо-
вольствием вдыхая юный запах свободы.
   Потом я стал избегать Лену.
   Я прятался от нее как мог - в школе и на улице. Она записалась в  мою
спортивную секцию и дважды в неделю являлась на тренирровки в черных ши-
роких трусах, обтягивающих ноги резинками. Эти трусы окончательно стерли
остатки теплых чувств с моей стороны. Я не разговаривал  с  нею,  словно
вспомнил вдруг, что мы незнакомы.
   Она поймала меня на предмет серьезного разговора после  зимнего  пер-
венства города. Я занял первое место и шел домой в упоении.  Брат  тащил
рядом мою спортивную сумку, как оруженосец. Вдруг я услышал позади  про-
тивный мелкий стук каблучков. Я сразу догадался.
   Она поравнялась со мною и, придав брату легкий, но повелительный  им-
пульс в спину, сказала ему:
   - Оставь нас наедине!
   Брат посмотрел на меня с сочувствием, но повиновался.
   Она изобразила на лице сложную гамму чувств. Я ничего  не  изобразил,
кроме унылого ожидания. И тут она выдала классическую сцену оскорбленной
и покинутой невинности. Я почувствовал себя законченным подлецом. Вместе
с тем решимость никогда ни при каких условиях не жениться на ней  -  ок-
репла необычайно.
   Она заплакала натуральными слезами, чем только ожесточила мое сердце.
   - Я никогда, никогда больше не встречу никого! - всхлипывала  она.  -
Это останется со мной на всю жизнь.
   - Встретишь... - вяло возразил я.
   - Не смей так говорить! - топнула она ножкой.
   С трудом удалось ее успокоить. У своего дома она утерла слезы и попы-
талась улыбнуться.
   - Расстанемся друзьями, - сказала она вычитанные где-то слова.
   Как я узнал позже, она выскочила замуж сразу после выпускных  экзаме-
нов на аттестат зрелости.
   Вышеперечисленные любови были исключительно целомудренны,  хотя  едва
не привели к женитьбе. Во всяком случае, не было даже поцелуев. Это обс-
тоятельство огорчало меня, потому что целоваться хотелось.  То  есть  не
то, чтобы хотелось
   - просто являлось общепринятым. Отсутствие поцелуев делало любовь не-
полноценной.
   Я твердо решил избавиться от этого недостатка и поцеловать  какую-ни-
будь девушку. Очень кстати явилась и девушка. Это  было  после  девятого
класса, на той же даче, где я два года назад несколько ускорил события в
ночном приключении с Верой. На соседней  даче  отдыхала  семья  капитана
первого ранга. Его дочка была  черненькой,  хорошенькой,  пухлощекой,  с
роскошной косой.
   Мы качались на качелях, и она обнимала руками широкую юбку. Мы гуляли
по вечерам, и наши щеки пылали. Рядом с нами всегда вертелся  мой  брат.
Вообще, во всех моих  любовных  начинаниях  или  окончаниях  брат  играл
скромную, но постоянную роль.
   Очень скоро он стал нам мешать. Во взглядах и  движениях  моей  новой
возлюбленной появилась досада. Каникулы кончались. Вскоре она должна бы-
ла уезжать с семьей в свой военный городок, где была военно-морская  ба-
за, а поцелуй медлил исполнением.
   Произошло все внезапно. Однажды, в очередной раз проводив ее  вечером
до калитки, я увидел, что брата отвлекли по