этом ты, видать, и ошибаешься.
   Я еще раз проверил схему, снял показания, замерил температуру и  ушел
думать в поля. Полей, слава Богу, хватало. Можно было обдумать всю физи-
ку от первого закона Ньютона до последних открытий Фомича.
   Это что же получается? Я закончил школу, институт, готовлюсь в  аспи-
рантуру. Отвоевал себе маленький клочок физики,  где  я  знаю,  кажется,
больше всех. Совсем маленький. Меньше не бывает. А тут человек исследует
глобально на одном энтузиазме. Причем о диссертации не помышляет.  Инте-
ресно ему, вот и все. Так кто же из нас, спрашивается, занимается  физи-
кой?
   Получалось, что физикой занимается Василий Фомич. А  я  исследую  ка-
кие-то крупицы истины, от которых никому ни жарко, ни холодно.  Оптичес-
кие свойства анизотропных соединений висмута. Ну, защищу, положим,  дис-
сертацию. А у Фомича мотоцикл от подковы ездит. Приемник говорит. Бритва
бреет. Вот-вот плазму в печке получит.
   А если он шарлатан? Я вспомнил глаза Фомича,  когда  он  колдовал  со
свечечкой. Нет, он не шарлатан. Такой веры в глазах у шарлатанов не  бы-
вает.
   Ничего я не придумал, и мне стало холодно в  полях.  Наступил  вечер.
Упали заморозки. Кажется, так говорится на  сельскохозяйственном  языке.
Трава пожухла. Я как вспомнил эти слова, так и захотелось мне  переехать
жить в деревню. А  что?  Буду  у  Фомича  ассистентом.  Достанем  камеру
Вильсона, ударим по элементарным частицам. Корову куплю. Мотоцикл. И хо-
рошо на душе стало, и все равно тоскливо, потому что никуда я не  поеду.
Буду всю жизнь что-то измерять и писать статьи в журнал "Физика твердого
тела". А эти статьи будут понятны, кроме меня и шефа, еще семнадцати че-
ловекам. Это на всем земном шаре.
   Расстроился я и вернулся к Фомичу. Он меня напоил парным  молоком,  а
на ночь мы поговорили про  космические  лучи  и  относительность  прост-
ранства-времени. Давно я на такие темы не говорил со свежим человеком. А
Фомич был абсолютно свеж. Пару раз он меня ставил в тупик.  Оказывается,
в пространстве-времени много нерешенных вопросов.
   - Васюта, спи! - попросила с печки жена Фомича.
   - Погоди! Душу мне разбередил этот Эйнштейн. Это как же я поперед не-
го не подумал?
   - Он просто раньше жил, - успокоил я Фомича.
   - Разве что, - согласился Фомич. - Все равно обидно!
   Он долго еще ворочался, а потом заснул. Я смотрел в  окошко  и  видел
распаханное поле, залитое зеленоватым светом луны.  От  каждого  бугорка
падала тень. По полю, опустив морду, пробежала собака. Или волк. Мне за-
хотелось к маме. Или к жене.
   Просторы очень действовали на нервную систему.
   Едем обратно
   - Собирайтесь, Василий Фомич! - сказал я утром. - Упаковывайте прибо-
ры. Поедем в Ленинград.
   - Чего я там не видал? - насторожился Фомич.
   - Вас там не видали, - сказал я.
   - И не увидят. Вот еще!
   - Мы вам осциллограф подарим, - пообещал я.
   - Осциллограф? - Фомич мечтательно зажмурился. У него  даже  волосики
на голове зашевелились. - Нет, не поеду. Кто коров будет облучать? Пред-
седатель не отпустит.
   Я пошел к председателю в соседнюю деревню. Правление было там.  Пред-
седатель ничуть не удивился моему визиту. Как видно,  по  поводу  Фомича
его посещали часто. Странно, что он еще сохранил к нему теплые чувства.
   - Золотая голова! - сказал председатель. - Это раз. Не пьет.  Это  дв
а... Но ерундит иногда, это верно. Измышляет без пользы. Вот  облучатель
сделал -молодец! А плазма эта - ну кому она нужна?
   По словам председателя, золотую голову Фомича они даже в аренду  сда-
вали. Соседним колхозам. Фомич тем рацпредложение, а они колхозу  денеж-
ки. В общем, как у нас на кафедре договорные работы с предприятиями.
   - Ладно, уговорил! - сказал председатель, когда я намекнул ему на Но-
белевскую премию. - Будет премия, построим коровник.
   - На эту премию и слоновник можно построить, - сказал я.
   - Зачем нам слоны? - не понял председатель.
   - Вместо петухов. Научите их кукарекать.
   Председатель посмотрел на меня с интересом. Я понял, что свалял дура-
ка со своим юмором. Так у меня часто  бывает.  Поэтому  я  решил  испра-
виться.
   - Вообще, слонов в Индии используют как рабочую силу.
   - Да у нас весь урожай на корма пойдет! - сказал  председатель,  пос-
мотрев на дело практически. - А сколько стоит слон?
   - Их трудно достать. Они все импортные, - успокоил я председателя. Он
сразу потерял интерес к слонам и выписал Фомичу  какие-то  документы  на
отъезд. Напоследок попросил, чтобы Фомич научил подпаска Кольку облучать
коров. Я обещал.
   День у нас ушел на сборы. Набрали в кузнице мешочек подков.  Довольно
тяжелый. Взяли приборы Фомича, чтобы соблюсти  чистоту  эксперимента.  И
тронулись.
   Жена Фомича дала сушеных грибов и сказала:
   - Держись там, Васюта.
   И далее у них произошел такой же разговор, как у меня с женой. Только
они говорили о научной позиции.
   Когда приехали в райцентр, Фомич весь съежился. Он  шел  не  поднимая
головы. Мы прошли мимо Дворца культуры. На стенде "Они позорят  наш  ра-
йон" фотографии Фомича уже не было. Как, впрочем, и на Доске почета. Фо-
тографии взаимно уничтожались, как частица с античастицей. У нас это на-
зывается -аннигилировали. Фомич первый раз улыбнулся. Неизвестно, исчез-
новению с какой доски он больше обрадовался.
   Мы приехали утром, и я сразу поволок Фомича в институт. Он все  время
озирался и прижимал к животу мешочек с подковами. Два раза я вынимал его
из-под колес движущегося транспорта. Один раз он меня. Но это случайно.
   Мы шли по коридору кафедры, обрастая сзади хвостом из  любопытных.  У
входа в лабораторию все уже напоминали комету. Ядром были мы с Фомичом.
   Я впихнул Фомича в лабораторию, вошел сам и объявил, как на приеме:
   - Знакомьтесь, Василий Фомич Смирный.
   Шеф в это время давал консультацию студентке. Он сидел к нам  спиной.
И по лицу студентки я понял, что происходит с шефом. У студентки  расши-
рились зрачки, и она пролепетала:
   - Виктор Игнатьевич, я потом зайду...
   Шеф медленно повернулся. Все-таки у него сильная воля.  Саша  Рыбаков
снял очки и протер их. Произошла немая сцена, как в "Ревизоре". А  Фомич
сказал:
   - Вы меня помните? Я вам писал про Брумма...
   - Помним, - сказал шеф. - Очень хорошо помним.
   Носимся с Фомичом (1)
   Публика расположилась как на стадионе, и у шефа  с  Фомичом  началось
состязание. Сначала работал шеф. Рыбаков ему ассистировал.  Я  был  тре-
тейским судьей. Не знаю, что это такое. Так принято говорить.
   Шеф взял подкову через носовой платок и укрепил ее. Подпаяли  провода
и так далее. Нагрели. Результата, конечно, никакого.
   - Ну-с, - сказал шеф.
   - Это по-вашему, - сказал Фомич. - Дайте свечку.
   Фомич заступил за пульт управления и мгновенно добился тока.  Получи-
лась боевая ничья. Со счетом 1:1.
   Откуда ни возьмись появился Лисоцкий. Он подошел к Фомичу и нежно об-
нял его за плечи. Фомич испуганно отшатнулся.
   - Ай-яй-яй, - сказал Лисоцкий. - Вам не стыдно, товарищи? Так  встре-
чать гостя не годится. Где наше ленинградское гостеприимство?
   - Я пить не буду, - тихо сказал Фомич.
   - Петр Николаевич, товарищ устроен в гостиницу? - спросил меня Лисоц-
кий.
   - Он же не из Парижа, а из Петушков, - сказал я. - Попробуй его  уст-
рой.
   - Я это беру на себя, - сказал Лисоцкий.
   - Да я уж на вокзале, - предложил Фомич.
   А подкова все продолжала давать ток. Кто-то из  лаборантов  незаметно
присоединил к ней лампочку. Та, конечно, загорелась. Шеф сел на  стул  и
вытер лоб тем же платком, которым брал  подкову.  Саша  Рыбаков  замерил
напряжение и объявил:
   - Двести двадцать вольт... А есть подкова на сто двадцать семь?
   - Почему нет? Есть, - сказал Фомич.
   - Не надо, - еле слышно сказал шеф.
   - Василий Фомич, - сказал Лисоцкий. - Сейчас мы вас устроим,  вы  от-
дохнете, а завтра продолжим исследования.
   - Да чего тут исследовать? - удивился Фомич.
   - Могут быть побочные эффекты, - уклончиво ответил Лисоцкий. -  Кроме
того, надо дать теоретическое обоснование.
   - Его уже дал Брумм, - сказал я. - Все дело в черте. Или в дьяволе.
   Тут Лисоцкий увел Фомича. Тот успел кинуть на меня взгляд, молящий  о
помощи, но бесполезно. Мне нужно было писать отчет о командировке.  Весь
народ из лаборатории рассосался. Лампочка продолжала гореть.
   - Петя, уберите этот иллюзион, - сказал шеф устало.
   - Ничего не поделаешь, работает, - развел я руками.
   - Ха! - крикнул из своего угла Рыбаков.
   Шеф вскочил и зашвырнул лампочку в железный ящик. Там она благополуч-
но взорвалась. Причем шефа стукнуло током от подковы. Это  был  неплохой
аргумент. Но шеф ему не внял. Как говорят, он закусил удила.
   - Петя, - угрожающе начал шеф. - Чтобы этого Фомича я больше  не  ви-
дел. И подков тоже. Сделайте для меня такое одолжение. Я вас  освобождаю
от работы на неделю. Поведите его в Эрмитаж, покажите кулибинское  яйцо.
В цирк, на карусели, в бассейн. Куда угодно!
   - А эффект Брумма? - спросил я.
   - Забудьте это слово! - закричал шеф. Взгляд его упал на подкову,  он
зарычал и бросился на нее. Никогда не думал, что шеф такой богатырь.  Он
моментально разогнул подкову и зашвырнул ее в тот же ящик. Следом  поле-
тела свеча. Шеф достал таблетку и засунул ее под язык.  Я  подумал,  что
если он сейчас умрет, виноват буду я, а не Брумм. Поэтому я, пятясь, вы-
шел из лаборатории.
   Носимся с Фомичом (2)
   На следующий день был бенефис Фомича в лаборатории Лисоцкого.  Лисоц-
кий прибежал на кафедру с самого утра, чего давно уже не бывало. В руках
у него болтался мешочек с подковами. Видно, выпросил все-таки. Снова  на
счастье. Судя по всему, счастья Лисоцкому должно было теперь хватить  до
двухтысячного года.
   - Петр Николаевич, - обратился ко мне Лисоцкий. - Я устроил  Смирного
в гостиницу "Ленинград". Поезжайте за ним, скоро прибудет корреспондент.
   - Какой корреспондент? - спросил я.
   - Из газеты, - сказал Лисоцкий.
   Я пожал плечами, но поехал за Фомичом. Фомич по  мне  соскучился.  Он
чуть меня не расцеловал. В отдельном  номере  гостиницы  с  полированной
финской мебелью он выглядел, как леший в целлофане. Он сидел перед  зер-
калом во всю стену и приглаживал брови. Но безуспешно. При этом разгова-
ривал со своим изображением.
   - Что, Васька, генералом стал? - говорил Фомич. - И чего тебя,  дура-
ка, в город понесло? На кой шиш тебе эти исследования? Ага, молчишь!
   Фомич сделал паузу, чтобы изображение и  вправду  немного  помолчало.
Потом он поднял сапог, стоящий под мягким креслом, и потряс им в  возду-
хе:
   - Лапоть ты, Васька! Сапог!
   - Не расстраивайтесь, Василий Фомич, - сказал я.
   - А я и не расстраиваюсь. С чего ты взял? - сказал Фомич.
   Как мне показалось, Фомич так и не решился  ночевать  на  кровати,  а
спал в кресле. Постель была нетронута. Мы  спустились  по  коврам  вниз,
причем дежурная по этажу посмотрела на Фомича с изумлением. Наверно, она
давно не видела обыкновенных людей.
   Мы приехали на кафедру, где уже  томился  корреспондент.  Удивительно
ученый человек. Он так и сыпал научными терминами. Лисоцкий ходил с  ним
по коридору и чего-то пел ему про подковы.
   - А вот и наш самородок! - сказал Лосицкий.
   Корреспондент достал блокнот и посмотрел Фомичу в зубы.  Фомич  смор-
щился, будто съел килограмм клюквы.
   - Мы начнем  интригующе,  -  сказал  корреспондент  и  рассмеялся  от
счастья. Он был счастлив находкой. - Сначала история  подковы.  От  еги-
петских фараонов через крестовые походы до наших дней. Подкова уже отжи-
вает свой век. Она,  можно  сказать,  при  последнем  издыхании.  И  вот
тут-то... Второе рождение! Да, именно так это будет называться.
   Корреспондента срочно нужно было остановить, потому  что  Фомич  весь
побелел. Наверное, его хватил приступ ностальгии. Я побежал  к  себе,  а
оттуда позвонил в лабораторию Лисоцкого. Вызвал корреспондента.
   - Слушаю, - сказал корреспондент в трубку.
   - Говорят из радио, - сказал я. - Нам срочно нужен материал в выпуск.
Вести из лабораторий ученых. Две страницы на машинке. Подчеркните народ-
нохозяйственное значение открытия товарища Смирного.
   - Когда? - спросил корреспондент.
   - Через час.
   - Схвачено! - сказал корреспондент. - Продиктую по телефону. Ваш  но-
мер?
   Я назвал ему номер моей тети. Она у меня одинокая пенсионерка. Ей ин-
тересно будет послушать. Потом я позвонил тете и  попросил  принять  для
меня телефонограмму.
   Когда я вернулся в лабораторию Лисоцкого, там  вовсю  кипел  экспери-
мент. Фомич выглядел вяловато, может быть поэтому ток в подкове был  по-
меньше, чем вчера. Лампочка светила совсем слабо. Но  корреспондент  уже
строчил про народнохозяйственное значение.
   Он закончил быстрее, чем Фомич, и тут же все изложил моей тете. Начи-
ная с египетских фараонов. Лицо его светилось вдохновением. После  этого
он помчался в газету.
   - Надо звонить на телевидение, - сказал Лисоцкий.
   - Звоните, - сказал я. - А мы пока пойдем в Эрмитаж. Человек ни  разу
не был в Эрмитаже.
   Следуя указаниям шефа, я показал Фомичу в Эрмитаже кулибинское  яйцо.
К сожалению, его нельзя было тут же разобрать. Поэтому Фомич  повертелся
у музейной витрины, и мы пошли смотреть живопись. Фомича потряс Пикассо.
Он долго стоял, обозревая какую-то композицию, а потом проговорил:
   - Где билеты продают на поезд?
   Уходя, он оглядывался на картину с опаской, будто она могла  кинуться
за ним, как собака. Окончательно добил его Матисс. Фомич вышел из  музея
как в воду опущенный. В цирк идти отказался.
   - Пойдем выпьем, Петя, - предложил он.
   Мне стало страшно за Фомича. Я повел его обратно в гостиницу. Там был
бар. Фомич сел за стойку рядом с юношей, похожим на девушку. Или  наобо-
рот. Бармен придвинул ему коктейль с соломинкой. Фомич  опрокинул  бокал
вместе со льдом и стал меланхолично жевать соломинку.
   - Пресновата, - сказал он. - А так ничего, закусывать можно.
   Вокруг галдели на иностранном языке. Фомич разомлел  и  уставился  на
носок своего сапога. Что-то он все обдумывал. Группа туристов захотела с
ним сфотографироваться. А-ля рюс. Фомич слез с круглого сиденья, горест-
но махнул рукой и куда-то пошел. Две иностранки в блестящих брюках,  по-
хожие на голодающих марсианок, устремились за ним. Они подхватили Фомича
под руку, и тут он им что-то сказал. У них чуть глаза не  выпали  из-под
очков. Они вернулись к своим и долго о чем-то шептались.
   А Фомич покрутился в холле, как слепой на танцплощадке. Его уже хотел
вывести швейцар с галунами, но тут вмешался я. Я обнял Фомича за плечи и
мягко повлек его в номер. Там он не выдержал и  разрыдался.  Я  дал  ему
элениум, который ношу с собой с некоторых пор. А точнее, со  дня  начала
истории с Бруммом. Вы что думаете, она мне легко дается? Ошибаетесь.
   Я уложил Фомича в постель, и он заснул, вздрагивая всем телом. Я  вы-
шел от него на цыпочках и предупредил дежурную, чтобы она за ним  следи-
ла.
   Выступаем
   Утром я заглянул к Лисоцкому. Он бурлил. Творчество так из него и би-
ло. На стене его лаборатории уже висела схема  с  подковой,  вычерченная
тушью. Лаборанты шлифовали дужки.
   - Я договорился, - не разжимая зубов, сказал мне  Лисоцкий.  -Сегодня
нас записывают на телевидении. Поезжай за Смирным и не отпускай  никуда.
Запись в четырнадцать.
   Я затосковал. Интересно, когда мне дадут  заниматься  наукой?  Но,  с
другой стороны, Фомич без меня пропадет. Он уже ко мне  привык.  Он  мне
верит.
   Опять я к нему поехал и прогуливал до  обеда.  Я  постарался  выбрать
спокойные места. Летний сад, Таврический сад, музей Суворова. Фомич  был
меланхоличен до неузнаваемости.
   Наконец я отвлек его внимание и привез на студию. Там,  в  вестибюле,
уже бегал Лисоцкий, одетый во все праздничное. Режиссер посмотрел на са-
поги Фомича и хмыкнул.
   - Одеть! - крикнул он через плечо.
   Фомича схватили и куда-то поволокли. Он упирался, бедный,  и  смотрел
на меня так, что я почувствовал себя предателем. Поэтому я пошел следом.
   Две девушки очень властного вида привели Фомича в костюмерную. С  ним
они не разговаривали. Это не входило в  их  обязанности.  Они  толковали
между собой.
   - Фрак ему не пойдет, - сказала одна. - Лицо простовато.
   - Может быть, китель? - спросила другая задумчиво.  -  Как  будто  он
отставной офицер.
   - Тогда уж гимнастерку, - вставил слово Фомич.
   - И противогаз, - сказал я сзади.
   Девушки обернулись и посмотрели на меня, как на идиота.
   - Джемперок и брючки! - придумала первая. - Будет смотреться.
   Они заставили Фомича напялить белый джемпер и брюки в полосочку.  Как
у Дина Рида. Сапоги заменили лаковыми штиблетами. Фомич был  просто  мо-
лодцом! Он зачесал волосы на пробор и стал похож на чечеточника.
   - Ух, курносые! - воскликнул Фомич, пытаясь  ущипнуть  обеих  девушек
сразу. При этом он подмигнул мне. Девушки  с  трудом  сохранили  ледяную
надменность. Я понял Фомича.
   - Меня тоже нужно одеть, - сказал я. - Режиссер сказал, во что-нибудь
средневековое.
   Девушки поверили. Они там ко всему привычные. Мы с Фомичом еле  сдер-
живались, чтобы не расхохотаться на всю студию. Но хохотать было нельзя.
Рядом шли передачи.
   Я выбрал такую черную кофточку с жабо. И стал как Ромео. Девушки были
поразительно серьезны. Они старались вовсю.
   Когда нас привели к режиссеру, он чуть не прослезился. По-моему,  обе
девушки схлопотали взыскания по службе. Нас опять  переодели  во  что-то
нейтральное.
   Мы вошли в студию и начали репетировать. Лисоцкий  вел  передачу.  Он
так расписал про подковы, что оператор не мог нас снимать.  Он  уткнулся
носом в камеру и там беззвучно смеялся. Удивительно, что Фомич  приобод-
рился. Он сидел с видом "пропадать, так с музыкой".
   Сразу после репетиции, которая прошла  поверхностно,  начали  запись.
Оператор уже отсмеялся и был грустен. Надоело ему, наверное, каждый день
снимать чепуху. Я его понимаю.
   Когда дело дошло до Фомича, он встал, подошел к подготовленной  аппа-
ратуре и зажег свечу. С важным видом. Потом он  стал  греть  подкову.  К
подкове был присоединен вентилятор.
   - Обратите внимание, сейчас ток поступит в электромотор, и вентилятор
начнет вращаться, - сказал Лисоцкий в камеру.
   Вентилятор на эти слова не прореагировал.
   - Сейчас, - сказал Лисоцкий, все еще улыбаясь.
   Фомич аккуратно потушил свечу пальцами, сел на место и  сказал  зага-
дочные слова:
   - Наука умеет много гитик.
   - Стоп! - крикнул режиссер по радио. Через минуту он прибежал в  сту-
дию.
   - Почему нет эффекта? - спросил режиссер.
   - Кураж не тот, - сказал Фомич.
   - Какой кураж? - спросил Лисоцкий, бледнея.
   И тут Фомича прорвало. Он показал характер. Он дал  понять,  что  обо
всем этом думает. Я был счастлив.
   - Все свободны, - сказал режиссер. - Наука умеет много гитик. Это ге-
ниально!
   Не смеялся один Лисоцкий. Он собрал  свои  листки  и  незаметно  выс-
кользнул из студии. А мы с Фомичом опять переоделись и поехали  покупать
билет на поезд.
   Провожаю Фомича
   Мы с Фомичом сидели у меня дома и пили чай. Фомич излагал свои взгля-
ды на жизнь. И на физику. А я свои. Нам было интересно друг с другом.
   - Понимаешь, - сказал Фомич, - что нам с тобой главное? Не то,  чтобы
людей удивить. И денег нам с тобой не надо. Главное, это когда всей  ду-
шой устремишься и вдруг сделаешь что-нибудь. И оно только душою  и  дер-
жится. Вынь душу - пропадет все.
   - А объективная реальность, данная нам в ощущении? - спросил я. Это я
на материю намекал. Я, как уже говорилось, материалист.
   - Данная? - спросил Фомич. - А кем она данная? А?
   - Ну, данная, и все, - ответил я.
   - Э-э! - помахал пальцем Фомич. - Кем-то, видать, данная.
   - Вы что, Василий Фомич, верующий? - спросил я прямо.
   - Верующий, - сказал Фомич. - В науку верующий. В душу верующий.
   - Это не одно и то же, - сказал я.
   - У вас не одно и то же, а вообще так