СЕРГЕЙ ЗАЛЫГИН
ОДНОФАМИЛЬЦЫ

Повесть

   Жизней у Бахметьева К.  Н. было множество, все разные, но суммы они
не составили, если же нет суммы - ради чего анализировать частности?
   Был он  пионером  - одна частность,  комсомольцем - другая,  членом
сперва ВКП(б),  потом КПСС - частность третья. Воевал, был военноплен-
ным и заключенным, женатым, вдовым и разведенным, всего не перечесть -
ну и что?  Был-то он был,  но чем-то, чем должен был стать, не стал, а
что было,  то прошло.  И не столько запоминалось, как был, зато как не
стал, в памяти оставалось.
   Вот он еще молодой, командует в должности зам. начальника цеха (на-
чальник больше трудился по партлинии) на заводе "Молот и серп". Там же
его,  Бахметьева К.  Н., из партии в первый раз вычистили - системати-
ческое невыполнение производственного плана.  А тут же и война,  харь-
ковский котел.  За недостатком кадров он командует взводом и ротой  (в
роте семь человек).
   В партии  восстановлен,  но опять отступление,  он ранен разрывным.
Его нашли,  кажется,  в лесу. Нашли и вылечили. Во Владимире вылечили,
после  стали разбираться - почему под Харьковом бежал,  а не наступал?
("За Родину,  за Сталина"?!).  Не шпион ли он,  не дезертир ли? Разоб-
раться  не  успели,  снова  на  фронт - рядовым и беспартийным.  Рядо-
вым-беспартийным Бахметьев К.  Н.  воевал чуть-чуть не полный  год,  и
опять случилось:  попал к немцам в плен.  В один лагерь,  в другой ла-
герь,  а когда его освобождали свои - в нем живого веса было 29,5  кг.
При том, что рост 172 см.
   Кости и  те  таяли,  а  когда он прощупывал их в прежних размерах -
удивлялся:  не может быть!  Освобожденного из плена повезли опять же в
госпиталь,  из госпиталя выписали и снова судить суровым судом - зачем
сдавался в немецкий плен?  Дали семь лет подземной Воркуты.  Тут уж он
словчил  - умолчал о своем среднем образовании,  за среднее прибавляли
два,  за высшее - еще два года. Семь он отбыл от звонка до звонка, ру-
бал воркутинский полярный уголек,  а когда вышел из-под земли,  встре-
тился ему по харьковскому котлу политрук.  Политруки тоже разные быва-
ли,  этот  человеком  оказался (при том,  что в большом каком-то штабе
состоял), раскопал документы: Бахметьев К. Н. был, оказывается, предс-
тавлен к Герою.  Если не к Герою, так к Ленину, как пить дать! Еще вы-
яснилось:  семь лет подземной Воркуты было ошибкой.  Выяснилось, что в
немецких лагерях,  при живом весе 29,5 кг,  он, беспартийный, вел пар-
тийную агитацию.
   Явился Никита Сергеевич Хрущев,  Бахметьева К.  Н.  восстановили  в
партии, дали Красную звездочку, персональную пенсию. Жизнь вошла в ка-
кую-то колею,  в которой и катилась до перестройки.  И даже до  ноября
1990 года.
   Седьмого ноября 1990-го Бахметьев К.  Н., при звездочке, задолго до
начала пришел на торжественное партсобрание,  занял место в первом ря-
ду, заняв, прослушал "Интернационал", Гимн Советского Союза прослушал,
приготовился слушать доклад о Великой годовщине. Молодцевато подтянул-
ся при виде ТВ-объективов,  хотя объективы и смотрели не на него, а на
сцену. Докладчика все не было и не было, трибуна пустовала, ветераны в
первом ряду начали сильно возмущаться. Тут выходит на сцену тоже вете-
ран,  не очень хорошо знакомый,  выходит и объявляет:  парторганизация
постановила  самораспуститься.  Кто  с  решением  согласен - вот стоит
большой стол, на стол выкладывайте партбилеты!
   И многие выложили,  а Бахметьева К. Н. затрясло, он едва не помер в
тот раз. Ему стало вдруг страшнее, чем в немецком плену, страшнее, чем
под Харьковом, страшнее, чем в воркутинском подземелье.
   Партбилета Бахметьев К.  Н. не положил, унес домой, дома хранил за-
вернутым в красную бархотку за небольшой иконой Богоматери, но когда к
нему пришли с предложением в новой, в зюгановской партии восстановить-
ся, он отказался.
   - Ах,  товарищ Бахметьев,  товарищ Бахметьев, - сказала ему послан-
ная,  старая-старая, очень заслуженная большевичка по фамилии Кротких,
- а мы-то на вас надеялись! А мы-то...
   - Так  и  есть,  -  согласился  Бахметьев К.  Н.,  - на меня всегда
кто-нибудь надеялся,  всегда какое-нибудь "мы".  Это даже удивительно!
Какая надобность?
   - Неужели ты на партию, хотя бы и за Воркуту, можешь обижаться? Че-
го такого особенного? Один ты, что ли? Вот и я...
   - Тебе как угодно, товарищ Кротких! - отвечал Бахметьев К. Н. - Мое
решение - оно личное, твое решение - тоже личное. С меня хватит, с те-
бя - не хватит; доказывать, спорить не о чем.
   - А это,  товарищ Бахметьев,  - сказала товарищ Кротких,  - не  что
иное,  как эгоизм. И, значит, тебя действительно не зря заслали в Вор-
куту и только по ошибке восстанавливали в партии.  Я же и ставила тебя
на учет в нашей парторганизации. Поэтому мне за тебя стыдно.
   - Мне почему-то нет! - вздохнул Бахметьев К. Н.
   - А как тебе теперь? - спросила Кротких.
   - А теперь мне все равно.
   - Так жить нельзя!  Это не человек,  которому все равно! Неужели ты
не понимаешь - нельзя?! - возмутилась Кротких.
   - Помирают все одинаково,  - отвечал ей Бахметьев К.  Н. - Что пар-
тийные, что беспартийные: сердце перестанет дрыгаться - и все дела.
   Товарищ Кротких ушла расстроенная, Бахметьев К. Н. подумал: "Вот бы
поскорее дождаться!" И стал ждать.
   В ожидании длилась жизнь.  На своем веку он чего только не  ждал  -
никогда не сбывалось. Но тут - верняк.
   В ожидании бывало приятно и выпить,  чтобы в самый раз, чтобы дейс-
твительность становилась светлее,  такой, какой она должна быть. Тогда
и ты в ней - такой подлинный, такой действительный, каким вовсе не бы-
вал.
   Другой раз редко,  а все-таки Бахметьеву К. Н. вспоминалась любовь.
Первая,  рыженькая  и  довоенная супруга возникала,  будто было вчера,
вторая, послевоенная, отодвигалась вдаль и вдаль, теряя подробности, а
главное, никогда не снилась. Во сне являлась исключительно рыженькая -
прическа, зеленые глазки, аккуратные грудки.
   В этой неразберихе с прошлым, с укорами товарищ Кротких в настоящем
надо было придумать что-то,  что называется "хобби", и Бахметьев К. Н.
пошел играть в домино.
   Он на доминошников до тех пор глядел с удивлением: кругом проблемы,
у  них же задача - загнать партнера в безвыходное положение,  в сортир
загнать, в котором проблем нет и не может быть.
   Два года соревновался в этом деле Бахметьев К. Н., приобрел автори-
тет в сборной трех корпусов А, Б и В по улице имени композитора Гудко-
ва,  11,  дважды (с успехом) участвовал в чемпионате дворовых  команд,
три раза получил по неизвестной причине в морду,  столько же и сам съ-
ездил кому-то (не помнит кому),  но других забот у него и в самом деле
не стало, он тайно был доволен жизнью, хотя вслух и ругал жизнь нецен-
зурно.
   И тут оказалось: он-то, Бахметьев-то К. Н., - он снова в партии! Он
не думал и не гадал, когда ему сказали:
   - Бахметьев К. Н.! Так ты же давно уже наш! Придурка строишь, будто
не знаешь! Ты - с нами! Душой и телом!
   - Ей-богу, мужики, не знаю! Это с кем же я есть? Кто такие вы?
   - Мы "Память"!  Усек?! У нас таких, как ты, - подавляющее большинс-
тво!
   Действительно, под стук костяшек нередко говорилось: кого в будущем
году надобно повесить, кого пожечь, кого выслать за городскую черту, с
какими  странами порвать дипломатические отношения.  Он все это в одно
впускал, в другое ухо незамедлительно выпускал, поскольку домино - иг-
ра  беспартийная,  большинство голосов не имеет в ней значения:  выиг-
рыш-проигрыш на голосование не ставится.
   Мнилось ему так,  а в действительности большинство снова заговорило
известным языком: когда ты не с нами, значит, против нас!
   И еще спросили у Бахметьева К. Н.:
   - Газетку "День" читаешь? Внимательно?
   - Мне подобная газетка не довелась...
   - Доведется!
   - Нет,  мужики, не для того выходил я из Ка Пе эС эС, чтобы войти в
вашу "Память"! Мне и на собственную память грех жаловаться!
   - А русский ли ты человек, Бахметьев Костя?
   - Всю жизнь был русским.
   - А мы сомневаемся.  Сколько гоняли козла,  не сомневались, нынче -
пришло!
   - Мне на ваши сомнения плевать и растереть! Или русские лучше всех?
По вас этого не видать!
   - А ты, гад, ты шибко хороший?
   - Я и не претендую!
   - Научим - запретендуешь!
   - Не такие учили - не научили.
   - Может, ты сознательно мечтаешь сделаться нерусским человеком? Та-
ких, учти, народ сильно не любит.
   - А еще бывают дураки дурнее дураков. Не встречали?
   - А  я  вот штаны спущу,  а ты погляди:  хороший я или - плохой?  -
отозвался самый ретивый и начал расстегивать ширинку.
   Разговор кончился,  и все на свете Бахметьеву К. Н. стало противным
и отвратительным, он зачем-то и еще спросил:
   - А что,  мужики?  Если по душам:  или вам никому никогда не стыдно
было быть человеком русским? Никогда в жизни?
   - Поговори у меня!  - замахнулся старикашка с костылем - костылем и
замахнулся.  По фамилии старикашка был Семенов,  по кличке Соплячок. С
таким связываться невозможно, он сейчас начнет орать, что Бахметьев К.
Н.  в  немецких лагерях полвойны отсиживался,  когда другие на фронтах
денно и нощно ковали победу.
   Бахметьев К.  Н.  сам себе объявил:  "Дурак ты,  дурак и есть!" - и
умотался прочь с настроением хуже некуда.
   А когда на другой день Бахметьев К. Н. хоть и с опаской, а все-таки
пришел погонять в домино, ему сказали:
   - Пшел вон, сволочь! Отныне и навсегда обходи нас стороной!
   И еще кое-что было сказано,  и сказано к месту:  два года Бахметьев
К. Н. гоношился с доминошниками, вот уже год, как сортирные комбинации
снились ему по ночам, пора было кончать.
   Конца, покуда ты жив, не бывает без начала чего-нибудь нового, и он
отправился  в  районную библиотеку.  Он совершенно не помнил,  когда в
последний раз ему в библиотеке приходилось бывать.  Может, когда в ин-
дустриальном техникуме учился? Техникумовской ему хватало, о существо-
вании подобных учреждений и еще где-то ему известно не было.  Он  стал
вспоминать названия книг.  Вспомнилась "Война и мир".  Он ее не читал,
но знал о Наташе Ростовой, о князе Андрее Болконском из политбесед по-
литрука на фронте. Тогда же он поклялся: живой останусь - прочитаю Ль-
ва Николаевича!  Живой остался,  а святую клятву забыл.  Однако  лучше
поздно,  чем никогда!  - правило известное,  и библиотечных лет у него
было почти три. Книг за эти годы он прочел тьму тьмущую, читал денно и
нощно - ежели в одной руке ложка,  то в другой книжка.  Его фотографию
вывесили в районной библиотеке:  "Бахметьев Константин Николаевич, ве-
теран-пенсионер, наш верный читатель. Книги сдает исключительно в срок
и даже досрочно".  Еще что-то было написано машинкой под его фотопорт-
ретом,  он книги читал,  читал, читал, и все чаще приходила ему мысль:
что бы такое сделать в результате чтения?  Не обязательно что-то очень
государственное, не обязательно очень общественное, но что-нибудь исс-
ледовательское.  Что-нибудь библиофильское,  хотя бы и вовсе краткое -
на неделю-другую работы.
   И что же пришло ему в его голову?
   Ему пришло: проработать литературу на предмет Бахметьевых.
   Иначе говоря,  порыться в каталогах на букву "Б", выписать всех ав-
торов под фамилией "Бахметьев",  составить обзор  их  жизнеописаний  и
произведений,  напечатать тот обзор на машинке в трех экземплярах, пе-
реплести в картонные корочки и один экземпляр подарить районке. В знак
благодарности.
   А -  что?  Если бы все не все,  а хотя бы самые постоянные читатели
библиотек исполнили подобную работу - как бы оказалось интересно!  По-
лезно - как?! Заведующая районкой Вера Васильевна на очередном методи-
ческом совещании бибработников обнародовала бы факт: "А у нас один наш
читатель..."  И какое бы это произвело впечатление - вплоть до городс-
кого отдела культуры? И дальше, дальше?!
   И только-только, в следующий вторник, собрался Бахметьев К. Н. при-
няться за дело, как в понедельник в ветеранской поликлинике ему сказа-
ли:
   - Опухоль!
   Положили Бахметьева К.  Н.  в больницу,  из больницы перевели домой
(коек  на  опухольных не хватало),  пообещав,  когда "нужно будет",  в
больницу вернуть.  И тут в первый раз в жизни Бахметьев К.  Н.  понял,
что обязательно он умрет. Умирал-то он не раз, не два, но чтобы обяза-
тельно - это впервые.
   "Дурак ты,  дурак,  - упрекал себя Бахметьев К. Н. - Помрешь насов-
сем,  а кто же за тебя сделает - соберет в одну компанию всех знамени-
тых Бахметьевых? Никто не сделает, никому дела нет!"
   Выручил племянник Костенька. Нашелся добрый человек.
   Племянник Костенька был крещен под Константина именно в честь свое-
го дядюшки Константина Николаевича.  Потому что случай: Леночка, моло-
дая жена старшего брата Бахметьева К. Н. (братца звали Никанором), не-
задолго до родов тонула в речке,  а Константин ее спас, вытащил из во-
доворота.  Племянничек родился вполне благополучно,  но рос мальчишкой
вредным:  сверстников дергал за уши,  сверстниц за волосенки,  маму не
слушался, папы у него вскоре не стало - папа погиб на войне. Мальчишка
гордился:
   - Я - самостоятельный! А был бы при мне папочка, я бы ему морду на-
бил. Не верите?
   Костеньке верили.
   Взрослый Костенька с дядюшкой-спасителем прежде почти не  встречал-
ся,  но теперь зачастил к нему с едой и с коньячком о пяти звездочках.
Изредка, ни с того ни с сего, он произносил "кого" вместо "чего": "Ко-
го там делать-то?", "Кого, дядя Костя, тебе взять в магазине?". "В на-
роде так говорят, - объяснял Костенька. - Народ, он не различает пред-
меты неодушевленные от одушевленных".
   - Народник нашелся!  - удивлялся Бахметьев К.  Н. - "Народ, народ"!
Откуда тебе известно,  что от чего отличает народ?  Что  такое  народ?
Никто не знает, кроме как ты.
   - Как это откуда! - пожимал плечами Костенька, обижаясь. - Я на фи-
лологическом полгода учился!
   Это - в Костенькиной привычке:  он на любой случай жизни где-нибудь
да учился,  и на физика,  и на химика,  и на экономиста,  если же и не
учился - постигал путем самообразования.  Нынче  Костенька  -  ему  за
пятьдесят,  Бахметьев К. Н. не помнил точно, - Костенька же не расска-
зывал,  к пятидесяти либо к шестидесяти ему ближе,  - нынче он ездил в
"мерседесе" с мигалкой и радиосвязью, объясняя дядюшке, что в 1993 го-
ду в России "мерседесов" было продано больше, чем во всей Западной Ев-
ропе.
   - Прогресс! А еще говорят - нет у нас в России цивилизации!
   - Ты скажи-ка,  Прогресс,  где ты все ж таки работаешь? - спрашивал
дядюшка, но племянник объяснялся странно:
   - Мы работаем частным образом!
   - Что за частный образ?
   - Не все ли тебе, дядюшка, равно? Лучше скажи откровенно: чего тебе
хочется?
   - Мне-то?.. Мне-то, Костенька, очень хочется... - И Бахметьев К. Н.
рассказал:  необходимо познакомиться со своими знаменитыми однофамиль-
цами.  Ну, хотя бы через посредство какого-нибудь из последних изданий
энциклопедии.
   - И это - все?  Да что за вопрос,  дядюшка?  Что за вопрос? Да мы -
вмиг!  Ну, если не вмиг, не сию же минуту, тогда в следующее мое посе-
щение - обязательно!
   И верно: две недели спустя Костенька с видом почти что ученым сидел
у  кровати  дядюшки  и  громко читал по "Советскому энциклопедическому
словарю":
   - "Бахметьев Владимир Матвеевич (1885 -  1963),  русский  советский
писатель,  член КПСС с 1909. Романы о жизни сибирского крестьянства, о
гражданской войне - "Преступление Мартына", ДНаступление"". Подходит?
   - Вроде бы интересуюсь.  Партийный стаж великоват для одного живого
человека. Но факт есть факт. Кто там еще? Кто дальше-то?
   Дальше следовал Бахметьев Порфирий Иванович (1860 - 1913),  из кре-
постных, выдающийся физик и биолог. Первым вызвал анабиоз у млекопита-
ющих (летучие мыши).  Первым во всем объеме поставил проблему сохране-
ния жизни при полной остановке жизненных явлений.
   - Я же на биолога собирался учиться!  - поторопился  заверить  Кос-
тенька.  - А потому я суть уже схватил!  То есть очень важная, скажу я
тебе, суть!
   Бахметьев К. Н. тоже подтвердил:
   - Интерес теоретический, но, может быть, и практический. В медицине
практический - раз!  В политике теоретический - два!  В похоронных ко-
мандах - три!
   - Похоронные-то, дядя Костя, здесь при чем?
   - Здесь не здесь,  а при чем,  хотя бы и так: раненым, кто хоть ма-
ло-мало дышит, тут же вспрыскивать анабиоз, в анабиозном состоянии во-
лочить их в лазарет. Пусть в лазарете разбираются - все еще живой сол-
датик либо уже мертвяк. А то ведь на практике как происходит? Поволок-
ли живого - приволокли в лазарет мертвого, а там народ матерится: сво-
их,  что ли,  у нас не хватает мертвяков?  Поди-кась живых вы там же и
закопали, а мертвяков притащили?!
   Нельзя сказать,  что дело точно так и было,  но Бахметьеву, во-пер-
вых,  хотелось поддержать учение об анабиозе,  во-вторых, удивить Кос-
теньку.
   - Тебе что же - приходилось сталкиваться?  - и в самом деле слегка,
а все-таки удивился Костенька.
   - Ты спроси - чего мне не приходилось?  Спроси - с чем я не сталки-
вался?  Я со всем на свете сталкивался.  Ну а дальше-то - кто? Кто там
еще в "Словаре" из Бахметьевых? С разными прочими именами-отчествами?
   - Вс„! - сказал Костенька и пожал плечами. - Представь себе - вс„!
   - Только двое и есть?!  Не может того быть! Фамилия наша известная,
так что гляди внимательнее!  Хоть бы еще одного угляди - трое, это уже
не двое!
   И Костенька  углядел:  Павел Александрович,  год рождения - 1828-й,
год смерти - знак вопроса. Соученик Н. Г. Чернышевского по Саратовской
гимназии, прототип Рахметова в романе "Что делать?". В 1857 году уехал
в Океанию с целью основать там коммунистическую колонию. Оставил А. И.
Герцену денежные средства - фонд на революционную работу.  Н.  П. Ога-
рев, доверенное лицо А. И. Герцена, передал фонд С. П. Нечаеву.
   - Нечаеву?  Знаешь ли, Костенька, Нечаев очень был знаменитый рево-
люционер-террорист! Он, знаешь ли, Достоевскому прототипом многократно
служил.  А в науке до сих пор дискутируется:  признавал Ленин Владимир
Ильич  террориста Нечаева за своего учителя либо отрицал начисто и со-
вершенно? Нерешенный вопрос! Не в силах ответить наука. И вообще, ска-
жу я тебе, Костенька, мы с тобой уже коснулись выдающегося периода на-
шей истории. Я множество книг по вопросу прочитал, я знаю.
   Костеньке тоже было интересно:
   - Ты вот,  дядя Костя,  годы провел в библиотеке, это прекрасно! Ты
не знаешь ли,  большой был тот фонд Герцена или - так себе? Ерунда ка-
кая-нибудь?
   - Этого профессиональные революционеры,  представь себе, не сообща-
ли. А вообще-то удивительную биографию обнаружили мы с тобой в "Слова-
ре":  прототип Рахметова этот Павел Александрович - это раз,  уже в то
время коммунист от самого Маркса - это два, уплыл в Океанию - это три.
Самое-самое интересное - три!  Потому что - романтическое! Спасибо те-
бе, Костенька! Без тебя я бы ничегошеньки о Бахметьевых не узнал!
   - Спасибо - это хорошо, я живой человек, поэтому люблю благодарнос-
ти,  но совесть не позволяет умолчать:  тут одна деталь при  ближайшем
рассмотрении обнаруживается.
   - Что за деталь?
   - Павел Александрович - он без мягкого знака.
   - Уточни?
   - Уточняю:  Павел Александрович - он Бахметев, а не Бахметьев. Пус-
тяка какого-то, мягкого знака ему до Бахметьевых не хватает. Мужик что
надо, но вот - деталька... Можно сказать, компромат.
   - Ай-ай! Я уже успел сильно размечтаться! И всегда со мной так: ес-
ли быстренько размечтаешься,  значит, после хвататься тебе в разочаро-
вании за собственную голову!  - Бахметьев К. Н. схватился за голову. -
Вот так!
   - Океанию не жалей,  - посоветовал Костенька.  - По сведениям,  там
черт ногу сломит,  в Океании.  Сколько там разных государств, кому эти
государства приписаны, сколько народонаселений, сколько языков - нико-
му толком не известно. Самостоятельная эта часть света или не самосто-
ятельная - неизвестно.  К тому же поехать в