В. Каверин.
   ДЕВЯТЬ ДЕСЯТЫХ СУДЬБЫ.
 
 
   КНИГА I.
 
   1.
 
   ... Четвертая зимняя кампания была бы гибельной для армии  и  страны.
Контр-революционеры подстерегают бедствия народа и готовятся нанести ему
смертельный удар. Отчаявшееся крестьянство вышло на путь открытого восс-
тания. Помещики и чиновники громят крестьян при помощи карательных  экс-
педиций. Фабрики и заводы закрываются. Рабочих  хотят  смирить  голодом.
Буржуазия и ее генералы требуют беспощадных мер для восстановления в ар-
мии слепой дисциплины. Корниловщина не дремлет. Поддерживаемые всей бур-
жуазией корниловцы открыто готовятся к  срыву  учредительного  собрания.
Правительство Керенского есть правительство буржуазии. Вся его  политика
- против рабочих, солдат и крестьян. Это правительство  губит  страну...
Власть должна быть изъята из преступных рук буржуазии и передана в  руки
организованных рабочих, солдат и революционных крестьян...
   Затерянный в соседнем купе огарок свечи  вспыхивал,  угасал  и  снова
вспыхивал, таща за собой сломанные вдоль и поперек тени.
   Чья-то уродливая голова прыгала вместе с ним по обшарпанной  вагонной
стене.
   Солдат при свете огарка читал газету; снизу видна была только его бо-
сая нога, да плечо, прикрытое шинелью.
   Он читал медленно и шопотом произносил про себя каждое слово.
   Еще недавно начало смеркаться, а уже все спали.
   Напротив Шахова сидел, уткнувшись головой в облезлый каракулевый  во-
ротник, костлявый человек в чиновничьей фуражке;  у  его  ног  свернулся
клубком на полу молодой солдат - он спал и казалось, что его  сосредото-
ченное лицо ровным матовым пятном всплывает вверх и шевелится под равно-
мерное подрагивание вагона.
   Шахов задремал и сразу же проснулся.
   Он сидел, притулившись кое-как возле окна, опершись локтями о колени.
   Всю дорогу, то усиливаясь, то мельчая шел дождь и холодный ветер трое
суток дул над его головою, в разбитое окно.
   Он снова попытался заснуть и не мог - все его тело ломило от долгой и
неудобной дороги.
   Он прислушивался к стуку колес, считал до  ста,  припоминал  названия
станций, мимо которых проезжали днем - ничего не помогало.
   Тогда он встал и добрался, шагая между скрюченных  на  полу  тел,  до
площадки.
   На площадке гремящее мокрое железо двигалось туда и назад между ваго-
нами и сильный ветер хлестал слева. Ветер распахнул шинель, продул наск-
возь и сразу освежил и захолодил лицо и руки.
   Утлый полустанок медленно протащился мимо поезда, где-то далеко видны
были огни, зеленый и красный, искры летели из паровозной трубы  и  гасли
на отсыревшем ворсе пальто.
   Потом откуда-то из топки вылезла баба в длинном тулупе и стала  рядом
с ним, держась рукой за поручни и заглядывая с любопытством ему в лицо.
   - Зазябла совсем, - сказала она, похлопывая руками и переступая с но-
ги на ногу.
   Шахов ничего не сказал.
   - Издалека ли едете? - спросила баба и прихлопнула дверцу топки.
   - Издалека. Из Сибири - коротко ответил Шахов.
   Искры летели снопами и совсем близко мимо вагона прошла водокачка  со
своим качающимся хоботом молочно-белого цвета.
   Шахов пошел в вагон.
   В эту ночь, последнюю из тех, что он провел в пути, ему приснился тя-
желый и безобразный сон.
   Ему приснилось, что он открыл глаза от стука двери и увидел,  как  из
соседнего купе вышел невысокого роста широкоплечий человек. Он  медленно
опустил глаза, отыскал среди груды тел его, Шахова, лежащего на  полу  с
раскинутыми по сторонам руками, сделал два шага вперед и наступил ему на
грудь, так что носок огромного сапога ударился о подбородок.
   - Уберите ногу, - сказал Шахов.
   Человек молчал и улыбался, скаля белые зубы; на груди у  него  сквозь
тонкую полосатую тельняшку просвечивала татуировка.
   - Уберите же ногу! - повторил Шахов.
   - А чем же тебе, браток, мешает моя нога? - спросил  человек,  друже-
любно мигая глазами.
   - Вы наступили мне ногой на грудь!
   Шахов, выдвигая челюсть, старался сдвинуть его сапог.
   Руки его лежали по сторонам неподвижно, он не мог пошевелить ими.
   - Ай-я-яй, неужто на грудь? А я думаю, что это так ступать мягко!
   Огорчаясь и покачивая головой, он снял ногу и сел на край скамейки.
   Шахов знал отлично, что за минуту перед тем, на скамейке сидел  кост-
лявый чиновник, уткнувшийся головой в каракулевый воротник - теперь  ва-
гонные стены, железные подпоры, смялись и  уступили  дорогу  человеку  в
тельняшке.
   - Беднячок ты - сказал он вдруг и достал что-то  из  кармана,  не  то
куклу, не то волчок; Шахов ясно видел, что это была какая-то детская иг-
рушка.
   - А что?
   - Да что ж, браток! Какая-то у тебя судьба стеклянная!
   - Ну и что ж, судьба! - возразил Шахов, чуть-чуть шевеля губами.
   Человек молча приблизил к глазам Шахова детскую игрушку. Это был  ог-
ромный, с сиреневым отливом стали, револьвер.
   - А позволь, мы сейчас же это дело устроим, - пробормотал он.
   Револьвер внезапно повис в воздухе. Откуда-то со стороны к нему тяну-
лись посиневшие маленькие белые руки.
   Шахов застонал и вскочил на ноги, ударившись головой о верхнюю  полку
- никакого человека в тельняшке не было в вагоне - дверь, вагонные  сте-
ны, железные подпоры, все вдвинулось обратно.
   Костлявый чиновник курил и жаловался, молодой солдат попрежнему  спал
у его ног, закинув назад бледное и утомленное лицо. Еще не рассвело,  но
многие уже проснулись.
   Наверху на второй и на третьей полке шел политический разговор.
   Говорил главным образом какой-то интеллигентного вида человек  в  ба-
рашковой шапке; он обращался ко всему вагону и по его приподнятой, слиш-
ком стройной речи, легко можно было узнать адвоката.
   - Рано или поздно иностранцы вмешаются в наши дела, - говорил  он,  -
точно так же, как врачи вмешиваются, чтобы излечить больного ребенка или
научить его ходить. Конечно, такое вмешательство было бы  нежелательным,
но иностранцы должны ясно представить себе опасность  большевизма  в  их
собственных странах, - скажем, опасность таких заразительных  идей,  как
пролетарская диктатура и мировая социальная революция. Имеется, конечно,
надежда на то, что такого рода интервенция может  и  не  быть  необходи-
мой...
   - Интервенция! - вскричал лежавший напротив него юноша лет  семнадца-
ти, высохший, с чахоточным лицом.
   - Так, значит, вы стоите за то, чтобы отдать Россию немцам на выучку?
Мы-то отлично знаем кому это было бы на руку. Это вы  проповедуете  план
Родзянки - впустить к нам немцев, чтобы они уничтожили советы?
   - Я ничего не проповедую, - возразил адвокат, -  наоборот  я  сказал,
что, может-быть, можно обойтись без интервенции. Может-быть, голод и по-
ражения пробудят здравый смысл. А что насчет советов - прибавил он, вне-
запно разгорячившись - так советы теперь взяли в свои руки большевики, а
с большевиками можно разделаться только таким образом: эвакуировать Пет-
роград, объявить осадное положение и тогда военной силой  разделаться  с
этими джентльменами без всяких формальностей...
   - Руки коротки! - возразил чахоточный юноша. - Вот вы стоите за  пра-
вительство...
   Он движеньем руки остановил адвоката, собравшегося было возразить:
   - А все равно, Временное правительство, только  на  таких  как  вы  и
рассчитывает... У вас не  хватит  пороху  на  то,  чтобы  разделаться  с
большевиками. Они уже сильнее правительства. Ваше хваленое правительство
не может ни заключить мира, ни продолжать войну!
   В разговор попытались было вмешаться еще двое, но адвокат снова  взял
спор в свои руки.
   - Вам не стоило бы возражать, - сказал он, - вы повторяете чужие сло-
ва и сами не знаете, что они означают. Если бы не большевики, на  немец-
кие деньги разлагающие армию, так исход войны был бы давно решен.
   - Ага, исход войны! - вскричал юноша, - война до победного конца! А в
чьих интересах русские рабочие и крестьяне пошли  воевать  с  Германией?
Что они могли выиграть от этой войны? Немецкие солдаты были так же обма-
нуты, как и наши.
   - Да и теперь уговаривают, - сказал с третьей полки солдат,  читавший
газету, - каждый день на фронт от них агитаторы приезжали. А  мы  что  с
ними делали? Снимем с него пиджак, штаны, наденем солдатскую рвань и ай-
да! Воюй храбро, до победного конца!
   - Разбойники! - пробормотал костлявый чиновник.
   - Разбойники?? - с яростью передразнил солдат, - а ты в окопах  гнил?
А тебя вша ела?
   Шахов хотел вмешаться, но промолчал.
   - Все вы хороши разговоры-то разговаривать, - пробормотал солдат, ло-
жась обратно. - Временное правительство? А есть там хоть один  настоящий
крестьянин? Все буржуи сидят, говорят один двенадцать  сахарных  заводов
содержит!
   - Граждане, позвольте пролить на вас одну каплю света, - сказал вдруг
востроголовый человек,  выглядывая  из  соседнего  купе,  -  в  чем  тут
собственно говоря, основной вопрос? У нас, например, в Орловской  губер-
нии, солдаты проломили начальнику милиции череп. Это было полнейшее  на-
рушение администрации. Начальник милиции спасся исключительно  благодаря
хирургическому вмешательству со стороны доктора  Губина.  И  представьте
себе, что все эти солдаты, разбивавшие череп, оказались  уголовным  эле-
ментом. Одного из них, по фамилии Чубик, даже удалось задержать, хотя на
другой день солдаты его отбили. Граждане, на что это указывает? Это ука-
зывает на то, что немцы тут,  может-быть,  и  непричем.  Безусловно  от-
дельные большевики наверняка подкуплены немцами, но главную роль  играет
уголовный элемент, выпущенный из тюрьмы еще в марте. А что  касается  до
того, что большевики и есть этот уголовный элемент, так на  это  у  меня
имеются документальные данные.
   - А я не желаю! - сказал солдат, свешиваясь со своей полки и с  нена-
вистью заглядывая в соседнее купе.
   - Чего не желаете? - удивился востроголовый.
   - А я не желаю, чтобы на меня проливали каплю  света!  Знаем  мы  эти
капли! Мы с этими каплями четвертый год в окопах отсиживаемся!
   Чахоточный юноша давно хохотал тонким  смехом,  адвокат  презрительно
молчал.
   - Я - не большевик, - сказал молчавший до сих пор Шахов,  -  я  очень
далекий от политики человек. Но если бы завтрашний день Советы вооружен-
ной силой попытались сбросить правительство, я бы взял винтовку и  пошел
бы с ними. И не большевику ясно, что продолжать  войну  -  бессмысленно,
когда солдаты не хотят и не будут воевать, что давно пора заключить мир,
потому что иначе он сам заключится, что давно пора дать крестьянам  зем-
лю, потому что иначе они ее сами возьмут. И уже начали брать, и правы!
   Солдат слушал его с жадностью.
   - Ясно еще, - продолжал Шахов, - что Временное правительство не может
ни заключить мира, ни дать землю без выкупа. Это - правительство буржуа-
зии, а буржуазии невыгодно ни то, ни другое. Стало-быть, для того, чтобы
крестьянство и пролетариат  добились  мира  и  земли,  Временное  прави-
тельство нужно сбросить.
   Вошел кондуктор с фонарем в руках - начали проверять билеты.
   Шахов так же внезапно оборвал, как и начал. Всю остальную часть  пути
он молчал и думал о том, что его встретит в Петрограде.
 
   ---------------
 
   В шестом часу утра поезд дотащился до Петрограда. Шахов, закинув свой
мешок за спину, соскочил с платформы и стал пробираться к выходу.
   Толпа, запрудившая вокзал, пронесла его, вместе с  собою,  до  самого
выхода, едва не столкнув на рельсы, потом  внезапно  отхлынула  назад  и
прижала спиной к двери, на которой висела заржавленная доска с  надписью
"дежурный по станции". Дверь, не выдержав напора толпы,  распахнулась  и
он стремительно влетел в помещение.
   В комнате дежурного по станции было накурено до того,  что  у  Шахова
заслезились глаза. Он разглядел, однако, что комната была полна народу и
все с чрезвычайным интересом слушали разговор  двух  людей,  стоявших  у
письменного стола один против другого. Один из них был тучный железнодо-
рожник с грязными седыми усами, другой  светлоголовый  человек  в  форме
солдата инженерных войск.
   - Я вашего комитета не признаю! - кричал  железнодорожник.  -  У  нас
есть свой комитет! Я повинуюсь только Исполнительному Комитету  железно-
дорожников...
   Светлоголовый молча слушал его, оглядывая исподлобья всех собравшихся
в комнате.
   - Я - комиссар Военно-Революционного Комитета, -  медленно  и  упрямо
сказал он, когда железнодорожник, стукнув кулаком по столу, кончил  свою
речь, - Военно-Революционный Комитет ничего не  требует  от  вас,  кроме
прямого исполнения ваших обязанностей.
   - Я сам знаю мои обязанности! Я знать не хочу никакого Военно-Револю-
ционного Комитета! Я отказываюсь исполнять ваши приказания. Если бы даже
вы притащили с собой целый полк солдат...
   - А вы думаете, что я пришел сюда один? - флегматично спросил светло-
головый солдат, указывая рукой в окно.
   Все обернулись. Седоусый железнодорожник ахнул и подбежал к окну:  на
всем протяжении платформы стояли патрули.
   - Вокзал занят войсками Военно-Революционного Комитета,  -  спокойным
голосом объяснил солдат.
   - Да чорт возьми, что это за комитет такой? - пробормотал кто-то  над
самым ухом Шахова.
   Он обернулся и увидел костлявого чиновника, ехавшего вместе с  ним  в
соседнем купе.
   - Не знаю, я только-что приехал, - сказал он, забывая о том, что  это
должно быть известно чиновнику - нужно полагать, что в городе...
   - Что?
   - Не знаю... восстание.
   - Восстание! - вдруг подумал он с неожиданной силой.
   Толпа снова оттеснила его; он пересек вокзал и вышел на площадь.
   Резкий ветер хлестнул в лицо и откатился.
   Площадь была почти пуста - кроме патрулей, стоявших на углах у  Невс-
кого и Гончарной, ничто не указывало на  то,  что  в  городе  начинается
восстание.
   Он долго смотрел вдоль пустынных  улиц,  ожидая  движения,  стрельбы,
криков, всего, что неизбежно, как-будто, связывалось с восстанием, с мя-
тежом, с революцией - и ничего не увидел. Наконец, он толкнулся в  двери
какой-то захудалой гостиницы на Лиговке  и,  добравшись  до  номера,  не
разглядев даже, куда всунул его спросонья швейцар, расстелил на  кровати
пальто и уснул, подбросив мешок под голову.
 
   2.
 
   Не прошло и двух часов, как он проснулся от короткого сухого  треска:
на улице стреляли.
   Он подошел к окну: город показался ему сонным, пустым; был  дождливый
осенний день, на площади кружились вокруг памятника трамваи.
   Он поднял с кровати пальто, несколько минут  разглаживал  на  коленях
измятый воротник.
   Когда он вышел на улицу, шел снег, и несколько раз  Шахов  машинально
подносил к глазам руку, на которой, слегка холодя кожу, таяли снежинки.
   На Суворовском он остановился перед листовкой, наклеенной  на  стене.
Первая же фраза этой листовки поразила его:
 
   "К гражданам России.
 
   "Временное правительство низложено. Государственная власть перешла  в
руки органа Петроградского Совета Рабочих и Солдатских  Депутатов  Воен-
но-Революционного Комитета, стоящего во главе петроградского пролетариа-
та и гарнизона.
   "Дело, за которое боролся народ: немедленное  предложение  демократи-
ческого мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль
над производством, создание Советского правительства - это дело  обеспе-
чено"...
   Он не успел дочитать; кто-то сзади положил руку на его плечо и сказал
негромко:
   - Документы!
   Шахов обернулся: прямо перед ним, почти  вплотную,  стоял  невысокого
роста коренастый моряк с винтовкой на плече, в  бушлате;  он  пристально
смотрел Шахову в лицо чуть раскосыми  глазами.  За  ним  стояли  человек
пять-шесть, почти все в штатском, в кепках и пальто. Впрочем, были среди
них и солдаты.
   - Документы! - весело повторил моряк.
   Шахов отстегнул пальто, достал бумаги.
   - Я только что с поезда, - сказал он хмуро, - я сегодня ночью приехал
из Томска.
   Моряк мельком пересмотрел документы и стоял несколько секунд, помахи-
вая бумагами и поглядывая на Шахова веселыми серыми глазами.
   - Читали? - вдруг спросил он, кивнув головой на листовку.
   - Да, читал... Так это правда, что Временное правительство...
   Моряк вдруг помрачнел.
   - А вы за кого? За правительство? - спросил он,  глядя  на  Шахова  в
упор.
   Шахов отвел глаза.
   - Я еще ничего здесь не знаю... Ничего не могу понять...
   Моряк молча сунул ему документы, хотел что-то еще сказать, но  ничего
не сказал и спустя две-три минуты исчез вместе со своим патрулем на  Су-
воровском проспекте.
   Шахов пошел дальше; моряк вдруг напомнил ему одну из газетных статей,
читанных им накануне. В этой статье тот же самый вопрос ставился еще яс-
нее.
   Шахов припомнил слова "За кого?" напечатанные жирным шрифтом и первые
фразы статьи:
   "За тех, кто придавлен и ограблен войной или за  тех,  кто  вопрос  о
крови русского солдата решали на лондонских и  нью-йоркских  биржах.  За
тех, кто немедленным миром готов спасти страну и революцию или  за  тех,
кто стремится довести армию до голодного междоусобия, чтобы утопить ее в
собственной крови? За тех, кто не останавливается на полпути, не уступа-
ет без боя, завоеванных революцией, прав или за тех,  кто  в  ставке,  в
дипломатических корпусах, в банках и в тайных  комнатах  Зимнего  дворца
ведет работу по умерщвлению революции"...
   Он следил за небольшими группами вооруженных рабочих, которые  встре-
чались ему время от времени.
   "А ведь мне, может-быть, сегодня уже придется выбрать" -  подумал  он
мельком.
   Не доходя двух кварталов до Смольного, он свернул налево и остановил-
ся у ворот небольшого двухъэтажного дома в самом конце  Кавалергардского
переулка.
   Минуты три он стучал без всякого результата; наконец, глазок в  воро-
тах открылся и морщинистое лицо уставилось на Шахова.
   - В квартиру номер два! - сказал Шахов, вытаскивая из кармана  платок
и стряхивая снег с пальто и шляпы.
   Лицо исчезло и появилось опять.
   - Повернитесь спиной!
   - Спиной? Зачем?
   - А почем знать, может-быть, у вас там оружие!
   - Оружие на спине не носят, - сказал Шахов, - отворите пожалуйста!
   - А кто там живет, в квартире номер два?
   - Мне нужно видеть Бартошевскую, Галину Николаевну.
   - Бартошевская у нас не живет. Это, кажется, в доме напротив или  мо-
жет-быть, даже рядом.
   - Как не живет? Это какой номер дома?
   - Если Бартошевскую, так идите через парадную, -  посоветовало  лицо,
снова исчезая за воротами, - парадная открыта!
   Шахов разозлился было, но тут же весь  этот  разговор  показался  ему
смешным. Он улыбнулся и подошел к подъезду.
   В то же самое мгновенье, - он часто  вспоминал  это  впоследствии,  -
дверь отворилась и из подъезда вышел  офицер.  Это  был  высокого  роста
гвардеец, прекрасно одетый; Шахову запомнился отороченный золотом башлык
с кисточкой; он прошел мимо, слегка позвякивая шпорами и поднимая  вверх
свое бледное и холеное лицо.
   Шахов не успел даже разглядеть этого лица;  однако  что-то  заставило
его оглянуться. Несколько секунд он следил за ним: гвардеец шел  уверен-
ной походкой, звонко стуча каблуками по мокрому тротуару.
   Шахов вошел в подъезд и на площадке первого этажа нажал кнопку  звон-
ка.
   Немного погодя, он позвонил еще раз, подождал немного и постучал руч-
кой двери.
   Дверь не отворилась, но откуда-то сверху, должно-быть,  из  обивки  к
его ногам упала маленькая записка. Это был небольшой продолговатый  лис-
ток из блокнота - он сам собою развернулся на ладони Шахова:
   "Я сегодня приезжал из Гатчины и прежде всего поспешил к  Вам,  милая
Галина Николаевна. Очень жалею, что не застал ни Вас, ни Марии Николаев-
ны дома. Неужели причина Вашего  отсутствия  -  тот  самый  сумасбродный
план, о котором Вы мне в последний раз говорили? Я  постараюсь  еще  раз
сегодня же зайти к Вам - ваше отсутствие меня серьезно беспокоит.  Вече-
ром еду в полк и вернусь не раньше 27-го.
 
   Ваш А. Т."
 
   Ладонь медленно сжалась - продолговатый листок из блокнота был  измят
и на углах