Дмитрий Каралис.
    Роман с героиней


   © Copyright Дмитрий Каралис
   From:ryabov@nevacom.spb.ru


   Повесть

Глава 1

   Медведев узнавал соотечественников по выражению глаз.
   Есть  несколько анекдотов,  сочиненных  самими же  русскими,  по  каким
признакам  вылавливают наших разведчиков  в западных туалетах, ресторанах  и
публичных  домах.  Анекдоты  смешны,  правдивы,  как  большинство анекдотов,
сочиненных о  самих  себе,  приводятся  в  учебных курсах разведшкол  многих
государств, но не имеют к этой истории никакого отношения.
   К ней имеют отношение следующие обстоятельства.
   То, что Медведев оказался единственным, как он думал, русским человеком
на греческом острове Родос в декабре 199... года.
   То,  что Медведев писал роман, и тот шел тяжело, со скрипом. Так всегда
бывает,  когда  тащишь  повозку   сюжета  к  вершине  выбранного   перевала,
подсаживая  в нее новых и  новых  героев, до тех  пор, пока она не достигнет
верхней точки и не помчится под гору сама, теряя ездоков и набирая скорость.
   Медведев тянул  свою повозку без песни,  но и  без ропота, догадываясь,
что  за две недели уединения он едва ли  успеет втянуть в гору  два  десятка
героев-родственников -- он писал роман о своих предках.
   Материалов к  роману он  прихватил с избытком, отчего исцарапанный,  но
крепкий  пластиковый   "самсонайт"   можно  было   оставлять  в   аэропортах
безнадзорным  --  позарившийся  на  него  лихой  человек не  пробежал  бы  с
чемоданом и пяти шагов: всем известно, как тяжелы книги и документы.
   Романный материал, доставленный из  России  на греческий  остров  Родос
эстафетой трех  самолетов,  а  затем вознесенный ночным  таксистом к вершине
скалистого  холма,  где приютилось ласточкино гнездо  писательского  центра,
этот материал, очевидно,  решил, что  достиг предназначенной  ему  высоты, и
безмятежно отяжелел в ожидании легкого спуска.
   В номере  Медведева на втором  этаже бледновато  отсвечивала бумага. На
изящной  каштановой  тумбочке уныло  светилась кипа  исписанных  страниц;  в
барском  малиновом кресле белели  папки  с архивными выписками; а на широкой
кровати дрейфовали  раскрытые исторические книги и справочники,  куда каждое
утро  их приходилось  выкладывать  -- стол  был ни  к черту:  легкомысленный
предмет, напоминавший  дамское  трюмо --  с гнутыми ножками, ящиком, высокой
перекладиной  внизу,  о  которую  Медведев  долго  ушибал   ноги,  и  тесной
столешницей -- лампа, пепельница, бумага, а локти висят.
   Медведев   подступался   к   материалу  с   уговорами,   призывая   его
встряхнуться, собраться, напружиниться -- нам, дескать, еще предстоит ползти
и карабкаться вверх, но этот стервец лениво дрых в теплом сухом воздухе и не
думал  отзываться  на понукания. Стоило  ли лететь  с пудом  бумаги  кружным
зимним  маршрутом над тремя морями и десятком европейских государств,  чтобы
бродить  вокруг него кругами  на курортном островке? В Питере  по ночам хоть
иногда, но писалось.
   Родовое древо  на  листе  миллиметровки  (по  нему  Медведев  собирался
спускаться в  глубь  веков  и вести за собою  читателя)  он  укрепил рядом с
просторным окном, и  всякий раз, имея нужду обратиться к схеме, жадно хватал
глазами  сказочный для  северного человека  пейзаж  в добротной  пластиковой
раме:  зеленая пальма  на  ветру, голубое  море,  известковые горы  близкого
турецкого берега и  рыбачий катерок, застывший  в  фотографическом мгновении
взгляда.
   Три прозрачные  авторучки  оставались  полными,  и  лишь  в  четвертой,
начатой еще в  Петербурге, короткий фиолетовый столбик напоминал термометр в
морозный день.
   И третье, что имеет отношение к описываемым событиям, -- его ежедневные
визиты в ресторанчик "Чайна-хаус", где на террасе под легким тентом Медведев
с забытым  аппетитом съедал горшочек обжигающего китайского  супа  из мидий,
водорослей,  морковки,  грибов и  еще чего-то  не  установленного  (китаянка
объясняла, но английский Медведева оказался груб для тонких гастрономических
разговоров), а на второе -- цыплячьи лапки, запеченные в сухариках.
   Медведев набрел на этот дешевый ресторанчик в первый же день и решил не
искать добра от  добра -- меню вполне соответствовало его вкусу  и кошельку,
туго набитому  драхмами, будившими в памяти рисунки из школьного учебника по
истории Древнего  мира. Единственный  недостаток  красивых  греческих  денег
заключался в поразительной способности всех этих акрополей, древних воинов в
шлемах и мускулистых задумчивых дискоболов пачками обмениваться на бутылочки
пепси-колы, гамбургеры в маслянистых салфетках, пластики жевательной резинки
и иную ерунду, без которой не прожить чужестранцу. Зеленые лица американских
президентов в париках в этом смысле казались весомее и хитрее. Их в кошельке
Медведева  было  меньше,  но  хрустели они увереннее,  и греческие древности
обменивались на них шелестящими ворохами.
   ...В  тот  день  Медведев  уже  потягивал  холодную  воду  из  высокого
запотевшего стакана,  думал о том, что минул  пятый  день его  литературного
заточения,  а  еще ни черта  не написано, кроме  двух десятков страниц общих
мест и дневниковых записей, и неизвестно -- напишется ли;  думал о  том, что
пора подняться и пройтись по пустынным улочкам курортного городка --  купить
таксофонную  карту,  зайти в  ювелирную  лавку  к  Янису,  подтвердить,  что
выбранные цепочки он обязательно  заберет, как только получит компенсацию за
авиабилеты, спуститься  к  набережной и пойти в темноте  по хрустящей гальке
вдоль  всхлипывающего моря к Центру --  тянуть  повозку со своими  предками,
оставившими Медведеву редкое наследство -- четырехсотлетний  след в  истории
Великого княжества Литовского -- он  набрел на него  в Историческом архиве и
не думал от него отказываться.
   С этими мыслями Медведев ткнул окурок  в  пепельницу, допил воду и чуть
сдвинул  назад  стул,  и тут же  под  навес террасы вошла красивая женщина с
высокой копной светлых волос и остановилась, словно раздумывая,  нужен ли ей
этот  пустой  ресторанчик  с  пиликающей  восточной  мелодией,  или  следует
поискать другой. Легкая сумочка на плече, в руке пластиковые пакеты.
   Она скользнула по Медведеву взглядом, и он понял -- русская.
   Неслышно придвинув стул обратно, Медведев налил себе воды из графина  и
закурил новую сигарету. ("Вот так я бросаю курить", -- подумал он.)
   Женщина  постояла у  стойки  и ткнула  пальцем в  клеточку  светящегося
фото-меню: "This,  please!"  Она  произнесла  это  так неуверенно и знакомо,
словно  вместе  с  Медведевым  начинала учиться  английскому  языку у  одной
учительницы  -- горбуньи  Клары  Петровны, в 164-й  школе города Ленинграда.
Повар-китаец отпел  ей  что-то  по-английски,  и  худая  китаянка  с  желтым
пергаментным лицом взялась исполнять заказ.
   Медведев стал курить и смотреть на газетный киоск через  улицу, а когда
женщина, прошелестев пакетами, села за близкий столик и щелкнула зажигалкой,
как  бы  невзначай  скользнул по ней  взглядом.  Перстни на длинных пальцах,
слегка  растрепанная  прическа,  цепочка  с  кулоном,  жакет  из  искрящейся
материи... И, кажется, кожаные брюки.
   Все это Медведев досмотрел мысленным взором, отвернувшись к светящемуся
киоску  и  припоминая  увиденное.  "Снежная Королева",  --  подумал про  нее
Медведев.
   От женщины, курившей тонкую сигарету, веяло холодной усталостью, словно
она  переделала за  день много хлопотных и неприятных дел и теперь  не хочет
никого видеть, но королевский сан не  позволяет ей  опустить  гордо поднятый
подбородок. Медведев еще раз повернул голову, но она не захотела встретиться
с ним взглядом -- ее большие голубые глаза смотрели на всех, но и мимо всех,
так смотрят в зал опытные сидельцы президиумов.
   Слегка задетый  ее  холодным невниманием,  Медведев представил, что эта
русская женщина, скорее всего, жена бизнесмена, приехала отдохнуть в мертвый
сезон  на  сказочный  Родос,  и теперь,  устав  таскаться  по  магазинам или
рассорившись  с  ухажером, решила  проявить  самостоятельность и поужинать в
дешевом  ресторанчике.  Не  бежать  же  к  ней  с  объятиями: "Здравствуйте,
землячка!" Она вежливо пошлет его подальше,  -- достаточно взглянуть на  его
летние ботинки  с  плетеным  верхом,  джинсы  и  легкую  куртку с капюшоном,
которую он взял у сына на  случай ветреной погоды. Медведев хмуро вообразил,
что сейчас на освещенную террасу войдет ее ухажер, сверкая золотым ошейником
цепи под шелковой рубашкой,  сядет рядом  и примирительно  коснется  лбом ее
головы,  и  она  холодно  отстранится. А  потом  они  перекусят, повеселеют,
прогуляются  и пойдут спать в гостиницу, где остановилась их группа из Киева
или Минска.
   Медведев вышел из ресторанчика, кивнув повару. Подошел к киоску и купил
таксофонную карту. Постоял, разглядывая  обложки журналов.  Украдкой  скосил
глаза  --  она  сидела с прямой спиной  и  ела из керамической миски  салат.
Ухажер не появлялся, и Медведев подумал,  что такое лицо  бывает, когда тебя
бросают...
   Точно, русская. У нее плохо на душе, но она старается держаться.
   Не будь в ней  столько невозмутимого холода,  или  ответь она встречным
взглядом, Медведев подсел бы к  ней и заговорил -- спросил, что случилось, и
чем он может помочь. Быть может, она потеряла деньги или билеты. Или украли.
Но тут же  мелькнуло  иное  соображение: она  -- дорогая шлюха,  ее опустили
греки или бросил богатый любовник... А  на него она не взглянула, потому что
не хочет знаться с невзрачно одетыми  соотечественниками -- от  них никакого
толку. Но что ее занесло в дешевый китайский ресторанчик?..
   Медведев  завернул за угол  к лавке Яниса,  но заходить  не стал. Лысый
полноватый  Янис прохаживался меж витрин и, прикрыв глаза, играл на скрипке.
Тускло блестела  старая  скрипка, взмывал и  опадал смычок,  переливалось на
черном бархате серебро.
   Медведев  постоял,  прислушиваясь  к  пронзительным звукам скрипки  и к
себе: почему я верчусь тут, как мальчишка, выслеживающий одноклассницу, а не
иду  писать  роман,  но  ответа  не нашлось, он  уже  оказался перед  другой
витриной -- темной, увидел свое отражение, пригладил ежик волос, похлопал по
карманам в  поисках расчески -- ее не обнаружилось, перешел улицу, обманывая
себя, что хочет посмотреть, почем  в магазинчике сигареты  -- на тот случай,
если  кончатся свои, а  он  еще не  бросит курить, и  когда  увидел китайца,
протиравшего  опустевший столик, обрадовался: она ушла,  значит,  не судьба,
так было надо, можно успокоиться и идти разбираться с предками.
   Он обозвал себя сначала старым дураком, затем -- мальчишкой,  огляделся
-- куда она могла так быстро  уйти? -- и  увидел ее высокую светлую прическу
меж темных манекенов магазина одежды.
   Медведев  зачем-то  протащился мимо  витрины  -- совершенно  не  в  том
направлении,  в  каком ему  следовало  идти к дому, приметил  неподалеку два
столика на улице и элегантного грека за стойкой бара, быстро попросил кофе и
пепельницу, сел  и  подумал, что будет вполне пристойно обратиться  к ней  с
вопросом: "Извините, вы  случайно  не  из  России?", если она  пойдет  в его
сторону.  Только  бы чертов  грек  успел сварить  кофе.  А  если  она, пожав
плечами, пройдет  мимо, он посидит наедине с чашечкой, покурит и  двинется к
историческим баррикадам на своем легкомысленном столе.
   Грек принес кофе  и  стакан  с холодной водой. Медведев размешал сахар,
успел отхлебнуть теплой коричневой пенки и напрягся -- она вышла из магазина
и  не  спеша двинулась  в его  сторону,  покачивая  пакетами и  высоко держа
голову. Ее  глаза  смотрели поверх улицы, и Медведев  был уверен, что теперь
она не видит его по-настоящему.
   Она была в двух шагах от его столика, когда Медведев не спеша поднялся:
   -- Извините, вы, случайно, не из России?
   Она словно споткнулась и растерянно посмотрела на него:
   -- Да... А как вы догадались?
   Медведев улыбнулся и тронул спинку пластикового стула.
   --  Как-то так, догадался.  --  Он  помолчал,  продолжая  улыбаться. --
Выпейте со мной чашечку кофе. Здесь хороший кофе...
   -- Спасибо, -- неожиданно улыбнулась она. -- Кофе -- с удовольствием.
   Медведев придвинул ей стул, и она, устроив пакеты под стол, села.
   Он с колотящимся  сердцем сунулся  в дверь, скорее показал, чем сказал,
что нужен еще один кофе, грек сдержанно кивнул.
   Медведев вытянул из бумажника визитную  карточку, представился, сказал,
что на острове пятый день, живет в международном доме творчества, соскучился
по русской  речи  и рад встретить соотечественницу и просто  поболтать. Лицо
женщины смягчилось,  в больших глазах мелькнул интерес, она раскрыла сумочку
-- из  нее пахнуло  косметикой --  выложила  на  стол  узкую  пачку  сигарет
"Vogue",  тяжелую  зажигалку,  протянула Медведеву  свою визитную  карточку:
"Оксана Миленок,  экспорт-импорт, Чехия..." Он чиркнул копеечной зажигалкой,
пожалел, что  дорогие, подаренные к  дню рождения, оставил вместе с наборами
увесистых авторучек дома, женщина ухватила тонкой сигаретой огонек:
   -- Вы писатель? -- Белый дымок взвился и застыл между ними.
   Медведев кивнул. Мимо столика прошла парочка, скосив на Оксану глаза.
   -- Как интересно. Первый раз разговариваю с писателем. А что вы  сейчас
пишете?
   --  Так,  одну вещицу, --  ответил Медведев. Он вдруг  увидел  себя  со
стороны -- русский писатель на далеком острове,  романтическая фигура, полон
сдержанного достоинства,  богатая  биография  --  он,  вообще-то, интересный
мужчина, не хватает только павлиньего хвоста...
   Беседа  стала стремительно набирать высоту, и вскоре Медведев уже знал,
что Оксана  живет  под  Прагой,  куда  перебралась  несколько  лет  назад из
Белоруссии --  с мамой,  детьми, мужем и собакой. Раньше вела  в музыкальной
школе класс фортепиано. Сейчас  у них трехэтажный  дом, несколько  магазинов
сувениров. Деревушка старинная, на зеленом холме -- замок.
   -- А как вас занесло в Чехию? -- Он сдержанно отхлебнул кофе.
   -- Безработица. Попытка спасти  семью...  Что  ждало моих  детей  после
окончания института? -- Она подняла на него глаза. -- Стоять на рынке?
   "Ну и глазищи", -- подумал Медведев и спросил:
   -- И все удалось?
   -- Частично...
   Через   дорогу  пробиралась  пестрая  кошка  --   ее  словно  обрызгали
разноцветной краской. Она огляделась и с шорохом взлетела на дерево.
   -- А дом большой?
   -- Вот такой. -- Оксана кивнула на трехэтажный особняк напротив кафе --
с  белыми лентами  лоджий и  тарелкой телевизионной антенны. --  Это  сейчас
примерно такой, а  покупали  развалюху.  --  Она махнула  рукой и заговорила
быстро  и  весело: -- Крыша текла, штукатурка отваливалась, на полу засохшие
мыши,  сад  зарос. Раньше в нем пекарня  была. Достался прежним хозяевам  по
реституции. Кошмар, но отступать некуда. Платок на голову, коса, тачка  -- и
вперед!  Экономия, дисциплина  --  и  каждый  день  вперед!  Сейчас  страшно
вспомнить, но обжились.
   Медведев  отметил,  что   говорит  она  искренне,   радостно,   пропала
холодность в лице. Эта встреча ляжет хорошим эпизодом в страницы "Греческого
дневника", который он вел в ущерб своим предкам.
   Он заговорил о себе, а чашка кофе -- семь-восемь глотков -- уподобилась
чашке коньяка: он рассказывал сбивчиво, но весело, и  Оксана  быстро узнала,
что  недавно  он  отметил  свое  сорокапятилетие,  дома  его ждут жена, сын,
овчарка Альма, издательство "Апостолъ", созданное им  несколько лет назад, а
на  остров он  прилетел по путевке  ЮНЕСКО  -- хочет  дописать здесь роман и
немного проветриться.
   --  А что  вы написали? -- Оксана взглянула на  его визитку. --  Может,
читала?
   --  Едва ли. Пишу  мало. --  Он  перечислил названия  пяти  своих книг,
Оксана с сожалением помотала головой, щурясь на чашку с кофе:
   --  Я  так  мало сейчас  читаю... Перед отъездом  почти всю  библиотеку
продала. Взяла только классику...
   Медведев сказал, что  два экземпляра  своей  последней книги "Герой  не
нашего времени"  он  привез  на остров  -- остался  один  экземпляр.  Второй
подарил библиотеке писательского Центра -- так принято...
   -- А  можете  дать почитать?  Я  давно ничего  русского  не  читала.  Я
верну...
   -- Да, -- кивнул Медведев. -- А вы когда улетаете?
   -- Через десять дней, -- не сразу отозвалась она. -- Четырнадцатого.
   -- Я  тоже четырнадцатого, -- удивляясь совпадению, сказал он. -- У вас
во сколько самолет? У меня утром.
   -- Зимой в Афины только один рейс, утренний, -- сказала Оксана.
   -- Значит, летим вместе, -- произнес Медведев.
   И  то, что  женщина угодила  за  его  столик, и то, что она русская,  и
улетают они в  один день одним рейсом -- эти совпадения придавали знакомству
волнующий привкус.
   -- А сколько лет вашим детям? -- как бы невзначай спросил Медведев.
   Оксана помешала ложечкой кофе и подняла на него повеселевшие глаза:
   -- Мне  сорок. -- Она пристроила мокрую ложку на салфетку. -- Вы же это
хотели узнать?
   Медведев со смущенной улыбкой пожал плечами.
   --  Я  уже привыкла, -- мужчины всегда  про детей спрашивают, чтобы мой
возраст  вычислить... А детям...  Дочке восемнадцать,  учится на  антиквара.
Сыну  двадцать,  закончил  Академию  туризма.  Я  свой  возраст  никогда  не
скрываю... Все, что есть,  -- мое. -- Она отхлебнула  кофе и поставила чашку
на стол.
   Они  помолчали, и  Медведеву показалось,  что Оксана  рада неожиданному
знакомству, легкому разговору и не торопится уходить.
   -- У вас все в порядке? -- негромко спросил Медведев. -- Когда я увидел
вас там, в ресторанчике... Мне показалось, у вас нехорошо на душе...
   -- Устала просто. Все  никак  от  своей работы отойти не  могу.  -- Она
поправила прическу -- пышные, словно кукольные волосы соломенного цвета.  --
Хотела в парикмахерскую зайти, да все уже закрыто...
   -- Вы здесь одна или с группой?
   --  Одна.  --  Оксана  посмотрела  по сторонам  улицы, словно поджидала
кого-то. -- А вы купаетесь?
   Едва  Оксана  оказалась  за  столиком, грек  принес  вторую пепельницу,
спросил, откуда она приехала (Медведева он ни о чем не спрашивал, словно его
и  не  было  за столом), сладко  улыбнулся,  поставил в  вазочку  фиолетовый
цветочек  --  они в  изобилии  росли  в округе:  "Это для вас,  мадам!" -- и
постоял  рядом,  ожидая,  очевидно,  продвижения  успешно  начатой  светской
беседы.  Медведев  посмотрел на него  пристально-вопросительно,  но  тот  не
смутился, сделал  вид, что ничего не понимает, и вообще -- "Здесь хозяин  я,
-- читалось  на  его лице. -- Мадам  в гостях у меня!" Медведев подумал, что
глаза  грека много повидали, но  мало видели,  и сказал, что пока они в  его
услугах не нуждаются, спасибо.
   -- Я раньше тоже бизнесом занимался, -- сказал Медведев. -- И детективы
издавал,  и  книги продавал, а потом  плюнул на все и  организовал маленькое
издательство -- нечто вроде  писательского  клуба.  Жена недавно подсчитала,
что я потерял в заработке в семь раз...
   -- Что же бросили?
   -- Неинтересно  стало.  --  Медведев  повертел в руках  пачку  сигарет,
сдерживаясь,  чтобы  не  закурить.  Сунул ее  в карман  рубашки.  --  И  мир
поменялся...   Хотите  еще  кофе?  Или,  может   быть,   пройдемся?  Вы  где
остановились?
   -- Отель "Медитерранеан", на набережной. -- Оксана  повесила сумочку на
плечо.
   Она определенно кого-то напоминала. Певицу? Актрису?..
   -- И давно вы здесь?
   Оксана сказала, что на острове она отдыхает -- тут она призадумалась --
четвертый день.
   "Она  что-то недоговаривает, -- быстро подумал  Медведев. -- Не  должна
такая женщина в одиночестве ехать в мертвый сезон к морю и бесцельно бродить
по  городку",  -- но  тут  же  оставил  эту мысль,  увлеченный  разговором и
осторожным разглядыванием собеседницы.
   Оксана прошуршала пакетами и поднялась.
   Медведев подошел к стойке  и расплатился. Грек торопливо выскользнул  с
подносом  на  улицу, собра