Раймонд Карвер
Рассказы


ТРИ ЖИЗНИ РАЙМОНДА КАРВЕРА

   Тамара Боголепова

   Раймонд Карвер, один из самых читаемых в последние десятилетия аме-
риканских писателей, незадолго до конца своей короткой жизни любил го-
ворить:  "Я счастливый человек. Мне удалось прожить две жизни." Карвер
приводил при этом точную дату завершения своей "первой" жизни и начала
"второй": 2 июня 1977 года.
   День этот для Карвера был одновременно страшным и знаменательным. 2
июня 1977 года Раймонд Карвер, уже сравнительно известный поэт и писа-
тель, после очередного запоя впал в состояние мозговой комы: "Я словно
очутился на дне очень глубокого колодца," - вспоминал он позднее. Вра-
чам удалось вернуть Карвера к жизни,  а он с того дня ни разу не выпил
ни капли спиртного.
   "Вторая" жизнь Карвера длилась недолго,  всего 11  лет.  2  августа
1988 годв он умер от рака легкого.  Но даже зная свой страшный диагноз
(в США врачи всегда ставят пациентов в известность о характере заболе-
вания),  зная,  что времени остается совсем мало, он не уставал повто-
рять своим друзьям и близким:  "Каждый день я чувствую на себе благос-
ловение божие.  Каждый день я не устаю благодарить судьбу. Каждый день
я чувствую радостное изумление от того,  как у меня все теперь устрои-
лось."
   Действительно, во  "второй"  своей жизни Карвер обрел много больше,
чем в "первой": к нему пришла и заслуженная слава, и настоящая любовь,
и материальное благополучие. И, самое главное, - его творческий потен-
циал не только не иссяк,  но,  напротив,  блестяще реализовался в нес-
кольких книгах рассказов:  "Так о чем мы говорим, когда говорим о люб-
ви" (1981),  "Собор" (1983),  "Откуда я взываю" (1988),  в поэтических
сборниках  "Где  вода сливается с другой водою" (1985),  "Ультрамарин"
(1988),  "Новая тропинка к водопаду",  в сценарии к фильму  "Достоевс-
кий".
   Но, говоря о полноте счастья,  испытанной им в конце жизненного пу-
ти, Карвер никогда не зачеркивал своей "первой" жизни - ведь этот этап
его писательской судьбы был для него тяжелой. но очень большой школой,
в которой ему пришлось учиться с самого рождения.
   Раймонд Карвер родился 25 мая 1938 года в небольшом городке  Клэтс-
кени  (штат  Орегон) на Северо-Западе США.  Детство его прошло в Якиме
(штат Вашингтон),  где,  как и во многих других городах  американского
Северо-Запада,  сосредоточена лесная и деревообрабатывающая промышлен-
ность.  В Якиме отцу Карвера удалось найти место заточника пил. Доходы
семьи были невелики,  поэтому Раймонду после окончания средней школы в
1956 году не удалось продолжить образования. Подобно многим американс-
ким писателям-классикам, он оказался перед необходимостью зарабатывать
себе на хлеб тяжелым трудом.
   К концу 50-х годов Карвер все острее осознает в себе тягу к литера-
турному творчеству и в 1961 году приезжает в Калифорнию.  Только через
десять лет ему удается издать первые сборники стихов:  "Зимняя бессон-
ница" (1970),  "Лосось выплывает ночью" (1976) и опубликовать рассказы
("Поставь себя на мое место", 1974).
   Калифорния с ее свободой нравов,  терпимостью к  любому  проявлению
эксцентричности  и  увлечением  художественными  экспериментами в годы
подъема молодежного движения становится западной "Меккой" американских
нонконформистов (восточной был Нью-Йорк). "Улицы кишмя кишели головны-
ми повязками,  широкополыми шляпами,  амулетами,  мокасинами, римскими
сандалиями и кожаной бахромой, свисающей с каждого жилета или куртки,"
- вспоминает о Сан-Франциско тех лет,  этой штаб-квартире контркульту-
ры,  литератор  Джим Хьюстон,  знавший Карвера в калифорнийский период
его жизни.
   Карвер с его суровой северо-западной закваской, похожий на "застен-
чивого  медведя",  даже внешне не очень-то вписывался в калифорнийский
стиль жизни - даже внешне. Тот же Хьюстон отмечает, что Карвер одевал-
ся совсем не так,  как многие представители богемы Сан-Франциско:  "На
нем были черные брюки и белая рубашка, он выглядел бы совсем консерва-
тивно, если бы и то и другое не было сильно измято". И все же Калифор-
ния,  этот живописный,  шумный и  пестрый  "сумасшедший  дом"  Америки
(вспомните  известную песню "Отель Калифорния") увлекает Карвера в во-
доворот и хаос своей жизни.
   Он поселяется неподалеку от Сан-Франциско сначала в городке Арката,
затем - в Купертино вместе с женой Мэриан и двумя детьми. Но отношения
в семье становились все более напряженными:  возможно,  оттого что они
поженились совсем рано, после окончания школы, где были одноклассника-
ми, возможно, из-за несходства характеров, а скорее всего - от трудных
материальных условий, не дававших Карверу сосредоточиться на творчест-
ве, развивали раздражительность и стремление отвлечься от повседневных
забот с помощью крепких напитков.  Не отставала от него в этом и Мэри-
ан.
   Но, несмотря на все неблагополучные обстоятельства  калифорнийского
периода,  Карвер продолжал писать и делал все, чтобы усовершенствовать
свое мастерство.  Он много и жадно читал, с увлечением учился на писа-
тельских курсах.
   Очень большую  роль  в  его  биографии сыграла встреча с выдающимся
американским романистом 60-70-х годов  Джоном  Гарднером  (1933-1982),
который руководил работой писательской студии в колледже Чико в начале
60-х годов.
   Именно Гарднер познакомил начинающего новеллиста Карвера с  именами
и произведениями многих великих мастеров этого жанра:  "На занятиях он
всегда упоминал о писателях,  чьи имена были мне незнакомы: о Конраде,
Портер,  Бабеле,  Чехове," - вспоминал Раймонд Карвер.  Гарднер внима-
тельно относился ко всему написанному слушателями студии,  но особенно
заметный интерес вызывало у него то, что делал Карвер. Гарднер не пат-
ронировал начинающего автора,  но сумел дать ему необходимые советы  и
внушить веру в его писательское призвание.  "Хороший литературный учи-
тель," - любил повторять Карвер,  - "как твоя литературная совесть," -
и прибавлял, что Гарднер и был для него как раз таким учителем. Поэто-
му известие о трагической гибели Джона Гарднера в 1982 году для Карве-
ра,  как  и  для многих других писателей его поколения,  стало тяжелым
ударом:  "Я тоскую о нем больше, чем могу выразить словами," - говорил
он, вернувшись с похорон Гарднера.
   Во многом  благодаря Гарднеру к Карверу пришла любовь к русской ли-
тературе - к творчеству Тургенева,  Толстого-новеллиста,  и особенно к
Чехову.  Рассказы Карвера,  где даны краткие, немногословные зарисовки
обыденной жизни,  критики почти всегда сравнивают с рассказами Чехова,
а  самого Карвера нередко называют "американским Чеховым".  Сам Карвер
не раз говорил о своем восхищении мастерством Чехова,  о чувстве внут-
реннего родства,  которое он испытывает,  читая Чехова или о нем. Пос-
ледний рассказ "Поручение", написанный Карвером для своего, последнего
же, сборника, - это рассказ о смерти Чехова.
   Вероятно, это еще одно свидетельство того огромного значения, кото-
рое принадлежало Чехову в творческой жизни американского писателя.
   Проза Карвера с первой же фразы поражает  простотой  и  отсутствием
какой бы то ни было замысловатости.  Краткие реплики, которыми обмени-
ваются его персонажи, состоят из самых ходовых слов и выражений в речи
современных  американцев.  Рассказы Карвера в оригинале - превосходный
источник американской разговорной лексики для тех,  кто хотел бы  нау-
читься беседовать,  а не "изъясняться с представителями основной массы
населения этой страны".  Сюжеты карверовских рассказов, повествующих о
самых заурядных житейских делах: семейных радостях или, напротив, ссо-
рах между супругами,  потере работы,  переезде из одного города в дру-
гой, дорожных происшествиях или распродаже ставшего ненужным домашнего
скарба,  - тоже не отличаются особой занимательностью  или  оригиналь-
ностью.  Потому так часто рецензенты и литературные обозреватели в США
и других странах определяли творчество Карвера термином  "минимализм",
имея в виду его сходство с художественным течением,  развившимся в му-
зыке, живописи и литературе с конца 70-х годов. Минималисты тяготели к
ясности смысла, лаконизму и даже скупости выразительных средств, к от-
казу от всякого рода декоративности, предпочитая нечто подобное знаме-
нитому "телеграфному стилю" Хемингуэя - кстати,  одного из любимых пи-
сателей Карвера. Действительно, предельная сдержанность художественной
палитры Карвера, сосредоточенность на житейской прозе делают его твор-
чество близким манере "минималистов",  впрочем,  как  и  произведениям
"неореализма" (просьба не путать с итальянским неореализмом 1950-х го-
дов) или же "грязного реализма" - еще одного течения 70-80-х годов,  к
которому относили Карвера другие критики.
   Но, как это всегда бывает с большими художниками, масштаб и суть их
творчества трудно измерить с помощью тех или иных терминов. "Как бы ни
пытались это делать, сама тайна произведений Карвера остается нетрону-
той," - справедливо замечает талантливая  американская  поэтесса  Тэсс
Галлахер, литературный соратник и вдова Раймонда Карвера.
   В самом деле, простые, будничные истории и отношения, о которых по-
вествует Карвер, завораживают своей глубиной, недосказанностью и зага-
дочностью не меньше, чем самый закрученный детектив.
   О чем  хотел поведать нам Карвер в новелле "Ванна",  одной из четы-
рех,  которые читатель сможет прочесть на страницах этого альманаха? О
хрупкости человеческой,  особенно детской,  жизни, которая оказывается
под угрозой даже от сравнительно "легкого" столкновения  с  движущимся
автотранспортом?  О силе инерции повседневного существования,  которая
даже при таком потрясении,  как тяжелая мозговая травма  сынишки,  все
равно влияет на поведение любящих его родителей,  заставляя их вновь и
вновь мечтать о горячей ванне для себя как о  главном  жизненном  удо-
вольствии  (что  и  вправду весьма типично для американцев)?  Или речь
идет о том, что никакая катастрофа не может остановить течения жизни?
   Этот рассказ о несчастном случае,  который произошел с мальчиком по
дороге в школу в день его рождения,  и о том,  как переживали это нес-
частье его родители,  рождает много вопросов.  Отвечать на них  каждый
читатель  будет  по-своему,  потому что у каждого из нас - свой опыт и
своя реакция на происходящее в жизни,  но и потому еще,  что  подтекст
прозы Карвера,  как и у Чехова,  и у Хемингуэя,  неисчерпаем,  и более
всего - потому,  что Карвер,  подобно своим предшественникам, не торо-
пится подсказать нам один единственный верный ответ и вряд ли сам уве-
рен, что знает его.
   Вглядываясь в обычную жизнь людей с более чем  скромным  достатком,
так  хорошо  знакому ему самому,  Карвер вовсе не бесстрастен,  хотя и
пристрастным его тоже не назовешь. Он умеет передать озабоченность те-
ми  симптомами духовного неблагополучия,  которые он называл "эрозией"
человеческих отношений: распад семейных связей, усиливающееся отчужде-
ние  и одиночество,  формальность контактов даже между самыми близкими
людьми (как в рассказах,  публикующихся в настоящем издании:  "Кое-что
напоследок",  "Что не танцуете?" и в некоторых других из того же сбор-
ника "Так о чем мы говорим,  когда говорим о любви"), атрофия чувств и
вялость  эмоциональных  реакций,  открывающая дорогу цинизму и насилию
(рассказы "О чем мы говорим.  когда говорим о любви?",  "Как же  много
воды вокруг",  "Скажи женщинам - мы идем" из того же сборника и новел-
лы,  вошедшие в другие книги,  изданные в разные годы).  Вновь и вновь
фиксируя эти опасные проявления рутинного существования,  Раймонд Кар-
вер,  умеющий подметить и страшное, и смешное, вовсе не стремится "об-
личить",  "разоблачить" или сразить своих персонажей убийственной иро-
нией,  столь хароактерной для литературы постмодернизма - особенно для
тех, кого называют "черными юмористами". Позиция Карвера-повествовате-
ля - меньше всего позиция судьи или "ликующего нигилиста",  по выраже-
нию Гарднера; Скорее он ощущает себя одним из тех, о ком рассказывает,
потому за внешней невозмутимостью и  видимой  сдержанностью  интонации
угадывается тревога, горечь или сочувствие.
   Франсуа Лакэн,  один  из  переводчиков прозы Карвера на французский
язык, признавался, что когда он увидел фотографию писателя с характер-
ным для него серьезным,  внимательным и добрым выражением лица, он по-
нял,  что совершил непростительную ошибку: "Я перевел его книгу в иро-
ническом тоне, а человек на фотографии никогда бы не поставил себя вы-
ше своих персонажей." И Лакэн перевел книгу заново.
   Рассказы Карвера зовут людей к размышлению об общих бедах и  неуря-
дицах,  к  поискам пути выхода из духовного кризиса и депрессии.  Этот
путь вовсе не представляется писателю ясным  и  очевидным.  Во  всяком
случае, он явно не склонен искать выход в сфере социальных потрясений,
хотя о необходимости решения социальных проблем на основе более  ради-
кальных и продуманных программ оздоровления экономических и обществен-
ных отношений,  чем в годы пребывания у власти республиканцев во главе
с Рейганом,  он охотно говорил и писал в конце жизни. В рассказах Кар-
вера, созданных в это время, намечается кроме того и еще одно средство
лечения эрозии человеческих отношений, которое вновит в его творчество
"особенно яркие проблески надежды." Это заметно в рассказах "Видоиска-
тель",  "О чем мы говорим, когда говорим о любви", "К нему все приста-
ло" (сборник "О чем мы говорим, когда говорим о любви"), "Лихорадка" и
особенно - "Собор" из одноименного сборника,  где из шелухи повседнев-
ности, отупляющей стереотипности бытовых условий, беспросветной разоб-
щенности, словно величественный храм, где люди, собравшись вместе, мо-
гут устремляться душой к самым высоким идеалам, вырастает убежденность
в нетленности таких ценностей,  как любовь,  взаимопонимание, помощь в
беде и радость сопричастности самому чуду бытия,  каким бы  сложным  и
грустным оно порой ни было.
   "Писать и оставаться добрым" назывался документальный телефильм ре-
жиссера Джин Уокиншо о Карвере,  впервые показанный по седьмому каналу
телевидения США осенью 1993 года. Название этого фильма как нельзя бо-
лее точно определяет суть  творческого  кредо  Раймонда  Карвера,  чья
смерть  хоть и была безвременной,  не смогла прервать его писательской
биографии. Потому, что настоящий писатель, как и всякий большой худож-
ник, живет в созданных им творениях.
   "Третья жизнь"  замечательного  американского писателя ХХ века Рай-
монда Карвера у него на родине полнокровна и разнообразна.  После того
августовского дня в 1988 году, когда он был похоронен на тихом кладби-
ще маленького городка Порт-Анжелес в штате Вашингтон,  куда вместе  со
своей второй женой Тэсс Гэллахер он вернулся в начале 80-х годов и где
был так счастлив среди зеленых полей, густых лесов и чистых горных рек
Северо-Запада,  только в одном издательстве "Вантэдж"вышли десять книг
его рассказов и стихов, которые быстро разошлись тиражом в полмиллиона
экземпляров - цифра для "не самой читающей страны" огромная.  Особенно
популярны были сборники "О чем мы говорим,  когда говорим о  любви"  и
"Откуда  я  взываю";  последний  авторы литературных обзоров окрестили
"величайшим хитом Карвера".
   Творчество Карвера изучается на уроках литературы в школах, состав-
ляет непременную часть университетских курсов, посвященных современной
американской словесности.  Герои прозы Карвера впервые появились и  на
киноэкранах:  в  1993  году вышел большой трехчасовой фильм известного
режиссера Роберта Олтмана "Срезая Углы" (Short Cuts),  в том  же  году
завоевавший приз "За лучший фильм" на кинофестивале в Венеции. Одна за
другой появились книги отзывов и воспоминаний о Карвере: "Когда мы го-
ворим  о Карвере" под редакцией Сэма Халперта (1991) и "Вспоминая Рэя:
коллективная биография" (редакторы Уильям Стэл и Морин Кэррол, 1993) -
среди  них.  В создании последней,  как прежде - в подготовке к печати
поздних произведений Карвера, принимала большое участие Тэсс Гэллахер,
"добрый гений" его "второй жизни".
   Слава Карвера растет и за пределами Соединенных Штатов.  Его произ-
ведения переведены более чем на двадцать языков,  в том числе -  и  на
русский. Первое знакомство отечественного читателя с карверовской про-
зой состоялось за год до его смерти,  в 1987 году, когда в серии "Биб-
лиотека  "Иностранной литературы"" вышел сборник рассказов "Собор" под
редакцией А.М.Зверева.  Нынешняя публикация четырех рассказов Раймонда
Карвера в переводе Ивана Ющенко, первая на Дальнем Востоке - продолже-
ние этого приятного знакомства,  которое,  будем надеяться, на этом не
завершится.



   Раймонд Карвер
   КОЕ-ЧТО НАПОСЛЕДОК

   Из книги "О чем мы говорим, когда говорим о любви" (1981)
   Перевел Иван Ющенко
   Максин, жена ЛД, выгнала его из дома как-то вечером, когда пришла с
работы и увидела,  как тот,  пьяный, донимает Рэю, их пятнадцатилетнюю
дочь. ЛД и Рэя сидели на кухне за столом и спорили. Максин даже не ус-
пела снять пальто и положить сумочку.
   Рэя сказала:
   - Мам, скажи ему. Скажи ему, что мы говорили.
   ЛД повертел в руке стакан,  но пить не стал.  Максин  сверлила  его
яростным взглядом.
   - Не суй нос, куда не знаешь, - произнес ЛД. И добавил: - Как я мо-
гу всерьез принимать человека, который целыми днями рассиживает с аст-
рологическими журналами.
   - При  чем здесь астрология?  - возмутилась Рэя.  - Нечего меня ос-
корблять.
   Сама она уже несколько недель не показывалась в школе. Сказала, что
никто  ее туда не загонит.  Максин ответила,  что это еще одна драма в
длинной череде трагедий маленькой зарплаты.
   - Может,  вы оба заткнетесь?  - проговорила Максин.  - Господи, уже
голова раскалывается.
   - Мам,  скажи ему, - потребовала Рэя. - Скажи, что вся проблема - у
него в башке. Кто угодно скажет, это всем известно.
   - А сахарный диабет?  - спросил ЛД. - А эпилепсия что? Их тоже мозг
контролирует, да?
   Он поднял стакан и допил прямо на глазах у Максин.
   - И диабет, - подтвердила Рэя, - и эпилепсию. Всч! Мозг - самый мо-
гучий орган человека, к твоему сведению.
   Она взяла его сигареты и закурила.
   - А рак? Как насчет рака? - спросил ЛД.
   Ему показалось,  что здесь-то он ее и прищучит. Он взглянул на Мак-
син.
   - Не знаю, как мы до этого дошли, - сказал он ей.
   - Рак,  - сказала Рэя и покачала головой, дивясь его темноте. - Рак
тоже. Рак в мозгу начинается.
   - Это дурь!  - вспылил ЛД. Он хлопнул ладонью по столу. Подпрыгнула
пепельница. Его стакан упал и покатился. - Сдурела ты, Рэя! Ясно тебе?
   - Заткнитесь! - не выдержала Максин.
   Она расстегнула пальто и положила сумочку на кухонную стойку.  Пос-
мотрела на ЛД и сказала:
   - ЛД,  с меня хватит.  И с Рэи - тоже хватит.  И со всех,  кто тебя
знает.  Я всч обдумала.  Я хочу,  чтобы ты убрался. Сегодня же. Сию же
минуту. Вон. Выметайся к чертям сейчас же.
   У ЛД и в мыслях не было куда-то выметаться.  Он  перевел  взгляд  с
Максин на банку огурцов, оставшуюся с обеда на столе. Взял ее и метнул
в окно.
   Рэя вскочила со стула:
   - Господи!  Он сумасшедший!  - Она отбежала к матери, мелко и часто
хватая ртом воздух.
   - Звони в полицию,  - велела ей Максин.  - Он буянит. Беги с кухни,
пока он тебя не ударил. Звони в полицию, - повторила она.
   Они стали пятиться к выходу.
   - Ухожу,  - произнес ЛД. - Ладно, вот прямо сейчас и уйду, - сказал
он.  -  Напугала  козла капустой.  И без вас проживу.  Уж поверь мне -
здесь медом не мазано, в дурдоме вашем.
   Щекой он чувствовал, как сквозит из дыры в стекле.
   - Вот куда пойду,  - сказал он.  - Вон туда,  - повторил он и ткнул
пальцем.
   - Прекрасно, - ответила Максин.
   - Ладно, ухожу, - сказал ЛД.
   Хряснул рукой по столу. Лягнул стул. Встал.
   - Больше вы меня не увидите, - сказал он.
   - Ничего, я тебя век не забуду, - ответила Максин.
   - Ну и ладно.
   - Давай,  вали,  - сказала Максин.  - Здесь за все я плачу,