Франц Кафка. Превращение

---------------------------------------------------------------
 Перевод: С.Апт
---------------------------------------------------------------


        1
     Проснувшись   однажды   утром  после  беспокойного  сна,  Грегор  Замза
обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое. Лежа на
панцирно-твердой  спине,  он  видел, стоило  ему  при-поднять  голову,  свой
коричневый, выпуклый, разделенный дугообразными чешуйками живот, на верхушке
которого еле  держалось  готовое  вот-вот окончательно сползти  одеяло.  Его
многочисленные,   убого  тонкие  по  сравнению  с   остальным  телом   ножки
беспомощ-но копошились у него перед глазами.
     "Что  со мной случилось?"-- подумал он. Это не было сном. Его  комната,
настоящая,  разве что слишком маленькая, но обычная комната, мирно покоилась
в своих  четырех хорошо  знакомых  стенах. Над  столом,  где  были разложены
распакованные образцы сукон -- Замза был коммивояжером,  --  висел  портрет,
который  он  недавно вырезал  из  ил-люстрированного  журнала  и  вставил  а
красивую золоченую рамку. На  портрете была изображена дама в меховой шля-пе
и боа, она сидела очень прямо и протягивала зрителю тяжелую меховую муфту, в
которой целиком исчезала ее рука.
     Затем взгляд Грегора  устремился  в окно,  и пасмурная  погода-- слышно
было, как по жести подоконника стучат капли  дождя -- привела его и  вовсе в
грустное  настроение.  "Хорошо  бы  еще  немного  поспать и забыть  всю  эту
чепу-ху",--  подумал он,  но это  было совершенно неосуществимо,  он  привык
спать на правом боку, а в теперешнем своем состоянии он никак не мог принять
этого положения. С  ка-кой бы силой  ни  поворачивался он на  правый бок, он
не-изменно сваливался  опять на спину. Закрыв глаза,  чтобы  не видеть своих
барахтающихся мог, он  проделал это доб-рую сотню  раз и отказался  от  этих
попыток только тогда, когда почувствовал  какую-то неведомую дотоле, тупую и
слабую боль в боку.
     "Ах ты, господи, --  подумал он,-- какую я выбрал хло-потную профессию!
Изо дня в день  в разъездах. Деловых волнений куда больше, чем  на  месте, в
торговом  доме,  а  кроме  того,  изволь  терпеть  тяготы  дороги,  думай  о
распи-сании поездов,  мирись с плохим, нерегулярным  питанием, завязывай  со
все  новыми  и  новыми людьми  недолгие,  ни-когда  не  бывающие  сердечными
отношения. Черт  бы по-брал все  это!" Он почувствовал вверху живота  легкий
зуд; медленно подвинулся на спине  к  прутьям кровати, что-бы  удобнее  было
поднять голову; нашел зудевшее место, сплошь покрытое, как оказалось, белыми
непонятными то-чечками;  хотел было ощупать  это место одной  из  ножек,  но
сразу  отдернул ее, ибо даже простое прикосновение  вызвало у него, Грегора,
озноб.
     Он соскользнул в прежнее свое положение. "От этого раннего вставания,--
подумал  он,-- можно  совсем  обезуметь. Человек должен  высыпаться.  Другие
коммивояжеры жи-вут, как одалиски. Когда я, например, среди дня возвра-щаюсь
в  гостиницу,  чтобы  переписать  полученные  заказы,  эти  господа   только
завтракают. А осмелься я вести  себя так, мои хозяин  выгнал бы меня  сразу.
Кто знает, впрочем, может быть, это было бы даже очень хорошо для меня. Если
бы я не сдерживался ради родителей, я бы давно заявил об уходе, я бы подошел
к своему хозяину и выло-жил ему все, что о нем думаю. Он бы так и свалился с
конторки! Странная  у  него  манера--  садиться на  конторку  и с  ее высоты
разговаривать  со служащим, который  вдо-бавок вынужден  подойти вплотную  к
конторке  из-за  того,  что хозяин туг на ухо.  Однако надежда еще не совсем
по-теряна: как только я накоплю денег,  чтобы  выплатить долг моих родителей
-- на  это  уйдет  еще  лет пять-шесть,--  я  так  и  поступлю.  Тут-то мы и
распрощаемся раз и на-всегда. А пока что надо подниматься, мой поезд отходит
в пять".
     И он взглянул на будильник, который тикал на сунду-ке. "Боже правый!"--
подумал он.  Было  половина седь-мого, и стрелки  спокойно двигались дальше,
было даже больше половины, без малого уже три четверти. Неужели будильник не
звонил? С кровати было видно, что он по-ставлен правильно, на четыре часа; и
он,  несомненно,  зво-нил.  Но  как  можно  было  спокойно  спать  под  этот
сотря-сающий мебель трезвон?  Ну, спал-то он неспокойно, но, видимо, крепко.
Однако что делать теперь? Следующий поезд уходит в семь часов; чтобы поспеть
на него, он должен  отчаянно торопиться, а  набор образцов еще не упако-ван,
да и сам он отнюдь  не чувствует  себя свежим и  лег-ким  на подъем.  И даже
поспей  он на  поезд, хозяйского разноса  ему  все равно  не избежать-- ведь
рассыльный торгового  дома дежурил  у пятичасового поезда и давно до-ложил о
его, Грегора, опоздании. Рассыльный,  человек бесхарактерный и  неумный, был
ставленником хозяина. А  что, если сказаться больным? Но это было бы  крайне
неприятно  и  показалось бы  подозрительным,  ибо за пятилетнюю свою  службу
Грегор ни  разу  еще не болел.  Хозяин, конечно,  привел бы врача больничной
кассы  и  стал попрекать  родителей  сыном-лентяем, отводя любые возра-жения
ссылкой на  этого врача, по  мнению которого все  люди  на свете  совершенно
здоровы и только не любят работать. И разве в данном случае он был бы так уж
неправ?  Если не  считать сонливости,  действительно  странной  после такого
долгого сна, Грегор  и  в самом деле чувствовал себя превосходно и  был даже
чертовски голоден.
     Покуда  он все  это  торопливо  обдумывал, никак  не  решаясь  покинуть
постель,--  будильник  как раз пробил  без  четверти семь,--  в дверь  у его
изголовья осторожно постучали.
     -- Грегор,-- услыхал  он (это была его  мать),-- уже без четверти семь.
Разве ты не собирался уехать?
     Этот   ласковый   голос!  Грегор  испугался,  услыхав   ответные  звуки
собственного  голоса,  к которому,  хоть это и  был, несомненно, прежний его
голос, примешивался какой-то подспудный, но упрямый болезненный писк, отчего
слова  только  в  первое  мгновение  звучали  отчетливо, а  потом искажались
отголоском настолько, что нельзя было с уверенностью  сказать, не  ослышался
ли  ты.  Грегор  хотел  подробно ответить  и  все объяснить,  но  ввиду этих
обстоятельств сказал только:
     - Да, да, спасибо, мама, я уже встаю.
     Снаружи, благодаря  деревянной  двери,  по-видимому,  не заметили,  как
изменился его голос, потому что после этих слов мать успокоилась и зашаркала
прочь. Но короткий этот разговор обратил внимание остальных  членов семьи на
то, что  Грегор  вопреки ожиданию  все еще дома, и вот уже в одну из боковых
дверей стучал отец -- слабо, но кулаком.
     --  Грегор!  Грегор!--  кричал он.--  В  чем дело?  И  через  несколько
мгновений позвал еще раз, понизив голос:
     -- Грегор! Грегор!
     А за другой боковой дверью тихо и жалостно говорила сестра:
     -- Грегор! Тебе нездоровится? Помочь тебе чем-ни-будь?
     Отвечая  всем  вместе:  "Я уже  готов",--  Грегор  старался  тщательным
выговором и длинными паузами между сло-вами лишить свой голос какой бы то ни
было необычности. Отец и в самом деле вернулся к своему завтраку, но се-стра
продолжала шептать:
     -- Грегор, открой, умоляю тебя.
     Однако  Грегор и не думал  открывать, он  благословлял приобретенную  в
поездках привычку и дома предусмотри-тельно запирать на ночь все двери.
     Он хотел сначала спокойно и без  помех встать,  одеться и  прежде всего
позавтракать, а потом уж  поразмыслить  о дальнейшем,  ибо -- это ему  стало
ясно-- в постели он "и до чего путного не додумался бы. Ом вспомнил, что уже
не  раз,  лежа  в  постели,  ощущал  какую-то  легкую, вызван-ную, возможно,
неудобной позой боль,  которая, стоило встать,  оказывалась чистейшей  игрой
воображения, и ему было любопытно,  как рассеется его сегодняшний морок. Что
изменение  голоса   всего-навсего   предвестие   профессио-нальной   болезни
коммивояжеров -- жестокой простуды, в этом он нисколько не сомневался.
     Сбросить одеяло оказалось просто; достаточно было немного надуть живот,
и оно упало  само. Но дальше дело шло  хуже, главным образом потому, что  он
был так широк.
     Ему нужны были  руки,  чтобы  подняться;  а  вместо  этого  у него было
множество ножек, которые не переставали бес-порядочно двигаться и с которыми
он  к тому же  никак  не  мог совладать.  Если  он  хотел  какую-либо  ножку
сог-нуть,  она  первым  делом  вытягивалась; а  если  ему наконец  удавалось
выполнить  этой  ногой  то, что  он  задумал, то другие тем временем, словно
вырвавшись  на волю,  прихо-дили в самое  мучительное  волнение.  "Только не
задержи-ваться понапрасну в постели",-- сказал себе Грегор.
     Сперва он  хотел выбраться из постели нижней частью своего туловища, но
эта нижняя часть, которой он, кста-ти, еще не видел, да и не мог представить
себе, ока-залась малоподвижной; дело шло медленно; а когда Гре-гор наконец в
бешенстве напропалую рванулся вперед, он, взяв  неверное направление, сильно
ударился о  прутья кровати, и обжигающая боль убедила его,  что нижняя часть
туловища у него сейчас, вероятно, самая чувстви-тельная.
     Поэтому он попытался выбраться сначала верхней ча-стью туловища и  стал
осторожно поворачивать голову  к краю  кровати.  Это  ему легко  удалось, и,
несмотря  на  свою ширину и  тяжесть, туловище его в конце  концов мед-ленно
последовало за  головой.  Но когда голова,  перева-лившись  наконец  за край
кровати, повисла, ему стало страшно  продвигаться и дальше подобным образом.
Ведь если бы он в конце  концов упал, то разве что чудом не повредил бы себе
голову. А терять  сознание именно сейчас он ни  в коем случае не должен был;
лучше уж было остаться в постели.
     Но  когда,  переведя  дух  после стольких усилий,  он  при-нял  прежнее
положение, когда он увидел, что его ножки копошатся, пожалуй, еще неистовей,
и не сумел внести в этот произвол покой и порядок, он снова сказал себе, что
в кровати никак нельзя оставаться и что самое разумное  -- это рискнуть всем
ради малейшей надежды освободить себя  от  кровати. Одновременно, однако, он
не забывал нет-нет да  напомнить себе,  что  от спокойного размышления толку
гораздо  больше,  чем от порывов отчаяния.  В такие  мгновения он  как можно
пристальнее  глядел  в окно, "о. к сожалению,  в  зрелище утреннего  тумана,
скрывшего даже противоположную сторону узкой улицы, нельзя было.  почерпнуть
бодрости  и уверенности. "Уже  семь ча-сов,--  сказал он  себе, когда  снова
послышался  бой будиль-ника,--  уже семь  часов, а все еще  такой туман".  И
несколь-ко мгновений он  полежал спокойно, слабо дыша,  как  будто  ждал  от
полной тишины возвращения действительных и естественных обстоятельств.
     Но  потом он  сказал  себе:  "Прежде чем пробьет чет-верть  восьмого, я
должен во что бы то  ни стало окончательно покинуть кровать. Впрочем, к тому
времени из конторы  уже придут справиться обо мне, ведь контора откры-вается
раньше семи". И он принялся выталкиваться из кровати, раскачивая туловище по
всей его длине  равномер-но. Если бы он  упал так с кровати,  то, видимо, не
повре-дил бы голову, резко приподняв ее во время падения.  Спина же казалась
достаточно твердой; при падении на ковер с ней, наверно, ничего не случилось
бы. Больше всего беспокоила его мысль о том, что тело его упадет с грохо-том
и  это вызовет за всеми  дверями если не  ужас,  то  уж,  во всяком  случае,
тревогу. И все же на это нужно было решиться.
     Когда  Грегор  уже наполовину  повис над краем крова-ти -- новый способ
походил  скорей на  игру, чем на утоми-тельную  работу,  нужно  было  только
рывками раскачивать-ся,--  он подумал, как было бы все просто, если  бы  ему
помогли. Двух сильных  людей -- он подумал  об отце и о прислуге -- было  бы
совершенно достаточно; им пришлось бы только, засунув руки под выпуклую  его
спину, снять  его с кровати, а затем, нагнувшись со своей ношей, по-дождать,
пока он  осторожно перевернется на полу,  где  его ножки  получили бы,  надо
полагать, какой-то смысл. Но даже если бы двери не были  заперты, неужели он
дей-ствительно позвал бы кого-нибудь на помощь? Несмотря на свою беду, он не
удержался от улыбки при этой мысли.
     Он уже с  трудом сохранял  равновесие при сильных рывках и уже  вот-вот
должен  был  Окончательно решиться,  когда с парадного донесся звонок.  "Это
кто-то  из  фирмы",--  сказал  он себе и  почти застыл,  но  зато  его ножки
заходи-ли еще стремительней.  Несколько  мгновений  все было  тихо.  "Они не
отворяют",--  сказал себе Грегор, отдаваясь ка-кой-то безумной  надежде.  Но
потом, конечно,  прислуга,  как  всегда,  твердо  прошагала  к  парадному  и
открыла. Грегору достаточно было услыхать только первое приветственное слово
гостя,  чтобы  тотчас  узнать,  кто он: это  был сам уп-равляющий.  И почему
Грегору  суждено было  служить  в фирме, где малейший  промах вызывал  сразу
самые тяжкие подозрения?  Разве ее  служащие  были все как один  про-хвосты,
разве среди них не было надежного и предан-ного человека, который, хоть он и
не отдал  делу  несколь-ких  утренних часов,  совсем обезумел  от  угрызений
совести и просто не в состоянии покинуть постель? Неужели не-достаточно было
послать  справиться ученика-- если та-кие  расспросы вообще нужны,-- неужели
непременно дол-жен был прийти сам управляющий и тем самым показать всей ни в
чем не повинной семье, что расследование этого подозрительного дела по силам
только ему?  И  больше  от волнения,  в которое  привели его эти  мысли, чем
по-настоя-щему решившись, Грегор изо всех сил рванулся  с крова-ти. Удар был
громкий, но не то чтобы оглушительный. Падение несколько смягчил ковер, да и
спина  оказалась эластичнее,  чем предполагал Грегор, поэтому звук получился
глухой,  не такой  уж разительный. Вот только голову  он держал недостаточно
осторожно и ударил ее; он по-терся ею о ковер, досадуя на боль.
     -- Там что-то упало,-- сказал управляющий в соседней комнате слева.
     Грегор  попытался  представить  себе,  не  может  ли  и  с  управляющим
произойти нечто подобное тому, что случи-лось сегодня с ним,  Грегором; ведь
вообще-то такой  воз-можности нельзя  было отрицать. Но как бы отметая  этот
вопрос, управляющий сделал  в соседней  комнате несколько решительных шагов,
сопровождавшихся  скрипом   его  лаки-рованных  сапог.  Из  комнаты  справа,
стремясь предупре-дить Грегора, шептала сестра:
     -- Грегор, пришел управляющий.
     -- Я знаю,-- сказал Грегор тихо; повысить голос  на-столько, чтобы  его
услыхала сестра, он не отважился.
     --  Грегор,-- заговорил  отец в комнате слева,-- к нам  пришел господин
управляющий.  Он  спрашивает, почему ты не  уехал с утренним поездом.  Мы не
знаем,  что  ответить  ему. Впрочем,  он  хочет поговорить  и с тобой лично.
Поэто-му,  пожалуйста, открой  дверь.  Он  уж великодушно  изви-нит  нас  за
беспорядок в комнате.
     -- Доброе утро, господин Замза,-- приветливо вставил сам управляющий.
     -- Ему нездоровится,-- сказала мать управляющему, покуда отец продолжал
говорить  у двери.-- Поверьте мне,  господин управляющий,  ему нездоровится.
Разве иначе Грегор опоздал бы на поезд! Ведь мальчик только  и ду-мает что о
фирме. Я даже немного сержусь, что  он никуда не ходит по Вечерам; он пробыл
восемь дней в  городе,  но  все вечера  провел дома. Сидит себе  за столом и
молча  чи-тает  газету   или   изучает  расписание   поездов.   Единственное
развлечение, которое он позволяет себе,-- это выпилива-ние.  За каких-нибудь
два-три вечера  он сделал, например, рамочку; такая красивая рамочка, просто
загляденье; она  висит там  в комнате, вы  сейчас  ее увидите,  когда Грегор
откроет.  Право, я счастлива, что вы пришли, господин уп-равляющий;  без вас
мы бы не заставили  Грегора открыть дверь; он такой упрямый; и наверняка ему
нездоровится, хоть он и отрицал это утром.
     --  Сейчас  я  выйду,--  медленно  и размеренно сказал  Грегор,  но  не
шевельнулся, чтобы не пропустить ни одного слова из их разговоров.
     -- Другого объяснения, сударыня, у меня и нет,-- ска-зал управляющий.--
Будем надеяться, что болезнь его не опасна. Хотя, с  другой  стороны, должен
заметить, что нам,  коммерсантам,-- то  ли к счастью,  то ли  К  несчастью--
Приходится часто в интересах дела просто превозмогать легкий недуг.
     --  Значит, господин  управляющий может  уже  войти к  тебе?--  спросил
нетерпеливый отец и снова постучал в дверь.
     -- Нет,-- сказал Грегор. В  комнате слева наступила мучительная тишина,
в ком-нате справа зарыдала сестра.
     Почему сестра не  шла к остальным? Вероятно, она только сейчас встала с
постели и еще даже не начала оде-ваться. А почему она плакала? Потому что он
не вставал и не впускал управляющего, потому что он рисковал по-терять место
и потому что  тогда хозяин  снова стал  бы  пре-следовать  родителей старыми
требованиями.  Но  ведь по-камест это были напрасные страхи. Грегор  был еще
здесь и вовсе не собирался покидать  свою семью. Сейчас он, правда, лежал на
ковре, а, узнав, в каком он находится состоянии, никто не  стал бы требовать
от него,  чтобы  он  впустил управляющего. Но  не  выгонят  же  так уж сразу
Грегора  из-за  этой  маленькой  невежливости,  для  которой  позднее  легко
найдется  подходящее оправдание! И  Грегору  казалось, что гораздо  разумнее
было бы оставить его сейчас в  покое, а не докучать ему плачем и  уговорами.
Но  ведь  всех   угнетала  --  и  это  извиняло  их  поведение   --  имен-но
неизвестность.
     --  Господин   Замза,--  воскликнул  управляющий,  те-перь  уж  повысив
голос,-- в  чем дело? Вы заперлись  в своей комнате, отвечаете только "да" и
"нет",   доставляете   своим  родителям   тяжелые,   ненужные   волнения   и
уклоняе-тесь-- упомяну об этом лишь вскользь-- от исполнения своих служебных
обязанностей поистине неслыханным об-разом.  Я говорю сейчас от имени  ваших
родителей и ва-шего хозяина и убедительно прошу вас немедленно объяс-ниться.
Я  удивлен,  я поражен! Я считал вас спокойным,  рассудительным человеком, а
вы, кажется, вздумали выкидывать странные номера.  Хозяин,  правда, намекнул
мне сегодня  утром на возможное  объяснение вашего  прогула  -- оно касалось
недавно  доверенного  вам инкассо,--  но  я, право,  готов был дать  честное
слово, что это объяснение не соответствует действительности.  Однако сейчас,
при  виде  вашего непонятного упрямства, у  меня  пропадает вся-кая  охота в
какой бы то  ни было мере за вас  заступаться.  А положение  ваше  отнюдь не
прочно. Сначала я намере-вался сказать вам это с глазу на глаз, но поскольку
вы заставляете меня напрасно  тратить здесь время, я не вижу причин утаивать
это от ваших уважаемых родителей. Ваши успехи "в последнее время были, скажу
я вам, весьма  не-удовлетворительны; правда, сейчас не то время года, что-бы
заключать большие  сделки, это мы признаем; но такого времени года, когда не
заключают никаких  сделок,  вообще не  существует, господин  Замза, не может
суще-ствовать.
     -- Но, господин управляющий,-- теряя самообладание, воскликнул Грегор и
от волнения забыл обо  всем  дру-гом,-- я  же немедленно, сию минуту открою.
Легкое  недо-могание,  приступ  головокружения  не давали  мне  возмож-ности
встать. Я и сейчас еще лежу в кровати. Ноя уже  со-всем пришел в себя. И уже
встаю. Минутку терпения! Мне еще не так хорошо,  как  я думал. Но уже лучше.
По-думать  только, что  за  напасть!  Еще вчера вечером я  чув-ствовал  себя
превосходно, мои родители  это подтвердят,  нет, вернее, уже вчера вечером у
меня появилось какое-то предчувствие. Очень возможно, что  это было заметно.
И почему  я  не  уведомил об  этом  фирму!  Но  ведь  всег-да  думаешь,  что
переможешь болезнь на  ногах. Господин управляющий! Пощадите моих родителей!
Ведь для упре-ков, которые  вы сейчас мне  делаете,  нет никаких основа-ний;
мне же  и не говорили об "том ни  слова.  Вы,  наверно,  не видели последних
зак