Владислав Крапивин

                       КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ БРАТА

                             Повесть



                            Глава первая

     Мама разбудила Кирилла в три часа ночи. В это время он вел "Ка-
питана Гранта" мимо желтого утеса,  на котором палила из всех орудий
могучая береговая крепость.  Перед ее амбразурами вспухали белые ды-
мы, а вокруг судна вырастали фонтаны от ядер.
     Ядро грохнулось  о рубку и разлетелось на зеленые и красные ос-
колки.
     - Это арбуз!-весело завопил МитькаМаус.  - Арбузами стреляют! -
Он выглянул из-за рубки.
     - Уберешь ты свою несносную башку? - прикрикнул Дед.
     "А почему не слышно выстрелов?" - подумал Кирилл и услыхал:
     - Кирюша, встань. Встань, помоги, пожалуйста. Может быть, у те-
бя он скорее уснет...
     Еще не  расставшись с веселым сном,  Кирилл уже слышал,  как за
стеной вопит Антошка.  "Ну,  дает",- подумал Кирилл. Потряс головой,
взглянул на маму и опустил с кровати ноги. Мама виновато сказала:
     - Не могу успокоить. Может быть, укачаешь его своим хитрым спо-
собом?
     Кирилл снова тряхнул  головой,  разгоняя  остатки  разорванного
сна:  они,  будто  обрывки тумана,  плавали вокруг.  И Дед с Митькой
словно все еще были здесь.
     Антошка после нескольких секунд перерыва завопил с новой силой.
Кирилл откинул одеяло и побрел в соседнюю комнату.

     Спел„натый Антошка лежал в  своей  решетчатой  кровати  и  орал
вдохновенно и старательно. Что-что, а реветь этот человек умел и лю-
бил. Маленькое красное лицо его было сморщено, глаза крепко зажмуре-
ны, а беззубый рот открыт до отказа.
     Нельзя сказать,  что в такие минуты Кирилл ощущал нежную любовь
к братцу.  Но ни досады,  ни злости он не чувствовал. Не то, что два
месяца назад.  Тогда у Кирилла при Антошкином реве просто зубы стис-
кивались. От беспомощности и отчаяния он сам готов был зареветь.
     Однажды, когда мама ушла на рынок, а месячный Антошка проснулся
и никак-никак не хотел успокаиваться,  не затихал ни на руках,  ни в
кроватке,  Кирилл замычал и швырнул ему в лицо  скомканную  пел„нку.
Антошка на секунду притих, а потом закричал еще громче. И такая оби-
да почудилась Кириллу в этом крике,  что он тут же назвал себя  пос-
ледним гадом,  вделал  себе кулаком по уху,  опять схватил Антошку и
начал у него,  бестолкового и отчаянно орущего, шепотом просить про-
щения. А потом, не зная уже, что придумать, запел изо всех сил:

     Дайте в руки мне гармонь-
     Золотые планки...

     И Антошка постепенно умолк. Успокоился кроха. А Кирилл, ласково
и  осторожно  прижимая братишку,  носил и носил его по комнате и все
пел.
     В тот день было сделано открытие:  лучше всего Антошка успокаи-
вается под песни старшего брата.  Мамины песни  -  тоже  ничего,  но
действуют они когда как.  А стоит запеть Кириллу- и горластый братец
притихает.  Ведь, казалось бы, совсем несмысленыш, а что-то чувству-
ет,  знает голос Кирилла.  Он и песни стал различать, когда сделался
постарше:  одни просто слушал,  под другие начинал дремать.  А после
большого  рева  успокоить  и заставить уснуть его можно только одной
песней. Совсем непохожей на колыбельную...
     - Ну,  чего трубишь?-сказал Кирилл.- Давай иди сюда. У, рева...
Кто обидел Антошку? Что-нибудь страшное приснилось? Что, в школу по-
вели? Не бойся, еще не скоро... Мама, помоги его взять...
     Антошка выдал новый вопль.  Кирилл прижал его к груди, покачал,
шагая из угла в угол, и запел про опаленные солнцем спящие курганы и
про туманы, которые ходят чередой.
     Антошкин крик  стал потише,  и в нем послышались вопросительные
интонации.  А к концу песни братец совсем затих. Но не спал, таращил
глаза.  Тогда  Кирилл решительно спел музыкальное вступление и начал
главную песню с последнего куплета:

     Раскатилось и грохнуло
     Над лесами горящими,
     Только это, товарищи,
     Не стрельба и не гром...

     На третьем куплете Антошка засопел,  словно убедившись, что ни-
чего не страшно с братом, у которого есть такая суровая и непримири-
мая песня.
     Кирилл с мамой уложили его в кроватку.  Он спал так, будто и не
плакал  отчаянно десять минут назад.  Улыбался какому-то своему кро-
шечному сну. Светлые волосенки смешно топорщились. Сейчас он был ми-
лый,  самый дорогой на свете Антошка...  Мама тронула губами макушку
Кирилла.
     - Спасибо,  Кирик.  Ложись, спи. Я еще посижу чуточку и тоже...
     Но Кирилл вдруг понял, что не хочет спать.
     - Мама,  я такой голодный почему-то.  Я чего-нибудь пожую?.. Ты
не ходи, я сам.
     На кухне он отрезал кусок батона,  отыскал в холодильнике банку
с зеленым горошком. Насыпал горох на хлеб и вернулся в мамину комна-
ту. Мама сидела у Антошкиной кровати.
     - Ты чего не ложишься?- спросил Кирилл.
     - Подожду немного. Вдруг опять проснется.
     - Я ему проснусь,- сказал Кирилл.  Забрался с ногами на  мамину
постель  и  стал жевать,  подбирая с одеяла упавшие .горошины.  Мама
смотрела на него с непонятной улыбкой:  то ли печальной, то ли, нао-
борот, счастливой.
     - Ох,  и худой же ты стал! И коричневый. Как индийский йог.
     Кирилл сказал с набитым ртом:
     - Непохоже. У индусов волосы черные, а у меня...
     Мама села рядом и запустила ему в волосы теплые тонкие пальцы.
     - А у тебя косматые. Когда пострижешься?
     - Лучше ты сама подровняй, а то в парикмахерской оболванят, как
репку. У них со школой тайный сговор... Буду опять лопухастыми ушами
махать.
     Мама засмеялась:
     - Ну сколько лет подряд можно вбивать себе в голову эту чепуху?
У тебя нормальные уши, даже симпатичные.
     - У слонов тоже симпатичные...
     Мама обняла Кирилла за плечи,  качнула туда-сюда (он опять про-
сыпал несколько горошин) и вздохнула:
     - Ох, в самом деле, до чего же костлявый...
     - Зато закаленный,- заметил Кирилл.
     - Тьфу, тьфу, тьфу, -торопливо сказала мама. - Не говори зря.
     Она была немного суеверна.  Видимо, все мамы немножко суеверны,
когда дело касается сыновей.
     - Ничего не "тьфу" ,  - возразил Кирилл. - Ты летом переживала,
а я даже ни разу не чихнул.
     Все лето Кирилл проходил в майке, шортах и босиком. Только если
шел в кино или библиотеку,  надевал рубашку и сандалеты. Но это слу-
чалось не чаще одного раза в неделю. Дед сказал в конце весны, что в
парусном деле нужны закаленные люди, и Кирилл закалялся добросовест-
но.
     Мама сначала боялась.  Говорила,  что во всем надо знать  меру,
иначе можно и посреди теплого лета схватить воспаление легких. Вспо-
минала, как болел Кирилл два года назад. Кроме того, она утверждала,
что ходить всюду босиком неприлично.  На это Кирилл ответил однажды,
что половина людей на земле всю жизнь ходит босиком.
     - Где это?
     - В Индии, в Африке, на островах всяких... Если посчитать, зна-
ешь сколько наберется!
     - Но это же в тропиках!
     - А здесь чем не тропики?
     Лето выдалось сухое и жаркое. Ветер иногда приносил тонкий дым,
который пощипывал глаза.  Солнце делалось неярким и круглым, без лу-
чей. Это горели где-то леса и торф.
     В те дни,  когда не было дымки, солнце палило, как в Аравийской
пустыне.  К середине июня с плеч у Кирилла слезли три слоя сгоревшей
кожи, и наконец загар стал прочным, как броня. Волосы выгорели добе-
ла.  Самому Кириллу иногда казалось, что у него даже кости прокалены
солнцем...
     Мама наконец махнула рукой. У нее хватало забот с Антошкой, ко-
торый родился в конце мая.
     - Дед говорит,  что я похож на негатив,- сказал  Кирилл.-Волосы
бесцветные, шкура темная. Хоть печатай наоборот.
     - Почему вы зовете его Дедом?-  спросила  мама.-  Дед  да  Дед,
только  и слышишь.  Неужели он не обижается?  Ему же двадцать четыре
года.
     - А чего ему обижаться? Он привык. Это из-за Митьки.
     - Из-за какого Митьки?
     - Ну помнишь, прибегал такой курчавый? Это его внук.
     - Какой внук? Бог с тобой...
     Кирилл засмеялся:
     - Да правда внук,  только двоюродный. У Деда племянница есть, а
она его старше. Так ведь бывает. А Митька - ее сын. Вот и посчитай.
     - В самом деле,-сказала мама. - Забавно... Ну, если точно гово-
рить, это называется "внучатый племянник".
     - Ну, а он тогда "дедистый дядя". Или "Дедовый". Все равно Дед.
     - А я думала, это его братишка. Они так похожи...
     - Только с виду.  Митька знаешь какой сахар! И привидений боит-
ся. Вечером дома ни за что один не сидит. Дед с ним замучился.
     - Почему же он с ним мучается? Где у этого Митьки родители? Они
живы?
     - Конечно. Только они геологи, в экспедиции ездят.
     - Бедный ребенок... Все время ездят?
     - Не все время, но часто...
     Мама вздохнула.
     - Вот и папа наш тоже ездит...
     - Еще пять дней,- утешил Кирилл.- Протянем.
     - Протянем,- согласилась мама.  - Ты у меня герой...  А в школе
как? Все в порядке?
     - Вроде... Чего это ты среди ночи про школу вспомнила?
     - Ты сам вспомнил. Все проезжался сейчас насчет школы.
     - Это  я  так.  У  меня  переходный   возраст,   я   над   всем
и-ро-ни-зи-рую.
     Мама опять взлохматила ему волосы.
     - Ну, беги спать.
     - Угу...
     Кирилл пошел к себе и завалился в постель, надеясь увидеть про-
должение сна.  Но ничего он не увидел. А проснулся уже утром от шум-
ных голосов: неожиданно вернулся из Риги отец.
     Отец весело рассказывал,  как пустился на хитрость: позвонил на
завод,  попросил прислать телеграмму, что срочно нужен на производс-
тве. Потому что в самом деле на заводе масса дел, а совещание зануд-
ное  и организовано бестолкоао:  не столько говорят о деле,  сколько
осматривают достопримечательности...
     Кирилл выскочил в большую комнату и облапил отца за круглый жи-
вот.
     - Папа! Сбежал, да? Вот молодец!
     Отец ухватил Кирилла под мышки, слегка приподнял.
     - Эх, не подкинуть уже. Больно длинен... Я тебе подарок привез.
     Подарок был что надо! Алая майка с крутобокими маленькими кара-
веллами и галеонами,  разбежавшимися по плечам,  спине и коротеньким
рукавам.  На груди у майки была напечатана старинная карта полушарий
с пальмами,  китами, индейцами и средневековыми городами. Хоть вешай
на стену и любуйся.
     - Ух ты! - восхищенно сказал Кирилл.- Урок истории и географии!
Вот бы в школу в такой заявиться!
     Но в школу надо было идти в форме.  Несмотря на жару.  В других
школах было не так строго:  разрешали ходить без курток, но там, где
учился Кирилл, появилась новая директорша и завела железный порядок.
Это была дама крупных размеров,  с громким голосом и суровым нравом,
хотя  порой хотела казаться добродушной.  С первого дня она получила
от старшеклассников прозвище "Мать-генеральша"...
     До школы  Кирилл нес куртку под мышкой.  Хотя шла вторая неделя
учебного года, стояло еще полное лето. Лишь клены кое-где пожелтели,
но они начинают желтеть уже в августе.
     Солнце светило, как в июле. На душе было весело. День начинался
прекрасно и не обещал никакой беды.
     В квартале от школы Кирилл догнал длинного  Климова  и  хлопнул
его курткой по спине.
     - Привет,  сказал Климов.  Не дерись, будь воспитанным реб„нком
хотя бы перед лицом учителей.
     - Кого?
     - Вон Вера Сергеевна ид„т.
     - Она же спиной к нам, а не лицом,- рассудил Кирилл.- Давай до-
гоним.
     Они с двух сторон обогнали невысокую  седоватую  математичку  и
разом сказали:
     - Здрасте. Вера Сергеевна!
     - Здравствуйте... А, Векшин и Климов!
     - Дайте, я ваш портфель понесу,-  сказал Климов.
     - Буду весьма благодарна.
     - Ого, весу-то... Наверно, наши тетрадочки?
     - Ваши...  Но лично вашей тетради,  Климов, я не нашла и крайне
этим озадачена. Вы не сдали работу?
     - Увы,- сказал длинный Климов.
     - Почему же? Я не верю, что вы не сумели решить.
     - Я и не пытался,  Вера Сергеевна, вздохнул Климов.- Совершенно
не о том были мысли.
     - Если не секрет, о ч„м же они были?
     - Не секрет, но трудно объяснить... Кажется, о смысле жизни.
     - Ну и... отыскали смысл?
     - Увы,- опять сказал Климов.- И от огорченья подумал: пускай уж
лучше двойка.
     - Жаль,-  сказала Вера Сергеевна.
     - Ничего, я до конца четверти исправлю.
     - Жаль,  что не доискались до смысла жизни.  А ставить двойку я
вам не собираюсь. Даже не имею права.
     - Почему?-   искренне удивился Климов.
     - По ряду причин. Самая простая та, что эта работа была внепла-
новая,  сверх программы, я е„ дала вам для проверки. Так что ставить
двойки  я не могу...  Хорошие оценки - другое дело.  Вот,  например,
как пят„рка Векшина...
     - Ой, правда?!-   возликовал Кирилл.
     - Разумеется. А почему вы удивляетесь?
     - Можно  подумать,  у  меня каждый день пят„рки по математике,-
засмеялся Кирилл.
     - Это зависит от вас...  У вас хорошие аналитические способнос-
ти,  но не всегда хватает дисциплины в работе...  А вот Климов  меня
весьма огорчил.
     - Я не способен к математике,-  сказал Климов.
     - Вы  же  в  прошлом году участвовали в районной математической
олимпиаде!
     - Да. А сейчас я эту науку разлюбил.
     - Тем более я не могу ставить вам двойку.  Потому что не сумела
воспитать  в вас прочную любовь к своему предмету,- усмехнулась Вера
Сергеевна.- Здесь двойку заслужила скорее я.
     - Это вы шутите,-  сумрачно сказал Климов.
     - Не совсем... А вы в свою очередь не совсем серь„зны.
     - Почему же...
     - Потому что нельзя разлюбить науку,  которую вы ещ„ не знаете.
Ваши  некоторые успехи в прошлом году настроили вас бодро,  а столк-
нувшись со сложностями, вы разочаровались...
     - Ну, да... Но это лишь одна из причин.
     - Возможно.  Боюсь только,  что не самая малая...  Я  вспоминаю
своего старого преподазателя французского языка.  Это было,  естест-
венно,  во времена,  которые кажутся вам доисторическими. Так вот, я
ему как-то сказала,  что терпеть не могу "этот ужасный французский".
Он засмеялся:  "Голубушка,  вы сначала выучите его, а потом решайте.
Чтобы  любить или ненавидеть какой-либо предмет,  надо его знать..."
Потом, когда я читала в подлиннике Стендаля, я уже не испытывала не-
нависти к французскому...
     - Стендаль - это хорошо,- сказал Климов.- Но диссертации по ма-
тематике никто не читает как романы.
     - Разумеется.  Но математика помогает постигать жизнь не менее,
чем это делает искусство... А жизнь у вас, Климов, к счастью, впере-
ди.
     - Вера  Сергеевна,- с чувством сказал Климов.- Следующую работу
я обязательно сдам.
     - Вы меня очень обяжете.  Тем более, что это будет уже плановая
контрольная.
     - Я не ради оценки. Я и на олимпиаду пойду, так и быть.
     - Так и быть не надо. Раз вы разочаровались в математике...
     - Я не ради математики. Я ради вас,- брякнул Климов.
     Вера Сергеевна подняла брови.
     - Да?  Стоит ли?..  Впрочем,  для начала можно и так...  Ну, мы
пришли, дайте портфель. Спасибо.
     Когда Вера Сергеевна исчезла в дверях, Кирилл засмеялся:
     - Ты чуть в любви ей не объяснился.
     - Шутки шутками, а она отличная т„тка.
     - Давно знаю,-  сказал Кирилл.
     - Давно или сегодня,  когда про пят„рку узнал?- добродушно под-
цепил его Климов.
     - Не в отметках дело,  сам говорил...  А ты,  правда, почему не
сдал работу?
     - Правда - мысли были не о том.
     - А о ч„м? Неужели  о смысле ?
     - Ага... И о Маргарите Сенокосовой из седьмого "А".
     - Ну, ты да„шь,- только и сказал Кирилл.
     - Тебе не понять.  Судя по всему, в тебя ещ„ не попадали стрелы
амура.
     - Упаси господи,- засмеялся Кирилл.- И без того эабот хватает.



                            Глава вторая

     Вернуть в класс успели почти всех.  Не хватало человек семи, но
это не имело значения: виновники были на месте.
     Седьмой "В" сдержанно возмущался.  Возмущаться громко не  реша-
лись,  потому что в дверях, сложив руки на могучей груди, стояла ди-
ректор Анна Викторовна.
     - Пятница-тяжелый день,- сказал длинный Климов,  устраиваясь на
задней парте.
     Ева Петровна хлопнула о стол первым томом "Графа Мойте-Кристо",
который отобрала на предпоследнем уроке у рыжего, круглолицего Вить-
ки Быкова по прозвищу Кубышкин.
     - Книга-то не моя!  - сказал Кубышкин,  и все привычно  засмея-
лись. Считалось, что Кубышкин говорит только смешное.
     - Тихо! Все сели по местам! Прекратить разговоры!.. Анна Викто-
ровна, вы сами скажете?
     - Говорите вы,- величественно разрешила директор.
     Ева Петровна скорбно кивнула и оглядела притихшие ряды.
     - Конечно,- произнесла она, - я ни дня больше не останусь у вас
руководителем.  Но прежде, чем уйти, я должна разобраться в этом по-
зорнейшем происшествии. Это мой долг.
     Девчонки торопливо зашушукались. Они считали своей обязанностью
уговаривать Еву Петровну не бросать их,  когда она очередной раз за-
являла об отставке.
     Сейчас, однако, Ева Петровна не стала слушать жалобных уверений
в любви и преданности.  Она еще раз подвергла испытанию на прочность
несчастного "Графа" и потребовала:
     - Встаньте, кто был задержан в гардеробной преподавателей.
     Четверо встали. Куда деваться-то? Все равно портфели отобраны.
     - Та-ак...  - сказала Ева Петровна. Она покивала, взялась двумя
руками  за  худой  подбородок и обвела стоявших укоризненно-проница-
тельным взглядом. Трое опустили глаза.
     - Ну так что,  Векшин, - произнесла Ева Петровна почти доброже-
лательно.  - Может быть, признаться сразу? Пока есть время исправить
ошибку...
     - В чем признаться?- спросил Кирилл и подумал,  что у Евы  Пет-
ровны глаза странного цвета: как пыльная трава.
     - Ты не знаешь, в чем?
     - Не знаю,- честно сказал Кирилл.
     - Ну, хорошо... Что вы делали в учительской раздевалке?
     Кирилл улыбнулся.  Чуть-чуть.  Даже досада его сразу прошла.  В
самом деле смешно: признаваться в том, что все знают.
     - Мы прятались от завуча Нины Васильевны, - сказал он.
     Элька Мякишева и Цинка Родина вопросительно хихикнули и посмот-
рели на классную руководительницу. Она, однако, на них не взглянула.
И сухо поинтересовалась:
     - Зачем же прятались?
     - Она загоняла нас в хор.
     Анна Викторовна колыхнулась у дверей.
     - Что значит "загоняла"?  Ты соображаешь,  что говоришь?
     Кирилл опять ощутил едкую досаду.
     - Соображаю,-оказал он. - Она стояла у выхода с учителем пения,
хватала всех и отбирала дневники, если кто записан в хоре и не хочет
идти.
     - И  вы решили обмануть завуча и учителя,- словно подводя итог,
произнесла Ева Петровна.
     Кирилл пожал плечами.
     - Странно,  что ты не хочешь ходить на занятия,- мягко  сказала
Ева Петровна.-Почему? Ты же любишь петь.
     - Я не люблю, когда меня заставляют. Хор-это не уроки. Это доб-
ровольное дело.
     Анна Викторовна колыхнулась у двери.
     - Добровольное для тех,  у кого сознательная дисциплина.  А для
тех,  кто не дорос до нее, мы применяем добровольно-обязательный ме-
тод.
     - Как у кошки с воробьем,- сказал с задней парты Климов.
     - Что-что?  - Анна Викторовна устремила в глубину класса насто-
роженный взгляд. - Ну-ка объясни.
     Климов охотно объяснил:
     - Кошка поймала воробья и говорит:  "С чем тебя есть? С уксусом
или сметаной? Выбирай добровольно..."
     - Ну-ка, поднимись, юморист,- потребовала Анна Викторовна.
     Климов поднялся, и все засмеялись. Если он вставал, всегда воз-
никало веселье: такая мачта вырастала над партой.
     - Как его фамилия?- обратилась директорша к Еве Петровне.
     - Климов,  - сказала та. И в голосе ее слышалось: "Это всем из-
вестный Климов,  который может лишь паясничать и ни на что серьезное
не способен".
     - Завтра ко мне с отцом!- распорядилась Анна Викторовна.
     Класс притих.  Отец Климова в прошлом году разбился в автомоби-
ле. Климов слегка побледнел, но ответил прежним тоно