Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
Владислав Крапивин
МАЛЬЧИК СО ШПАГОЙ
Роман
РЕБЯТА, в этой книге рассказывается о мальчишке, который очень верил
в дружбу, в честность и доброту. И считал, что все люди должны быть
справедливыми друг к другу. А ещ„ он верил в свою сказку про всадников,
которые приходят на помощь в очень трудные минуты. Верил так крепко, что
не сказочные, а настоящие всадники в зв„здных шлемах примчались ему на
выручку, когда случилась беда...
Когда журнал "Пионер" печатал повести об этом мальчике - Сер„же
Каховском,- в редакцию приходили письма. Мальчишки и девчонки писали
Сер„же, просили его адрес, очень хотели с ним подружиться.
А отвечать на письма пришлось мне.
Дело в том, что такого Сер„жи, по фамилии Каховский, я не знал.
Кое-кто из читателей, наверное, обидится: "Значит, нас обманули!"
Нет, ребята. Просто в книгах не описывается вс„ в точности, как
случилось в жизни. Ведь и художник, когда рисует картину, не делает е„
похожей на фотоснимок.
Сер„жи Каховского не было. Не было и отряда с названием "Эспада". Но
вс„ время, когда я писал "Мальчика со шпагой", рядом со мной были
ребята, очень похожие на Сер„жу. Рядом со мной, вместе со мной рос и
работал, шагал через поражения и радовался победам такой же, как
"Эспада", пионерский отряд - отряд юных моряков, юнкоров и
фехтовальщиков.
Я точно знаю: не будь этих ребят - не было бы и "Мальчика со шпагой".
И потому эту книгу я посвящаю своим лучшим друзьям:
матросам, подшкиперам и барабанщикам, штурманам и капитанам,
флаг-капитанам и флагманам отряда "Каравелла".
Владислав Крапивин
Часть первая. ВСАДНИКИ НА СТАНЦИИ РОСА
1
Хорошее было у станции название. Очень для нее подходящее. Мальчик
пришел сюда рано утром, и, пока он брел от дороги к домику, брюки у него
до колен вымокли от росы. Потому что кругом стояли высокие травы и на
них дрожали крупные водяные шарики. В шариках зажигались огоньки:
малиновые, золотые, синие.
Мальчик подошел к скамейке, поставил чемодан, бросил на него потертую
рыжеватую курточку, сел и стал ждать поезд. Ждал он долго и терпеливо.
Огоньки в траве давно погасли, пришел июльский безоблачный полдень.
Станционный домик стоял среди лопухов и высокой овсяницы. Он был
небольшой, светло-коричневый, с белыми кружевными карнизами. На коньке
крыши весело торчал жестяной петух. Он будто высматривал, не спешит ли
сюда из-за дальних лесов какой-нибудь поезд. Но поезда появлялись редко:
станция располагалась не на главной дороге, а на боковой ветке.
У крыльца, в палисаднике, стояла гипсовая скульптура: мальчик и
жеребенок. Низенький постамент скрывался в траве, и можно было подумать,
что мальчик с жеребенком стоят прямо на земле. Будто они играли на
соседнем лугу и на минутку забежали на станцию взглянуть на круглые
часы: не пора ли обедать? Наверно, было еще не пора, потому что они
затевали новую игру. Мальчик правой рукой обнял жеребенка за шею и чуть
нагнулся, словно хотел что-то ему на ухо прошептать. Жеребенок стоял
смирно, однако в каждой жилке его звенело нетерпение. Он будто говорил:
"Я тебя люблю и слушаюсь, но давай поскорее перестанем шептаться и
пойдем еще поскачем".
Так, по крайней мере, казалось маленькому пассажиру. Ему нравились
гипсовые мальчик и жеребенок, чем-то похожие друг на друга - оба
тонконогие, маленькие и, конечно, веселые, - и он смотрел на них как на
товарищей. И даже немного им завидовал. Но все-таки они были не
настоящие.
Мальчик на скамейке вздохнул и перевел взгляд.
Дверь в дом была открыта. В маленьком станционном зале громыхала
ведрами пожилая уборщица. За домом поднимался зеленый солнечный бугор с
редкими и очень прямыми березами. За березами виднелись крыши и антенны
дачного поселка. Еще дальше темнел сосновый лес. Он огибал станцию с
трех сторон. А на юге, за рельсовой линией, уходили к реке светлые луга
и кустарники.
Было жарко и тихо (только ведра погромыхивали). Пахло смолой и
гудроном от разогретых шпал.
Из-за бугра пришел серый, клочкастый пес. Ростом с козу. У него были
полустоячие уши, толстые лапы и озабоченная морда. Он сунулся было в
дверь, но увидел уборщицу и попятился, поджав похожий на веер хвост.
Улизнув от двери, пес принял независимый вид и деловито оглянулся. Тут
он заметил мальчика.
С полминуты они разглядывали друг друга с любопытством и чуть
настороженно. Потом пес медленно двинулся к мальчику и остановился в
трех шагах.
- Чего тебе? - сказал мальчик. Сказал не сердито, а с неловкостью,
как говорят с маленькими детьми, когда не умеют с ними обращаться и
боятся обидеть.
Пес нерешительно махнул хвостом. Один раз. Мальчик чуть улыбнулся.
Щелкнул замком чемоданчика и поднял крышку. Пес сделал еще шаг,
торопливо сел, наклонил голову и совсем по-человечьи моргнул. Мальчик
вынул газетный сверток с дорожным запасом. Это были два ломтика хлеба, а
между ними - котлета. Песий хвост засвистел и замелькал как пропеллер, с
пушистых одуванчиков стайками взлетели семена-парашютики и осели у
мальчика на брюках. Он засмеялся, разломил котлету и бросил половину
псу.
Мальчик думал, что кусок моментально исчезнет в собачьей пасти. Но
пес, получив угощение, перестал вертеть хвостом, лег и начал жевать
котлету, деликатно придерживая лапой. При этом поглядывал на мальчика
благодарно и хитровато. Другую половину котлеты мальчик съел сам.
Потом они поделили хлеб. Он был не такой вкусный, как котлета, но пес
охотно сжевал весь кусок и выразительно посмотрел на мальчика: "Нет ли
еще?"
- Все, - сказал мальчик.
Пес глазами показал на газету: "А это?"
- Это же просто бумага. Видишь? - Мальчик повертел перед ним смятый
газетный лист.
Пес не прочь был пожевать и бумагу, пропитанную таким вкусным
котлетным запахом, но мальчик не понял. Он скомкал газету и оглянулся:
куда бы кинуть? Кругом было чисто. В траве палисадника и на дорожке
мальчик не заметил ни окурков, ни бумажных клочков. К тому же сердитое
побрякивание ведер напоминало, что мусорить на станции не следует.
Уборщица уже вымыла пол внутри дома и мыла крыльцо. Мальчик подошел к
ступеням.
- Скажите, пожалуйста, куда можно бросить бумагу?
Уборщица выпрямилась и глянула с высоты. Она сделала вид, что лишь
сию секунду заметила мальчика, хотя давно украдкой наблюдала за ним. Она
знала, что от мальчишек добра не бывает. Бывают лишь вытоптанные клумбы,
шум, беспорядок, а то и окурки по углам. Она привыкла обходиться с этим
народом сурово. Но сейчас привычка боролась в ней с симпатией к
незнакомому парнишке - спокойному, удивительно ясноглазому, непохожему
на скандальных поселковых пацанов.
Наконец она снисходительно сказала:
- Если уж так порядок любишь, снеси вон туда, за угол. Там мусорный
ящик есть.
Он кивнул и неторопливо зашагал по тропинке, протоптанной вдоль
кирпичного фундамента. Пес неодобрительно взглянул на уборщицу и пошел
за мальчиком. Они свернули за угол.
Уборщица смотрела мальчику вслед. "Ишь какой, - думала она со скрытым
удовольствием. - Не хулиганистый, ладненький мальчонка. Родители,
видать, культурные..."
Потом она взглянула на скамейку, где мальчик оставил вещи. Курточка
сползла со спинки и свалилась в траву. Женщина вытерла о подол руки,
спустилась с крыльца и подняла куртку. "Из лагеря возвращается, -
подумала она. - Чего же это он один-то? Самостоятельный... "
...К большому огорчению пса, мальчик бросил вкусную газету в
побеленный дощатый ящик и хлопнул крышкой. Пес вздохнул и сел.
- Что вздыхаешь? - спросил мальчик. - У тебя тоже неприятности? Пес
замахал хвостом. Он как бы говорил: "Неприятности - чушь.
Если хочешь, я готов быть веселым"".
- Ты смешной, - сказал мальчик. - Ушастый, хвостатый, блохастый. Пес
наклонил набок голову. Одно ухо встало у него торчком, а другое совсем
упало и закрыло глаз. Мальчик засмеялся:
- Чучело репейное. Как тебя зовут?
Пес вдруг подскочил и припал на передние лапы. Он приглашал поиграть.
Морда у него стала дурашливая и озорная.
- А ты меня нечаянно не слопаешь? - спросил мальчик.
Пес замотал головой так, что уши захлопали: "Ни в коем случае!"
Мальчик шлепнул его по косматому загривку:
- Ты ляпа! Догоняй! - и помчался по высокой траве.
Разинув большущую розовую пасть, пес рванулся за ним. Он тут же
догнал мальчика и постарался ухватить его за ногу. Мальчик споткнулся и
полетел в упругие заросли репейника. Пес вцепился в его штанину.
Обрадованно заурчал. Но при этом косился золотистым глазом: "Тебе не
больно? Ты не ушибся?"
- Эй-эй! - крикнул мальчик. Брысь со своими зубами! Не имеешь права!
Он тряхнул ногой и вскочил. Пес отпрыгнул и ждал, махая хвостом.
- Смотри, что ты грызешь, укоризненно сказал мальчик. - Мои
заграничные штаны. На них твой портрет, а ты - зубами...
Он повернулся к собаке задним карманом. Карман украшала кожаная
заплата с отпечатанной головой овчарки и буквами "Szarik". Это был
знаменитый Шарик из польского фильма "Четыре танкиста и собака". Но
кудлатый станционный пес не смотрел многосерийных телефильмов, и ему
было все равно. Он снова примерился, как бы сцапать мальчика за штанину.
- Ах, ты так?!
Мальчик прыгнул к нему и хотел повалить в траву, но пес увернулся и
зигзагами бросился наутек.
- Догоню! - крикнул мальчик. И правда догнал, хотя и не сразу.
Хлопнул пса по кудлатой спине:
- Ты опять ляпа! А ну, поймай!
И пес бросился за ним... Он понял, что такое игра в "ляпки"...
Наконец они устали.
Мальчик сел на старую шпалу в тени красной трансформаторной будки,
похожей на часовенку. Пес встал перзд ним, вывесил язык и моргал желтыми
глазами.
- Ты хороший, - сказал мальчик. - Ты совсем не чучело. Я пошутил. Пес
одобрительно задышал, подошел вплотную и сунул морду мальчику под мышку.
- Пойдем, - сказал мальчик. - Вдруг у меня украли чемодан со
скамейки? Тогда мы с тобой бросимся по следу и поймаем преступников.
Согласен?
Пес был на все согласен. Они пошли в станционный скверик. Чемодан
оказался на месте, куртка тоже. Да и кто мог их взять? На всей станции,
кроме мальчика, было всего три человека: в глубине дома дремал пожилой
дежурный, в комнатке с квадратным окошечком шелестела журналом кассирша,
а недалеко от крыльца чистила медный колокол уборщица. Она стояла на
табурете и драила колокол тряпкой с белым порошком. Солнце отражалось в
начищенной меди, как большая лучистая звезда.
Мальчик и пес подошли, и уборщица глянула на них неласково. Теперь
мальчик не казался ей таким уж культурным и воспитанным. Был он помят и
взъерошен, на рубашке и брюках висели серые шарики репейника, в
спутанных светлых волосах торчали мелкие листики и обрывки травы.
- Извините, - сказал мальчик. - Вы не знаете, как его зовут? - Он
притянул к себе пса за шею.
- Этого-то зверя? - спросила уборщица хмуро и пренебрежительно. - Да
никак его не зовут. Как его звать, если он бесхозяйный? Как хошь, так и
зови. Он на все откликается, лишь бы кормили.
- Значит, он ничей?
- Может, и был чей, а сейчас не поймешь. Ребятня притащила откуда-то,
а в дом никто не пускает. Кусок кой-когда кинут, ну и все... Кто
Полканом кличет, кто Жучкой, кто Фантомасом.
- Спасибо, - сказал мальчик. Ему хотелось еще что-то спросить, но он
не решался.
Псу было неуютно тут, рядом с сердитой женщиной, у которой в руках
тяжелая тряпка. Он переступал передними лапами и нетерпеливо поглядывал
на мальчика: "Пойдем отсюда, а?"
- Извините, что я вас отвлекаю, - сказал мальчик. - Я только хотел
спросить: если его здесь не будет, о нем никто не станет беспокоиться?
- Да кому он нужен-то? Все равно когда-нибудь пристрелят за то, что
кур гоняет.
- Видите, почему я спрашиваю... Я хочу его взять к себе домой, если
он правда ничей.
- Такую лахудру? - изумилась уборщица. - Да мать-то вас обоих из дому
веником выгонит!
Мальчик тихо сказал:
- Что вы! Никто не выгонит. Значит, я могу его взять?
- Да забирай на здоровье. Такое сокровище...
- Спасибо, - еще раз сказал мальчик и отступил к своей скамейке.
2
Человек устроен так, что ему обязательно нужен приют. Если он едет в
вагоне, то привыкает к своей полке, и ему кажется, что эта полка - его
маленький дом. Если он устраивается на ночлег в лесу под сосной, то
сразу начинает отличать с в о ю сосну от других: это дерево приютило
его, и оно теперь ему ближе, привычнее, чем остальные.
Так и скамейка. Мальчик провел на ней почти полдня и привык. Скамейка
была сколочена из длинных деревянных брусков и покрашена в зеленый цвет.
Давно покрашена. Бруски потрескались, краска шелушилась и отскакивала от
дерева острыми сухими пластинками. Мальчик, пока сидел, потихоньку
отколупывал их вокруг того места, где было вырезано слово "Алеша". Ему
почему-то казалось, Алешей зовут гипсового парнишку. Мальчик поглядывал
на него, но тот был занят, конечно, своим жеребенком.
Иногда мальчик вставал, чтобы напиться воды из бачка в пустом зале
ожидания или погулять вокруг станции, а потом снова возвращался на
скамейку, под ветки желтой акации - как домой. И снова сидел: ждал,
когда пройдут долгие шесть часов и появится поезд.
Ему казалось, что ждет он очень давно, целую неделю. И целую неделю
видит перед собой этот железнодорожный теремок, жестяного петуха на
крыше, медный колокол и белую эмалированную табличку с синей надписью
"ТЕЛЕФОНЪ" (сразу было понятно, что висит она тут с незапамятных времен,
когда бегали по здешним рельсам паровозики, похожие на самовары).
У мальчика была привычка: от скуки читать все надписи задом наперед.
Но прочитать наоборот слово "телефонъ" мальчик не мог из-за твердого
знака. И от этого делалось еще скучнее.
Так было, пока не пришел пес. Пес оказался добрый и веселый. И когда
мальчик понял, что эта ничья собака стала теперь его и не надо никогда с
ней расставаться, все прошлые горести показались ему пустяками. Он
подвел пса к своей скамейке.
- Мы будем жить вместе. Понял? Ты меня не бросишь?
Пес фыркнул, чихнул и замотал головой: то ли семя одуванчика влетело
ему в ноздрю, то ли вопрос мальчика показался оскорбительным.
- Молодец, ты, умница. Только как мы с тобой поедем в поезде?
Подожди-ка...
Мальчик достал из кармана складной ножик и расстегнул брючный
ремешок. Ремень был длинный и опоясывал худенького хозяина почти два
раза. Мальчик отрезал лишний конец. Затем проколол в отрезанном куске
несколько дырок, вытащил из другого кармана колечко медной проволоки,
протянул ее сквозь отверстия.
- Ну-ка, давай голову, примерю ошейник.
Пес отнесся к приглашению без восторга. Но не спорил. Он терпеливо
ждал, когда мальчик закрепит у него на шее непонятную штуку.
- Ну вот, - с удовольствием сказал мальчик. - Теперь ты не бродяга, а
вполне законная собака. И ничего, что ты худой и кудлатый. Ты еще
станешь гладкий и красивый, когда подрастешь. Ты ведь еще не взрослый,
хоть и большой. Ты почти щенок.
При последнем слове пес торчком поставил оба уха и моргнул.
- Ще-нок... - ласково повторил мальчик.
Пес переступил передними лапами и усиленно замахал хвостом. Мальчик
засмеялся.
- Нравится! Я и буду звать тебя Ще-Нок. А когда вырастешь, "Ще" мы
отбросим.
Он вытащил из чемодана, из-под маек и рубашек, старенькие кеды,
выдернул из них шнурки. Потом соединил шнурки узлом и один конец.
привязал к ошейнику. Поводок получился непрочный, но он ведь и нужен был
только для вида: пес, по имени Ще-Нок, и без привязи не отходил от
хозяина ни на шаг.
- Пошли, - сказал мальчик. Они отправились к кассе, и мальчик вежливо
побеспокоил молоденькую кассиршу, увлеченную журналом мод:
- Скажите, пожалуйста, для собаки надо брать билет?
- А как же! Если до города - тридцать две копейки.
Мальчик обрадованно подмигнул псу: денег хватало. Теперь они оба
станут пассажирами. Билет - это документ. Это доказательство, что Нок в
самом деле его собака. Он взял пса за ошейник.
- Пошли, товарищ пассажир. И в этот момент мальчик увидел у своей
скамейки человека.
Мальчик совсем не хотел с ним встречаться. Это был физрук лагеря
Станислав Андреевич. Конечно, оказался он здесь неспроста.
Физрук пока не видел мальчика. Но все равно нельзя было ни
спрятаться, ни убежать. Убегает и прячется тот, кто виноват. Или тот,
кто боится. А мальчик знал, что не виноват, и не боялся.
Правда, он испытывал тоскливое чувство: смесь унылой тревоги и
досады, но это был совсем не страх.
Придерживая пса, мальчик медленно пошел к скамейке.
- А-га... - растянуто сказал Станислав Андреевич. - А то я смотрю:
вещички здесь, а хозяина нет... Ну, как? Набегался?
- Я не бегал.
- Ну... нагулялся, значит, - сказал физрук примирительно.
- Я не гулял. Я поехал домой, вы знаете.
- Смотри-ка ты, домой! - воскликнул Станислав Андреевич почти весело.
- Ладно, друг, кончай дурака валять. И давай топать в лагерь, а то к
обеду не поспеем. Да не бойся, ничего тебе не будет, это я тебе по
секрету могу сказать.
Мальчик удивился:
- "Не будет"? Я и не боюсь, что "будет". Я просто решил уехать домой.
- Обиделся!
Мальчик вскинул глаза:
- А что? Человек не имеет права обижаться?
- Человек... Если всякий будет на ерунду обижаться да из лагеря
бегать, что тогда?
- Во-первых, это не ерунда, - четко сказал мальчик. - Во-вторых, я не
убегал. Я сказал, что уйду, и ушел. Начальник сам говорил: "Убирайся ! "
- А ты и обрадовался! Мало ли что человек может сгоряча сказать!
Может, ты хочешь, чтобы он у тебя прощенья попросил?
Мальчик подумал:
- Нет, не хочу. Да он и не будет.
- Слава богу, догадался. Сам во всем виноват, а еще выкаблучиваешься.
- Я? Виноват? - опять удивился мальчик.
Станислав Андреевич вздохнул и сказал добродушно:
- Ну ладно, парень. Не будем спорить, кто виноват. Я про эту историю
подробно и не знаю. Мне что нужно? Чтобы ты в лагерь вернулся. Мальчик
мотнул головой:
- Не вернусь я... Теперь я уж совсем не могу, даже если бы и хотел.
Видите, у меня собака. Куда ее девать? В лагерь ведь не пустили бы...
Нок, лежать! - Он ладонью нажал псу на загривок, и тот неохотно лег.
Физрук с усмешкой спросил:
- Где ты подобрал эту зверюгу?
- Подарили.
- Ну и подарочек... За версту видно, что он дурак и трус.
- Мне и такой хорош, - сдержанно сказал мальчик.
Станислав Андреевич щелкнул языком. Пес шевельнул хвостом, добродушно
разинул розовую пасть и вопросительно глянул на мальчика. Тот сделал шаг
вперед, словно хотел загородить собаку от чужого человека.
- Выходит, ты променял весь лагерь на бродячего пса, - сказал
Станислав Андреевич. Мальчик слегка растерялся:
- Да ничего я не менял... Ну при чем здесь ваш лагерь? Он без меня
проживет. А собака не проживет. Мне ее отдали, значит, я за нее отвечаю.
- А за тебя отвечает коллектив. И администрация, - внушительно сказал
физрук. - И покидать лагерь ты не имеешь права.
- А почему?
- Потому что порядок должен быть. Вот пускай приедут родители,