Владислав Крапивин
Рассказы

АЛЫЕ ПЕРЬЯ СТРЕЛ
АЛЬФА БОЛЬШОЙ  МЕДВЕДИЦЫ
БЕГСТВО РОГАТЫХ ВИКИНГОВ
Бегство рогатых викингов.
ВОСЬМАЯ ЗВЕЗДА
ГВОЗДИ
ДАЛЕКИЕ ГОРНИСТЫ
ЗВЕЗДЫ ПОД ДОЖДЕМ
КАПИТАНЫ НЕ СМОТРЯТ НАЗАД
КОСТЕР
КРАСНЫЙ КЛИВЕР
МИННОЕ ЗАГРАЖДЕНИЕ
НАДПИСЬ НА БРАНДМАУЭРЕ
НАСТОЯЩЕЕ
ОСТРОВ ПРИВИДЕНИЯ
ПАЛОЧКИ ДЛЯ ВАСЬКИНОГО БАРАБАНА
ПЕРВЫЙ ШАГ
ПИСЬМО СЕВЕРНОЙ КОРОЛЕВЫ
ПЛАНШЕТ
ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ?
ПУТЕШЕСТВЕННИКИ НЕ ПЛАЧУТ
РЕЙС "ОРИОНА"
РИСК
РУКАВИЦЫ
САМЫЙ МЛАДШИЙ
СИГНАЛ ГОРНИСТА
СНЕЖНАЯ ОБСЕРВАТОРИЯ
СТРАНА СИНЕЙ ЧАЙКИ
ТАБАКЕРКА ИЗ БУХТЫ ПОРТ-ДЖЕКСОН
ТРОЕ С БАРАБАНОМ
ШТУРМАН КОНОПЛ‚В
Я ИДУ ВСТРЕЧАТЬ БРАТА




                                                  Владислав Крапивин

                         ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ?
                      Рассказы. 1960 - 1963 гг



                         ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ?

     Тоник, Тимка   и   Римма  возвращались  с  последнего  детского
киносеанса из клуба судостроителей.
     - Далеко  до  моста,  - сказал Тимка.  - Айда на берег.  Может,
кто-нибудь перевез„т.
     - Попад„т, если дома узнают, - засомневался Тоник.
     Римма презрительно вытянула губы:
     - Мне не попад„т.
     - Он всегда боится:  "Нельзя,  не разрешают..." Петька и тот не
боится никогда, - проворчал Тимка. - Пойд„шь?
     Тоник пош„л. Уж если маленький Петька, сосед Тоника, не боится,
то ничего не поделаешь.
     Обходя штабеля мокрого леса и перев„рнутые лодки, они выбрались
к воде.  Было начало лета, река разлилась и кое-где подошла вплотную
к домам,  подмывала заборы.  Коричневая от размытого песка и  глины,
она несла бр„вна и обрывки плотов.
     По середине реки двигалась моторка.
     - Вез„т нам, - сказал Тимка. - Вон Мухин едет. Я его знаю.
     - Какой Мухин? Инструктор ДОСААФ? - поинтересовалась Римка.
     - Ага. Его брат в нашем классе учится.
     Они хором несколько раз позвали Мухина,  прежде чем он  помахал
кепкой и повернул к берегу.
     - Как жизнь,  рыжие?  - приветствовал  ребят  Мухин.  -  На  ту
сторону?
     Рыжей была только Римка.
     - Сами-то вы красивый? - язвительно спросила она.
     - А как же! Поехали.
     - Женя,  дай  маленько порулить,  - начал просить Тимка.  - Ну,
дай, Жень!
     - На бр„вна не посади нас, - предупредил Мухин.
     Тимка заулыбался и стиснул в ладонях рукоятку  руля.  Вс„  было
хорошо. Через несколько минут Тимка развернул лодку против течения и
пов„л е„ вдоль плотов, которые тянулись с правого берега.
     - Ставь к волне! - закричал вдруг Мухин.
     Отбрасывая крутые гребни,  мимо проходил буксирный катер. Тимка
растерялся.  Он  рванул  руль,  но не в ту сторону.  Лодка ударилась
носом о плот.  Тоник ничего не успел сообразить.  Он сидел впереди и
сразу  вылетел  на  плот.  Скорость  была  большой,  и Тоник проехал
попер„к плота,  как по громадному ксилофону,  пересчитав  локтями  и
коленками каждое бр„внышко.
     Мухин обругал  Тимку,  отобрал  руль  и   крикнул   Тонику:
     - Стукнулся, пацан? Ну, садись!
     - Ладно,  мы отсюда добер„мся,  - сказала Римка и  прыгнула  на
плот. За ней молча вылез Тимка.
     Тоник сидел на бр„внах и всхлипывал.  Боль была такая,  что  он
даже не сдерживал сл„з.
     - Разнюнился, реб„ночек, - вдруг разозлился Тимка. - Подумаешь,
локоть расцарапал.
     - Тебе бы так, - заступилась Римка. - Рулевой "Сено-солома"...
     - А он хуже девчонки... То-о-нечка, - противно запел Тимка.
     Теперь Тоник всхлипнул от обиды.  Кое-как он поднялся и в  упор
поглядел  на  Тимку.  Когда Тимка начинал дразниться,  он становился
противным: глаза делались маленькими, бел„сые брови уползали на лоб,
губы оттопыривались... Так бы и треснул его.
     Тоник повернулся,  хромая, переш„л на берег, и стал подниматься
на обрыв по тропинке, едва заметной среди конопли и бурьяна.
     В переулке,  у водонапорной  колонки  он  вымыл  лицо,  а  дома
поскорей  натянул  шаровары  и  рубашку  с длинными рукавами,  чтобы
скрыть ссадины. И вс„ же мама сразу спросила:
     - Что случилось, Тоничек?
     - Ничего, - буркнул он.
     - Я знаю,  - сказал папа, не отрываясь от газеты. - Он подрался
с Тимофеем.
     Мама покачала головой:
     - Не может быть,  Тима почти на два года старше.  Впрочем...  -
она коротко вздохнула,  - без матери раст„т мальчик. Присмотра почти
никакого...
     Тоник раздвинул  листья  фикуса,  сел на подоконник и свесил на
улицу ноги. В горле у него снова запершило.
     - Тимка никогда не дер„тся.
     Папа отложил газету и полез в карман за папиросой.
     - Так что же произошло?
     - А вот то...  Придумали такое имя, что на улице не покажешься.
То-о-нечка. Как у девчонки.
     - Хорошее имя. Ан-тон.
     - Чего хорошего?
     - А  чего  плохого?  -  Папа  отложил  незажж„ную  папиросу   и
задумчиво произн„с: - Это имя не так просто придумано. Тут, дружище,
целая история.
     - Мне  не  легче,  -  сказал  Тоник,  но  вс„-таки  обернулся и
поглядел украдкой сквозь листья: собирается ли папа рассказывать?

     Вот эта история.

     Тогда папа   учился   в  институте,  и  звали  его  не  Сергеем
Васильевичем,  а Сергеем,  Сер„жей,  и даже Сер„жкой.  После второго
курса он вместе с товарищами поехал в Красноярский край убирать хлеб
на целине.
     Папа, то  есть  Сергей,  жил  вместе  с  десятью  товарищами  в
глинобитной  мазанке,  одиноко  белевшей на пологом склоне.  Рядам с
мазанкой  были  построены  два  крытых  соломой  навеса.   Вс„   это
называлось: "Полевой стан Кара-Сук".
     Больше кругом ничего не было.  Только степь и горы. На горах по
утрам  лежали серые косматые облака,  а в степи стояли среди колючей
травы горячие от солнца каменные идолы  и  странные  синие  ромашки.
Среди  ж„лтых  полей  ярко  зеленели квадраты хакасских курганов.  В
светлом небе кружили коршуны.  Их распластанные  тени  скользили  по
горным склонам.
     По ночам ярко горели зв„зды.
     Но однажды из-за горы, похожей на двугорбого верблюда, прилетел
сырой ветер, и зв„зды скрылись за глухими низкими облаками.
     В эту ночь Сергей возвращался с соседнего стана.  Он ходил туда
с поручением бригадира и мог бы там заночевать,  но не стал. Утром к
ним  на  ток должны были прийти первые машины с зерном,  и Сергей не
хотел опаздывать к началу работы.
     Он шагал  прямиком  по степи.  Пока совсем не стемнело,  Сергей
видел знакомые очертания гор и не боялся сбиться с пути.  Но сумерки
сгущались, и горизонт растаял. А скоро вообще ничего не стало видно,
даже свою вытянутую руку. И не было зв„зд. Только низко над земл„й в
маленьком  разрыве  туч  висела  едва заметная хвостатая комета.  Но
Сергей увидел комету впервые и не мог узнать по ней направление.
     Потом исчезла  и  комета.  Глухая  т„мная ночь навалилась,  как
тяж„лая ч„рная вата.  Ветер,  который летел с северо-запада, не смог
победить эту плотную темноту, ослабел и л„г спать в сухой траве.
     Сергей ш„л и думал,  что заблудиться ночью в степи  в  сто  раз
хуже,  чем в лесу. В лесу даже на ощупь можно отыскать мох на стволе
или наткнуться на муравейник и узнать, где север и юг. А здесь темно
и пусто.  И тишина. Слышно лишь, как головки каких-то цветов щ„лкают
по голенищам сапог.
     Сергей поднялся на невысокий холм и хотел идти дальше, но вдруг
увидел с стороне  маленький  огон„к.  Он  горел  неподвижно,  словно
где-то далеко светилось окошко.  Сергей повернул на свет.  Он думал,
что прид„тся ещ„ много шагать,  но  через  сотню  метров  подош„л  к
низкой глинобитной мазанке.  Огон„к был не светом дал„кого окошка, а
пламенем керосиновой лампочки.  Она стояла на плоской крыше мазанки,
бросая вокруг ж„лтый рассеянный свет.
     Дверь была заперта.  Сергей постучал в оконце и через несколько
секунд  услышал  топот босых ног.  Звякнул крючок и скрипнули старые
шарниры.  Мальчик лет десяти или одиннадцати,  в большом,  до колен,
ватнике, взглянул снизу вверх на Сергея.
     - Заблудились?
     - Мне надо на полевой стан Кара-Сук, - сказал Сергей.
     - У Княжьего кургана? Это правее, километра три отсюда. А вы не
здешний?
     - Будь я здешний,  разве бы я заблудился? - раздраж„нно заметил
Сергей.
     - Случается... - Мальчик переступил с ноги на ногу и неожиданно
спросил:
     - Есть хотите?
     - Хочу.
     Мальчик скрылся за скрипучей дверью и сразу вернулся с  большим
куском хлеба и кружкой молока.
     - Там совсем темно,  - объяснил он,  кивая на  дверь.  -  Лучше
здесь поесть.
     - Ты, что же, один здесь?
     - Не... Я с дедом. У нас отара здесь. Совхозные овцы.
     - Значит, пастухи?
     - Дед  мой  пастух,  а  я так...  Я на лето к нему приехал.  Из
Абакана.
     Сергей сел  в  траву,  прислонился  спиной  к  стене  хибарки и
принялся за еду. Мальчик сел рядом.
     - Джек,  иди сюда!  - негромко крикнул он и свистнул. Откуда-то
из темноты появился большой лохматый п„с.  Он обнюхал сапоги Сергея,
л„г и стал стучать по земле хвостом.
     - А зачем у  вас  лампа  на  крыше  горит?  -  спросил  Сергей,
прож„вывая хлеб.
     - Да так, на всякий случай. Вдруг заплутает кто... А в степи ни
огонька.
     - Спасибо, - сказал Сергей, протягивая кружку.
     - Может, ещ„ хотите?
     - Не надо...
     Сергей не  стал объяснять,  что сказал спасибо не за еду,  а за
огон„к, который избавил его от ночных блужданий.
     Мальчик позвал  Сергея  в мазанку,  но тот не пош„л.  Ночь была
т„плой, да и спать не хотелось. Мальчик отн„с кружку и вернулся.
     Они долго  сидели  молча.  Лампа  бросала вокруг мазанки кольцо
рассеянного света,  но мальчик  и  Сергей  оставались  в  тени,  под
стеной.
     - Ты каждую ночь зажигаешь свой маяк? - спросил Сергей.
     - Каждую...  Только  дед  сердится,  что  я керосин зря жгу.  Я
теперь  стал  рано-рано  вставать,  чтобы   успеть   погасить.   Дед
просн„тся, а лампа уже на лавке...
     Мальчик негромко засмеялся, и Сергей тоже улыбнулся.
     - Сердитый дед?
     - Да нет,  он хороший...  Он с белогвардейцами воевал, конником
был. У него орден Красного Знамени есть.
     - А что же он керосин жалеет?
     Мальчик не расслышал, и снова наступила тишина.
     - Не скучно здесь? - спросил Сергей, чтобы разбить молчание.
     - Бывает,  что скучно.  Это,  если дождь.  А так интересно, тут
горы,  балки.  В балках ручьи чистые-чистые.  И шиповник цвет„т... -
Мальчик  нерешительно  повернулся к Сергею,  но не увидел лица.  - А
вечером делается тихо-тихо.  И  нет  никого  кругом.  Спускаешься  в
долину и думаешь:  а вдруг там что-нибудь удивительное...  Смотришь,
ничего нет. Только месяц над горой. Смешно?
     - Нет,  -  сказал Сергей,  и подумал,  что ночью почему-то люди
гораздо легче открывают свои тайны.
     Сергей неожиданно задремал.  Когда он проснулся, то увидел, что
ночь посветлела.  Снова проступили очертания  гор,  начинался  синий
рассвет.
     Мальчик спал,  завернувшись в телогрейку.  Он сразу  проснулся,
как только Сергей поднялся на ноги.
     - Эй,  внук,  - дон„сся вдруг из мазанки стариковский голос,  -
лампу задул? А то я сегодня рано встаю.
     Мальчик вскочил. Сергей весело рассмеялся и протянул ему руку.
     - Мне пора... Спасибо за огон„к, товарищ.
     Мальчик смущ„нно подал маленькую ладонь и покосился  на  лампу.
Она вс„ ещ„ горела неподвижным ж„лтым огн„м.
     - Как тебя зовут? - спросил Сергей.
     - Антон.
     - Ну, будь здоров...
     Сергей приш„л  на свой стан,  когда первые лучи уже пробивались
между облаками и каменистой грядой.  В  это  же  время  подъехал  на
мохнатой лошадке хакас-почтальон.
     Телеграмма есть! - крикнул он. - Кто товарищ Калунов?
     - Калинов, - сказал Сергей, и побледнел. - Это я.
     Он рванул телеграмму и почитал первый раз  быстро  и  тревожно,
второй  -  медленно и с улыбкой.  В телеграмме говорилось,  что жена
Сергея родила сына. Она спрашивала, какое дать ему имя.
     - Дай коня!  - закричал Сергей.  - Пожалуйста,  дай.  Съезжу на
телеграф!
     - Что ты! - воскликнул почтальон. - Не могу. Ответ пиши.
     И Сергей торопливо  начал  писать:  "Поздравляю  сыном  Антоном
родная..."
     Так появился на свете ещ„ один Антон.

     - А что дальше? - спросил Тоник.
     - Вс„. Конец.
     Тоник, не оборачиваясь, пожал плечами и протянул:
     - Ну-у... Я думал, что-нибудь интересное.
     - Что поделаешь... - сказал папа.
     Тоник молчал.  Он приклонил голову к нагретому солнцем косяку и
крепко  зажмурил  глаза.  Ему  хотелось  представить,  какая  бывает
темнота в степи, когда опускается августовская ночь.
     И ещ„ Тонику вдруг стало обидно, что ему никогда не приходилось
зажечь огон„к, который бы помог кому-нибудь.
     Когда стемнело, он украдкой взял свой фонарик и вышел на улицу.
В  переулке  горела  на  столбе лампочка и светились окна.  За рекой
переливалась целая тысяча огней.  Красные и  зел„ные  огни  горел  у
причалов,  где стояли буксиры,  катера и самоходки.  Дал„кий самол„т
прон„с над городом три цветные сигнальные лампочки...  У каждого был
свой огон„к, и никому, видно, не нужен был фонарик мальчишки.
     И вдруг сразу исчезли все  огоньки,  потому  что  глаза  Тоника
закрыли  чьи-то  маленькие  т„плые  ладони.  Тоник  мотнул головой и
сердито обернулся.  Рядом стояли Римка и маленький Петька, и в руках
у Римки был небольшой узелок.
     - А мы картошку печь будем,  -  сказал  Петька.  Тоник  толкнул
ногой  с обрыва обломок кирпича и слушал,  как он,  падая,  шуршит в
бурьяне.
     - Ну и пеките, - ответил Тоник.
     - Антон-горемыка,  - вздохнула Римка.  - Ты,  что, сильно тогда
брякнулся, да?
     - Тебе бы так, - сказал Тоник.
     Римка покачала узелком.
     - Мы на костре  будем  картошку  печь.  Из  сухой  травы  огонь
развед„м.
     - Из травы! Там щепки есть на берегу...
     - А тебя отпустят? - спросила Римка.
     - Маленький я, что ли...
     Они уже  стали  спускаться  по  тропинке,  когда Тоник вс„-таки
решил спросить:
     - А он чего не пош„л?
     - Тимка-то? Дома его нет, - объяснил Петька.
     - Мы проходили мимо,  - сказал Римка, - да у него в окне темно.
Может, спит уже.
     - Ну и что же, что темно, - пробормотал Тоник. Он подумал, что,
наверное,  Тимка лежит на кровати и смотрит в синее окно на  дал„кие
заречные огоньки. Вс„-таки плохо, если поссоришься, да ещ„ зря.
     - Может, он и дома, - вздохнула Римка. - Вы не помирились, да?
     - Мириться  ещ„...  -  сказал  Тоник.  Он остановился,  подумал
немного и полез наверх.
     Скоро все трое были у Тимкиного дома.
     - Постучи в окно, - велел Тоник Петьке.
     - Ну  да,  -  сказал  Петька.  -  Лезьте  сами.  Там  крапива в
палисаднике во какая.
     Тогда Тоник  вытащил  из кармана фонарик.  Он включил его и так
повернул стекло,  что свет падал узким лучом.  Тоник направил луч  в
окошко и стал нажимать кнопку:  три вспышки и перерыв, три вспышки и
перерыв...
     Свет ж„лтым  кружком  ложится на занавеску за стеклом и золотил
листья герани на подоконнике.
     И вот, наконец, ярко вспыхнуло в ответ Тимкино окно.




                     АЙСБЕРГИ ПРОПЛЫВАЮТ РЯДОМ

     О том, что к ним кто-то приехал, Тоник узнал ещ„ в коридоре. На
вешалке висела рыжая собачья доха в бисеринках растаявшего снега, на
полу лежал брезентовый тюк и стоял большой пот„ртый чемодан.
     Тоник всегда  радовался  гостям.  Но сегодня ни гость,  ни даже
мысль о том,  что завтра воскресенье, не улучшили настроения Тоника.
Поэтому  он  равнодушно поздоровался с высоким лысоватым человеком в
сером свитере и даже не стал никого спрашивать,  кто этот человек, и
зачем приехал.
     - Отметки,  что ли плохие прин„с? - поинтересовался папа, когда
Тоник нехотя сел к столу и начал царапать вилкой кле„нку.
     - Отметки-то хорошие... - вздохнул Тоник и положил вилку.
     - А что нехорошее? - сразу встревожилась мама. - Антон, отвечай
сию же минуту!
     - Да понимаешь...  самол„тик. Бумажный. Я его на уроке выпустил
случайно. А она сразу в дневник записала.
     - Кто она?  Ах,  Галина Викторовна!  Так,  - деревянным голосом
сказала мама. - Ну-ка, покажи дневник.
     Тоник медленно  слез  со стула.  Он знал,  что оправдываться не
стоит.
     А дело было так.  Пока весь третий "Б" умирал со скуки, слушая,
как Лилька  Басова  объясняет  у  доски  пустяковую  задачку,  Тоник
мастерил из тетрадного листа маленький аэроплан.
     Клочки бумаги упали  на  тетрадную  обложку.  "Будто  льдины  в
голубой  воде,  если  смотреть на них с самол„та",  - подумал Тоник.
Летать и смотреть с высоты на льдины ему не приходилось, но это было
неважно.
     На одном из клочков он поставил несколько чернильных точек:  на
льдине  оказались  люди.  Они  терпели  бедствие.  С северо-запада и
востока  на  льдину  двигались  громадные,  ослепительно  сверкающие
голубоватым  льдом  айсберги.  Тоник  сделал  их  из  самых  больших
обрывков бумаги. Он читал недавно об айсбергах, и знал, что шутить с
ними опасно.  Сейчас они сойдуся,  сплющат льдину, и люди погибнут в
ледяной воде. Спасти их может только самол„т. Скорей!
     Но пилот  не  рассчитал силы мотора.  Самол„т ударился бумажным
крылом о чернильницу, взмыл вверх и упал в проходе между парт...
     - Да-а,  -  сказал  папа,  прочитав запись учительницы.  А мама
обратилась к гостю:
     - Хорош,  а?  Беда  с  ним.  - Затем она повернулась к сыну.  -
Спроси-ка у Германа Ивановича, пускал ли он на уроках самол„ты.
     Тоник исподлобья взглянул на приезжего,  но тот спрятал лицо за
большой кружкой и торопливо глотал горячий чай.  "Факт,  пускал",  -
решил Тоник, но промолчал.
     - Мы ещ„ с тобой поговорим,  предупредила мама,  но было  ясно,
что гроза прошла.
     В соседней комнате кто-то стал царапать дверь.  Герман Иванович
поднялся,  и  впустил  крупного  серого  щенка.  Одно  ухо  у  щенка
наполовину висело, другое было острым, как стрелка.
     - Барс проснулся. Знакомьтесь.
     Тоник тихо чмокнул губами.  Щенок подбежал,  ухватил Тоника  за
штанину и весело замотал головой.  Он решил,  наверно,  что так надо
знакомиться.
     - У него какая порода?  - спросил Тоник. - Лайка? А вы с Севера
приехали? Я догадался сразу. А вы... видели айсберги?
     Герман Иванович серь„зно посмотрел на Тоника.
     - Нет,  айсберги я не видел,  - ответил он.  -  Очень  хотелось
увидеть, но до сих пор не приходилось.
     Вечером Тоник, Тимка и Петька, сосед Тоника по квартире, сидели
в  палисаднике  перед Тимкиным окном.  Тоник рассказывал про Германа
Ивановича.
     - Вес„лый   такой.   Он  с  папой  в  одном  институте  учился.
Биолог-охотовед.  Сейчас из экспедиции в Москву возвращается и решил
нас навестить.
     - Так,  на Севере,  наверно, полярная ночь, - с завистью сказал
Петька.
     - Нет,  он говорит,  что солнце бывает. Только оно низко стоит.
Красное и большое. Когда летишь, солнце ниже самол„та.
     - А он на самол„те прилетел?
     Тимка с сожалением взглянул на Петьку:
     - Чему вас учат в первом классе? Пароходы по льду не плавают.
     Петька понял,  что  ляпнул  глупость и от досады стал сбивать с
веток мелкие сосульки.
     - А тебе повезло,  Антон,  - вспомнил вдруг Тимка. - Если бы не
этот ваш знакомый, влетело бы за твой самол„т.
     - Тоже  уж...  Про  всякий  пустяк в дневнике писать,  - сказал
Тоник.
     - Конечно.  Вот  у  нас Л„нька Корабл„в живого воробья на уроке
выпустил, и то ничего. Только из класса выгнали.
     - Воробья? - спросил Петька.
     - Ну, и Л„ньку, конечно. А в дневник не писали.
     - Хорошо вам, пятиклассникам, - вздохнул Тоник.
     - Ага...  Только пришлось Л„ньке брать пальто  в  раздевалке  и
полчаса  по  улицам  ходить,  чтобы  завуч  не поймал в коридоре.  А
знаешь, какой мороз был!
     - Подумаешь,  мороз!  Герман  Иванович  недавно  прямо  в снегу
ночевал.  В тайге.  У него и спальный мешок есть,  большущий. Сверху
брезентовый, а внутри меховой.
     Петька оставил в покое сосульки и придвинулся  ближе.  У  Тимки
заблесте