Эдмунд КУПЕР
   ПЯТЬ К ДВЕНАДЦАТИ



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
РАНДЕВУ

   Мое свидание со Смертью назначено на баррикаде.
   Алан Сигер

1

   Стоял прекрасный осенний вечер. Звезды висели в небе, подобно  застывшему
потоку бриллиантовой пыли. Казалось, самые яркие из них  движутся,  медленно
вращаясь на невидимых подвесках.
   Воздух, к счастью, был спокоен. К счастью - потому что Дайон Кэрн  висел,
зацепившись кончиками пальцев за край крыши на высоте полумили над Лондоном.
Одно приличное дуновение ветра - и он полетит навстречу смерти с  ускорением
в тридцать два фута в секунду. И это был бы не самый плохой выход, отрешенно
подумал Дайон. Есть и худшие  способы  решения  жизненных  головоломок,  чем
стремительное падение сквозь вечернюю тьму навстречу вечному мраку.
   Но почему-то он был уверен, что ветра не будет.  Жаждущий  смерти  должен
набраться терпения, прежде чем смерть заметит того, кто ее ищет.
   Все время после полудня Дайон загорал  на  крыше  Лондона-Семь.  Это  был
приятный способ времяпрепровождения - если не считать того, что  он  зверски
проголодался. Но даже если бы у него имелись один-два завалящих льва, все же
небезопасно пытаться еще раз воспользоваться экспресс-подъемником.  Одинокие
жиганы привлекают слишком много внимания.
   Да и черт с ним, с голодом! Присутствие аппетита даже полезно - обостряет
восприятие. Вскоре, если ему не изменят удача и вдохновение,  денег  у  него
будет вдоволь. Тогда он сможет закатиться в какой-нибудь ресторан  на  любой
другой из лондонских башен, наесться до отвала и принять предложение  первой
попавшейся не слишком уродливой доминанты. А утром отправиться  в  ближайшую
клинику за остро необходимой инъекцией жизни.
   Так думал Дайон Кэрн, сорока шести  лет  от  роду,  с  риском  для  жизни
продвигаясь  дюйм  за  дюймом  к  балюстраде  на  балконе  квартиры   двести
четырнадцатого этажа, которую выбрал в Лондоне-Семь.
   Каждый, кто может позволить себе жить на верхнем этаже лондонской  башни,
должен быть под  завязку  набит  деньгами.  Плевать  какими  -  пластиковыми
львами, золотыми львами или просто  драгоценными  камнями.  Всего  ничего  -
схватить что плохо лежит и, не мешкая, смыться со сверхзвуковой скоростью.
   Света в квартире не было. Насколько он мог судить,  в  течение  последних
двух  часов  оттуда  не  донеслось  ни  звука.  Ни  одного,   черт   побери.
Следовательно, коробка была пуста. Гончая, несомненно, охотилась  в  долинах
на зайцев.
   Только высокопоставленная доминанта могла заработать достаточно денег  на
такую коробку. Дайон надеялся, что она жирная, обвислая, в  возрасте  далеко
за сто. Он надеялся, что срок действия ее инъекций жизни подошел к  концу  и
она умрет в припадке  старческого  экстаза,  в  объятиях  своего  очередного
жигана.
   Он перемахнул через балюстраду и, тяжело дыша,  в  радостном  изнеможении
рухнул на балкон. Никто не парализовал его и не убил  электротоком.  А  если
здесь и было устройство инфракрасного видения, оно, во всяком  случае  пока,
ничем себя не проявило. Да  и  кто,  черт  побери,  будет  тратиться,  чтобы
установить дорогостоящую охранную систему в квартире на самом верхнем этаже?
Надо быть законченным идиотом, чтобы пытаться вломиться в нее с улицы.
   Но тут-то и наступает время Дайона Кэрна!
   Балконная дверь выглядела податливой. Да  она  и  была  податливой.  Даже
слишком. Дайон распахнул ее и проскользнул внутрь.
   На этом его удача  иссякла.  Зажегся  свет,  и  доминанта,  весьма  легко
одетая, но зато держащая в руках  лазерный  пистолет,  сказала,  целясь  ему
прямо в живот:
   - Привет, жиган! Я уже заждалась! Временами мне  даже  казалось,  что  ты
меня разочаруешь. Расслабься и тогда, возможно, избежишь поджаривания.
   Дайон глубоко вздохнул и замер.  Лазерный  пистолет  -  довольно  опасная
штука. Он способен нанести очень неприятные раны, не говоря уже о  том,  что
им можно вообще ослепить. Дайон представил себя  лишенным  зрения  и  не  на
шутку струсил. Но тут же, пожав плечами, отверг  возможность  этого  исхода.
Какая доминанта такого возраста, если она в  своем  уме,  станет  уродовать,
калечить или делать недееспособным далеко не уродливого жигана!
   - Кто ты? - продолжила она допрос.
   - Уил Шекспир!
   Проклятая эрудитка! Она чуть опустила ствол и на долю секунды  нажала  на
спуск. Дайон в изумлении опустил глаза и увидел у себя на  бедре  крохотную,
как от укола, дымящуюся дырочку в брюках.  Потом  почувствовал  боль.  Черт,
теперь без волдыря не обойдется.
   - Дайон Кэрн, - сказал он поспешно.
   - Возраст?
   - Сорок шесть.
   - Мальчишка, - засмеялась женщина, - тебе следовало бы  подумать,  прежде
чем ввязываться в игры со взрослыми.
   - Да пошла ты!
   Женщина засмеялась. В этот момент она выглядела очень привлекательно. Для
того,  конечно,  кто  любит  такого  сорта  вещи.  Черт  побери!  Надо  быть
справедливым, даже потерпев поражение  -  она  была  хороша  с  любой  точки
зрения. Примерно  шести  футов  роста  и  ста  шестидесяти  фунтов  веса,  с
прекрасной фигурой амазонки. Ей никак не могло быть больше семидесяти пяти.
   - Ты выбрал не ту  квартиру,  юнец.  Здесь  есть  даже  датчик  давления,
вмонтированный в потолок. Мне пришлось ждать тебя довольно долго. Я  старший
офицер порядка Лондона-Семь.
   Теперь настала очередь Дайона смеяться. Он проиграл всухую. Из  всех  ста
тысяч квартир Лондона-Семь он  выбрал  одну-единственную,  занятую  офицером
порядка.  Даже  налетчик,  залезший  в  поисках  драгоценностей   короны   в
Скотланд-Ярд, не опростоволосился бы так сильно.
   - Что ты из себя представляешь? - требовательно спросила доминанта. -  На
гения по части квартирных краж вроде не похож. Что ты за генетическая шутка?
   - Дайон Кэрн, - повторил он торжественно, -  экстраординарный  жонглер  и
неудавшийся преступник.
   - Жонглер?
   - Трубадур.
   - Трубадур?
   -  Мейстерзингер  .
   Она выжгла еще один волдырь, покрупнее первого, на другом его бедре.
   - Черт тебя побрал! Я поэт! - вскричал он раздраженно. -  Бумагомаратель.
А теперь будь любезна передать меня чистильщикам, а я пожелаю тебе спокойной
ночи.
   - Не так быстро, мой юный мейстерзингер. Ночью не нужны  инъекции  жизни.
Поговорим немного. Может, я не заскучаю с тобой.
   Только усилием воли Дайон заставлял себя стоять твердо. Голод, физическое
напряжение  во  время  спуска  с  крыши,  провал  так   удачно   начавшегося
предприятия, не говоря уже о лазерных ожогах,  -  всего  этого  вместе  было
более чем достаточно, чтобы выбить из колеи кого угодно.
   - Ты бледен, малыш. Боишься нескромных предложений с моей стороны?
   - Я голоден, - всхлипнул он. - Чертовски голоден и устал. И  не  смог  бы
ничего, даже если бы ты попыталась мне это предложить.
   - Ну вот, что еще за проблемы! - сказала амазонка, и голос ее  смягчился.
Она взяла кобуру, лежавшую сбоку от  кровати,  и  опустила  в  нее  лазерный
пистолет.  Потом  подошла  к  вакуумному  люку  и  заговорила   в   приемное
устройство:
   - Полбутылки бренди... Реми Мартэн, пожалуй. Бутылку хорошего  рейнвейна,
скажем, Рампани'67, холодного цыпленка, зеленый  салат,  французскую  булку.
Приборы на двоих. Через пять минут  после  получения  заказа...  Да,  и  еще
черный кофе. Все.
   Затем она повернулась к Дайону и сказала, показывая на  очень  удобный  с
виду стул:
   - Устраивайся, дорогой. Это был тяжелый  вечер.  Забудем  высокую  драму.
Меня зовут Джуно Локк.
   - Я ошеломлен, разумеется, - сказал Дайон церемонно  и  с  благодарностью
опустился на стул. Да, Джуно Локк, офицер порядка этого округа, была  весьма
привлекательна - если вы любите такого  сорта  вещи.  Иногда  он  любил  их.
Иногда нет. Временами все это так допекало его, что  ему  хотелось  кричать.
Теоретически, его появление должно было бы смутить ее. Но в действительности
этого не произошло. Она даже не потрудилась прикрыть грудь -  что  в  данных
обстоятельствах было почти открытым оскорблением.  Он  попытался  разжечь  в
себе ненависть к ней, но для этого требовалось слишком много энергии.  Кроме
того, он был чертовски голоден, а ей никак не могло быть  больше  семидесяти
пяти. Бывают гораздо более старые доминанты и гораздо худшие.  Они  истощают
вас, а потом с воем умоляют дать еще. Эта доминанта выглядела так, что  было
ясно - ей никогда ни о чем не приходилось умолять... Красивая  блондинка  и,
вероятно, вдвое жестче, чем любой жиган, которого он мог  припомнить.  Хвала
Мэри Стоупс, она еще не пыталась обращаться с ним грубо.
   - А ты неплох, - сказала Джуно, критически  его  оглядев.  -  Не  слишком
плох. Я могу даже решить не передавать тебя психиатрам.  Если,  конечно,  ты
позабавишь меня.
   - Пережиток материнского инстинкта? - спросил он со злобой.
   Она должна была бы оскорбиться, но вместо этого только рассмеялась:
   - Мое имя Джуно, а не Джокаста.  Как бы ты предпочел быть изнасилованным?
   - Все равно как, но не раньше, чем после бренди. Если только у  тебя  нет
лучшего анестезирующего.
   - Мой маленький трубадур, - сказала Джуно, - ты начинаешь мне нравиться.

2

   К концу двадцатого столетия контроль над рождаемостью  вышел  сам  из-под
контроля. Вопреки законам вероятности и прогнозам ученых, вопреки  безумному
созданию самых мощных в истории человечества  средств  уничтожения,  большой
войны так и не произошло. Таким образом,  ограничение  рождаемости  осталось
единственно возможным решением.
   Легкость, с которой оно было принято даже в таких странах,  как  Индия  и
Китай, - тайна, относительно которой ведущие специалисты по истории Войны  с
Перенаселением  спорят  до  сих  пор.  Человечество  никогда  не   славилось
логичностью способов  разрешения  самых  серьезных  своих  проблем.  Похоже,
степень разумности принимаемых решений обратно пропорциональна  срочности  и
важности задач. Поэтому даже политиков можно простить за то  замешательство,
в  которое  они  пришли,  когда  для  решения  самой  насущной  проблемы   -
угрожающего удвоения населения Земли во второй половине двадцатого  столетия
- был предложен наиболее рациональный путь.
   Страшная штука - всю жизнь готовиться к Армагеддону,  который  так  и  не
наступил. К году двухтысячному от Рождества Христова примерно каждый  третий
из выдающихся политических  деятелей  страдал  неврозом.  Редкий  президент,
премьер-министр или первый секретарь стремился остаться на посту еще на один
срок. Притягательность власти как таковой падала.
   Но в то время как на международной политической арене  события  проходили
фазу депрессии, женщины мира - или, по крайней мере, большинство  из  них  -
наслаждались расцветом эмансипации. Не той  фальшивой  эмансипации,  которая
"освободила"  женщин  от  брачных  оков,  наложенных  мужчинами,   и   после
нескольких тысячелетий интеллектуального подавления разрешила им, с их более
слабым телосложением и меньшими умственными способностями, получать  "равную
плату за равный труд". Но расцветом эмансипации настоящей, которая  означала
освобождение  из  тисков  эволюции,  стало  право  перестать  наконец   быть
детородной машиной.
   Эта мысль завладела их умами. Сначала, конечно, на Западе. Потом повсюду.
Уровень рождаемости начал падать так стремительно, что католическая  церковь
закатила вселенскую истерику (после того  как  в  течение  полустолетия  она
пыталась, но так и не смогла примириться  с  этим  фактом).  За  десять  лет
сменилось четыре папы. Затем церковь раскололась  на  две,  которые  в  свою
очередь тоже раскололись, и так  далее.  Это  повторялось  через  регулярные
промежутки  времени,  так  что  развитие   некогда   громадной   организации
превратилось в замедленное подобие размножения амебы. В конце  концов,  даже
англиканская церковь, как и всегда, последовала ее примеру.  А  вот  буддизм
оказался  гораздо  более  устойчивым  -  и  способным,   по   крайней   мере
теоретически, принять новый порядок вещей.  Как,  впрочем,  и  ислам.  Но  в
конечном  итоге  и  тот  и  другой  вынуждены  были  измениться.  Решительно
измениться.
   Тем временем женщины  повсюду  наслаждались  освобождением  от  животного
начала. Три беременности - приговор  для  средней  замужней  женщины  первых
десятилетий двадцатого столетия - означали не только двадцать  семь  месяцев
функционирования в качестве устройства для вынашивания плода, но по  крайней
мере еще тринадцать лет в роли программируемой обучающей машины. То есть,  в
среднем, четверть века всей недолгой жизни женщины. Вот это  были  настоящие
кандалы. Это был  механизм,  при  помощи  которого  девушка  превращалась  в
матрону, а матрона - в старуху.
   Контроль над рождаемостью, практиковавшийся с самого  начала  цивилизации
меньшинством,  сделался  достоянием  масс.  Наступил  конец  миллионолетнего
рабства. Это было началом становления женщины как  социальной  силы.  И  это
также было - по случайному,  разумеется,  совпадению  -  концом  владычества
мужчин.
   К началу 1970-х производство контрацептивов  сделалось  ведущей  отраслью
индустрии.  К  тому  времени  население  Земли  достигло  примерно   четырех
миллиардов. Следовательно,  женщины  составляли  около  двух  миллиардов,  и
приблизительно половина из них была в репродуктивном  возрасте.  Семидесятые
стали золотым веком для пропагандистов контроля над рождаемостью, гигантских
компаний - производителей лекарств и химиков-фармацевтов.
   Использование  внутриутробного  противозачаточного  средства  -   простой
пластиковой спирали, вставляемой в матку, было определенно  одним  из  самых
эффективных среди когда-либо изобретенных методов контроля над рождаемостью.
Однако долгое время спираль почти  не  выпускалась.  Дело  в  том,  что  для
выкачивания прибыли она была слишком дешева. Ее производство  стоило  пенни,
установка квалифицированной медсестрой - десять шиллингов. Она давала  почти
полное  решение  проблемы  с  минимальными  побочными   эффектами.   Поэтому
рекламные агентства, вдохновленные многомиллионными гонорарами,  взялись  за
дело и за некоторое время полностью с ней разделались.
   Фармацевтические  фирмы  запустили  в  производство  пилюли.   Все   виды
противозачаточных пилюль, но преимущественно  те,  что  предназначались  для
ежедневного приема. Так что ведущие химические концерны могли объявить своим
акционерам о рекордных дивидендах.
   Когда  несколько  недогадливых  ученых  разработали   таблетки,   которые
достаточно было принимать лишь раз в месяц, фармацевтические  фирмы  скупили
патенты, а когда это было невозможно - скупили компании, пытавшиеся наладить
выпуск и распространение "месячных" пилюль. Один наивный британский биолог -
к несчастью, неподкупный - добился успеха  в  разработке  таблеток,  которые
нужно было принимать только раз в  год.  Вскоре  он  погиб  в  автомобильной
катастрофе, одновременно сгорела его лаборатория, а формула  лекарства  была
утеряна. Но вдова  получила  щедрую  компенсацию  и  переехала  жить  на  юг
Франции.
   Тем  временем  таблетки  специализировались.   К   началу   восьмидесятых
появилось пятьдесят семь разновидностей. Многие женщины с пламенной и весьма
похвальной верностью принимали один и тот же сорт пилюль на протяжении всего
своего репродуктивного возраста. Но были и такие, которые употребляли  нечто
вроде попурри из таблеток, имея, видимо,  подсознательное  желание  отмыться
белее белого.
   Начали твориться любопытные вещи -  сначала  в  США,  потом  в  Британии,
Западной Европе и, наконец, повсюду. Относительное количество  новорожденных
мальчиков стало слегка уменьшаться, а относительное количество новорожденных
девочек - соответственно  расти.  В  то  же  самое  время  смертность  среди
мальчиков до пяти лет немного увеличилась,  а  смертность  девочек  того  же
возраста слегка упала.
   Были и другие изменения. Большинство младенцев-девочек рождались столь же
сильными и крупными, как и мальчики. Объем черепа у них был таким  же,  если
не большим. Когда эти дети достигли юношеского возраста, уже не было  больше
необходимости разделять женский и мужской спорт. Во  всех  областях  девочки
могли на равных соревноваться с мальчиками, а  в  некоторых  определенно  их
превосходили... У психологов, конечно, был готов  ответ:  мальчики  начинали
чувствовать себя не очень уверенно потому, что они уже  заметно  уступали  в
количестве.
   Но  вызов  был  брошен  не  только  в  сфере  физической   силы.   Именно
женщина-математик создала первую  основную  модификацию  как  общей,  так  и
специальной теории относительности. Именно делегат-женщина  успешно  провела
через Генеральную Ассамблею ООН  Международную  хартию  о  Всеобщем  Ядерном
Разоружении. Именно женщина-физик открыла частицу эпсилон-три.
   К началу двадцать первого столетия  во  всем  мире  мужчины  оказались  в
меньшинстве, в среднем: в отношении пять к семи. К этому же моменту  женщины
- или, точнее, новая  порода  женщин  -  еще  более  усилили  свои  позиции.
Особенно  на  Западе.  Продемонстрировав  равенство  с  мужчинами,  а  то  и
превосходство над ними в нескольких истинно  мужских  областях,  особенно  в
науке и политике, они стали претендовать на власть.
   С  точки  зрения  количественного  превосходства,   их   положение   было
непоколебимо. С точки зрения физиологических и психологических преимуществ -
тоже. Впервые за миллионы лет женщины сделались неуязвимы как в прямом,  так
и в переносном смысле слова.
   Ортодоксальная западная концепция брака разбилась вдребезги. В  последние
десятилетия двадцатого века ее распад  ускорился  благодаря  как  облегчению
процедуры  развода,  так  и   большей   эффективности   и   более   широкому
распространению контрацептивов. С укреплением  общественной  безопасности  и
увеличением численного дисбаланса между полами брак как социальный  институт
потерял всякое значение. Для женщин стало приемлемым жить с мужчинами,  пока
они сами того желали. Стало возможным иметь детей, не объявляя, кто их отец,
или совсем без отца. Неразборчивость в связях больше не  была  преступлением
против общественной нравственности. Даже  неумеренная,  она  рассматривалась
лишь как слегка вульгарное поведение  -  гораздо  более  простительное,  чем
обжорство, и бесконечно более приемлемое, чем показная стыдливость.
   Женская проституция  сошла  на  нет.  Мужская  начала  расти.  Замужество
сделалось для старых и богатых доминант  символом  общественного  положения,
для одиноких - всего лишь временным прибежищем, своего рода дружбой,  слегка
приправленной настоящим сексом.
   С началом двадцать первого века появился  новый  вид  таблеток  -  пилюли
долголетия. И хотя эти средства действительно замедляли процессы старения, у
людей с определенным типом нервной системы или у тех, кто злоупотреблял ими,
наблюдались некоторые любопытные побочные эффекты -  такие  как  пробуждение
сатиризма, нимфомании или впадание в детство.
   Да,  пилюли  долголетия  оказались  неудачным  новшеством.  Не  до  конца
исследованные и продававшиеся в слишком больших количествах,  они,  даже  за
короткий период своего применения, поставили под угрозу  жизни  сотен  тысяч
людей обоих полов. Но по сравнению с хирургией  пересадки  органов,  которая
прогрессировала до  такой  степени,  что  практически  все,  кроме  мозга  и
эндокринной системы, поддавалось замене, создание пилюль было не  более  чем
опасным экспериментом.
   Однако эти исследования в конце концов вылились в громадные международные
усилия, направленные  на  увеличение  продолжительности  человеческой  жизни
искусственными  средствами.  Наиболее  эффективная  из   созданных   методик
представляла из себя сложную программу ферментной стимуляции, которая в свою
очередь инициировалась не менее сложной системой инъекций, варьировавшихся в
зависимости от индивидуального химического состава  организма.  Недоста