Сергей Лучной
   Выставка ДНК


Дима, здравствуй. Существо тем более драгоценное, что никогда с тобой не
встретимся. Я зол, но это не имеет никакого отношения к тебе - у нас с
тобой особые счеты. Здравствуй, красавец, здравствуй, повелитель,
здравствуй, дерьмо. Взываю к тебе, дерьмо, брат, гадость, сука, из города
Киева, который ты знаешь, но я не знаю, посетишь ли когда еще. Ибо не знаю,
жив ли ты, или умер, каковая участь нас всех и ожидает. По моей руке
ползает крыса, существо, которое ты одобрил бы с воплем. Она глупа, она
кусает меня пусть не за яйца, но за все остальное, но Димочка, это все
хирня, мы по прежнему вместе. Красавец, где ты сейчас, подаешь вонючим
арабам раствор в Израиле или моешь косточки в какой-то могиле, или факаешь
какую-то суку в Америке, мне безразлично. Мы сведем с тобой счеты, и фак
you, если ты уйдешь от этого. Fuck you, Fuck you, Fuck you. Здравствуй
Дима, над головой моей пищат кельты, то есть твари, то есть хроны, мертвые
недееспособные создания. Тебе это знакомо. Если ты не сдох, то станешь
одним из них, fuck you, здравствуй Дима. Мы умираем незаметно, и никакая
боготворящая тварь не воскресит нас. Чудовище, сделай так, чтобы мы еще
позвенели, сраные колокольчики в жопе существования.
Крыса дергается, будто у нее инсульт. Дело было в Одессе. Иду за очередным
приму-немного, ибо - ибо - ты знаешь -ибо - ибо -fuck you. Ты думаешь, что
я рокерский писатель, но я не хрена не рокерский писатель, я ручку держу
второй раз в жизни, я пионервожатый сраных неопытных срок. Я люблю тебя,
ублюдок, дерьмо, и дерьмо и алкоголик, я люблю тебя. Прожую колбасу.
Мы начинаем КВН, то есть историю всего лучшего, что у нас было, то есть
историю ничего. Пора представиться. Я Сережа, вот вобщем-то и все. Назовите
меня курвой, сукой, дерьмом ничего не изменится. Я этот кусок хлеба, я эта
ручка, я этот ебаный магнитофон. Нет меня, никто не заплачет, есть я,
впрочем я не уверен. Может быть, кто-то и обрадуется. Да, Оксана?
Продолжаем. Я факаный урод, который ни хуя не хочет, который вырезал свое
имя на Продолжаем. Мое ненастье - моя грусть. Я грущу, когда я ем, я грущу,
когда я сплю, я грустный человек. Это заставляет меня срать дальше. Я
одинокий человек. Никаких подтверждений к этому не требуется. Я устаю
писать, прежде чем я начал. Я устаю ждать, прежде чем есть чего. Все, что я
жду - вздор, все что я жду оставим это. Мои члены тонки, моя голова мелка,
я не обладаю ничем, я нависающая на маме дрянь. Я хочу стать богатым,
главным образом потому, что девушке, которую я люблю, хочется иметь новый
планетарий. Кстати, сейчас она со своим основным парнем обсуждает хуй знает
что хуй знает где. Ну и пошла она, она меня тоже немножко любит, и я
питаюсь этим, как неоплодотворенный зародыш питается необразованной
плацентой.

Пыл моего существования еще не растрачен. Я могу сделать массу интересных
вещей. Прежде всего, я хочу зарабатывать деньги. Я это уже сказал. Я люблю
деньги. Я хочу пойти работать на какую-нибудь фирму и иметь стабильный
заработок. Я не хочу зависеть от литературы или какого-то другого вида
искусства. Хотя надеюсь, что когда-нибудь это принесет мне деньги. Я не
смогу быть мэнеджером, для этого нужно родиться квадратным. Я не смог стать
великим певцом, я не могу отличить ля от до и постоянно завываю. Хотя я
хотел бы повелевать умами, как Мориссон или Кобэйн. Это моя тайна. Я втайне
думаю, что я умнее многих людей, хотя ум мой не совсем нормальный. Стоит
только осмотреть мою биографию, географию моих метаний из города в город,
не подчиненных логически высшей цели любого человека - выживанию. Я
постоянно считаю гроши, хотя очень люблю тратить. Мне нравится казаться
представительным, с намеком на то, что у мэнэ е гроши. С людьми я держусь
благородно, на некотором отдалении, с продавщицами - спокойно и вежливо,
хотя могу позволить себе говорить грубо, особенно с беззащитной женщиной (в
противовес продавцу). Я чувствую себя раздражительным и требовательным
набобом, спустившимся с вершин для исполнения печальной необходимости,
вроде посрать или потрахаться, так вот, с продавщицами я вежлив, с ментами
- предупредителен. Я знаю, что они хотят уважения к себе и в этом плане
железны, и с готовностью им это уважение предоставляю. В принципе, я их
действительно уважаю. Как уважают парий, мойщиков туалетов, вобщем, всех
угнетенных и обездоленных. Мне никогда не нравилось высокомерное к ним
отношение - признак внутреннего бескультурия, запущенности. Это я уже почти
серьезно. Так вот, с ментами - предупредительно, со жлобами - честно
говоря, не помню, когда я в последний раз общался со жлобами. Мы существуем
как в параллельных галактиках. Я вижу их, они видят меня, но мы бесплотны
друг для друга, вроде как немое кино.
Вспоминается два случая. Один - в Энергодаре. Я шел к своему вобщем-то
другу и возле кафэ был остановлен властным окриком обезьяны, которая
когда-то училась на параллель младше меня. Идти дальше было глупее, чем
останавливаться, и я смело подошел к нему. С ним был еще один парень,
который в школе был даже симпатичным, но с возрастом подурнел, покрылся
какими-то прыщами и ямками. Вобщем, в Энергодаре дети толи мутируют, толи
вырождаются, но на всех тех, кого я знал, и кто повзрослел, смотреть
неприятно. Так вот, эта мясная обезьяна спросила меня что-то вроде откуда
ты такой и куда путь держишь (я был с хайрами) и не иду ли я к девушке. Я
со стыдом подтвердил, что иду к девушке, не объяснять же ему, что у меня
нет девушки, что я иду к другу и т.д. К тому же в этих головах слово
"девушка" - слово культовое, и каким бы сморчком ты ни был ты мгновенно
вырастаешь до размеров мужика. Вобщем, дальше неинтересное кого знаешь,
называю спасительные имена -Варенча, Загрудный (один щас сидит другой во
Владивостоке), монетка падает в прорезь, срабатывает щелчек, на лицах тень
толи уважения, или даже, Бог мой, признания, впрочем, до полного братания
дойти не может, вобщем, иди с Богом, хилый человек, но хайры вообще-то
постриги. Воще-то, на ум наползает уже не две, а несколько подобных
историй, но все они однообразны и в принципе, неинтересны. Трогаешь амебу
иголочкой - она сокращается -вот и все содержание этих историй. Самое
главное - смирение - это тоже все знают. В принципе (и еще раз в принципе)
в принципе, это тоже, что и с ментами. Тело обладает определенной массой и
способностью двигать материальные объекты. Оно хочет подтверждения этой
способности. И глупо эту способность отрицать. Для него это тоже, что для
рабочего муравья -челюсти, для пианиста - пальцы и т.д. Это его
экзистенциальный корень, и зачем на него плевать. Тем более, что плевок
породит бурю.Ты вспоминаешь о неодушевленных грузвиках и говоришь
"Возможно, хотя полной уверенности нет". Если грузовик среднего размера, то
такой уверенности у него у самого нет, а если очень большой, то сам
постарается тебя объехать, чтобы не платить штраф, не иметь дела с
родственниками, или, в крайнем случае, не испачкаться. К тому же, вполне
возможно, в этом большом теле теплится подобие универсальной любви - к
зайцам, насекомым. К тому же, даже самое последнее насекомое обладает
средствами защиты и может в крайнем случае поцарапать, а в эпоху
огнестрельного оружия, и убить.
Ладно, теперь соскакиваем с одного круга ада на другой. Это все были
маленькие хитрости выживания, известные многим. Теперь более общая картина.
То есть это и будет второй случай, но его лучше назвать картиной. Это как
подтверждение теории с немым кино.
Дело было на день Киева. Собственно, и дела то никакого не было, просто с
братом и с двумя карлами с КПИ мы забрались на горку. Выпили, посидели,
было довольно скучно. Потом подошли две случайные знакомые, одна студентка
чего-то, вторая по ее словам только из Америки. Или из Голландии. С ними
было тоже скучно, та, что из Голландии носила на груди огромное черное
сердце и постоянно визжала. Вскоре оказалось, что она успела зацепить двух
или трех циклопов, мирно спавших неподалеку. То есть, проходя мимо, сказала
что-то оскорбительное. Циклопы, ковыляя мимо, заметили ее черное сердце и
обрушились клином на нашу бурную компанию. Девица не нашла лучшего пути,
как просто смыться, а нам еще минут 10-15 пришлось укрощать стихию. Но это
все предисловие. Я не об этом рассказываю. Мы породнились с циклопами,
спустились с горки и разбежались. То есть я остался один на Андреевском. То
есть еще куча народу. Побродив немного, я встретил эту барышню. Она стала
причитать и визжать и мы пошли гулять вместе. Бесконечные ряды с
художниками, портвейн, пальцы в туесках с продуктами. Она пищала возле
каждой дряни, я спросил, как там, в Голландии - маки, марихуана свободно,
nothing personal. Андреевский в это время - ручеек здравого смысла в
городе, лишенном оного. Глиняные побрякушки, колокольчики, россыпи
бестолковых бабушкиных украшений, куклы, резные болваны, сумасшедший
Посейдон в накидке из фольги, мамы с дочками, дочки с мамами, мутантивные
хиппи, хипповатые мутанты, просто грязные люди, просто люди, в манере
держаться которых прослеживается обладание замком Ричарда или мыловарней в
Копенгагене, мыловары, трубочисты, педерасты, онанисты, утесы
контркультуры, тайные умницы, умники, отличники, злыдни, гусеницы, кулинары
понарошку, Караваевы дачи, золотые вкрапления, пирит.
Спускаемся вниз - Оксана. С Чижом, в кругу каких-то оболтусов. Делаю
телячье движенье - здороваться, целоваться, смущаться. Руки у нее за
спиной, она делает ладонями какие-то махательные движения, то ли
приветствие то ли проваливай. Через секунду осознаю, что это и то и другое
и продолжаю спуск. Я надеялся ее встретить и я ее встретил. Возвращаюсь к
своей курице. Сердечно распрощались на Почтовой, ползу вверх, раздавленный
и удрученный. Вот и встретились, вот и поговорили. Золотое вкрапление в
идиотизм дня. Вот собственно я и подошел к картинке. Я прошел по
Владимирской, спустился вниз. На Майдане бело-брито-купи-мне еще
пива-сегодня наш праздник День Киева и мы вышли погулять изобилие.
Концентрация чуждой материи. Или антиматерии. Я шел от майдана к Крещатика
и навстречу струилась однообразная, бессмысленная, крутобокая, крепкая,
нерушимая масса. Она не обладала никаким зарядом. Это было мерное
шелестение, миграция лосей, орды чингизидов, материал
Гитлера-Ленина-Сталина, наполнение этого города. Я его не чувствовал, его
могло бы и не быть, , это могло быть в другом веке и в другом городе, это
было мерное, отстраненное, безличное шелестение времени. Толпы призраков, я
не знал, что так много людей уже умерло. В этом городе никого нет, и лицо
на Андреевском тихо тонет в беззвучном топоте и плеске волн. Топот и плеск.
Топот и плеск.

Примет ли она меня таким, как есть, запинающимся на каждом слове, горбатым,
просящим. Я ее прошу, я ее умоляю не бросать меня. Я давно не поворачиваюсь
к ней своей лицевой стороной, если да, то в прикол. Она знает обо мне
больше, чем я рассказал. Или могу. Я съеживаюсь, я маленький, я послушный,
что я могу сделать, не злись, не обижайся. Веселое слово застряет не доходя
до трахеи, злое гаснет в затылке, грустное говорится с риторической
интонацией и стремится проскочить незамеченным.
Я не брошусь с балкона, я не уеду в Америку, я хочу делать. Я хочу сидеть с
ней в тюрьме, я хочу быть изнасилованным у нее на глазах, я хочу харкать
кровью. Я хочу, чтобы она могла сожрать мое дерьмо. Она моя мать, она
черная дыра, она мой убийца. Я презираю женщину, которая видит во мне
бронзовый обелиск. Я кусок дерьма, который может быть чем то лучшим. Я хочу
прокормить себя и сделать ее безумно богатой. Я хочу быть любимым ей,
облизанным ей, убитым ей. И не в Америке, а здесь. В этом дерьме. Собака
лает, ветер носит. Я на коленях, я никто. Don't kill me. А впрочем, мне
наплевать.

Красный закат.
Он будет таким же, когда мы умрем.
Ты любишь жизнь, ты любишь жизнь, ты любишь Мерседесы ты любишь лысую
братию. То есть тебе было бы интересно попробовать - как это с такой
машиной, без страха и упрека. Я - человек подземелья, тень, тающая в
сетчатке случайного прохожего, я - ощущение, я - любовь. Пожарные едут
домой, им нечего делать здесь. Интересно ты умеешь плакать, как Ярославна?
Дефицит чувства. Давайте ближе к земле. Когда я ходил по кладбищу, я
смотрел на все могилы, и думал что в одной из них лежишь ты. Я чувствовал,
что я оплакивал бы тебя, как мать. Или сильнее. Я чувствовал, что твоя
смерть принадлежит мне. Что это вырвет кусок моей жизни. Я приносил бы тебе
красные цветы. Например, розы.
Не знаю, как долго. Не обижайся. Мы себя не знаем. Не знаете вы духа
своего! В таком роде и т.д. Я смотрю на каждую барышню в метро, так что
гарантии никакой. Просто они пусты для меня, а ты наполнена смыслом.
Наполним стакан.

Люди добрые. Слушайте историю Аристарха и Эвридики, нет, педераста и
Орестеи, нет, некрофила и...забыл, как это у них. Позвоню завтра утром,
спасибо, позвони через месяц, позвони через год, я жду, фа, я жду, пьяный
говень без трусов ждет тебя...

Хруст косточек. Миша в Москве сидит за компьютером. Вася в Одессе подметает
полы. Папа мечтательно курит на балконе. Оксана с Чижом поехали в деревню.
Наши жизни связаны. Я бежал за автобусом, потому что сказал себе не
обламываться. Стремиться поспевать. Доставать. Настигать. Не то чтобы
достичь и тут же успокоиться. Нет, просто не обламываться. Я хочу меньше
думать. Я хочу, чтобы через меня протекало действие. Я хочу быть действием.
Червем, который пробивает породу. Годы мускульных сокращений. Настойчивость
без цели. Удар по воротам, чтобы забить гол. Отсутствие мысли.
Сперматозоид. Через пальцы протекает груда сокровищ. Жизнь вертится.
Булькает. Бурлит. Кипит. Назревают катастрофы. Рушатся государства. Застой
подобен пауку. Нельзя останавливаться. На достигнутом. Джими Хендрикс.
Движение без разрешения. Чесотка ни лице земли. Грибки. Семьдесят оборотов
вокруг солнца. Много это или мало.

Мы познакомились с Варганом неожиданно. На пустой улице, он шел по другой
стороне. Я как петушок притопывал ногой, пока вы разговаривали. Ты
смущалась и гордилась мной. Сегодня он упомянул твое имя. Я вздрогнул и
опустил глаза. Мы дошли до набережной, там был еще лед. Ты сказала, что не
любишь целоваться. Ты была в куртке, чукча в капюшоне. Ветер был холодный и
шарф у меня был грязный. Ты рассказывала что-то о своей судьбе. Надя, Вадя.
Художественная школа. Переезды. Братья. Варган. Тусовка. Домик на холме.
Подпольные концерты. Это дебаркадер качается или вода плывет. Чайки. Другой
берег. Пасмурно. Другой берег. Пасмурно. Чукча в куртке. Теперь мне
прийдется вставать на цыпочки. Теперь мне прийдется думать о тебе.

Мой брат алкоголик. Или пьяница. Он ужирается до свинячьего визга. Также
как и я. Я визжу, а он лопочет. Бессмысленно поводит очами. Правда, никогда
не обсыкается. И не блюет. Это наша гордость. Мы - братья алкоголики. Он
музыкант. Он открытая душа. Он теленок. Мы с ним дрались. Я разбил ему
губу. Или он разбил мне губу. Он бездельник. Он неорганизованный человек.
Он человек, у которого все валится из рук. Он ничего не помнит, он не
знает, что такое долг. Он не думает о будущем. Он худой и дохлый. Как и я.
Он не верит в поэзию, он бьет ногами голубей, разбивает стекла в
общежитиях, тяжело вздыхает. Хорошо, что не наркоман. А то был бы
необщительным. И погиб бы. Так он погибнет от алкоголя. Или его раздавит
машина. Но пока Бог бережет. Он Богу нужен. Иногда он хочет покончить жизнь
самоубийством. Я тоже. Но пока это несерьезно. Я верю, что меня полюбит
какая-то женщина. Или я ее. В принципе, у меня здоровая душа. Я знаю, что
хорошо и что плохо. Примерно. Мне наплевать на многие вещи. Я прохожу в
метро без жетончика. Каждый раз чувствую за спиной чей-то взгляд. Он прошел
без жетончика думает кто-то. Мне стыдно, но у меня мало денег. Я стараюсь
оттянуть конец, и мне стыдно. Но мне стыдно также занимать деньги. Или
брать у мамы. Мне никуда не деться от постыдности своего существования.

Мне 24 года. Люди в этом возрасте водят мам в рестораны. Вчера меня водили
в ресторан американцы. В "River palace". Я разыгрывал шута. Я пил водку. Я
похлопал дядю по плечу, когда он назвал меня интеллектуалом. Мне это
понравилось. Я спрашивал у таксиста, сколько стоит литр бензина. Я был
холуем. Хотя они добрые люди и искренне желали мне добра. Сегодня они
позвонили и сказали, что сожалеют, но уезжают. У меня подозрение, что они
просто не хотят со мной общаться. Устали от русского интеллектуализма. В
гостинице роскошные бляди. Лица как у свиней. Тела выпирают из джинс.
Вежливость и внимание. Профессиональные качества. Мы темные лошадки. Нас
оглядывают затылками. Зоркие девушки. Официантка меня презирала. Тоже
профессиональное качество? Она видела, что я с дядями и что я лох. То есть,
что я не имею права быть в этом ресторане. Что у меня нет денег. Если бы у
меня были бы деньги, я не разыгрывал бы шута. Я бы вел себя достойно. Ну то
есть, как подобает интеллектуалу. Хотя я не пошел бы в этот ресторан. Они
делают из роскоши культ. А это неприятно. Там на каждой твари написано, что
мы богатые люди и сидим в роскошном ресторане. И официантки улыбаются
напряженно. И улыбаются как-то со значением. Как будто мы не жрем и пьем, а
танцуем бальные танцы. И таксисты меня недолюбливали, потому что я
прислуживал иностранцам. Сбивал цену в два раза. Говорил "Брат, да ты что,
смеешься?" Требовал сдачу. Полноте! Вы заработали больше чем я. Не умеешь
языком молоть - крути баранку. И сопи в две дырочки.

Оксана - шелковый ворот, не по размеру мы сшили себе костюмы. Не видать нам
солнца. Не видать нам счастья. Так? Или нетак. Злобный мудак. Я злобный
мудак. То-то ты встрепенулась, когда меня сегодня на остановке увидела,
то-то ты сумку выронила. Или подняла. Вы ждали, пока я бежал за автобусом,
чтобы я заскочил и сумки свои поставили, чтобы наблюдать эту картину. А
автобус - глядь -и уехал. И обернул я рыло свое, и засмеялся страшным
смехом, увидев в рядах ваших смятение и попытку скрыться. И отвернулся я, и
харкнул, и стал тупо смотреть на столб. Потом на будку с билетами. Потом на
прохожих. Хоббиты вы, вот вы кто. Маленькие, игрушечные хоббиты. И боитесь
вы свой мирок растерзать, и много у вас обусловленного. Какие-то взаимные
договоры. "Мы сошлись по многим вопросам". Мы принимаем этот мир, как мат.
Модель. Или не принимаем. "Мы будем дружить вечно. Мы будем верны друг
другу". Может быть, это ворчание адского старика? Может быть, это ворчание
адского старика. Я ненавижу ваш сказочный мирок. Я ненавижу вашу ложь. Ваше
масло с сахаром. Мы еще вернемся к этому, добрые люди. Вы ангелы, а я
демон. Злой демон, алчущий разрушения.

Ты обманула меня, Оксана, в десять раз больше, чем Чижа. Потому что ты
обещаешь - мне, а ему ты ничего не обещаешь. У него все есть. 'Искуса тебе
захотелось. Будет тебе 'искус. Мне наплевать, позвонишь ты или нет. Ты
поступаешь просто подло. Так нельзя рвать струны. Так нельзя обманывать. Я
доверчивое дитя и я хочу быть доверчивым. Но ты мне в душу плюешь и окурки
тушишь. О жестокая! О немилосердная! Куда мы с тобой докатимся, мой сапожок
непарный. Или уже докатились, и я бурчу в пустоту? Пусть так, я готов к
любому обороту событий. Я храбрый петушок - кукареку. Какой еще оборот
событий? Ты бросишь Чижа? Вот нахал. Но это единственное, на что я надеюсь.
Милая, я люблю тебя. Правда, правда. Где-то я это уже слышал. Пишу себе,
пишу. Время есть, полезных ископаемых нет. Болтовня адского старика. О
беспечная! О жестоковыйная! Найдешь ли ты силы, найдешь ли ты возможности
бороться за наше совместное счастье. О! У! А! На сегодня свидание
закончено. Из брандспойта дует уже не мощный поток, а жалкие капли
вдохновения. Усталость, сэр. Утром почищу зубы, приведу себя в порядок, и
буду еще сочинять. Очень я люблю это дело. Никак не могу закончить.
Финальной фразы нет. Это все - поток сознания. Да. Секунда - и новые мысли
напором приходят. Но это все маразм. Спокойно