ИЭН МАКЬЮЕН
   АМСТЕРДАМ
 
   Перевод с английского В.Голышева
 
   И.Макьюен. Амстердам. М.: Издательство Независимой Газеты, 1999
 
 
   В круглых скобках () номера подстраничных примечаний переводчика.
 
 
 
 
                         Яко и Элизабет Гроот 
 
 
                        Друзья здесь встретились и обнялись 
                        И разошлись - к своим ошибкам. 
                                   У. X. Оден. "Перекресток" 
 
   I
 
   1
 
   Двое бывших любовников Молли Лейн стояли у часовни  крематория  спиной  к
холодному февральскому ветру. Обо всем уже было говорено, но они проговорили
еще раз.
   - Так и не поняла, что на нее обрушилось.
   - А когда поняла, было поздно.
   - Быстро скрутило.
   - Бедная Молли.
   - М-мм.
   Бедная Молли. Началось с покалывания в руке, когда  она  ловила  такси  у
ресторана "Дорчестер"; ощущение это так и не прошло. Через несколько  недель
она уже с трудом вспоминала слова.  "Парламент",  "химию",  "пропеллер"  она
могла себе простить, но "сливки", "кровать",  "зеркало"  -  это  было  хуже.
Когда временно исчезли "аканф" и  "брезаола"(1),  она  обратилась  к  врачу,
ожидая, что ее успокоят. Однако  ее  направили  на  обследование,  и,  можно
сказать,  оттуда  она  ---------------------------------------(1)  Аканф   -
растительный орнамент в виде листьев, как на коринфских  колоннах.  Bresaola
(итал.) - вяленое мясо. уже не вернулась. Как же быстро боевая  Молли  стала
больной  пленницей  своего  угрюмого   собственника-мужа   Джорджа.   Молли,
ресторанный критик, фотограф, женщина неиссякаемого остроумия,  дерзновенная
садовница, возлюбленная министра иностранных дел, способная  легко  пройтись
колесом в свои сорок шесть лет. О ее стремительном погружении  в  безумие  и
боль судачили все: потеря контроля над отправлениями, а с ним  -  и  чувства
юмора, а затем - постепенное затмение  с  эпизодами  бессильного  буйства  и
приглушенных криков.
   При виде появившегося из часовни Джорджа любовники Молли отошли  подальше
по заросшей гравийной дорожке. Они добрели до участка овальных розовых клумб
с табличкой "Сад памяти". Все растения были безжалостно  срезаны  на  высоте
нескольких  сантиметров  над  промерзшей  землей  -  Молли  такую   практику
осуждала. Газон был усеян сплющенными  окурками  -  здесь  люди  дожидались,
когда предыдущая группа освободит здание. Прохаживаясь взад и вперед, старые
друзья возобновили разговор, к которому возвращались уже раз десять до этого
в разных формах; но он утешал их больше, чем пение "Пилигрима".
   Клайв Линли узнал Молли первым, в 68-м, когда они были студентами и  жили
одним домом, хаотическим и зыбким, в Вэйл-оф-Хелте(1).
   - Ужасный конец.
   Он смотрел, как растворяется в сером воздухе пар  его  дыхания.  Сказали,
что в центре  Лондона  температура  минус  одиннадцать.  Минус  одиннадцать.
Что-то очень неладно  в  мире,  и  не  обвинишь  в  этом  ни  Бога,  ни  его
отсутствие. Первое непослушание человека,  его  падение,  нисходящий  мотив,
гобой, девять нот, десять нот. У Клайва был абсолютный слух,  и  он  слышал,
как   они    спускаются    от    соль.    Записывать    не    было    нужды.
---------------------------------------(1)       Вэйл-оф-Хелт-район       на
северо-западе Лондона.
   Он продолжал:
   - Понимаешь - умирать, ничего не сознавая, как животное. Ослабеть,  стать
полностью  зависимой,  не  успев  отдать  последние  распоряжения   и   даже
попрощаться. Болезнь подкралась...
   Клайв пожал плечами. Они дошли до края вытоптанной  лужайки  и  повернули
обратно.
   -  Она  предпочла  бы  самоубийство  такому  концу,  -  отозвался  Вернон
Холлидей. Он прожил с ней год в Париже в 74-м,  когда  впервые  поступил  на
работу в "Рейтер", а она пописывала для "Вога".
   - С мертвым мозгом и в клешнях Джорджа, - сказал Клайв.
   Джордж, грустный богатый издатель, не чаял в ней души, и она, к всеобщему
удивлению, так и не бросила его, хотя всегда обходилась  с  ним  дурно.  Они
посмотрели в его сторону: Джордж стоял у  двери  в  группе  людей,  принимал
соболезнования. Смерть жены избавила его от общего презрения. Он будто вырос
на дюйм или два, спина у него выпрямилась, голос стал  гуще,  новообретенное
достоинство сузило глаза,  погасило  жадный,  просящий  взгляд.  Отказавшись
сдать ее в приют, он ухаживал за ней собственноручно. И,  что  существеннее,
вначале, когда люди еще хотели ее навещать, он фильтровал  посетителей.  Для
Клайва и Вернона допуск был строго ограничен, поскольку считалось,  что  при
них она разволнуется,  а  после  будет  удручена  своим  состоянием.  Другой
ответственный гость, министр иностранных дел, также  был  нежелателен.  Люди
стали ворчать, в колонках светской хроники  появилось  несколько  сдержанных
замечаний. А потом все это потеряло значение: по  рассказам,  она  чудовищно
изменилась, люди не хотели ее  навещать  и  были  рады,  что  Джордж  их  не
пускает. Однако Клайв и Вернон с удовольствием продолжали его ненавидеть.
   Когда они повернули обратно, в кармане  у  Вернона  запищал  телефон.  Он
извинился и отошел  в  сторону,  предоставив  другу  продолжать  прогулку  в
одиночестве. Клайв запахнул пальто и замедлил шаг.  У  крематория  собралось
уже сотни две людей в черном. Пора подойти  и  сказать  что-нибудь  Джорджу,
иначе будет сочтено невежливостью. Наконец-то Джордж ею завладел - когда она
уже не узнавала свое лицо  в  зеркале.  С  романами  ее  он  ничего  не  мог
поделать, но в финале она стала целиком его. У Клайва занемели ноги, он стал
топать, и в том же ритме  вернулись  десять  нисходящих  нот  ритардандо(1),
английский рожок, а в контрапункте ним, мягко, восходящий мотив виолончелей,
зеркальный образ. В нем - ее лицо. Конец. Все, что было нужно ему  сейчас  -
тепло, тишина его студии, рояль, недописанная партитура -  и  закончить.  Он
услышал слова Вернона, завершавшего разговор: "Отлично. Перепишите резюме  и
поставьте на четвертую полосу. Я буду часа через два". Затем Клайву:
   - Чертовы израильтяне. Нам пора подойти.
   - Пожалуй.
   Однако они сделали еще один круг по лужайке: в конце концов, они тут  для
того, чтобы хоронить Молли.
   С заметным усилием над собой Вернон отодвинул служебные заботы.
   - Она была милой девочкой. Вспомни  бильярдный  стол.  В  1978  году  под
Рождество компания  друзей  сняла  большой  дом  в  Шотландии.  Молли  и  ее
тогдашний спутник, королевский адвокат(2) по фамилии Брейди,  изобразили  на
бильярдном столе Адама и Еву: он в трусах, она в трусах и лифчике, подставка
для кия - змей, красный шар вместо яблока.  В  пересказах,  однако,  история
приобрела несколько иной вид  и  в  таком  виде  не  только  попала  в  один
некролог,   но   даже   запомнилась   кое-кому   из    свидетелей:    "Молли
---------------------------------------(1) Ritardando (итал.) - замедляя.
   (2)  Королевский  адвокат  -  высшее  адвокатское  звание;  присваивается
королевской грамотой. плясала в Сочельник  нагишом  на  бильярдном  столе  в
шотландском замке".
   - Милая девочка, - повторил Клайв.
   Делая вид, будто откусывает яблоко и жует, она смотрела прямо на  него  и
развратно улыбалась. Она выкатила бедро и подбоченилась,  пародируя  уличную
девку. Он счел ее упорный взгляд сигналом, и  правда,  в  апреле  они  снова
сошлись. Молли переехала в его студию в Южном Кенсингтоне и осталась на  все
лето. В это время как раз  открылась  ее  ресторанная  колонка  и  сама  она
выступила по  телевизору,  раскритиковав  мишленовский  путеводитель(1)  как
"кулинарный  китч".  Он  тоже   впервые   обозначился   перед   публикой   -
"Оркестровыми вариациями" в Фестивал-холле. Второй заход. Она, вероятно,  не
изменилась, а он - определенно да. За десять лет он узнал достаточно,  чтобы
еще кое-чему у нее научиться. Его система всегда была - молот и  наковальня.
Она научила лукавому сексу, тому, что иногда необходима неподвижность.  Лежи
тихо, вот так, смотри на меня, смотри как следует. Мы -  бомба  замедленного
действия. Ему было почти тридцать; по нынешним меркам  запоздалое  развитие.
Когда  она  нашла  себе  квартиру  и  собрала  чемоданы,  он  предложил   ей
пожениться. Она поцеловала его и прошептала на ухо: "Чтоб она  не  ушла,  он
женился на ней, / И теперь она с ним, как репей". Она была права, потому что
после ее отъезда он радовался  одиночеству,  как  никогда,  и  написал  "Три
осенних песни" меньше чем за месяц.
   - Ты чему-нибудь у нее научился? - вдруг спросил Клайв.
   В середине 80-х Вернон тоже прошелся по второму кругу - во время отпуска,
в одном имении в  Умбрии.  Он  был  тогда  римским  корреспондентом  газеты,
которую      теперь      редактировал,      и       женатым       человеком.
---------------------------------------(1)   Мишленовский   путеводитель   -
ресторанные новости "U. К. Michelin Guide".
   - Я секс не запоминаю, - ответил  он,  помолчав.  -  Наверняка  это  было
изумительно. Но помню, что она  объяснила  мне  все  про  порчини(1)  -  как
выбирать, как готовить.
   Клайв счел это отговоркой и тоже решил не откровенничать. Он оглянулся на
дверь часовни. Придется подойти. И сам  себе  удивился,  когда  с  некоторой
яростью произнес:
   - Знаешь, мне надо было жениться на ней. Когда она стала  сдавать,  я  бы
задушил ее подушкой или как-нибудь еще и спас бы от всеобщей жалости.
   Вернон, засмеявшись, повел друга из Сада памяти.
   -  Легко  сказать.  Представляю,  как  ты  пишешь  гимны   для   прогулок
заключенных аферистов - вроде этой, как ее - суфражистки...
   - Этель Смит. Будь уверен, мои были бы лучше. Друзья  Молли,  собравшиеся
на  похороны,  предпочли  бы  не  присутствовать  в  крематории,  но  Джордж
предупредил, что панихиды не будет. Он не желал, чтобы три бывших  любовника
публично  сравнивали  свои   впечатления   на   кафедре   Сент-Мартина   или
Сент-Джеймса или переглядывались во время его речи. Подойдя к толпе, Клайв и
Вернон услышали привычный гомон фуршета. Подносов с шампанским  не  было,  и
голоса не отражались от ресторанных стен, но в остальном  это  вполне  могло
сойти за очередной вернисаж в галерее или прием в редакции. Клайв никогда не
видел столько лиц  при  свете  дня,  притом  ужасно  выглядящих  -  кадавры,
поставленные  стоймя,  чтобы  приветствовать  новопреставленную.  В  приливе
мизантропической энергии он плавно двинулся  сквозь  гам,  не  оборачиваясь,
когда его окликали, убирая локоть,  когда  за  него  хватались,  -  прямо  к
Джорджу, который разговаривал с двумя женщинами и старым сморчком  в  мягкой
шляпе и с палкой.
   "Какой холод, надо уходить", - услышал Клайв чей-то возглас, но пока  что
никто не мог преодолеть центростре---------------------------------------(1)
Porcini (итал.) - белые грибы. мительную силу светского события. Вернона  он
потерял - того утащил владелец телеканала.
   Наконец Клайв ухватился за руку Джорджа, неплохо изобразив искренность.
   - Чудесная служба.
   - Очень приятно, что вы пришли.
   Ее смерть облагородила Джорджа. Спокойная важность была не в его  манере,
как правило, просительной и  хмурой;  хотел  нравиться,  но  неспособен  был
принять дружелюбие как должное. Бремя чрезмерно богатых
   - Извините, пожалуйста, - добавил он, - это сестры  Финч,  Вера  и  Мини,
приятельницы Молли с бостонских времен. Клайв Линли.
   Они обменялись рукопожатиями.
   - Вы композитор? - спросили Вера и Мини.
   -Да.
   - Это большая честь, мистер Линли. Моя одиннадцатилетняя внучка  разучила
вашу сонатину для экзамена и просто влюбилась в нее.
   - Рад слышать.
   Мысль о том, что его музыку играют дети, слегка угнетала.
   - А это, - сказал Джордж, - тоже из Штатов - Харт Пулман.
   - Харт Пулман. Наконец-то. Помните, я  положил  ваши  стихи  "Ярость"  на
музыку для джаз-оркестра?
   Пулман  был  поэт-битник,  последний  оставшийся  в  живых  из  поколения
Керуака. Высохшая ящерка с  трудом  повернула  голову,  чтобы  взглянуть  на
Клайва.
   - Я теперь ничего не помню, то  есть  ни  хера,  -  произнес  он  тонким,
жизнерадостным голосом.
   - Но Молли-то вы помните, - сказал Клайв.
   - Кого? - Секунды две Пулман сохранял серьезный вид, потом  закудахтал  и
тонкими белыми пальцами схватил Клайва за руку. - Ну как  же,  -  сказал  он
своим мультипликационным голосом. -  Мы  с  Молли  сдружились  в  шестьдесят
пятом, в Ист-Виллидже(1).
   Стараясь не выдать своей обеспокоенности, Клайв произвел в уме вычитание.
В июне 65-го ей исполнилось шестнадцать. Почему  она  ни  разу  об  этом  не
упомянула? Он нейтрально осведомился:
   - Наверно, она приезжала на лето.
   - Угу. Пришла на мою крещенскую вечеринку. Какая девочка, а, Джордж?
   Значит, растление. Затри года до него. Ни разу не сказала ему  про  Харта
Пулмана. А на премьере "Ярости" она была? В ресторан  не  пришла  потом?  Не
помнит. То есть ни хера.
   Джордж отвернулся и разговаривал с  американскими  сестрами.  Решив,  что
терять нечего, Клайв приложил ладонь ко рту и наклонился к уху Пулмана.
   - Никогда ты с ней не спал, лживая рептилия.  Она  бы  не  опустилась  до
такого.
   Он не имел намерения сразу удалиться, потому  что  хотел  услышать  ответ
Пулмана, но тут слева  и  справа  надвинулись  две  шумные  группы:  одна  -
засвидетельствовать  почтение  Джорджу,  другая  -  почтить   поэта,   и   в
образовавшемся круговороте Клайв был оттеснен в сторону и ушел. Харт  Пулман
и несовершеннолетняя Молли. С отвращением он  протолкался  сквозь  толпу  и,
очутившись на  свободном  пятачке,  благополучно  никем  не  востребованный,
остановился, чтобы оглядеть друзей и знакомых, занятых разговорами. Кажется,
он единственный ощущал потерю. Может быть, если бы он женился на ней, то был
бы хуже Джорджа и даже этого собрания  не  вынес  бы.  И  ее  беспомощности.
Наклонить коричневый пластмассовый флакончик, и тридцать снотворных таблеток
на ладонь. Ступка, немного виски. Три столовые ложки желтоватой кашицы.  Она
смотрела  на  ---------------------------------------(1)   Ист-Виллидж-район
южного  Манхэттена,  в  1960-х  годах  был  одним   из   центров   городской
контркультуры него, глотая, как будто понимала. Левой рукой  он  поддерживал
ей подбородок, чтобы не вылилось. И обнимал ее, пока она спала,  а  потом  -
всю ночь.
   Он один ощущал потерю. Он  окинул  взглядом  собравшихся:  многие  -  его
возраста,  возраста  Молли,  на  год-другой   моложе   или   старше.   Какие
благополучные, какие влиятельные, как расцвели  при  правительстве,  которое
почти семнадцать лет презирали. "Говоря о моем поколении..." Такая  энергия,
такая удачливость. Вспоенные молоком и соком  послевоенного  Государства,  а
затем подкармливаемые  невинным  и  неуверенным  благосостоянием  родителей,
взрослыми вступили в мир полной занятости, новых университетов, книг в ярких
бумажных обложках,  в  Августов  век  рок-н-ролла  и  обеспеченных  доходами
идеалов. Когда лестница  позади  них  затрещала,  когда  Государство  отняло
титьку  и  стало  сварливой  бабой,  они  уже  были  в   безопасности,   они
объединились и принялись обзаводиться теми или иными  -  вкусами,  мнениями,
состояниями.
   Он услышал веселый возглас женщины: "Я ни  рук  ни  ног  не  чувствую,  я
ухожу!" Обернувшись, увидел молодого человека, уже протянувшего руку  к  его
плечу. Лет двадцати пяти, то ли лысый, то ли бритый, в  сером  костюме,  без
пальто.
   - Мистер Линли. Извините, что помешал  вашим  мыслям,  -  сказал  молодой
человек, убрав руку.
   Клайв решил, что он музыкант или любитель автографов,  и  стянул  лицо  в
маску терпения.
   - Ничего страшного.
   - Не  найдется  ли  у  вас  времени  подойти  и  поговорить  с  министром
иностранных дел? Он очень хочет вас видеть.
   Клайв поджал губы. Он не хотел знакомиться с Джулианом Гармони, но  и  не
хотел быть демонстративно невежливым. Никуда не денешься.
   - Показывайте дорогу, - сказал он, и его повели мимо  сбившихся  в  кучки
приятелей: некоторые пытались угадать, куда  он  идет,  и  заманить  в  свою
компанию.
   - Эй, Линли. Никаких переговоров с врагом! Действительно, враг. Чем он ее
привлек? Внешность странная: большая голова, шапка черных  волнистых  волос,
притом собственных, жуткая бледность, тонкие невыразительные губы. Он сделал
себе состояние на политическом рынке с весьма заурядным товаром  карательных
идей и ксенофобии. У Вернона  объяснение  было  простое:  высокопоставленный
мерзавец, и бойкий в койке. Но таких она могла найти сколько угодно.  Должен
быть какой-то скрытый талант, который помог ему  взобраться  туда,  куда  он
взобрался, а теперь еще и нацелиться на кресло премьера.
   Помощник подвел Клайва к подкове, выстроившейся перед  Гармони,  который,
видимо, произносил речь или  рассказывал  какую-то  историю.  Он  прервался,
чтобы сунуть руку Клайву и с чувством, словно они были вдвоем, промолвить:
   - Много лет мечтал с вами познакомиться.
   - Здравствуйте.
   Гармони говорил для публики, среди которой  были  двое  молодых  людей  с
приятными, откровенно нечестными лицами газетных хроникеров. Министр был  на
сцене, а Клайв служил бутафорией.
   - Моя жена знает кое-какие из ваших фортепьянных пьес на память.
   Опять. Клайв озадачился. И впрямь он такой  ручной,  одомашненный  гений,
как утверждают некоторые критики помоложе, - Горецкий(1) для мыслящих?
   - Прекрасная, должно быть, пианистка.
   Он давно не сталкивался с политиком вплотную и забыл это  движение  глаз,
неустанный поиск слушателей, или дезертиров, или же  фигуры  более  высокого
ранга поблизости, или иного какого-то шанса, чтобы, не дай Бог, не упустить.
   Гармони            озирался,            контролируя            аудиторию.
---------------------------------------(1)  Хенрик  Горецкий  (р.  1933)   -
польский композитор.
   - Начинала блестяще. Голдсмитс-колледж,  потом  Гилдхолльская  школа.  Ее
ждала  сказочная  карьера...  -  Пауза  для  комического  эффекта.  -  Потом
познакомилась со мной и выбрала медицину.
   Захихикали  только  помощник  и  еще  одна  женщина   из   сопровождения.
Журналисты остались равнодушны. Возможно, они это уже слышали.
   Взгляд министра снова остановился на Клайве.
   - И еще одно. Я хотел вас поздравить с государственным заказом. "Симфония
тысячелетия".  Вы  знаете,  что  решение  принималось  на  правительственном
уровне?
   - Слышал. И вы голосовали за меня.
   Клайв позволил себе нотку усталости, но  Гармони  отреагировал  так,  как
будто перед ним рассыпались в благодарностях.
   - Это - самое малое, что я мог сделать. Кое-кто из моих коллег  предлагал
эту  поп-звезду,  бывшего  "битла".  Так  как  продвигается  дело?  Идет   к
завершению?
   - Почти.
   Конечности у него уже полчаса  как  окоченели,  но  только  теперь  холод
пронял его до нутра. В тепле своей студии он сидел бы без  пиджака,  работая
над последними страницами симфонии, до первого исполнения которой оставались
считанные недели. Он уже дважды отодвигал срок сдачи,  и  ему  не  терпелось
домой.
   Он подал министру руку.
   - Рад был познакомиться. Мне пора.
   Но Гармони не принял его руки и заговорил через него: можно  было  выжать
еще немного из встречи со знаменитым композитором.
   - Знаете, я часто  думал:  право  художника,  такого,  как  вы,  свободно
заниматься творчеством есть то, что придает смысл моей должности...
   Последовало еще что-то в том же ключе; Клайв смотрел на  него,  ничем  не
выдавая растущей неприязни. Гармони тоже был из его поколения. Высокий  пост
лишил его способности на равных разговаривать с незнакомым. Может быть,  это
и дарил он ей в постели: волнующее  соприкосновение  с  безличным.  Мужчина,
вертящийся перед зеркалами. Но она, конечно,  предпочитала  душевное  тепло.
Лежи тихо, смотри на меня, как следует смотри. Может быть, эта связь была не
более чем ошибкой - Молли и Гармони. Так или иначе, теперь она представилась
Клайву непереносимой.