Бернард Маламуд.
    Рассказы


     OCR Бычков М.Н.


ВОТ ОН КЛЮЧ!

     Перевод Л. Беспаловой

     Погожим деньком на  исходе  римской  осени  Карл  Шнейдер,  итальянист,
выпускник Колумбийского университета, вышел из конторы  агента  по  торговле
недвижимостью после удручающего  утра,  -  убитого  на  поиски  квартиры,  и
двинулся по виа Венето.  Рим,  этот  город,  вечно  поражающий  воображение,
поразил его до крайности неприятно. В первый раз  после  своей  женитьбы  он
тяготился  одиночеством,  вожделел  проходящих  мимо  прелестных  итальянок,
особенно тех, у кого, судя по виду, водились  деньги.  Надо  быть  последним
дураком, думал он, чтобы приехать сюда не при деньгах.
     Прошлой весной ему  отказали  в  фулбрайтовской  стипендии  {По  закону
Фулбрайта (принят Конгрессом США  в  1946  году),  названному  в  честь  его
автора, политического деятеля Джеймса Уильяма Фулбрайта  (1905  г.  р.),  из
средств, вырученных от продажи излишков американских  товаров  за  границей,
выделяются стипендии как для американцев, занимающихся научными  изысканиями
за границей, так и иностранцев, занимающихся  научными  изысканиями  в  США.
(Здесь и далее - прим. перев.).}, и он места себе не находил, пока не  решил
несмотря ни на что поехать в  Рим  и  написать  диссертацию  о  Risorgimento
{Возрождение (итал.) - период подъема национально-освободительного  движения
в Италии (1830-1870).} по первоисточникам, ну и заодно вдоволь  налюбоваться
Италией. С этим планом у  него  долгие  годы  связывались  самые  счастливые
ожидания. Норма считала, что сорваться с места с двумя  детьми,  притом  что
старшему нет и шести, и у них отложено  всего-навсего  три  тысячи  шестьсот
долларов, в основном заработанных ею, - чистое безумие, но  Карл  доказывал,
что порой необходимо резко изменить жизнь, иначе тебе крышка.  Ему  двадцать
восемь - годы немалые, ей - тридцать, когда же и ехать, если не  сейчас?  Он
не сомневался, что при его знании языка они недурно  устроятся,  и  вдобавок
очень быстро. Норма не разделяла его уверенности. Их споры так ничем бы и не
кончились, но тут Нормина вдовая  мать  предложила  оплатить  им  проезд;  и
только тогда Норма, хоть и не без опаски, дала согласие.
     - Мы же читали, какая в Риме дороговизна. Откуда мы знаем, можно ли там
прожить на такие деньги?
     - Иной раз приходится идти на риск, - сказал Карл.
     - Смотря на какой риск - при двух-то детях, - парировала Норма; но  все
же решилась рискнуть, и шестнадцатого октября, уже по окончании сезона,  они
отплыли в Италию, а двадцать шестого приплыли в Неаполь,  откуда  не  мешкая
поехали прямо в Рим в надежде быстро найти квартиру и тем  самым  сэкономить
деньги, хотя Норме очень хотелось увидеть Капри, а Карлу хоть немного пожить
в Помпее.
     В Риме, хотя  Карл  легко  ориентировался  и  объяснялся,  приступив  к
поискам недорогой меблированной  квартиры,  они  натолкнулись  на  серьезные
препятствия. Они рассчитывали снять квартиру с двумя  спальнями  -  и  тогда
Карл будет работать в их спальне - или с одной спальней и  большой  комнатой
для прислуги - тогда там будут спать дети. Они  обошли  весь  город,  но  ни
одной приличной квартиры по их деньгам - за пятьдесят - пятьдесят пять тысяч
лир в месяц, то есть в пределах девяноста долларов, найти не  удалось.  Карл
раскопал несколько квартирок по сходной цене, но лишь в ужасающих  кварталах
Трастевере; во  всех  других  районах  у  квартир  неизменно  обнаруживались
какие-нибудь роковые изъяны: где не было отопления,  где  самой  необходимой
мебели, а где и водопровода или канализации.
     В  довершение  неприятностей  на  вторую  неделю  их  жизни  в   унылом
пансиончике у детей началось тяжелое желудочное расстройство; в одну ночь  -
они не скоро ее забудут - Майка, их младшего, пришлось раз десять  носить  в
уборную, а у Кристины температура подскочила до сорока,  после  чего  Норма,
которой как  молоко,  так  и  чистоплотность  обслуги  пансиона  не  внушали
доверия, сказала, что в гостинице им будет лучше.  Когда  у  Кристины  спала
температура, они по  совету  одного  знакомого  фулбрайтовского  стипендиата
переехали в "Sora Cecilia" {Сестра Цецилия (итал.).}, второразрядную albergo
{гостиницу (итал.).}. Гостиница  занимала  пятиэтажный  дом,  нарезанный  на
множество узких с высоченными потолками  номеров,  смахивающих  на  денники.
Уборных при номерах не имелось, зато цены были приемлемые. Других достоинств
у гостиницы не водилось, если не считать  ее  местоположения  неподалеку  от
пьяцца Навона, очаровательной площади XVII века,  застроенной  восхитительно
живописными особняками густо-красного  цвета.  На  площади  били  разом  три
фонтана, и Карл с Нормой любовались игрой их струй и скульптурными группами,
но дни шли, а  они  как  были,  так  и  оставались  бесприютными  и,  понуро
выгуливая детей вокруг фонтанов, вскоре перестали воспринимать их красоту.
     Поначалу  Карл  избегал  агентов  по  продаже  недвижимости:  не  хотел
тратиться на комиссионные - как-никак целых пять  процентов  годовой  платы;
когда же, пав духом, он стал наведываться в их конторы, ему отвечали, что он
опоздал - в эту пору за такие деньги ничего не снимешь.
     - Что бы вам в июле приехать, - сказал один агент.
     - Но я приехал сейчас.
     Агент развел руками:
     - Я верю в чудеса, но творить их дано не всякому. Имеет смысл заплатить
семьдесят пять тысяч и жить с комфортом, как все американцы.
     - Мне это не по карману, а  если  за  отопление  платить  особо,  то  и
подавно.
     - В таком случае вы всю зиму проторчите в гостинице.
     - Очень тронут  вашим  участием.  -  Карл  ушел  из  агентства,  сильно
ожесточась душой.
     И тем не менее время от времени агенты звонили ему -  звали  посмотреть
очередное "чудо". Один показал ему недурную квартирку, выходящую  окнами  на
регулярный сад какого-то князя. За нее просили шестьдесят тысяч, и Карл снял
бы ее, если бы  жилец  из  соседней  квартиры  не  предупредил  его  -  Карл
вернулся, так как агент не внушил ему доверия, - что  квартира  обогревается
электричеством, а значит, придется выложить еще двадцать тысяч в месяц сверх
шестидесяти. Другое "чудо" - однокомнатную студию на виа Маргутта  за  сорок
тысяч - предложил ему  брат  агента.  Иногда  Норме  позванивала  агентша  и
нахваливала чудесные квартиры в Париоли: восемь дивных комнат, три  спальни,
две ванных, кухня не отличить от  американской,  холодильник,  гараж  -  для
американской семьи ничего лучше не сыскать, двести тысяч в месяц.
     - Ради бога, хватит, - сказала Норма.
     - Я свихнусь, - сказал Карл.
     Он не находил себе места - время бежит, почти месяц прошел, а он еще не
садился за работу. Приуныла и Норма - ей приходилось стирать детские вещички
в раковине нетопленого, захламленного номера. Мало того, за  прошлую  неделю
им предъявили в гостинице счет аж на двадцать тысяч, плюс две тысячи в  день
у них уходило на еду, хотя ели они кое-как, а для детей Норма готовила  сама
на специально купленной для этого плитке.
     - Карл, что, если мне пойти работать?
     - Хватит с меня твоих работ, - ответил он. -  Ты  же  тогда  ничего  не
увидишь.
     - А что я так вижу? Я нигде, кроме  Колизея,  и  не  была.  Тут  она  и
предложила снять квартиру без мебели, а мебель построить.
     - Где я возьму инструмент? - сказал Карл. - Ну посуди сама, во что  нам
обойдется дерево в стране, где дешевле  настилать  мраморные  полы?  И  кто,
интересно, будет заниматься наукой, пока я буду плотничать и столярничать?
     - Хорошо, - сказала она. - Замнем для ясности.
     - А что, если снять квартиру за семьдесят пять тысяч, но  уехать  через
пять-шесть месяцев? - спросил Карл.
     - А ты успеешь закончить диссертацию за полгода?
     - Нет.
     - Мне казалось, мы приехали сюда в первую очередь для  того,  чтобы  ты
закончил диссертацию.
     И Норма прокляла день и час, когда услышала об Италии.
     - Довольно, - сказал Карл.
     Он совсем потерял голову, клял себя -  приехал,  не  подумав,  чем  это
обернется для Нормы и ребятишек. Не понимал,  почему  все  складывается  так
неудачно. А когда не клял себя, клял итальянцев. Бесчувственные,  скользкие,
человек попал в такой переплет, а им хоть бы хны. Он не может найти  с  ними
общего языка, хоть и знает  их  язык.  Не  может  заставить  их  объясниться
начистоту, пробудить в них сострадание к его затруднениям.  Чувствовал,  как
рушатся его  планы,  его  надежды,  и  опасался,  если  квартира  вскоре  не
найдется, разочароваться в Италии.

     У Порта Пинчано, на трамвайной остановке, кто-то тронул его  за  плечо.
Посреди  тротуара,  на  самом  солнцепеке,  прижимая  к  груди   потрепанный
портфель, стоял лохматый итальянец. Волосы торчком. Кроткие, не грустные, но
с явными следами грусти глаза. Чистая белая рубашка, жеваный галстук, черный
пиджак,  сбежавшийся  складками  на  спине.  Джинсы  и  узконосые  дырчатые,
тщательно начищенные туфли - явно летние.
     - Прошу извинения, - сказал он, робко улыбаясь. -  Я  Васко  Бевилаква.
Вам желательна квартира?
     - Как вы догадались? - спросил Карл.
     - Я следовал вас, - ответил итальянец,  выразительно  махнув  рукой,  -
когда вы ходили от agenda  {агентство  (итал.).}.  Я  сам  agenda.  Я  люблю
помогать американскому народу. Он замечательный.
     - Вы квартирный агент?
     - Это есть верно.
     - Parliamo Italianо {Поговорим по-итальянски? (итал.).}.
     - Вы говорите на итальянски? - Он не смог скрыть своего  разочарования.
- Ма non e italiano? {Но вы ведь не итальянец? (итал.).}
     Карл сказал, что он американец, специалист  по  итальянской  истории  и
культуре, много лет изучал итальянский.
     Бевилаква, в свою очередь, объяснил ему, что, хотя  у  него  нет  своей
конторы, да, кстати говоря, и  машины,  у  него  есть  несколько  совершенно
исключительных вариантов. О них ему сообщили друзья  -  они  знают,  что  он
открыл  дело,  и  обязательно  рассказывают  ему  обо  всех   освободившихся
квартирах как в их домах, так и в домах их  друзей,  ну  а  он,  само  собой
разумеется, отблагодарит их, когда получит комиссионные.  Настоящие  агенты,
продолжал он, дерут рваческие пять процентов. Он просит  всего-навсего  три.
Его цена ниже, потому что, по правде сказать, у него и расходы небольшие, ну
и потому что американцы ему очень симпатичны. Он справился у Карла,  сколько
комнат ему нужно и сколько он согласен платить.
     Карла раздирали сомнения. Хотя итальянец и произвел  на  него  приятное
впечатление, он не bona fide {добросовестный (лат.).} агент и  скорее  всего
работает без лицензии. Он был наслышан об этих мелких пройдохах и хотел  уже
сказать, что не нуждается в услугах  Бевилаквы,  но  глаза  того  молили  не
отказать.
     А ведь я ничем не рискую, сообразил Карл. Вдруг у него  и  впрямь  есть
подходящая квартира. Он  сказал  итальянцу,  что  ему  нужно  и  сколько  он
рассчитывает платить.
     Бевилаква просиял.
     - Какую область вы изыскиваете? - темпераментно спросил он.
     - Меня устроит любой более или менее приличный вариант, - ответил  Карл
по-итальянски. - Необязательно идеальный.
     - Не исключительно Париоли?
     - Не только Париоли. Все зависит от квартплаты.
     Бевилаква зажал портфель в коленях, полез  в  карман  рубашки.  Вытащил
истрепанную  бумажонку,  развернул  и,   сдвинув   брови,   стал   разбирать
карандашные каракули. Чуть погодя сунул бумажку обратно  в  карман,  взял  в
руки портфель.
     - Дайте мне  ваш  номер  телефона,  -  сказал  он  по-итальянски.  -  Я
просмотрю другие варианты и позвоню вам.
     - Послушайте, - сказал Карл. - Есть у вас хорошая квартира - отлично, я
ее посмотрю. Нет - прошу, не отнимайте у меня времени понапрасну.
     Лицо Бевилаквы исказила обида.
     - Честное слово, - сказал он, прикладывая к груди здоровенную ручищу, -
завтра же у вас будет квартира. Чтоб моей матери родить козла,  если  я  вас
обману.
     Он занес в блокнотик адрес гостиницы Карла.
     - Буду у вас ровно в час, поведу вас смотреть потрясающие квартиры.
     - А утром никак нельзя?
     Бевилаква рассыпался в извинениях.
     - Пока что я работаю с часу до четырех.
     Он рассчитывает, сказал Бевилаква, в дальнейшем работать дольше, и Карл
догадался, что квартирными операциями он занимается в перерыв, положенный на
обед и сиесту, а так служит за гроши в какой-нибудь канцелярии.
     Карл сказал, что будет ждать его ровно в час.
     Бевилаква враз посерьезнел - похоже, ушел в свои мысли, - откланялся  и
удалился, загребая туфлями.
     Он появился в гостинице без  десяти  два,  в  тесной  черной  шляпе,  с
космами, укрощенными бриллиантином, запах которого мигом разнесся  по  всему
вестибюлю. Карл  топтался  у  конторки:  когда  Бевилаква,  как  всегда  при
портфеле, ворвался в гостиницу, он уже простился с надеждой его увидеть.
     - Готовы? - переводя дух, спросил он.
     - Уже с часу готов, - ответил Карл.
     - У меня нет машины - вот почему так получается, - объяснил  Бевилаква.
- У автобуса спустила шина.
     Карл поглядел на него, но он и глазом не моргнул.
     - Что ж, пойдем, - как-никак Карл был исследователем.
     - Я могу показать вам три квартиры. - И Бевилаква сообщил адрес  первой
квартиры - трехкомнатной, с двумя спальнями, всего за пятьдесят тысяч.
     В битком набитом автобусе они повисли на поручнях, на каждой  остановке
итальянец привставал на цыпочки, вертел головой, смотрел, где они. Он дважды
спрашивал у Карла, который час, и  когда  Карл  отвечал,  беззвучно  шевелил
губами; впрочем, вскоре он взбодрился и с улыбкой спросил:
     - Что вы думаете о Мэрилин Монро?
     - Я как-то мало о ней думал, - сказал Карл.
     Бевилаква был явно озадачен.
     - Разве вы не ходите в кино?
     - Крайне редко.
     Итальянец вознес хвалу американскому кино.
     - В Италии нам в кино подсовывают нашу жизнь - можно подумать,  мы  без
них ее не знаем.
     И снова замолк. Карл заметил, что он сжимает в кулаке статуэтку горбуна
в высокой шляпе и то и дело трет большим пальцем его злополучный горб  -  по
поверью, это должно принести удачу.
     Хорошо бы нам  обоим,  уповал  Карл.  Беспокойство,  тревога  никак  не
оставляли его.
     Но по первому адресу -  крашенному  в  рыжий  цвет  дому  за  железными
воротами - их ждала неудача.
     - На третьем этаже? - спросил Карл, с  неудовольствием  обнаружив,  что
успел уже здесь побывать.
     - Верно. Как вы догадались?
     - Я смотрел эту квартиру, - буркнул Карл. И вспомнил, что узнал об этой
квартире из объявления. Если Бевилаква черпает свои варианты  из  газет,  им
лучше тут же распроститься.
     - Почему она вам не подошла? - спросил итальянец,  не  в  силах  скрыть
своего огорчения.
     - Отопление никуда не  годится.  Гостиная  еще  обогревается  газом,  а
спальни и вовсе не обогреваются.  Они  договаривались  провести  в  сентябре
паровое отопление, но все сорвалось - поднялись  цены  на  трубы.  При  двух
детях не очень-то хочется зимовать в холодной квартире.
     - Олухи, - буркнул Бевилаква. - Привратник  говорил,  что  отопление  в
полном порядке. Он сверился со своей бумажонкой.
     - Есть квартирка в районе Прати,  две  отличные  спальни  плюс  большая
комната - столовая и гостиная разом. Мало того, в кухне холодильник,  совсем
как американский.
     - О ней помещали объявления в газетах?
     - Что вы! Мне о ней сообщил только вчера вечером мой брат,  но  за  нее
просят пятьдесят пять тысяч.
     - Что ж, во всяком случае, надо ее посмотреть, - сказал Карл.
     Перед ними предстал старинный дом, бывшая вилла, разбитая на  квартиры.
Через улицу раскинулся небольшой парк,  где  там  и  сям  группами  высились
сосны. Бевилаква отыскал привратника, и тот повел их наверх, по  дороге  без
устали нахваливая квартиру. И хотя от Карла не укрылось, что  на  кухне  нет
горячей воды,  а  значит,  ее  придется  таскать  из  ванной,  квартира  ему
понравилась. Но когда он заглянул в хозяйскую спальню, ему бросилась в глаза
отсыревшая стена, вдобавок в ноздри шибал неприятный запах.
     Привратник кинулся объяснять, что  здесь  прорвало  водопровод,  но  не
пройдет и недели, как его починят.
     - Скорее канализацию, если судить по запаху, - сказал Карл.
     - Но трубу на этой же неделе обязательно починят, - сказал Бевилаква.
     - Нет, при такой вони мне здесь недели не прожить.
     - Надо понимать так, что вы не хотите снять эту квартиру? -  оскорбился
итальянец.
     Карл кивнул. Лицо Бевилаквы помертвело. Он высморкался, и они ушли.  На
улице Бевилаква взял себя в руки.
     - Матери родной и то  верить  нельзя  -  вот  времена  настали!  Только
сегодня утром я звонил привратнику, и он уверял, что дом в полном порядке.
     - Не иначе как он над вами подшутил.
     - Это не меняет дела. У меня на примете есть  исключительная  квартира,
но нам придется поторопиться.
     Карл, больше для очистки совести, осведомился, где она находится.
     Итальянец несколько смутился.
     - В Париоли, в самом лучшем районе, да вы и без меня это знаете.  Вашей
жене не придется искать себе друзей - столько там американцев. И японцев,  и
индусов не меньше - вдруг вам по вкусу смешанное общество.
     - В Париоли, - буркнул Карл. - И сколько же просят?
     - Каких-то шестьдесят пять тысяч, - потупился Бевилаква.
     - Каких-то? И все равно, за такие деньги там сдадут разве что конуру.
     - Вот и нет, это очень  славная  квартирка  -  новехонькая,  с  большой
супружеской спальней и  спаленкой  поменьше,  при  них  все,  что  положено,
включая прекрасную кухню. Ну  а  лично  вам  очень  понравится  великолепная
лоджия.
     - А вы сами-то видели эту квартиру?
     - Я говорил с горничной - она  уверяет,  что  владелец  квартиры  очень
хочет ее сдать. Он на следующей неделе уезжает по делам в Турин. Горничная -
моя старая знакомая. Она божится, что квартира - лучше не бывает.
     Карл задумался. Шестьдесят пять тысяч  лир  -  это  примерно  сто  пять
долларов.
     - Ладно, - не сразу сказал он. - Давайте посмотрим эту вашу квартиру.

                                   * * *

     В последнюю минуту они вскочили в трамвай, отыскали два места рядом. На
каждой остановке Бевилаква в нетерпении выглядывал  в  окно.  По  дороге  он
рассказал Карлу о своей тяжелой  жизни.  Он  родился  восьмым  по  счету  из
двенадцати детей, в живых осталось всего пятеро. Ни один из них ни  разу  не
наелся досыта, хотя спагетти они наворачивали ведрами. На одиннадцатом  году
ему пришлось бросить школу и пойти работать. В войну его дважды ранили - раз
американцы, когда наступали, и раз немцы, когда отступали. Отец его погиб во
время бомбежки Рима союзниками, в той же  бомбежке  разворотило  могилу  его
матери на Cimitero Verano {кладбище Верано (итал.).}.
     - Англичане, те били прицельно, а  американцы  швыряли  бомбы  куда  ни
попадя. Вам  хорошо  -  вы  богатые.  Карл  сказал,  что  очень  сожалеет  о
бомбежках.
     - И все равно американцы мне больше нравятся, - продолжал Бевилаква.  -
Они похожи на итальянцев - у них тоже душа нараспашку. Вот почему я стараюсь
им помочь, когда они приезжают сюда. Англичане, про них никогда  не  знаешь,
что у них в душе. Цедят сквозь зубы. - Он помычал сквозь зубы.
     По дороге к пьяцца Эуклиде Бевилаква спросил Карла, не  найдется  ли  у
него американской сигареты.
     - Я не курю, - извиняющимся голосом сказал Карл.
     Бевилаква пожал плечами и прибавил шагу.
     Он привел Карла в новый дом на виа Аркимеде,  вьющейся  от  подошвы  до
макушки холма. На ней стояли впритык жилые дома веселых  цветов,  опоясанные
лоджиями. И Карлу пришла в голову мысль,  что  для  него  было  бы  пределом
мечтаний поселиться в одном из этих домов. Как пришла, так и ушла, поскольку
он тут же ее прогнал.
     Они поднялись в лиф