Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Мамин-Сибиряк Д.Н.. Хлеб -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  -
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк Хлеб Роман ----------------------------------------------------------------------- Д.Н.Мамин-Сибиряк. Собр.соч.в 8 томах. Том 7. - М.: Худ.лит., 1955 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 5 августа 2003 года ----------------------------------------------------------------------- * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ * I - А ты откедова взялся-то, дедко? - А божий я... - Божий, обшит кожей?.. Знаем мы вашего брата, таких-то божьих... Говори уж пряменько: бродяга? - Случалось... От сумы да от тюрьмы не отказывайся, миленький. Из-под Нерчинска убег, с рудников. - Так-то вот ладнее будет... Каторжный, значит? - Как есть каторжный: ни днем, ни ночью покоя не знаю. - Ну, мы тебя упокоим... К начальству предоставим, а там на высидку определят пока што. Толпа мужиков обступила старика и с удивлением его рассматривала. Да и было чему подивиться. Сгорбленный, худенький, он постоянно улыбался, моргал глазами и отвечал зараз на все вопросы. И одет был тоже как-то несообразно: длинная из синей пестрядины рубаха спускалась ниже колен, а под ней как есть ничего. На ногах были надеты шерстяные бабьи чулки и сибирские коты. Поверх рубахи пониток, а на голове валеная крестьянская белая шляпа. За плечами у старика болталась небольшая котомка. В одной руке он держал берестяный бурачок, а в другой длинную черемуховую палку. Одним словом, необычный человек. - Бурачок-то у тебя зачем, дедко? - Бурачок?.. А это хитрая штука. Секрет... Он, бурачок-то, меня из неволи выкупил. - Он и то с бурачком-то ворожил в курье, - вступился молодой парень с рябым лицом. - Мы, значит, косили, а с угору и видно, как по осокам он ходит... Этак из-под руки приглянет на реку, а потом присядет и в бурачок себе опять глядит. Ну, мы его и взяли, потому... не прост человек. А в бурачке у него вода... - Ты чего, дедко, на нашу-то реку обзарился? - А больно хороша река, вот и глядел... ах, хороша!.. Другой такой, пожалуй, и не найти... Сердце радуется. Старик оглянул мужиков своими моргавшими глазками, улыбнулся и прибавил: - Я старичок, у меня бурачок, а кто меня слушает - дурачок... Хи-хи!.. Ну-ка, отгадайте загадку: сам гол, а рубашка за пазухой. Всею деревней не угадать... Ах, дурачки, дурачки!.. Поймали птицу, а как зовут - и не знаете. Оно и выходит, что птица не к рукам... - Да што с ним разговоры-то разговаривать! - загалдело несколько голосов разом. - Сади его в темную, а там Флегонт Василич все разберет... Не совсем умом-то старичонко... - Больно занятный! - вмешались другие голоса. - На словах-то, как гусь на воде... А блаженненьким он прикидывается, старый хрен! Описываемая сцена происходила на улице, у крыльца суслонского волостного правления. Летний вечер был на исходе, и возвращавшийся с покосов народ не останавливался около волости: наработавшиеся за день рады были месту. Старика окружили только те мужики, которые привели его с покоса, да несколько других, страдавших неизлечимым любопытством. Село было громадное, дворов в пятьсот, как все сибирские села, но в страду оно безлюдело. - Отпустить его, чего взять со старика? - заметил кто-то в толпе. - Много ли он и наживет? Еле душа держится... - Не пущайте, дурачки! - засмеялся старик. - Обеими руками держитесь за меня... А отпустите - больше и не увидите. - Нет, надо Флегонта Василича обождать, робя!.. Уж как он вырешит это самое дело, а пока мы его Вахрушке сдадим. Волостной сторож Вахрушка сидел все время на крылечке, слушал галденье мужиков и равнодушно посасывал коротенькую солдатскую трубочку-носогрейку. Когда состоялось решение посадить неизвестного человека в темную, он молча поднялся, молча взял старика за ворот и молча повел его на крыльцо. Это был вообще мрачный человек, делавший дело с обиженным видом. В момент, когда расщелявшаяся дверь волостного правления готова была проглотить свою жертву, послышался грохот колес и к волости подкатили длинные дроги. Мужики сняли свои шапки. На дрогах, на подстилке из свежего сена, сидели все важные лица: впереди всех сам волостной писарь Флегонт Васильевич Замараев, плечистый и рябой мужчина в плисовых шароварах, шелковой канаусовой рубахе и мягкой серой поярковой шляпе; рядом с ним, как сморчок, прижался суслонский поп Макар, худенький, загорелый и длинноносый, а позади всех мельник Ермилыч, рослый и пухлый мужик с белобрысым ленивым лицом. Писарь только взглянул на стоявшего на крыльце старика с котомкой и сразу понял, в чем дело. - Бродягу поймали? - коротко спросил он. - Был такой грех, Флегонт Василич... В том роде, как утенок попался: ребята с покоса привели. Главная причина - не прост человек. Мало ли бродяжек в лето-то пройдет по Ключевой; все они на один покрой, а этот какой-то мудреный и нас всех дурачками зовет... - Ну-ка, ты, умник, подойди сюда! - приказал писарь. Старик подошел к дрогам и пристально посмотрел на сидевшую знать своими моргавшими глазками. - Умник, а порядка не знаешь! - крикнул писарь, сшибая кнутовищем с головы старика шляпу. - С кем ты разговариваешь-то, варнак? - Пока ни с кем... - дерзко ответил старик. - Да моей пестрядине с твоим плисом и разговаривать-то не рука. - Што за человек? Как звать? - грянул писарь. - Прежде Михеем звали... - А фамилия как? - Человек божий... - Непомнящий родства? - Где же упомнить, миленький? Давненько ведь я родился... - Да што с ним разговаривать-то! - лениво заметил мельник Ермилыч, позевывая. - Вели его в темную, Флегонт Василич, а завтра разберешь... Вот мы с отцом Макаром о чае соскучились. Мало ли бродяжек шляющих по нашим местам... - А какой ты веры будешь, старичок? - спросил о.Макар. - Веры я христианской, батюшка. - Православной? - Около того. - И видно, што православный. Не то тавро... - Уж какое есть. - Из ваших, - смиренно заметил о.Макар, обращаясь к мельнику Ермилычу. - Имеет большую дерзость в ответах, а, между прочим, человек неизвестный. - Да ну его к ляду! - лениво протянул мельник. - Охота вам с ним разговаривать... Чаю до смерти охота... Писарь сделал Вахрушке выразительный знак, и неизвестный человек исчез в дверях волости. Мужики все время стояли без шапок, даже когда дроги исчезли, подняв облако пыли. Они постояли еще несколько времени, погалдели и разбрелись по домам, благо уже солнце закатилось и с реки потянуло сыростью. Кое-где в избах мелькали огоньки. С ревом и блеяньем прошло стадо, возвращавшееся с поля. Трудовой крестьянский день кончался. Темная находилась рядом со сторожкой, в которой жил Вахрушка. Это была низкая и душная каморка с соломой на полу. Когда Вахрушка толкнул в нее неизвестного бродягу, тот долго не мог оглядеться. Крошечное оконце, обрешеченное железом, почти не давало света. Старик сгрудил солому в уголок, снял свою котомку и расположился, как у себя дома. - Вот бог и квартиру послал... - бормотал он, покряхтывая. - Что же, квартира отменная. Вахрушка в это время запер входную дверь, закурил свою трубочку и улегся с ней на лавке у печки. Он рассчитывал, по обыкновению, сейчас же заснуть. - Эй, служба, спишь? - послышался голос из темной. - Сплю, а тебе какая печаль? - Ты в солдатах служил? - Случалось... А ты у меня поговори!.. Молчание. Вахрушка вздыхает. И куда эти бродяги только идут? В год-то их близко сотни в темной пересидит. Только настоящие бродяги приходят объявляться поздно осенью, когда ударят заморозки, а этот какой-то оглашенный. Лежит Вахрушка и думает, а старик в темной затянул: - Се жених грядет во полунощи и блажен раб, его же обрящет бдяща... - Эй, будет тебе, выворотень! - крикнул Вахрушка. - Нашел время горло драть... - Да я духовное, служба... А ты послушай: "И блажен раб, его же обрящет бдяща", а ты дрыхнешь. Это тебе раз... А второе: "Недостоин, его же обрящет унывающа"... Понимаешь? - Вот навязался-то! - ворчал Вахрушка. Опять молчание. Слышно, как по улице грузно покатилась телега. Где-то далеко, точно под землей, лают неугомонные деревенские собаки. - Ты не здешний? - спрашивает старик, укладываясь на соломе. - А ты как знаешь? - Да видно по обличью-то... Здесь все пшеничники живут, богатей, а у тебя скула не по-богатому: может, и хлеб с хрустом ел да с мякиной. - Я чердынский... Это верно. Убогие у нас места, земля холодная, неродимая. И дошлый же ты старичонко, как я погляжу на тебя! - Дошлый, да про себя... А поп у вас богатый? - Богатимый поп... Коней одних у него с тридцать будет, больше сотни десятин запахивает. Опять хлеба у попа не в проворот: по три года хлеб в кладях лежит. - А писарь? - И писарь богатимый... Не разберешь, кто кого богаче. Не житье им здесь, а масленица... Мужики богатые, а земля - шуба шубой. Этого и званья нет, штобы навоз вывозить на пашню: земля-матушка сама родит. Вот какие места здесь... Крестьяны государственные, наделы у них большие, - одним елевом, пшеничники. Рожь сеют только на продажу... Да тебе-то какая печаль? Вот привязался человек! - А мельник у вас плут: на руку нечист. - Да ты почем знаешь, что он мельник? - А по сапогам вижу: бус* на сапогах, значит мельник. ______________ * Бус - хлебная пыль, которая летит при размолке зерна. (Прим. Д.Н.Мамина-Сибиряка.) Вахрушка даже сел на своем конике, пораженный наблюдательностью неизвестного бродяги. Вот так старичонко задался: на два аршина под землей все видит. Вахрушка в конце концов рассердился: - Да ты што допытываешь-то меня, окаянная твоя душа? Вот завтра тебе Флегонт Василич покажет... Он тебя произведет. Вишь, какой дошлый выискался! - Страшен сон, да милостив бог, служба. Я тебе загадку загадаю: сидит баба на грядке, вся в заплатках, кто на нее взглянет, тот и заплачет. Ну-ка, угадай? - Капуста. - Ах, дурачок, дурачок, и этого не знаешь! Лук, дурашка... Ну, а теперь спи: утро вечера мудренее. - Да ты што ругаешься-то в самом деле? - зарычал Вахрушка, вскакивая. - Полюбил я тебя, как середа пятницу... Как увидал, так и полюбил. Сроду не видались, а увиделись - и сказать нечего. Понял?.. Хи-хи!.. А картошку любишь? Опять не понял, служба... Хи-хи!.. Спи, дурачок. II Утром писарь Замараев еще спал, когда пришел к нему волостной сторож Вахрушка. - Гости у нас вечор засиделись, - объясняла ему стряпка. - Ну, выпили малость с отцом Макаром да с мельником. У них ведь компания до белого свету. Люты пить... Пельмени заказали рыбные, - ну, и компанились. Мельник Ермилыч с радостей и ночевать у нас остался. Вахрушка был настроен необыкновенно мрачно. Он присел на порог и молча наблюдал, как стряпка возилась у топившейся печи. Время от времени он тяжело вздыхал, как загнанный коренник. - Сказывают, вечор наши суслонские ребята бродяжку в курье поймали? - тараторила стряпуха, громыхая ухватами. - А тебе какая забота? - озлился Вахрушка. Молва говорила, что у Вахрушки с писарскою стряпкой Матреной дело нечисто. Главным доказательством служили те пироги, которые из писарской "ухни попадали неведомыми никому путями в волостную сторожку. Впрочем, Матрена была вдова, хотя и в годках, а про вдову только ленивый не наплетет всякой всячины. Писарский пятистенный дом, окруженный крепкими хозяйственными постройками, был тем, что называется полною чашей. Недаром Флегонт Васильевич целых двадцать пять лет выслужил писарем в Суслоне. На всю округу славился суслонский писарь и вторую жену себе взял городскую, из Заполья, а запольские невесты по всему Уралу славятся - богачки и модницы. К своему богатству Замараев прибавил еще женино приданое и жил теперь в Суслоне князь князем. - Ах, пес! - обругался неожиданно Вахрушка, вскакивая с порога. - Вот он к чему про картошку-то меня спрашивал, старый черт... Ну, и задался человечек, нечего сказать! Когда писарь, наконец, проснулся, Вахрушка вошел в горницу и, остановившись на пороге, заявил: - Как хошь, Флегонт Василич, а я боюсь. - Кого испугался-то? - удивился не прочухавшийся хорошенько после вчерашних пельменей писарь. - А этого самого бродяги. В тоску меня вогнал своими словами. Я всю ночь, почитай, не спал. И все загадки загадывает. "А картошку, грит, любишь?" Уж я думал, думал, к чему это он молвил, едва догадался. Он это про бунт словечко закинул. - Про картофельный бунт? - вскипел вдруг писарь. - Ах, мошенник! Да я его в три дуги согну!.. я... - Колдун какой-то, я так полагаю. - Ну, это пустяки! Я ему покажу... Ступай теперь в волость, а я приду, только вот чаю напьюсь. - А ежели он што надо мной сделает, Флегонт Василич? Боюсь я его. - Ступай, дурак! Вахрушка почесал в затылке и почтительно выпятился в двери. Через минуту мимо окон мелькнула его вытянутая солдатская фигура. Село Суслон, одно из богатейших зауральских сел, красиво разлеглось на высоком правом берегу реки Ключевой. Ряды изб, по сибирскому обычаю, выходили к реке не лицом, а огородами, что имело хозяйственное значение: скотину поить ближе, а бабам за водой ходить. На самом берегу красовалась одна белая каменная церковь, лучшая во всей округе. От церкви открывался вид и на все село, и на красавицу реку, и на неоглядные поля, занявшие весь горизонт, и на соседние деревни, лепившиеся по обоим берегам Ключевой почти сплошь: Роньжа, Заево, Бакланиха. Вдали, вниз по течению Ключевой, грязным пятном засела на Жулановском плесе мельница-раструска Ермилыча, а за ней свечой белела колокольня села Чуракова. Вверх по течению Ключевой владения суслонских мужиков от смежных деревень отделяла Шеинская курья, в которой поймали вчера мудреного бродягу. Повыше этой курьи река была точно сжата крутыми берегами, - это был Прорыв. Летом можно было залюбоваться окрестностями Суслона. В сороковых годах Суслон сделался центром странного "картофельного бунта". Дело вышло из-за министерского указа об обязательном посеве картофеля. Запольский уезд населен исключительно государственными крестьянами, объяснившими обязательный посев картофеля как меру обращения в крепостную зависимость. Темная крестьянская масса всколыхнулась почти на расстоянии всего уезда, и волнение особенно сильно отразилось в Суслоне, где толпа мужиков поймала молодого еще тогда писаря Замараева и на веревке повела топить к Ключевой как главного виновника всей беды, потому что писаря и попы скрыли настоящий царский указ. В этот критический момент, когда смерть была на носу, писарь пустился на отчаянную штуку. - Ведите меня в волость, я все покажу! - смело заявил он. Когда тысячная толпа привела писаря в волость, он юркнул за свой стол, обложился книгами и еще смелее заявил: - Ну-ка, возьмите меня через закон. Вот он, закон-то, весь тут. Мужики совершенно растерялись, что им делать с увертливым писарем. Погалдели, поругались и начали осаживать к двери. - Робята, пойдем домой! - послышался первый голос, и вся толпа отхлынула от волости, как морская волна. Находчивость неизвестного писарька составила ему карьеру и своего рода имя. Так он и остался в Суслоне. Вот именно этот неприятный эпизод и напомнил ему Вахрушка своею картошкой. Напившись на скорую руку чаю и опохмелившись с гостем рюмкой настойки на березовой почке, он отправился в волость. Ермилыч пошел за ним. - Надо его проучить, - советовал мельник, когда они подходили к волости. У волости уже ждали писаря несколько мужиков и стояла запряженная крестьянская телега. Волостных дел в Суслоне было по горло. Писарь принимал всегда важный вид, когда подходил к волости, точно полководец на поле сражения. Мужиков он держал в ежовых рукавицах, и даже Ермилыч проникался к нему невольным страхом, когда завертывал в волость по какому-нибудь делу. Когда писарь входил в волость, из темной донеслось старческое пение: Тяжело душеньке с телом расставатися, Тяжелее душеньке во грехах оставатися. - Вон он, идол, какую обедню развел, - жаловался Вахрушка. Писарь Замараев занял с приличною важностью свое место за волостным столом, а мельник Ермилыч поместился в качестве публики на обсиженной скамеечке у печки. Ермилыч, как бывший крестьянин, сохранял ко всякой власти подобострастное уважение и участенно вздыхал, любуясь властными приемами дружка писаря. - Ну-ка, приведи сюда эту ворону! - лениво сказал Замараев, для пущей важности перелистывая книгу входящих бумаг. Вахрушка молодцевато подтянулся и сделал налево кругом. Таинственный бродяга появился во всем своем великолепии, в длинной рубахе, с котомочкой за плечами, с бурачком в одной руке и палкой в другой. Писарь сделал вид, что не замечает его, продолжая перелистывать журнал, а потом быстро поднял глаза и довольно сурово спросил: - Бродяга? Непомнящий родства? Так... А прозвище? - Колобок, - смело ответил старик, с улыбочкой поглядывая на мельника. - Божий человек, значит. - Слыхали, - протянул писарь. - Много вас, таких-то божьих людей, кажное лето по Ключевой идет. Достаточно известны. Ну, а дальше што можешь объяснить? Паспорт есть? - По сусекам метен, по закромам скребен, - вот тебе и весь паспорт. Писарь ударил кулаком по столу и закричал: - Ты петли-то не выметывай, ворона желторотая! Говори толком, когда спрашивают! - Не кричи ты на меня, пужлив я... Ох, напужал! Бродяга скорчил такую рожу, что Ермилыч невольно фыркнул и сейчас же испугался, закрыв пасть ладонью. Писарь сурово скосил на него глаза и как-то вдруг зарычал, так что отдельных слов нельзя было разобрать. Это был настоящий поток привычной стереотипной ругани. - Да я тебя заморю! сгною! изотру в порошок!.. Да я... я... я... Ермилыч даже закрыл глаза, когда задыхавшийся под напором бешенства писарь ударил кулаком по столу. Бродяга тоже съежился и только мигал своими красными веками. Писарь выскочил из-за стола, подбежал к нему, погрозил кулаком, но не ударил, а израсходовал вспыхнувшую энергию на окно, которое распахнул с треском, так что жалобно зазвенели стекла. Сохранял невозмутимое спокойствие один Вахрушка, привыкший к настоящему обращению всякого начальства. - Ну, что ты молчишь, а? - ревел писарь, усаживаясь на место и приготовляя бумагу, чтобы записать дерзкого бродягу. - Откуда ползешь? - Все мы из одних местов. Я от бабки ушел, я от дедки ушел и от тебя, писарь, уйду, - спокойно ответил бродяга, переминаясь с ноги на ногу. - Ах, ты... да я... я... Писарь только хотел выскочить из-за стола, но бродяга его предупредил и одним прыжком точно нырнул в раскрытое окно, только мелькнули голые ноги. - Держи его, подлеца! Лови! - орал Замараев, подбегая к окну. Сидевшие на крыльце мужики видели, как из окна волости шлепнулся бродяга на землю, быстро поднялся на ног

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору