Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Мишин Владимир. Почувствуйте разницу -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  -
Михаил Мишин Почувствуйте разницу Избранное Презентация книги. Творческий вечер. Юбилей. Считается, что каждое из этих столбовых мероприятий - повод подводить итоги, предаваться воспоминаниям и всяким философским мыслям. Философс- ких мыслей много - две. Первая: на кой тебе нужна была эта презентация (вечер, юбилей)? Вторая: когда ты поумнеешь? Поскольку первое зависит от второго, то ответа нет - это и есть итог. Вот воспоминания - да. Воспоминания скребутся в душе как голодные мы- ши. С нафталинным тщеславием мы (некоторые из тех, кого вы называли са- тириками) вспоминаем - и те толпы у входа, и те полные залы, и наши книжки, молниеносно исчезавшие с прилавка - факт их появления был важнее содержания. И красную рыбку, привезенную в память о бичевании недостат- ков на Дальнем Востоке. И златозубую девушку из города Ижевска, которую ты поразил своим искусством на концерте, после чего в гостинице она уди- вила тебя своим... И крупно льстивший самолюбию мелкий скандал с управ- лением культуры. И что в Ленинграде публика все понимала лучше, хотя в Москве хлопали громче, хотя в Киеве стучали чаще... И то, насколько храбро каждый из нас боролся... И вот - мы доборолись. И можем сравни- вать то, что было вчера, с тем, что мы имеем сегодня. Как призывает луч- ший друг нашего народа, водка "Смирнофф": - Почувствуйте разницу! Почувствуйте! Главным ощущением прошлой жизни было: "Там хорошо, где нас нет". Хотя бы потому что "туда, где нас нет" нас не пускали. И про- сили об этом не болтать, чтоб мы друг от друга не узнали. Позтому все собирались там, где позволял себе намекать и подмигивать сатирик. Это сегодня к нему приходят те, кто его любит. А тогда сбегались те, кто не любил власть, - и были аншлаги... Это сегодня один на сцене и двое в за- ле - крупное общественное событие, а тогда битком забитый дворец казался тайной сходкой посвященных. Это была эпоха узкого круга. Полуподпольные вечера, полузакрытые просмотры, полузапретные книги. В этом смысле профессия сатирика давала большие возможности. После каждого выступления в каком-нибудь очередном НИИ подходили устроители и подмигивали: "Ну, а теперь, когда все ушли, посидим узким кругом, почитайте настоящее, то, что не для всех". И вы шли в какую-то лабораторию, где все пили, а ты и пил и читал. Потом и этот круг расползался, и оставались уже только два-три самых крепких лю- бителя сатиры и выпивки, и они говорили: "Ну, эти, наконец, ушли, сейчас давай самое крутое, для самого узкого..." И вы запирались уже в каком-то чулане, где они пили, а ты и пил и читал. А назавтра жена утверждала, что ночью ты спал в туалете и хохотал во сне. Это был уже по-настоящему узкий круг... Почувствуйте разницу! Вчерашнее понятие узкого круга исчезло. Юмор профессионалов хлещет шибче прежнего, но работать в сто раз труднее. Во-первых, оказалось, что говорить труднее, чем подмигивать. Во-вторых, с природным юмором сегодня мощно конкурирует должностной. Под нашим трехцветным флагом выступают такие мастера! Тот ляпнет, этот стрельнет, третий хряпнет... Страна просто корчится. Правда, не понять - то ли это хохот сквозь слезы, то ли истерика сквозь смех... Почувствуйте разницу! Вспомните! Совсем недавно. Восемьдесят пятый год, январь. Потом февраль, март... Все как всегда, а потом вдруг - тот апрель! Когда мы все влюбились в нашего главного за его умение разгова- ривать, и кинулись за ним на эту перестройку. Потом мы разлюбили его за умение разговаривать и плюнули на перестройку... Еще несколько лет назад мы не знали, что город Фрунзе превратится в Бишкек, Ленинград - в Петер- бург, и что Москва превратится в то, во что она превратилась... Что го- ворится у нас еще не было Макдональдса - и еще был Мавзолей... Короче, вчера наш паровоз еще куда-то летел. Сегодня одни пересели с этого паро- воза на БМВ, другие - на БТР, остальные не чувствуют разницы... А разница есть! За какие-то десять лет мы усвоили массу нового. Мы узнали, что "сникерс" - это не "тампакс", "памперс" - не "ксерокс", а "биппер" - не мужская болезнь. Вместо лозунга "Слава КПСС!" над всей страной гордо реет "Обмен валюты". Хочешь почувствовать разницу - иди, меняй!.. Перемены мгновенны! Прямо на наших глазах тот мелкий жулик стал крупным, крупный - депутатом, депутат - кандидатом в президенты, а пре- зидент - гарантом всей этой конституции... (Ни слова о переменах в личной жизни! Сколько за эти несколько лет брошено жен, найдено мужей, создано детей и не создано других произведе- ний... Нет, нет, не будем...) "А вот тогда...", "А вот сейчас..." Вспоминать можно без конца, и сравнивать без конца. А главное, без толку. Туда, где мы были, уже не вернемся. "Там, где нас нет" - хорошо не для нас. Нам один выход: "Там хорошо, где мы есть". Кто "мы" - не вопрос. Каж- дый сам решает, входит ли он в компанию. Качество которой от количества не зависит. Ну, не должно... Попробуем не чувствовать разницы. Будем вместе. * I МОЯ ЖИЗНЬ В ИСКУССТВЕ * II ЛЮДИ С ПОНЯТИЕМ * III ТОРЖЕСТВЕННЫЙ КОМПЛЕКТ * Михаил Мишин - Семену Альтову по случаю 40-летия последнего (17.01.85.) * С. М. Эпштейну в день 70-летия (25.08.86) * Аркадию Исааковичу Райкину по случаю его 75-летия (ноябрь-86) * Э. А. Рязанову - 60 (9.10.87) * Я. Б. Фриду - 80! (27.02.89.) * Валерий! По случаю 50-летия Хаита (март-89) * Нина! признание в любви Нине Руслановой-89 * З. Е. Гердту - 75 (октябрь-91) * Тридцать лет и одно дело (15.04.95.) * Леониду Филатову по случаю выхода в свет его книги "Сукины дети" (06.02.93.) * IV МОИ МОСКОВСКИЕ НОВОСТИ * V МОЙ БРОДВЕЙ * Гарсон Кэйнин Н О В О Р О Ж Д Е Н Н А Я И Н Т И М Н А Я К О М Е Д И Я I МОЯ ЖИЗНЬ В ИСКУССТВЕ Этот кот - не придуман. Он прибился к съемочной группе, вместе с ко- торой я полтора месяца проживал в небольшом городке. До самого окончания съемок он был с группой неразлучен. Рассказывали, что, когда, закончив работу, киношники уехали из города, кот страшно тосковал. А затем бесс- ледно исчез. Артистической натурой я себя с самого детства ощущал. Изящество, оно у меня врожденное. И этот, как его, сексапил. Чего-чего, а уж насчет женщин я всегда был в полном порядке. Бывало, погляжу на какую-нибудь подольше не мигая - все, моя. Взять хотя бы жену полковника. Полковник только за дверь - я к двери, голос страдальческий подаю! Она откроет, меня увидит: "Ах ты мой ма- ленький! Ах ты мой, бедненький! Иди скорей сюда!.." Ну, меня дважды про- сить не надо, скорбно так погляжу, на ходу уже для пущей жалости мяукну - и сейчас на кухню, где такой аромат упоительный, что на помойке и не снилось. Сижу у полковничихи в тепле, рыбку наворачиваю, колбаску, а то она мне сметанки даст - хорошая сметана, рыночная, - ну, я, натурально, глотаю торопливо: мол, видишь, хозяйка, голодной жизнью живу, мол, дай тебе бог здоровья. А она на меня глядит умильно, приговаривает: "Ах ты мой бедненький! Ах ты мой голодненький! Заморил червячка?" Заморил!.. Налопаюсь так, что уж и соображать ничего не могу, глаза сами жмурятся. Ну, подойдешь к ней, у ног потрешься - она и вовсе размякнет, на руки возьмет. Она молодец, полковничиха, небрезгливая. А то ведь другие, бы- вало, накормить-то накормят вроде, а потом сразу: "Ну, брысь, пошел! Мо- жет, у тебя блохи!.." Зачем же, думаю, именно блохи? Гадость такая. Я не люблю блох. У нас во дворе, конечно, есть которые опустившиеся, но я этого не позволяю, чтоб блохи. Ну и полковничиха не опасалась, не ос- корбляла подозрениями. Сядет на диван с книжкой или вязаньем, а меня к себе под бок. Санаторий!.. Ну, полежишь, покемаришь, потом, конечно, на пол спрыгнешь. Она: "Ты проснулся, Гриша? Ах ты, Гриша, Гриша!" (Это ме- ня зовут так - Гриша. Кто назвал, не знаю, но без большой фантазии.) Между прочим, полковника тоже Григорием зовут. Не люблю его! Как-то при- ходит домой, а хозяйка меня выпустить не успела. Ну он, натурально, в крик: "Это что такое? А ну, марш! Чтоб духу не было!" И еще ногой топ- нул. Чистый Наполеон. Ну, я для вида ужас изобразил - и вниз по лестни- це. И - во двор! А двор - это только так говорится: это же целый мир, это прерия и джунгли! Два дома - один жилой, где полковничиха живет, другой - общежи- тие техникума, а между ними пространство громадное, где и газон, и кус- ты, и площадка детская, и гаражи, и сарай, и куча песка, и лужи, и тут же под навесом помойка. А за общежитием - дорога, и там машины ходят и автобусы. Вот папаша мой, говорят, там под автобус и попал. Погнался за чужим котом - и под колеса... Я сам-то не помню этого, мал был. И мамашу не помню. Во дворе вырос. Конечно, у домашних кошек жизнь спокойная, пристроены. Но только если кто на свободе вырос - он ее ни на что не променяет. Я во дворе - дома. Во дворе у меня все свои, знакомые. Атмосфера дружественная. Правда, в детском возрасте собак боялся. Так ведь, натурально, выскакивает отку- да-то, несется прямо на тебя со всех ног, гавкает, слюну роняет. Мол, глядите все, сейчас я ему!.. Ну, по малолетству, конечно, опасаешься. Теперь-то один смех глядеть на этих псов. Он к тебе подскочит, а ты при- падешь к земле, шерсть вздыбишь, зашипишь - ну, он, если поумней, тявк- нет пару раз для проформы, да и отстанет. А которые оголтелые, вроде Ту- зика, то или по морде ему лапой, или вспрыгнешь куда повыше, на сарай там или на дерево, и сверху ему внушаешь: "Балбес ты, бестолочь. Прих- востень хозяйский..." С утра, если солнышко, я на крыше сарая, там у ме- ня солярий. А если дождик, то в подвал общежития, там всегда трубы теп- лые. Погреешься, дождик переждешь - и снова во двор. Ночью, бывало, заберешься в кусты, воздух - свежайший, запахов милли- он, кажется, даже луна пахнет. А сам себя чувствуешь ягуаром, и до того хорошо, аж петь охота! Ну и запоешь! Запоешь - и из травы тебе, скажем, эта беленькая с черными ушками вторым голосом подпевает. Так распоешься, что и время позабудешь. Помню, как-то вот так душевно музицировали, вдруг дядька голый на балкон выскочил: "Вот сукины коты! Поймал бы всех да кастрировал!" Не скажу, чтоб эта мысль мне сильно понравилась. Искусство кастриро- вать нельзя. Но, невзирая на подобных реакционеров, жил я хорошо, а главное - спокойно. До того самого дня. Август у нас хороший месяц. Тепло, людей во дворе мало, общежитие и вовсе пустое, потому что каникулы, на помойке все свежее, с витаминами. Я в августе поправлялся обычно. В тот день, помню, лежу на крыше сарая. Время к вечеру, солнышко лас- ковое, разомлел, лапой лень шевелить, хотя воробьи наглые перед самым носом скачут. Дремлю, и разное хорошее снится - полковничиха, сметана, и все это с запахом потрошков. И вдруг по нервам: - Гау! Гау-гау! Открываю глаз, вижу: несется Рыжий как угорелый в сторону общежития, а за ним два этих придурка, Тузик и Смелый. Я сперва подумал, Рыжий развлекается. (Рыжий - это дружок мой, тоже безотцовщина.) Он их вечно раздразнит - и бежать. Потом вижу, нет, не за ним они бегут, а с ним вместе, и еще мальчишки бегут с воплями туда же, к общежитию, и взрослые торопятся. Ну, сон как рукой, вскакиваю на лапы, с сарая скатываюсь - и туда! И вот вижу: с той стороны общежития, где вход, стоит толпа народа и все в одну сторону глазеют. Пробираюсь быстренько в первый ряд. Рыжий уже тут, стоит озадаченный. Псы тоже здесь, тоже от удивления пасти раз- зявили. Над входом в общежитие ворона знакомая сидит на карнизе. Крыльями хлопает, каркать не решается. А перед общежитием стоят три больших автобуса, один маленький и две легковые машины. И на всех одина- ковое слово написано. Ну, систематического образования у меня нету, но буквы разбираю: "Г-о-с-к-и-н-о". Только успел прочитать, как из автобу- сов высыпались люди и принялись вытаскивать разные ящики, коробки, чемо- даны и всякие вещи. При этом у всех поголовно в зубах были сигареты, и, не выпуская их изо рта, они все восхищенно выкрикивали: "Какой воздух! Какой чудный воздух!" Через пять минут травы из-под окурков уже видно не было. Не успел я удивиться по-настоящему, как меня чуть не убило тяжеленным ящиком, который грохнулся рядом со мной. И тут же кто-то стал орать на того, кто этот ящик уронил, а тот, кто уронил, стал орать, что он не по- терпит, чтобы на него орали, а потом подскочил третий и заорал, чтоб они оба перестали орать. Потом они все вместе схватили ящик и потащили в об- щежитие. А остальные продолжали бегать, суетиться и выкрикивать: "Какой воздух!" Рыжий ко мне поближе подобрался: - Во дают! Ты такое видал? Я такое видал один раз в жизни, когда мы с полковничихой смотрели те- левизор и она мне сказала: "Смотри, Гриша, это налетела банда батьки Махно". У этой банды тоже оказался свой батька, только он был без нагана, за- то в бархатном пиджаке и с плоским чемоданчиком. И как только он из ма- шины вышел, остальные кинулись к нему с криками, и я подумал, что сейчас они разорвут его и затопчут. Но бархатный открыл рот и сам заорал так, что ворона свалилась с карниза замертво. Он орал, что не желает слушать никаких претензий, что у него тоже комната без сортира, хотя он тридцать лет на студии, что комнаты с удобствами только у режиссера и артистов, что пускай они все ему скажут спасибо и за это общежитие, что все хотят сесть ему на голову, но он не позволит никому сесть ему на голову. После этого он спокойно вытер лысину платком и пошел в общежитие. А из легко- вой машины вылезли еще двое - один маленький, черный, лохматый, а второй в кепке, со скучным лицом. И маленький закурил и сказал: - Какой воздух, а? Потрясающе! Скучный тоже закурил и сказал: - Нормальный воздух. Утром надо будет побольше дыма. И маленький сказал: - Зачем? Утром будет естественная дымка. А скучный на него посмотрел и сказал: - Каждый режиссер думает, что он оператор... И за этим удивительным разговором наши местные люди следили с большим почтением и шептали: "Режиссер... оператор... режиссер... оператор..." Тут из машины вышла такая молоденькая, хорошенькая, с сигаретой. И по толпе шепот прошел: "Артистка, артистка..." Мне Рыжий говорит: - Видал? Артистка! Я хотел ему ответить, что без него знаю, но тут ему прямо в нос чей-то окурок угодил. Рыжий подпрыгнул, ругнулся и под ближайший автобус залез. Ну, я из солидарности, натурально, за ним. И тут снова вся толпа: - Ах! Это появился еще один - артист. Этого я сам лично видел по телевизору у полковничихи. Он вышел из машины, вокруг поглядел и сказал громко: - Ну, Париж! Это он, конечно, перепутал, потому что наш город иначе называется. Потом он на общежитие поглядел и сказал артисточке: - "Хилтон", а?! И тут на них обоих ринулись наши местные люди и стали совать им раз- ные бумажки, а они что-то черкали на этих бумажках ручками, и наши отхо- дили с таким видом, как у Рыжего бывает, когда он что-нибудь выгодное на помойке найдет. У меня от всего этого бедлама вообще настроение не бог весть какое было, а тут еще эти два подхалима, Смелый с Тузиком, нас с Рыжим замети- ли и давай облаивать, перед приезжими выпендриваться. - Все! - говорю Рыжему. - Рвем когти!.. Сидел я у полковничихи на кухне в самом паршивом настроении. У нас в городке, конечно, тоже разный народ. Есть которые и камнем в тебя могут, и крошки съедобной от многих не дождешься, но в основном население мир- ное, пахнет сытостью и покоем. А эти? Всклокоченные, мятые, окурками швыряются, орут... Причем здесь кино? Может, маскировка? Может, начина- ется кампания по отлову бездомных животных?! Полковничиха удивляется: - Ты чего, Гриша? Ты что так мяукаешь жалобно? Люди! Им что ни скажешь - все одно: мяукаешь!.. - А ты видел, Гриша, - говорит, - кино к нам сюда снимать приехали. Из дворянской жизни. Всех в массовку приглашали. А что? Вот пойду и за- пишусь. Буду крепостную изображать. А? Ага, думаю. Тебе твой фельдмаршал даст массовку. А сам возле двери кручусь, на нее смотрю, мол, выпусти меня, женщина, христа ради, видишь, не в настроении!.. Выпустила... Во дворе уже темно сделалось. Теплый такой вечер. В траве всякая бес- толочь стрекочет. Лягушка прямо перед носом шлепнулась. В другое время я б ей показал, выскочке пучеглазой, а тут не до нее. Стою посреди двора, гляжу на общежитие. А там на втором этаже во всех окнах свет горит. Подошел к входу. Долго стоял, колебался. А потом сам на себя разоз- лился: в конце-то концов, кто тут хозяин?! Запах дыма табачного я еще на лестнице почуял. А уж когда на второй этаж поднялся, в коридор, у меня от него чуть паралич дыхания не сделал- ся. Ну, потихоньку вдоль коридора пошел. Иду, озираюсь, весь на нерве. Возле первой двери остановился, прислушался вроде тихо. Возле второй двери тишина. Из-за третьей храп слышался, бархатным батькой оттуда пах- ло. Следующая дверь приоткрыта была, оттуда дым выползал, и разные голо- са время от времени повторяли слова "Со свиданьицем!", после чего слы- шался стеклянный звон. Видно, в той комнате люди давно друг с другом не виделись. Что было странно - это что холодильник, который тут раньше стоял, в конце коридора, пропал куда-то... Дошел я до конца коридора, значит, и обратно повернул, к выходу. Иду, и вдруг - стоп! Возле послед- ней двери остановился. Говорят, против инстинкта не попрешь. Чепуха со- бачья. Инстинкт мне именно подсказывал, что смываться надо, и поживее. А это не инстинкт был, видать - судьба. В общем, ткнул я носом эту дверь - и вошел. А там в дыму три девушки сидели. Одну я сразу узнал - артисточка. Они пили кофе, курили и разговаривали. Меня не заметили. Потом артисточка говорит: - Девчонки, я вас сейчас выгоню. Хоть немного поспать надо, а то завтра с утра никакой грим не поможет. Буду как кошка драная. Ну, я это услышал - забыл про бдительность. Выхожу на середину комна- ты и говорю: - Я, конечно, извиняюсь, но почему же именно как кошка? Ну тут увидали они меня - и пошло-поехало! - Киса! - Киса! - Кис-кис-кис!.. Артисточка кричит: - Девочки! Какая хорошенькая! Дайте ее мне! Я буду ее звать Капа! Ну, девочки, рады стараться, меня изловили - благо, комната ма- ленькая, куда я денусь - и, натурально, за шкирку. Между прочим, напрасно думают, что это очень большое удовольствие, когда тебя за шкирку поднимают. Никакого нету удовольствия: свисаешь, как дурак, лапы раскорячены. Ну а на морде, конечно, делается выражение неслыханного блаженства - кожа-то натягивается, чего ж тут еще изобра- зишь? Лыбишься, как самурай какой!.. Артисточка гуманизм показывает, визжит: - Надя! Отпусти! Ей же больно! А Надя эта, подлая, меня как клещами держит и басом говорит: - Да не, они так любят! Ой, гляди! Это ж не она, а он! Котяра! Гляди- те, девочки! Ну ни малейшей деликатности! Стал дергаться, изворачиваться, чтоб На- дю эту подлую корябнуть, - да тут меня на руки артисточка взяла, я успо- коился немного. А она говорит: - Ну и что же, что кот? Он все равно будет Капа. Он будет мой талис- ман! Тут вторая, ассистентка эта, как закричит: - Марина! Ты с ума сошла! Какой талисман! Может, у него стригущий ли- шай! Они ж разносчики! Вид у него какой-то подозрительный! На себя-то, думаю, посмотри! Сама ты, может, разносчица! Надя эта подлая кричит: - Надо его помыть! Марина, держи его! Я за шампунем сбегаю! У меня для посуды, щелочной!.. Что тут рассказывать? Шум, визг, крик, я кусаюсь, царапаюсь, они меня в эту гадость шипучую окунают - прямо в

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору