Дафна Дю Морье.
        Голодная Гора

  D. du Maurier, The Hunger Mountain

        "КНИГА ПЕРВАЯ"

        "МЕДНЫЙ ДЖОН"
            "1820-1828"

        "1"

     Третьего  марта  одна  тысяча  восемьсот двадцатого  года  Джон Бродрик
выехал из  Эндрифа в Дунхейвен, намереваясь проделать все  пятнадцать  миль,
составляющие его путешествие,  еще  до наступления ночи. Стояла типичная для
юго-запада погода: порывистый ветер нагонял внезапный  дождь, который лил  в
течение  пятнадцати  минут, а  потом  прекращался, оставив  на  небе голубое
пятнышко  размером с кулак, сквозь которое проглядывало ничего  не обещающее
солнце.
     Дорога  в те времена  была неровная, вся в  ухабах  и  рытвинах, и Джон
Бродрик, которого бросало  из стороны в сторону в  почтовой карете,  крикнул
кучеру, чтобы тот ехал поосторожнее, а не то им обоим придется провести ночь
в канаве и, к тому же, остаться без ужина.
     Все вокруг постоянно говорили о том, что нужно  построить новую дорогу,
однако дело ограничивалось одними разговорами,  и правительство пока еще  не
прислало на строительство дороги ни единого пенни.  Все бремя расходов ляжет
в конце  концов на него  и  других  землевладельцев.  Беда только в том, что
никто из них не спешил опускать  руку  в карман,  а если их  вынуждали,  они
делали это с такой неохотой,  столько  бывало жалоб на  тяжелые  времена, не
уплаченную  вовремя ренту  и нерадивых арендаторов, что проще было  поберечь
собственное время  и  нервы  и прекратить  всякие разговоры,  а  дорога  тем
временем окончательно разрушалась, так что ездить было не лучше,  чем просто
по Килинскому болоту.
     Тем временем в Слейне скоро должны были состояться выборы,  и если Хейр
хочет сохранить свое место  в парламенте - а он несомненно этого хочет, - то
Бродрик будет вынужден ему объяснить, что голоса отдаются не  просто так, не
за  то, чтобы  министры  сидели  себе  в Лондоне, сложа  руки, нисколько  не
заботясь о том, что делается у них в округе.
     Как мало у нас энергичных людей, если как следует подумать. Дело тут не
в самомнении,  но он  не  может назвать  ни  одного человека, который был бы
способен сделать то, чего он, не далее  как сегодня, добился в Эндрифе, да и
вообще,  кому  бы  могло  прийти  в  голову,  что  такое  возможно?  Слишком
рискованно, говорил поначалу старик Роберт Лэмли,  качая головой  и выдвигая
одно  возражение за другим  - они ведь не смогут оправдать расходы и вернуть
назад свои деньги, они разорятся, и им придется продавать землю.
     - Рискованно? - возражал ему Бродрик. - Ну конечно, риск в этом есть. А
с другой стороны, разве  каждый человек  не  рискует сломать себе шею, стоит
только  ему выйти  из дома?  Я допускаю, что  заложить шахту  непросто,  это
связано с  немалыми  расходами: потребуются  механизмы,  рабочая  сила, да и
грунт  здесь совсем  не тот,  что в Корнуоле, это надо  признать, - ведь там
руду можно просто  грести лопатой и грузить  на тачки,  тогда как  у  нас ни
одной унции не получишь без применения пороха. Но медь у нас есть, она наша,
только бери. Вчера мы осматривали участок вместе  с неким мистером Тейлором,
это  один  из самых  знающих директоров на Корнуольских шахтах, и  он вполне
разделяет  мое мнение о наших местах.  В моей земле,  так же как  и в вашей,
зарыто целое  состояние, мистер Лэмли. Если вы согласны образовать компанию,
которую  я  собираюсь  возглавить,  -  причем  вы  сами  могли  убедиться на
основании  условий, разработанных моим  агентом,  которые я  вам только  что
показал, что я рискую гораздо больше, чем вы, -  я вам гарантирую, что через
несколько лет  ваши  доходы от разработки меди превысят тысячу фунтов в год.
Если же вы  не хотите принять участие в нашем соглашении, то больше не о чем
говорить.
     Он встал со своего кресла,  собрал  бумаги и сделал знак своему агенту,
что обсуждение на этом заканчивается. Не успел он дойти до середины комнаты,
как Роберт Лэмли вернул его назад.
     - Мой дорогой Бродрик,  зачем так торопиться? Ведь мне, для того  чтобы
принять окончательное решение, необходимо уточнить кое-какие детали.
     Они  снова  сели к  столу  и еще раз  обсудили  то,  что  двадцать  раз
обсуждали до этого, причем Лэмли никак не мог успокоиться и пытался добиться
более высокого процента. Наконец контракт был  подписан, документы скреплены
печатями,  а  сделка  -  крепким  рукопожатием, и  в честь  этого события  в
старинной  библиотеке  замка  Эндриф  было подано угощение. Джону  Бродрику,
которому  удалось, наконец, добиться  своего,  не  терпелось  поскорее уйти,
однако ему пришлось остаться и побеседовать с хозяином.
     - Я надеюсь, -  сказал он, - что вы  заглянете к нам в  Клонмиэр, когда
дела приведут вас в Дунхейвен. Мои  дочери  будут рады вас приветствовать, а
сыновья предоставят вам возможность поохотиться.
     Старик  Лэмли,  очень  довольный,  что  ему  удалось  выторговать  свои
двадцать процентов доходов  от будущей шахты, и оттого особенно  любезный, в
свою очередь  пригласил  молодых Бродриков в  Дункрум пострелять  фазанов  и
зайцев в любое время, когда им угодно будет приехать.
     Джон  Бродрик окликнул кучера  и уже забирался в почтовую карету, когда
его окликнул Саймон Флауэр, зять Лэмли, который только что вернулся с охоты,
забрызганный  грязью  с  головы  до  ног,  и стоял,  обнимая за  талию  свою
двенадцатилетнюю дочь.
     - Ну и как? - спросил он с широкой улыбкой на красивом цветущем лице. -
Удалось ли вам заставить старика написать свое имя на ваших бумажках?
     - Мы  образовали  компанию по разработке  меднорудного месторождения на
Голодной  Горе, если вы имеете  в виду именно это, -  холодно отозвался Джон
Бродрик.
     - Вот как? И всего за несколько часов? - удивился Флауэр. - А я вот уже
пятнадцать лет  пытаюсь его  уговорить заменить  несколько  черепиц на крыше
замка.  Ведь во время дождя, даю вам честное слово, вода хлещет прямо мне на
голову, когда я лежу в постели, а того, что он мне  дает, не хватит даже  на
то, чтобы замесить раствор.
     - Через год-другой у вас будет достаточно  денег на  то, чтобы обновить
всю крышу  и вдобавок пристроить новый флигель, если вам захочется, - сказал
Бродрик.
     Саймон Флауэр поднял глаза к небу, изображая притворное смирение.
     - Этого мне не позволит совесть, - заявил он, - и должен вам сказать со
всей  прямотой,  мой  дорогой  мистер Бродрик:  если  я буду знать, что медь
добывается потом  и кровью молодых рабочих и  детей,  я  не трону ни  одного
пенса из денег моего тестя; пусть лучше сама крыша упадет мне на голову.
     Джон  Бродрик  смотрел  на   эту   пару  из  окна  кареты:  беззаботный
улыбающийся Саймон, его ровесник, который в жизни не ударил пальцем  о палец
и спокойненько жил на деньги  своей жены,  и хорошенькая цветущая  девочка с
чуть раскосыми глазами, которая смеялась, стоя рядом с отцом.
     - Я  бы вам посоветовал стать  одним из директоров компании,  Флауэр, -
сказал он. -  Это серьезное занятие, отнимающее несколько часов каждый день:
нужно  наблюдать  за  работой  в  шахтах, следить за порядком среди рабочих,
ездить два  раза в  год в Бронси на медеплавильный завод и делать еще многое
другое.
     Саймон Флауэр покачал головой и вздохнул.
     - Мне очень жаль, что вообще собираются закладывать  эту шахту. Нам она
не  нужна,  мы  и без  нее хорошо  живем.  Зачем вам понадобилось лишать нас
покоя,  зачем нужно, чтобы  рабочие  надрывались,  добывая  руду,  а  бедная
старушка-гора сотрясалась от взрывов?
     Джон Бродрик пошевелился, удобнее устраиваясь в карете.
     - Я верю в прогресс, хочу дать работу всем этим беднягам, которые здесь
влачат самое жалкое существование, хочу заработать деньги, чтобы  обеспечить
своих детей и детей моих детей, когда я умру.
     -  Ну,  знаете,  - сказал  Флауэр, -  они не скажут вам за это спасибо.
Ладно,  Бродрик, давайте, стройте свою шахту, зарабатывайте деньги, а я буду
сидеть  себе  спокойно и пользоваться проистекающими из этого благами. -  Он
улыбнулся и  поцеловал дочь, прижав к груди ее головку.  - Подумайте  о том,
сколько  измученных рабочих будут  копаться  в недрах  горы ради того, чтобы
обеспечить нам покойную жизнь. - Он засмеялся и, сняв шляпу, весело  помахал
Бродрику на прощанье.
     Как  это типично,  думал  Джон Бродрик, глядя на противоположный  берег
залива  Мэнди-Бэй, все они похожи друг  на друга, все или почти все  в  этих
краях:  безответственные, безразличные  ко  всему,  думают  только  о  своих
собаках и лошадях, полгода проводят  на континенте, жарятся там на солнышке,
а остальное  время зевают,  сидя в четырех стенах. Собственные арендаторы их
презирают, земля Бог знает в каком  состоянии, да к  тому же еще закладывают
за галстук - к двум часам дня уже навеселе.
     Он без  труда  выкинул  Саймона Флауэра  из головы, поскольку испытывал
презрение к людям, которых не понимал, и,  глядя на длинные волны Атлантики,
врывающиеся в Мэнди-Бэй, он пытался представить себе корабли, которые вскоре
повезут руду от пристани в Дунхейвене, вдоль побережья, а потом через пролив
в  Бронси.  Транспортировка -  это самая  трудная  часть всего  предприятия,
поскольку гавань сильно мелеет во время отлива, и  суда почти что садятся на
дно,  а  в плохую  погоду они  вообще не могут  никуда  двинуться  по  целым
неделям. Он вспомнил, как они -  бедная Сара была тогда еще жива- застряли в
Мэнди больше, чем на три недели из-за  погоды,  потому что  капитан не хотел
подвергать  риску свое  судно  -  дул  юго-западный  штормовой  ветер, и  он
отказывался пускаться  в путь  даже на небольшое расстояние,  а дороги  были
такие скверные, что Саре в ее положении, когда вот-вот должна была появиться
на свет Джейн, ехать по ним было совершенно невозможно.
     Нет, летом судам придется работать, не теряя времени, поскольку зимой в
делах неизбежно  будет наблюдаться некоторый застой, и  он с удовлетворением
подумал, что пару недель  тому назад он заприметил на верфи в Слейне два-три
отличных судна - одно из них только-только закончено,  даже краска на нем не
высохла, - которые можно было бы купить по сравнительно недорогой цене, если
отправиться туда, не теряя времени, пока не  распространились слухи  о новой
компании.  Оуэн   Вильямс,  что  живет  по  ту  сторону  воды,  тоже   будет
присматривать подходящее судно у себя. Как удачно, что он, Бродрик, заключил
такое  выгодное соглашение  с фирмой по транспортировке  руды  и доставке ее
медеплавильным  компаниям.  Он  предполагал,  что  в  последующие  годы  ему
придется достаточно часто бывать  в Бронси, и  решил, что  необходимо купить
небольшой  домик  где-нибудь поблизости от  порта,  поскольку жить  в  самом
Бронси  неудобно. К  тому  же  это  внесет  некоторое разнообразие  в  жизнь
дочерей. Клонмиэр  достаточно уединенное место, он отрезан от всех возможных
удовольствий,  и  теперь,  когда  девочки  подросли, они  начинают  об  этом
поговаривать,  особенно Элиза.  Мальчики  -  совсем  другое  дело.  Для  них
Клонмиэр -  это  каникулы,  они  приезжают  туда  из Итона  и  Оксфорда,  но
девочки... не могут же они гоняться за зайцами на острове Дун или бродить по
колено в воде, охотясь на бекасов.
     Карета  проезжала мимо маленькой церквушки в Ардморе -  она была как бы
совеобразным  маяком   на  берегу  моря,  самый  дальний  форпост  обширного
дунхейвенского  прихода, и  теперь  дорога  стала круто  подниматься вверх к
подножью Голодной Горы. Джон Бродрик крикнул кучеру, чтобы тот остановился.
     - Подожди меня минутку, я долго не задержусь.
     Он  стал взбираться на  холм в сторону  от дороги, и через  пять минут,
когда молодой кучер и карета скрылись  из глаз, подошел к месту расположения
будущей  шахты. Он постоял там, оглядываясь  вокруг, заложив руки за  спину.
Трудно  себе  представить,  что пройдет  всего  несколько  месяцев, и  будет
заложена   шахта,   появятся   трубы   и    прочие   мрачные   свидетельства
промышленности; там, где сейчас  нет  даже тропки,  будет  проложена дорога,
один за другим появятся сараи, лачуги шахтеров, застучат и загудят машины.
     А  сейчас  здесь  гнулась  от ветра жесткая  трава, солнце, выглянув на
секунду  из-за облаков, осветило  покрытые  лишайником скалы, которым вскоре
суждено было взлететь на воздух; перед ним вдруг  вылетел из травы  бекас  и
взмыл  в  небо.  Джон Бродрик  поднял  глаза  -  над ним простиралась  дикая
нетронутая громада Голодной Горы, вершина  которой утопала в тумане. Он знал
эту гору во всякое время года, в любом ее настроении. Зимой, когда Дунхейвен
стоял еще нетронутый морозом, вершину Голодной Горы покрывала снежная шапка,
а озеро, расположенное недалеко от вершины,  было  затянуто тонким ледком. А
потом  наступал февраль со своими  бурями  и ливнями,  скрывая  Гору завесой
густого  тумана до самой  весны, когда в один прекрасный день  ты просыпался
навстречу  утру несказанного  блеска,  сулящего надежду  и обещание;  воздух
исполнен влажности, столь нежной и  заманчивой, что другой такой не найдется
ни в каком  ином месте  на  земле, только здесь, в родных краях, и вот перед
ним  снова Голодная Гора,  она сверкает и улыбается под голубыми  небесами -
туман рассеялся, бури забыты, и появляется неодолимое  желание забросить все
дела  и заботы добросовестного хозяина; она напоминает о  том, что на  свете
существуют бекасы и зайцы, за которыми следует охотиться; что  в водах озера
водится рыба и что  есть  на свете теплая густая  трава,  на  которую  можно
улечься и заснуть, греясь в лучах солнца.
     Да, и  жаркие летние дни, тишина  и  покой, в  небе парит  ястреб,  над
гладью озера порхают бабочки, едва не  касаясь  поверхности  воды, купанье в
озере  - он  помнил со  времени своего детства, какая там чистая  прохладная
вода.
     А теперь  скрытые богатства Голодной Горы будут,  наконец, извлечены на
поверхность, ее  сила будет взнуздана, сокровища  перейдут  в  руки людей, а
тишину нарушат во имя прогресса. Нужно, чтобы силы природы служили человеку,
думал Бродрик,  и в один прекрасный  день  этот край,  нищий и  заброшенный,
займет  свое законное место  среди богатых стран мира. Это произойдет не при
нем  и даже не  при его сыне или сыне его сына.  Но когда-нибудь,  лет через
сто, это может осуществиться.
     Снова набежавшее облако  закрыло солнце,  Джону Бродрику  на руку упала
капля дождя, он повернулся  спиной к Голодной Горе и стал спускаться вниз на
дорогу.
     Подходя к карете, он увидел человека, который стоял на дороге, поджидая
его. Это  был высокий сгорбленный старик лет шестидесяти, он тяжело опирался
на   палку;  его  светлые  голубые  глаза  составляли  странный  контраст  с
загорелым,  почти  коричневым  лицом. Увидев Джона Бродрика,  он  улыбнулся,
однако  в  его  улыбке  не было  ни  радости,  ни  сердечного  расположения,
казалось, что она родилась  из какого-то  скрытого недоброго  веселья.  Джон
Бродрик приветствовал его коротким кивком головы.
     -  Добрый день, Донован, -  сказал он. - Далеко  ты  зашел от дома  при
больной-то ноге.
     - Добрый день, мистер Бродрик, - ответил старик. - Что до моей ноги, то
она привыкла  бродить  по  горам и  дорогам и  служит мне исправно. Как  вам
нравится участок, который вы выбрали для новой шахты?
     - Откуда ты знаешь о новой шахте, Донован?
     - Может  быть,  мне  рассказали о ней феи, -  сказал Донован, продолжая
улыбаться и почесывая голову набалдашником трости.
     - Ну что же, сейчас уже не важно, пусть себе знают, кто хочет, - сказал
Бродрик. -  Да, здесь,  на  Голодной  Горе, будет  рудник. Только сегодня  я
подписал соглашение с  мистером  Лэмли из Данкрума, и  мы собираемся  начать
работы незамедлительно.
     Человек  по имени  Донован  ничего не ответил.  Он  смотрел с минуту на
Бродрика, а потом перевел взгляд вверх, на гору.
     - Мало хорошего принесет вам это дело, - заметил он наконец.
     - Это мы как раз собираемся выяснить, - коротко отозвался Бродрик.
     -  Я говорю совсем не о  деньгах,  их-то  вы получите, целое состояние,
наверное,  -  сказал его  собеседник, презрительно  махнув рукой. - Об  этом
позаботится медь, она обогатит вас, вашего  сына и ваших внуков тоже,  в  то
время как  я и мои родственники будем все беднеть и беднеть на жалком клочке
земли,  который  у  нас  остался. Я думаю  о тех  неприятностях, которые вам
придется претерпеть.
     - Надеюсь, мы сумеем с ними справиться.
     -  Надо  было  сначала  спросить разрешения  у Горы, мистер  Бродрик. -
Старик  указал тростью на каменную громаду, которая возвышалась над  ними. -
Можете  смеяться,  сколько вам угодно, - сказал он, -  можете кичиться своим
оксфордским образованием, своими книгами и  прогрессивными замашками, своими
сыновьями  и дочерьми,  которые ходят  по Дунхейвену так,  словно  он создан
исключительно для  их удовольствия, но  только я вам  говорю, что шахта ваша
превратится  в руины, дом будет  разрушен, дети забыты, а, может,  наоборот,
покрыты  позором, а вот Гора будет стоять,  как стояла, - вечным  проклятием
вашему роду.
     Джон  Бродрик стал садиться в карету, не обращая внимания на этот поток
красноречия.
     - Возможно, - сказал  он, - мистер Морги Донован не  откажется получить
свою долю  в этом руднике, приобретя несколько акций,  и  тогда не будет так
явно демонстрировать свое неудовольствие. Я буду платить хорошие деньги тем,
кто  станет работать на руднике. Если твои сыновья захотят потрудиться, хотя
бы для разнообразия, я с удовольствием возьму их на работу.
     Старик презрительно сплюнул на землю.
     - Мои сыновья никогда не работали на хозяина, -  сказал он, - и никогда
не будут,  пока я жив. Разве вся эта земля не принадлежит по праву нам, да и
медь тоже, и разве не могли бы мы забрать ее обратно, если бы захотели?
     - Дорогой мой Донован, - нетерпеливо проговорил  Бродрик, - ты живешь в
прошлом, во времени, по крайней  мере, двухсотлетней  давности,  и говоришь,
как слабоумный. Если  вы хотите получить медь, почему бы вам не организовать
компанию, не нанять рабочих, не привезти сюда машины?
     - Вам отлично известно, что я  бедный человек, мистер Бродрик.  А кто в
этом виноват, как не ваш дед?
     - Боюсь,  что  у меня нет времени обсуждать старые распри, Донован.  Их
лучше  позабыть. Всего тебе хорошего.  -  И джон  Бродрик сделал знак кучеру
ехать дальше,  оставив старика на дороге, где тот продолжал стоять, опираясь
на трость и больше уже не улыбаясь.
     Когда карета перевалила через гору, Джон Бродрик посмотрел вниз, окинув
взором  открывшуюся  перед  ним  картину.  Там,  по  другую сторону  залива,
виднелась гавань Дунхейвена, остров  Дун в ее горловине, а за Дунхейвеном, у
самого конца залива, стоял его замок Клонмиэр, подобно часовому, охраняющему
окрестные воды.
     Карета с грохотом спустилась  с холма, въехала в город, пронеслась мимо
гавани, распугивая скотину  и гусей и на рыночной площади, чуть  не задавила
собаку, которая  с  лаем бросилась на  ее  колеса, и  только  чудом не сбила
босоногого мальчугана, пытавшегося загнать в дом  курицу;  мимо  почты, мимо
лавки  Мэрфи  выехала  из  деревни  и,  миновав  редкие  домишки Оук-Маунта,
направилась к въездным воротам, возле которых  стоял дом для сторожа. Ворота
были открыты,  и он нахмурился, потому что именно из-за подобной небрежности
его скотина в  прошлый  раз оказалась на  болоте;  коров захватили работники
Морти  Донована и поставили на  них  клеймо своего хозяина,  что  еще  более
усугбило неприязненные отношения между двумя семьями, и  он решил при первой
же  возможности  серьезно поговорить с  вдовой Грини, которая жила в лоджии,
напомнив,  что ей поручен  ответственный пост и  что  если она не  оправдает
оказанного ей доверия, то среди арендаторов найдется достаточно желающих его
занять, и они будут выполнять свои обязанности гораздо лучше.
     Проехав через парк и в