ись жгучей тревогой, паническим ужасом, отчаянием. Он
прибавил шагу;  сердце его усиленно колотилось, он уже не различал очертания
предметов, а инстинкт подсказывал ему, что надо бежать. К счастью, последние
проблески сознания сдерживали его;  он  шел  медленно,  как автомат,  толкая
людей и натыкаясь на стены домов.
     - Глядите!  - воскликнула какая-то женщина. - Парень, должно быть, пьян
или ослеп...
     А Ясю,  когда он слышал это,  казалось, что кто-то сдавил ему горло; но
он  все-таки  не  прибавил шагу и  спустя несколько минут очутился на  менее
людной  улице.  В  воротах одного  из  домов  он  увидел худенькую девушку с
ведром, полным воды, и сказал:
     - Пить!..
     Девушка дала ему попить и с улыбкой что-то ответила, но он ее не понял.
Когда она отошла, Ясь задумчиво поднял голову и увидел дощечку с надписью:

                                   Приют

     Это был дом для бедных детей,  но  не для таких бедняков,  как он.  Ясь
знал об этом; скрепя сердце он отвернулся и побрел дальше. Куда?..
     На  Варецкой площади  он  остановился перед  огромной больницей.  Здесь
находили убежище те, над которыми тяготела рука смерти. Но над Ясем тяготела
лишь его сиротская доля и  обвинение в  краже,  поэтому он  опустил голову и
пошел дальше.
     Резкий встречный ветер заставил мальчика свернуть налево, и он очутился
в пустынном и тихом переулке. Он утратил нить своих мыслей, власть над собой
и стал подобен листу, который порывами ветра бросает из стороны в сторону.
     В  районе Нового Свята его заставил очнуться непривычный шум:  какие-то
люди  гурьбой шли  за  двумя  молодчиками,  которые вели  под  руки  жалкого
оборвыша.
     - Что случилось? - спросил Ясь, не ожидая ответа.
     - Пьяного ведут в участок, - сказал кто-то из толпы.
     Мальчик подумал:  бедные дети находят пристанище в  приютах,  больные в
больницах, пьяные в участках...
     Но  какое же  уготовано место ему  -  несчастнейшему из  всех  детей на
свете... Разве что тюрьма!
     Ясь очень устал:  ноги у него дрожали,  колени подгибались, руки больно
ломило.  Его  тошнило  от  голода,  клонило ко  сну,  тянуло  отдохнуть хоть
минутку,  но  где  же?  Места в  приютах,  больницах и  участках были заняты
другими, а идти в тюрьму он не хотел.
     И  вот,  уже  в  каком-то  помрачении ума,  боясь остановиться хоть  на
минуту,  то  и  дело  спотыкаясь на  выбоинах  тротуара,  осиротелый ребенок
обратил свой взор к мостовой,  по которой вереницей неслись санки и экипажи,
- и  в  свои всего-навсего одиннадцать лет внезапно подумал о  самоубийстве.
Тотчас он  представил себе,  как  больно топчут его конские копыта,  услышал
глухой хруст собственных костей,  но не испугался:  так человек,  мучаясь от
зубной боли,  скорей с  облегчением,  чем со страхом,  думает о  предстоящей
операции. Экипажи и санки роились перед его глазами, как мухи в летний день.
Ясь остановился. Какой-то прохожий мимоходом оттолкнул его на край тротуара,
другой -  с  края  на  мостовую.  Издалека быстро приближались большие сани,
запряженные четверкой лошадей.  Мальчик шагнул  вперед,  машинально повернул
голову - и увидел над собой гигантскую фигуру Христа, который, склонившись к
Ясю, протягивал руку, словно говоря: "Что ты делаешь?.."
     У ног страдальца,  который так любил детей, Ясь заметил открытую дверь;
он повернул от мостовой и  вошел в подземную часть костела.  Обитель мертвых
дала приют измученному ребенку.
     Миновав узкий коридор, Ясь очутился в подвале: выискав там самый темный
уголок,  он присел на подножку поломанного катафалка и прислонился головой к
стене. В подземелье находилось несколько гробов с покойниками разного пола и
возраста.  Рядом лежала какая-то женщина, чуть подальше - маленькая девочка.
"Мать и Антося..." -  подумал Ясь, но тут же отогнал эту мысль. Воспоминания
тяготили его,  у него не было теперь ни сил,  ни желания предаваться им,  он
наслаждался тем, что сидит, что ему тепло. Вскоре он заснул.
     Проснувшись,  Ясь  нащупал  пальцами  лежавшей на  подоле  пальто  руки
какой-то маленький предмет -  плоский и круглый.  Кровь бросилась ему в лицо
при мысли,  что это может быть монетка.  Действительно, оторвав подкладку от
грубого сукна,  он нашел пять грошей,  которые бог знает с  каких пор лежали
там, чтобы объявиться именно тогда, когда он больше всего в них нуждался.
     На дворе уже смеркалось.  Ясь купил три сайки,  съел их, запил водой из
крана и снова отправился в странствия.
     Передышка  приободрила  его.   Он  выспался,   поел  и  теперь,   чтобы
развлечься,  принялся рассматривать витрины магазинов.  В  одной  он  увидел
красивые платья,  в других -  ювелирные изделия,  фрукты,  игрушки... Дольше
всего он  задержался перед магазином колониальных товаров,  где  за  стеклом
витрины сидел фарфоровый китаец, кивавший головой и высовывавший язык.
     Фигурка эта  понравилась Ясю,  и  его  заинтересовало:  какой  механизм
запрятан там внутри? Вдруг он услышал смех...
     - Хе-хе-хе!
     Позади  Яся  стоял  худой,  изможденный рабочий;  уставившись безумными
глазами в лицо китайца,  он смеялся,  но так странно и так страшно,  что Ясь
кинулся прочь от окна.
     "Почему эта игрушка понравилась только ему и мне?  -  думал мальчик.  -
Почему он  такой жалкий,  а  смех его так ужасен?  Что он  ел сегодня?  Тоже
только сайки?.. Где он будет спать?.. О, боже! А я?"
     И  снова начались бесцельные скитания.  Мало-помалу закрылись магазины,
движение  на  улицах  замирало,   фонари  гасли.  Иногда,  пройдя  несколько
кварталов, можно было услышать только торопливые шаги одинокого прохожего да
протяжные зевки  сторожа.  Стук  извозчичьих дрожек долетал совсем издалека.
Наконец все затихло.  На далекой башне часы пробили один раз,  на всей улице
светилось только два окна.
     - Что же делать? - шептал Ясь. - Что же делать?..
     Он поглядел на небо;  с одной его стороны еще сверкали звезды, а другая
покрылась густыми тучами.  Неужели это те самые звезды,  которые он когда-то
видел?..
     Ночь в  большом и шумном городе возбуждает особого рода страх.  Ясь так
сильно поддался этому страху,  что не смел сдвинуться с  места;  собственные
шаги пугали его. Он прислонился к столбу газового фонаря и, заломив ручонки,
простонал:
     - Я один!..
     Он преувеличивал: в тот же самый момент до него донесся какой-то шорох.
Шорох этот становился все слышнее,  иногда почему-то  затихал...  Ясь напряг
зрение и увидел собаку, бежавшую по мостовой.
     Следом за  этой собакой,  искавшей еды в  ночном мраке,  Ясь прошел еще
несколько улиц.  Было  совершенно темно,  и  мальчика клонило  ко  сну.  Его
страдания,  физические и моральные, достигли наивысшей точки; страшнее всего
было чувство полнейшего одиночества. Ясь знал, что он одинок, и более того -
что на всем свете, наверно, нет еще другого столь же несчастного существа.
     Но он ошибся и на этот раз.  Пройдя еще несколько шагов,  он различил в
мерцающем свете фонаря тень,  прислонившуюся к каменной стене.  Он осторожно
приблизился и увидел женщину, сидевшую на ступеньках у входа в магазин.
     - Кто здесь? - спросил Ясь.
     - Это я,  с ребенком!..  - испуганно ответила женщина. - Я не собираюсь
делать ничего дурного...
     - Ночуете здесь?
     - Да... отдыхаем. До дому далеко.
     Ясь сел рядом с ней.
     - Вы из этого дома? - спросила теперь женщина.
     - Нет, - тихим голосом сказал смущенный Ясь.
     - Вы, может быть, опоздали на поезд?..
     Мальчик промолчал.
     - Тепло сегодня,  - сказала женщина, а потом оперлась головой о стену и
закрыла глаза.
     Ребенок спал.  Ясь прикоснулся к его голой ручке и вздрогнул.  Она была
сморщенная и холодная,  как тот птенец, который когда-то по его вине лишился
жизни.
     Тотчас ему пришло в  голову,  что бог наказал его за смерть птички.  Он
вспомнил прекрасное,  круглое гнездышко и невольно сравнил его с этим жалким
гнездом из тряпок, на которых лежал человеческий птенец.
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     Вскоре на одной из улиц города милосердный сон, врачеватель страждущих,
убаюкал  трех  бездомных  бедняков,  прикорнувших  на  грязных,  обледенелых
ступеньках.

                И у Него также нет над головой крыши,
                У Того, кто собой заполняет бесконечность...
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     Действие происходит на следующий день в полдень.
     Близ Вислы,  среди лепящихся друг к другу деревянных домов,  на большом
дворе мы видим две фигуры: некой пани Вероники и некоего Антека.
     По заверениям пани Вероники,  бог создал ее светской дамой, но злой рок
низверг с высоты салонов до скромного положения мусорщицы.  В соответствии с
ее  нынешним званием,  пятидесятилетняя Вероника таскала на  спине  мешок из
грубой холстины,  а  рука  ее  опиралась на  деревянную кочергу с  изогнутой
железкой на конце,  представлявшей собой крючок в  форме семерки.  Добавим к
этому высокий рост при  сутулой фигуре,  лицо,  запечатлевшее следы борьбы с
превратностями  судьбы,   несколько  прядей   седеющих  волос,   наряд,   от
разрушительного действия времени превратившийся в  лохмотья,  и  мы  получим
точный портрет дамы, которая в настоящий момент выкрикивает во дворе звонким
сопрано, напоминающим итальянскую оперу:
     - Костьи!.. костьи покупаю!..
     Антек,  который стоит шагах в пятнадцати от нее,  - это молодой человек
неопределенных лет -  так между шестью и двадцатью.  Он является обладателем
побывавшего в  употреблении военного  мундира,  которому  можно  поставить в
упрек лишнее количество дыр в местах, свободных от пятен, а также отсутствие
пуговиц,  воротника и одной полы.  Его голову изящно украшает фантастическая
гарибальдийская шляпа,  левую ногу -  башмак,  правую - высокий сапог. Кроме
того,  Антек очень мал ростом,  худ,  лицо у него желтоватое, волосы редкие,
нос как вишня и  репутация законченного негодяя.  Когда-то  он был на добром
пути и разносил по домам газеты;  однако,  с тех пор как он продал несколько
экземпляров в свою пользу,  выбросив остальные в сточную канаву,  литература
лишилась в его лице полезного деятеля.
     Вот уже несколько часов,  как любезный Антек скучал:  во-первых, у него
что-то  "свербило внутрях",  а  во-вторых -  недоставало приятного общества.
Поскольку  рослая  мусорщица  обладала  некоторой  притягательностью,  Антек
подошел к ней и затянул плаксивым голосом:
     - Моя пани!.. Моя золотая пани!..
     Издавая эти жалобные стоны,  он держал руки в дырках,  выполняющих роль
карманов, и терся плечом о бедро нашей светской дамы.
     - Чего тебе надо,  оборвыш?  -  добродушно спросила дама.  - И говори в
левое ухо, потому что на правое я не слышу!
     Когда она нагнулась, Антек заорал во всю глотку:
     - Дайте же мне табачку!.. Моя пани, золотом одетая!
     - А зачем тебе табак?..
     - А  затем,  моя пани,  что я  как посмотрю на  "семерку",  так у  меня
начинает щипать в носу,  а чихнуть не могу! - крикнул парень и еще развязнее
прижался к ее бедру.
     От  такой дерзости пани  Вероника вскипела гневом и,  взмахнув крючком,
воскликнула:
     - Чтобы тебя  переехали!  Чтоб тебе сдохнуть,  мерзавец!..  Вешалка для
шляпы!
     - Иги-и!  -  пронзительно взвизгнул сорванец,  отступая в  сторону и не
вынимая рук из карманов.
     - У тебя от "семерки" в носу щиплет? - негодовала дама. - Да валяйся ты
сам в мусорной куче, я бы тебя не подобрала, рвань ты этакая!..
     - Ишь  какая барыня!..  -  заметил парень,  презрительно сплюнув сквозь
зубы.
     Увидев это, дама крикнула в величайшем гневе:
     - О, боже милосредный! Да разве есть справедливость на этом свете, если
этакий отброс задирает честных людей на  улице да еще плюется!..  Погоди,  я
еще увижу,  как тебя в Старом Мясте клеймом припечатают,  если только раньше
собаки не сожрут...
     Оскорбленная дама, отругиваясь, направилась к помойке. Антек же, увидев
глыбу песчаника,  сел  на  нее  и  принялся точить нож  с  выражением такого
равнодушия и скуки, какому могли бы позавидовать самые высокородные господа.
     В  этот момент во  двор вошел Ясь.  Боязливо поглядев вокруг и  заметив
мусорщицу, он подошел к ней и тихим голосом сказал несколько слов.
     - А ну-ка,  убирайся отсюда!..  -  рявкнула все еще взволнованная дама,
накинувшись на  сироту.  -  Я  тебе такого задам табака,  что  башка у  тебя
отлетит прочь, даже "Полицейская газета" не сыщет!..
     Перепуганный Ясь пустился наутек; видя это, Антек крикнул:
     - Эй ты... балда!.. Поди сюда!
     Ясь неуверенным шагом приблизился к уличному мальчишке и остановился на
некотором расстоянии.
     - Чего  тебе  надо  от  этой побирушки,  которая приходится родней всем
мусорным ямам в Варшаве? - спросил его Антек.
     - Я  хотел узнать,  нет  ли  у  нее  для  меня  какой-нибудь работы,  -
поколебавшись, ответил Ясь.
     - А  откуда ты  взялся?  -  допытывался Антек,  подозрительно оглядывая
довольно приличное платье Яся.
     - Из города.
     Ответ, видимо, удовлетворил мальчишку, так как он продолжал допрос:
     - Зачем тебе работа?
     - Мне хочется есть.
     - Фью!  Фью!  -  свистнул шалопай, а потом добавил: - Если бы ты продал
свой лапсердак, так нам бы обоим хватило еды на неделю.
     - Лучше бы работать, - прошептал Ясь.
     Антек сунул нож в карман и задумался.
     - Может,  ко мне пойдешь на службу?  - вдруг сказал Антек, пронзительно
глядя на Яся. При этом он задрал голову вверх, так как был ниже Яся.
     - А что же ты за птица? - спросил удивленный Ясь, улыбнувшись, хотя ему
хотелось плакать.
     Вопрос этот,  видимо,  задел бродягу;  почесав место, где положено быть
воротничку, он с достоинством заметил:
     - А ты знаешь,  слюнтяй,  что через мои руки прошло уже с десяток таких
дураков,  как ты?  Ты что думаешь?..  Наймись ко мне и  получишь еду и такое
место для спанья, что в трескучий мороз вспотеешь!
     - Хм! Попробую... - сказал Ясь после недолгого размышления.
     - Ну  что  ж,  ударим по  рукам!  -  воскликнул Антек и,  изо всей силы
хлопнув Яся по ладони,  добавил:  -  Иди за мной и  тогда узнаешь,  что я за
птица!..
     Они вышли вдвоем и,  миновав несколько незастроенных уличек,  добрались
до  землянки,  окруженной полуразрушенным забором.  Здесь  Антек  велел  Ясю
подождать, а сам вошел во двор.
     Во дворе стояла тележка,  высилась изрядная куча песку,  а рядом с ней,
как  солдат  на   часах,   прогуливался  коренастый  рыжеволосый  мужчина  в
полушубке,  с  выражением философического спокойствия на лице,  впрочем,  не
отличавшемся одухотворенностью.
     Антек ступал неслышно,  как  волк,  имея,  видимо,  основания опасаться
этого  крепко  сложенного мужчины.  Не  слишком отдалившись от  калитки,  он
остановился и крикнул:
     - Пан Мартин!.. Бонжюр!..
     Детина  медленно  повернулся,  внимательно  поглядел  на  мальчишку  и,
сдвинув шапку с затылка на лоб, ответил:
     - Проходи стороной!..
     - А что, не вернул вам Валек мешочки, ворюга этакий? - спросил Антек.
     - Ты сам вор!  Ты ему эти мешки продал за рюмку водки, хотя они были не
твои.
     Ответ этот немного успокоил мальчика,  и  он осторожно стал выходить на
середину двора, говоря:
     - Врет,  как собака!..  Разрази меня матерь божия...  Сам у  меня мешки
вырвал,  да еще так в глаз стукнул,  что пришлось идти к доктору... Чтоб мне
провалиться!
     По слабости умственного развития пан Мартин не мог решить,  верить этой
странной истории или нет. Тем временем Антек подошел к куче песка и, ткнув в
нее ногой, сказал с воодушевлением:
     - Будь у меня мешки... Эх! Я бы в один миг продал всю эту кучку.
     - Дай залог, тогда одолжу мешки.
     - Угу! Вы, я вижу, тоже шутник, пан Мартин! - говорил Антек, топчась на
месте и засовывая руки в рукава. - У меня рубахи нет, а вы залог требуете!
     - А куда же ты ее девал? - с любопытством спросил Мартин.
     - Потерял на Краковском Предместье.  Не поверите, снимаю я свой балахон
- и вдруг эта стерва рубаха сваливается с меня на землю, и будь здоров. Черт
бы ее побрал!
     Пан Мартин, почесав голову, сказал:
     - Фу!..  И  мешки я  тебе дал бы,  и песок отпустил бы в долг,  если бы
знал, что ты меня не обворуешь...
     - А моя честь что -  собака? - крикнул обиженный Антек. - Разве не имел
я дела с порядочными людьми? О! И еще с какими!
     - Ну! Ну!.. - проворчал Мартин и пошел в землянку.
     - И веревку прихватите тоже, потому что я в зубах не потащу ведь...
     - Так у тебя,  болвана,  даже веревки нет?  -  удивлялся Мартин,  качая
головой.
     - А откуда ей у меня быть?.. - возразил мошенник. - Ведь в ломбарде еще
не было аукциона.
     Несколько минут спустя пан Мартин,  наполнив песком два мешка, подвязал
их Антеку на спину, напутствуя его следующими словами:
     - Только  попробуй  потерять что-нибудь  или  покупать у  другого  кого
песок, а не у меня, я тебя так поблагодарю, что зубов не досчитаешься!..
     - И-и-и-и-и!  -  взвизгнул Антек на прощание, одновременно давая сигнал
Ясю.
     Когда Ясь подбежал на призыв, Антек перевалил мешки на него, говоря:
     - Ну  как,  заметано?..  Сам черт не отнимет у  тебя того,  что у  меня
заработаешь!
     - Что же мне с этим делать?  -  удивленно спросил Ясь,  с беспокойством
оглянувшись на свою навьюченную спину.
     - Как это что?..  Ты будешь носить песок,  а я буду кричать и еще... не
бойся, я о тебе позабочусь.
     Вскоре во  дворах домов  в  районе Нового Свята  и  Иерусалимской Аллеи
можно было услышать пронзительный голос Антека:
     - Хо-пее!.. пе-лого!.. вислянского!
     И несмелый голос Яся:
     - Песку белого!..
     Таковы были плоды воспитания милосердного пана Кароля.
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     Час  спустя  после  ухода  Антека  к  Мартину во  двор  вбежал какой-то
запыхавшийся,  разгоряченный человек и  сдавленным от  волнения голосом стал
его выспрашивать:
     - А  не  видели вы,  человече,  парнишку в  черном пальто и  в  шапке с
козырьком?
     - Не видел! - ответил Мартин, вылупив на него глаза.
     - Красивый такой мальчик,  скажу я вам, тихий... Ой, как у меня дыхание
сперло... Ясем его звать...
     - Да мне такой и не снился! - недружелюбно пробормотал Мартин.
     - Как это может быть?..  -  с мольбой в голосе продолжал незнакомец.  -
Люди ведь видели его...  Он бродил в этом районе... Да разве я знаю, может и
в Вислу провалился!
     - Как это он мог провалиться! Ведь Висла замерзла.
     - Верно!   -  согласился  незнакомец.  -  Разрешите  мне  тут  немножко
передохнуть.  Как  же  случилось,  что вы  его не  видели?..  Ведь он  такой
заметный мальчик...  Мастер сказал,  что он его обокрал,  а  Ясь у него даже
лоскутка не  взял бы...  Ох,  как же  я  устал!..  Если он  сюда придет,  вы
спросите:  ты кто -  Ясь?  и  скажите,  что украл Ендрек...  а я его по всей
Варшаве ищу.
     "Должно быть,  у  него в  голове не все в  порядке!" -  подумал Мартин,
который сам, впрочем, не отличался выдающимся умом.
     - Передайте ему это, и бог вам воздаст...
     С  этими словами он вскочил и снова пустился бежать,  как пес в поисках
пропавшего хозяина.  Очутившись на улице,  он остановился и  еще раз крикнул
через забор:
     - Не забудьте же, что я вам сказал... Его зовут Ясь!..
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     Под вечер, накричавшись до хрипоты и продав безмерное количество песку,
Антек  и  его  служащий Ясь  купили бутылку пива,  полфунта колбасы,  набили
карманы  булками  и,  удалившись на  безлюдную уличку,  приступили к  ужину.
Справедливость требует признать,  что,  несмотря на  малый рост,  Антек взял
себе значительно большую долю,  предоставив Ясю объедки. На закуску же Антек
принялся дурачить сироту:
     - Слуш