Неонилла Самухина.
   Фонтан Аленби и другие рассказы


 © Copyright Неонилла Самухина
 Email: nilla@hm.csa.ru
 WWW: http://www.csa.ru/Samoukhina


ФОНТАН АЛЕНБИ

                     Иллюстрация Александры Захаровой

     Он был  продавцом  на Центральном  рынке  в  Тель-Авиве. Изо дня в день
приходил он сюда рано утром, выносил лотки с фруктами и овощами и расставлял
их на  прилавке, готовясь  к новому торговому  дню. Каждый день  вокруг него
бурлила пестрая толпа покупателей и  праздно бродивших туристов. Шум, гомон,
громкие крики торговцев по соседству, нахваливающих  свой товар, звучали для
него  привычной  музыкой.  Он и сам часто  вел в  ней свою  партию:  завидев
какую-нибудь озабоченную фруктово-овощным изобилием хозяйку, он тоже начинал
кричать:
     - А я сегодня сошел с ума - я сегодня продаю на шекель дешевле!
     Торговля его шла хорошо, хотя он не был балагуром и, на первый  взгляд,
для  торговца ему  не хватало  мягкости и озорства.  Даже  шутил  он  как-то
серьезно. Своих  клиентов он  обслуживал  чрезвычайно  вежливо и  с  большим
достоинством.  Глядя со стороны на  него  и  его покупателя могло  создаться
впечатление, что они заняты очень важным делом.
     Иногда проходящие мимо женщины оглядывались на него и останавливались у
его  прилавка, но не для того, чтобы  что-то купить, а  просто... постоять с
ним рядом, переброситься лукавым словцом, окинуть почти неуловимым  взглядом
его  красивую фигуру.  Заметив  эту маленькую хитрость,  он  пресекал  любые
попытки пофлиртовать с  ним. Ему было  двадцать семь  лет, он хотел  многого
достичь и для него еще на первом месте было дело... Поэтому, нахмурив брови,
он сурово упирался взглядом в глаза неудавшейся покупательнице и молча ждал.
Результат бывал разный,  иногда женщины терялись и старались побыстрее уйти;
иногда, смутившись, они, суетясь и путаясь в сумках, покупали первое, что им
попадалось на глаза,  и скрывались в толпе. А иногда, хмыкнув и окидывая его
многозначительным, сожалеющим  взглядом, уходили медленно, покачивая бедрами
и в полной уверенности,  что этот мужчина сам не знает чего хочет,  если так
себя  обделяет...  После таких дамочек  ему всегда было противно,  он ощущал
себя  самцом, вокруг которого вьются похотливые самки. Но он, действительно,
был привлекателен - высокий, с широкими плечами и крепкой грудью. Его черные
волосы были по-армейски коротко подстрижены. Загорелое  лицо с тонкой линией
носа, красиво  очерченными губами, мерцающие из-под изогнутых  черных бровей
большие темные  глаза - все это не могло  не  привлечь  внимания прекрасного
пола. Но женщины в его жизни занимали весьма скромное место.
     Однажды, в  каком-то разговоре между делом он неожиданно  даже для себя
рассмеялся шутке соседа  по прилавку. Ослепительная белозубая  улыбка словно
взорвала и осветила его  загорелое лицо. Это было  настолько  не свойственно
ему, что  он  сам  спохватился  и перестав  смеяться, оглянулся. И сразу  же
наткнулся  на изумленный взгляд стоящей перед его  прилавком девушки. На ней
было яркое, облегающее фигуру, цветастое  платье. Он видел ее здесь впервые.
Сделав  к ней шаг, он собрался спросить, что  она хочет купить, но  она  уже
отвернулась и отошла от прилавка. Проводив ее взглядом, он  пожал  плечами и
повернулся к подошедшей покупательнице.
     Прошло два дня. Он изнывал от жары за своим прилавком, время от времени
прикладываясь  к  пластмассовой  бутылке  с  водой.   Разомлевшие   прохожие
осоловело  бродили  между  рядами  ничего не покупая, казалось, им  будет не
донести  купленного  до  дома.  Вдруг   он   почувствовал  чей-то  взгляд  и
настороженно огляделся. Слева, метрах  в десяти, у прилавка напротив, стояла
девушка в  цветастом платье. Он ее сразу узнал.  Она внимательно  следила на
ним своими большими серыми глазами. Заметив, что он ее увидел, она мгновенно
отвернулась и быстро скрылась в толпе покупателей.
     На следующий день она опять появилась  на том же месте. На этот раз она
была в белой майке и коротких шортах. Наверное, шла с пляжа - ее лицо,  руки
и ноги были характерного ярко-розового цвета. "Сгорела!" - подумал он.
     Она приходила каждый  день  и стояла  неподалеку, глядя на него до  тех
пор, пока он ее не замечал. Тогда она быстро удалялась. Его стало раздражать
это молчаливое созерцание, он не  мог  понять чего она от него ждет, и решил
не обращать на нее внимания.  Но девушку  уже заметили его соседи, и теперь,
как только она появлялась, они со смехом кричали ему:
     - Матанель, смотри - твоя козочка пришла!
     Она  и  правда  была  похожа на  горную козочку - большие  серые глаза,
пугливая стремительность движений, стройные ноги, тонкая талия.
     Он стал замечать за собой, что теперь,  разговаривая с покупателями, он
все время следит
     за толпой в ожидании ее появления. Это  ему мешало, и он решил положить
конец ее молчаливому преследованию.
     На следующий день он заметил ее еще на подходе и сразу направился к ней
навстречу. Она, увидев, что он идет к ней, круто развернулась и заспешила по
проходу между рядами назад.  Он раздосадованно вернулся  к себе за прилавок.
Соседи вокруг хохотали:
     - Ай, посмотрите - козочку захотел поймать!
     Она не появлялась  четыре  дня.  Он уже  было подумал, что не увидит ее
больше, и успокоился. Но на следующий день  она пришла снова. Он сделал вид,
что не замечает ее,
     а сам потихоньку наблюдал  за ней  из-под опущенных  ресниц. Она заняла
свою наблюдательную позицию и следила за каждым его  движением. Он осторожно
стал обходить свой прилавок, как бы показывая товар покупателю, а  на  самом
деле незаметно  сокращая расстояние между ними. Она  вдруг забеспокоилась, и
тут он, резко развернувшись, бросился в ее сторону. Ее  и так огромные глаза
распахнулись  еще  шире. Мгновенно  среагировав,  она  сорвалась  с  места и
побежала к выходу. Пышные каштановые волосы взметнулись тяжелой волной за ее
спиной. Он, под насмешливые выкрики торговцев, побежал  за ней  следом.  Она
выскочила на улицу и наткнувшись на прохожего, замедлила свой бег. Испуганно
оглядываясь  на ходу, она видела, как он неумолимо ее настигает.  Его глаза,
вспыхивающие  недобрым огнем, не  упускали  ее из виду  и  не сулили  ничего
хорошего. Под удивленными взглядами прохожих неслись они по улице Аленби, не
обращая внимания на красный свет светофоров и гудки тормозящих машин.
     И вот, наконец, он  настиг ее. Схватив ее за руку, он резко рванул ее к
себе и сжал обеими руками ее  плечи. Она, тяжело дыша, подняла на него  свои
глаза в ожидании,  но  увидев  его  перекошенное  от злости лицо,  сникла  и
опустила голову. Разметавшиеся волосы скрыли ее лицо. Встряхнув ее, он начал
ей гневно выговаривать:
     - Тебе что от меня нужно? Зачем ты ходишь и позоришь меня и себя своими
взглядами? Так порядочные девушки не поступают!
     Он  раздраженно высказывал ей еще что-то, а она молчала, опуская голову
все ниже, как  будто  его слова  придавливали  ее  сверху. Вдруг, как бы  со
стороны, увидел он свои загорелые руки, с си-лой сжимающие ее хрупкие плечи,
и  ее волосы,  окутавшие своим  теплом его пальцы. От  ее  волос шел  пряный
незнакомый запах. Продолжая говорить, он  не отдавая себе отчета,  тронул ее
волосы  рукой. Они были гладкие и шелестящие как  шелк. Она подняла голову и
окатила его взглядом своих  огромных глаз. Невыносимая печаль,  как  печать,
легла на ее лицо.  Сердце его дрогнуло и  он пораженно замолчал. Она, поведя
плечами,  высвободилась  из  его  рук  и  прошептав  только  одно  слово  на
непонятном языке, повернулась и пошла  прочь.  Он стоял  и смотрел как  она,
опустив голову, уходит  вниз  к морю.  Ее  словно  надломили, вся ее фигурка
как-то поникла и потеряла  свою стремительность. Она медленно растворилась в
зыбком мареве, поднимавшемся над раска-ленной землей.
     На  рынок  он  вернулся угрюмый.  Ощущение вины тяжестью  легло  на его
сердце. Он не отвечал ни на смешки соседей,  ни  на их  вопросы.  В каком-то
оцепенении закончил он свой торговый день.
     Больше она не приходила.
     Он ждал, высматривая ее в  толчее покупателей. Иногда в толпе  мелькало
цветастое платье  или волна каштановых волос - и  его сердце вздрагивало, но
каждый раз это была  не она.  Чувство утраты наложило свой отпечаток  на его
жизнь. И так не улыбчивый, он стал еще более мрачным.
     "Где ты, моя козочка?"
     Дни потянулись  обычной  незапоминающейся  чередой.  Ежедневные  заботы
постепенно  вытесняли из  памяти ее  облик,  но  иногда  ее печальные  глаза
вставали перед ним, и тогда непонятная тоска сжимала его сердце.

x x x


     Прошло чуть больше года.  Лето в который раз впилось жгучим  поцелуем в
землю Израиля, иссушая ее, вытягивая влагу из ее людей.

x x x


     Однажды,  в середине дня, он поднял глаза и увидел ее. Чуть похудевшая,
с еще бледным, не  покрывшимся  загаром, лицом, она стояла  на том же  самом
месте,  что  и  год назад,  и смотрела  на  него своими огромными печальными
глазами. Он внутренне ахнул, но ноги его словно приросли к земле,  он замер.
Они  стояли и молча  смотрели друг на друга  поверх  проходящих  мимо людей.
Сколько раз он  представлял себе, что он сделает, если  она когда-нибудь еще
придет.  А теперь  он  стоял  и  не  мог  сдвинуться с  места. И  вдруг  она
застенчиво  улыбнулась  ему, и  тогда  в  нем как будто  что-то  прорвалось.
Расталкивая  людей,  он бросился к  ней и сжав ее плечи, но уже с нежностью,
прошептал:
     - Ты вернулась, моя козочка!
     Счастливая белозубая улыбка озарила его лицо,  он,  замирая от счастья,
бережно прижал девушку к себе. Она, склонив голову ему на грудь, что-то тихо
сказала на непонятном языке и замерла. По-русски это означало:
     - Как давно я ждала твою улыбку...


x x x

     В эту  минуту фонтан на  Аленби  взметнул свою струю высоко в небо,
рассыпая алмазными брызгами [Image] драгоценные капли воды.  Кто знает, было
ли это простым следствием увеличения  давления  в трубах  фонтана... А может
это мир  отозвался на прибавление еще одной,  не менее  драгоценной капли  -
капли человеческого счастья...
     Тель-Авив Израиль 1995 г.

ОДИНОЧЕСТВО

     Иллюстрация Александры Захаровой


     Быстро  пробежав  по  своим  рабочим  делам, остаток дня она бродила по
городу, вглядываясь во встречные лица.
     По пути  она останавливалась  в летних  кафе и сидела над бокалом вина,
ожидая  того,  кто  бы всколыхнул  ее  устоявшееся  одиночество.  Но  город,
опаленный зноем жаркого лета, не предлагал ей даже завалящегося собеседника.
Томясь в ожидании,  она вытаскивала из тяжелого портфеля альбом с набросками
очередного интерьера и  рассеянно  изучала его,  пытаясь  скоротать время  в
иллюзии занятости.  Но заканчивалось вино и заканчивалось  терпение. Она, со
слегка  кружащейся  головой,  поднималась из-за столика  и, вытирая  со  лба
бисеринки пота,  шла дальше,  никому  не  нужная  и  никому  не  интересная.
Встречные мужчины, на которых она поднимала свои  жертвенные глаза,  мазанув
по ней равнодушным взглядом, обходили ее и шли мимо.
     От такого  бесцельного и  безуспешного блуждания,  она  совсем потеряла
веру в себя. Кому нужна стареющая сука?
     Только однажды, не найдя свободных мест,  за ее  столик присел  молодой
человек. Она напряглась и опустила глаза, повторяя про себя, как заклинание:
"Посмотри на меня и скажи мне хоть слово". Но он молчал, уткнувшись взглядом
в свежую газету и лениво потягивая пиво из пластикового стакана.
     "Господи,  пошли  мне  хоть  кого-нибудь!"  --  молила она.  Но мужчины
ускользали  от нее,  также  как  и  тот,  расправившийся с пивом и  газетой,
молодой человек, ушедший от нее без слов.
     Оглядываясь  вокруг,  она  видела только  женщин,  болтающих  и манерно
посасывающих   леденцы   дефлорированных  сигарет  "Парламент".  Женщин  она
ненавидела. Они  ничего  не могли  ей дать  ни  для  души,  ни для ума.  Да,
впрочем, она давно ничего и не ожидала от них. Жизнь женщин, сосредоточенная
где-то  в промежутке между последними сплетнями и последними месячными, была
ей  омерзительна.  Она  вывалилась из этой жизни, и плыла  своим, одиночным,
курсом. И Фаллос Родосский отнюдь не был главным маяком в ее странствиях.
     Получив  гонорар за  очередной дизайнерский  проект,  она шла в  ночной
клуб, но и там  она оказывалась никому не  нужной. Занятые  флиртом парочки,
покачивались в подобие танца, приклеившись друг к другу телами и очарованные
собственной похотью.
     Компании молодых и уже  не  очень молодых мужчин, шумные и пьяные, тоже
не обращали на нее внимания, не смотря на ее неподвижно устремленный на  них
взгляд.
     Наверное, она представляла собой странное зрелище, отпугивающее живущих
мимолетными страстями мотыльков-однодневок.
     "Умру", -- решила она и, выпив залпом рюмку коньяка, сползла на пол, не
имея  ни  сил,  ни  желания  встать. Лежа на  полу,  и  уже  не  воспринимая
испуганно-брезгливые  взгляды посетителей,  она безучастно наблюдала,  как к
ней бегут бдительные охранники, проявившие теперь совсем ненужное внимание.
     -- Умру, -- сказала она врачу "скорой помощи".
     Его светлые брови удивленно приподнялись.
     --  Это сделать  никогда не поздно,  так  что не спеши, -- ответил  он,
осторожно нащупывая ее пульс. Его  теплая  рука толкнула кровь  по  венам, и
слезы росой упали на ее ресницы. Она закрыла глаза.
     Жало укола коснулось ее  вздрогнувшей руки, а затем мерное  покачивание
носилок подхватило ее и увлекло в жаркое нутро "скорой помощи".
     Потом она  видела только  лицо  со светлыми  бровями и  добрыми  серыми
глазами,  устремленными на нее. Зацепившись за них  взглядом, она держалась,
стараясь не соскользнуть в темноту, уже совсем близкую,  притаившуюся где-то
рядом.
     Серые глаза неотрывно следили за ней.
     -- Меня никто не любит, -- пожаловалась она глазам.
     Они дрогнули, потом залучившись паутинкой морщинок, ответили:
     -- Жди...
     -- Чего? -- удивилась она.
     -- Любви, -- улыбнулись глаза.
     -- Думаете?
     -- Знаем,  -- ответили  они,  сметая  ее сомнение  решительным  взмахом
ресниц.
     И  она  вдруг поверила  и  пошевелилась,  порываясь встать. Теплые руки
удержали ее, потом ласково отвели  падающие ей на лицо волосы. Она, повернув
голову, из последних сил, благодарно припала губами к этим рукам.
     -- Все будет  хорошо. Все еще будет... -- прошелестел над ней почти уже
неслышимый, тонущий в вязкой тишине, голос.
     Уплывая в неотвратимо  наваливающуюся темноту, она на мгновение увидела
эти  слова,  начертанные  на  быстро проносящихся  за  окном  кареты "скорой
помощи" домах, и ее словно озарило светом. Но было уже поздно.
     --  Все  еще будет... --  повторило ее  угасающее  сознание и  ниточка,
связывающая ее с этим миром, натянулась и жалобно тенькнув, оборвалась.
     Ошеломленный врач снежным сугробом застыл над ее опустевшим телом.
     --  Ушла,  все-таки  ушла, --  дрогнувшим голосом  констатировал  он ее
смерть,  понимая, что  не  смог удержать ее здесь,  не  успел  найти  Слова,
способного убедить ее, что жить  надо. Да и есть ли такое  Слово? Ведь смысл
жизни  в  самой  жизни.  И  посему: Живите, люди... просто  живите... даже в
одиночестве... живите...

     Санкт-Петербург
     Летнее кафе во дворе Дома Актера
     21 июля 1999 года


БОДИГАРД

     Андрей работал охранником у нового русского.
     Новый  русский мнил себя  очень крутым  новым русским, и любил, чтобы к
нему  почтительно обращались  "Босс".  Из-за  своего  заносчивого  скверного
характера он постоянно находился  с кем-нибудь в стадии разборки.  Охранники
его гибли, как мухи,  попадая под предназначенные для хозяина  пули, бомбы и
прочий огнестрельный и режуще-колющий  инвентарь. Постепенно  для него стало
проблемой найти хорошего охранника -- из-за его "славы"  люди боялись идти к
нему  работать. Тогда он  начал неимоверно задирать  плату  за охрану своего
драгоценного тела,  и в офис опять потянулись  новые  храбрецы,  безрассудно
надеющиеся,  что им-то повезет, и они успеют, прежде чем их постигнет участь
предшественников, сколотить неплохой капиталец и свалить с опасной работы.
     Андрей  пришел работать  к  Боссу  в  тяжелый для семьи период --  мать
болела,  нужны были  деньги на операцию и лекарства. Жена,  безразличная  ко
всему,  кроме своего  горя, никак  не могла  прийти в  себя после очередного
выкидыша. Посреди этого лазарета Андрей и принял крайнее решение -- пойти на
риск,  но  постараться  заработать денег,  чтобы  вытащить своих  женщин  из
нездоровья.  Думать  о  том,  что станет с  семьей, если  с  ним  что-нибудь
случится, он не хотел. Даже мысли такой не допускал...
     Как ни странно, отношения с Боссом у него сложились неплохие. То ли тот
остепенился,  то ли  просто  настал  более  менее  спокойный  период  и Босс
перестал  срываться  на  окружающих.  Однако  Андрей  к  концу дня все равно
выматывался страшно  --  приходилось много  ездить,  к  тому  же Босс привык
завершать свой день в ночном клубе, где любил под шашлычок выпить и погонять
шары в бильярд. Посетители в клубе были разные, поэтому Андрею с  напарником
постоянно приходилось быть настороже. Вечеринки частенько плавно перерастали
в  ночные  застолья  и иногда  заканчивались  под  утро,  после чего  Андрей
доставлял  Босса домой, где  его  принимал  под охрану  его  сменщик.  То ли
совесть  у Босса была  очень не чиста, то ли просто со сном были нелады,  но
спал Босс  мало, вскакивал  рано и сразу  же вызывал к себе Андрея. Глаза  у
Андрея от постоянного  недосыпа через месяц такой работы приобрели привычный
красноватый  ободок,  что  придавало  его взгляду  некоторую  кровожадность.
Правда,  он  и  и  без  этого  имел  довольно  внушительный  вид  со  своей,
традиционной для  охранника,  шкафообразной фигурой,  мощной  шеей и грудью,
увесистыми  кулаками  и  спокойным  тяжелым  взглядом из-под  темных  густых
бровей.  Впрочем,  это  не  портило  его, скорее  наоборот,  он  был  весьма
привлекательным мужчиной,  что  было  замечено даже  Боссом, который, увидев
однажды  в  клубе  двух  девиц, с  вожделением  пялящихся  на его охранника,
расхохотался:
     -- О, Андрюха, гляди -- телки прямо прибалдели от тебя! Хочешь?..
     Андрей спокойно посмотрел на девиц,  от чего те  аж потянулись телом за
его взглядом, и равнодушно отвернулся.
     --  Женат  я, -- сказал  он  таким  тоном,  что у развеселившегося было
Босса, отпала охота проезжаться по этому поводу. Скривившись,  он промолчал,
но потом, не выдержав, все-таки спросил:
     -- Что, так жену любишь?
     -- Уважаю, -- поставил точку в этом вопросе Андрей.
     -- Ну  ладно, -- смирился Босс и с тех  пор  никогда больше не  заводил
разговоров на эту тему.
     Благодаря новой работе, уже через два месяца Андрей смог позволить себе
оплатить  операцию матери  в  Военно-Медицинской Академии,  где за  ней  был
обеспечен  хороший  уход.  Надежда  на  то,  что  жена  отойдет  от   своего
подавленного  состояния  и  возьмется сама ухаживать  за  свекровью,  быстро
увяла. Валю, казалось, уже ничего не трогало  и что самое ужасное, она стала
попивать. Приходя домой и  наклоняясь  к жене с  поцелуем, Андрей уже не раз
замечал исходящий он  нее запах  спиртного.  Но ругать  ее  у  него  язык не
поворачивался. Ему казалось, что вот  подзаработает он еще денег,  уйдет  со
своей  опасной работы, и  все  встанет  на свои  места.  Он сможет  оплатить
комплексное   обследование  жены,  чтобы,  наконец,  выяснить  причину  этих
проклятущих выкидышей,  а там,  даст Бог, ее подлечат, и еще  зазвучит в  их
доме радостный детский смех.
     С этими мыслями Андрей  еще больше сосредотачивался на работе, позволяя
себе чуточку  расслабиться лишь в  ставшем уже  привычным клубе, который был
закрытым заведением и  имел отличную собственную  охрану. Прав