Сомерсет Моэм. 

                            Тогда и теперь


  W. Somerset Maugham. Then and Now (1946).
 (C) Пер. с англ. - В. Вебер.
 По изд.: У. Сомерсет Моэм. Тогда и теперь/ М.: Интерпракс.- 1991.
 OCR  spellcheck - Сергей Лапин.



1

    Plus ca change, plus c'est la meme chose.

      [Все течет, ничего не меняется (фр.).]

2

     У Биаджо Бонаккорси был трудный день. Он устал, но из приверженности к
порядку  перед отходом  ко сну записал в дневнике: "Совет послал человека к
герцогу  в Имолу". Имени посыльного он не упомянул, вероятно, потому, что не
придал этому событию особого значения. Звали его Никколо Макиавелли. Ехал он
к Чезаре Борджа.
     День  выдался  не только трудным, но и длинным: Биаджо вышел из дому на
рассвете.  Рядом  с  ним на крепком муле ехал его племянник Пьеро Джакомини,
высокий,  хорошо  сложенный юноша приятной наружности. Макиавелли согласился
взять его  с собой. В  этот  день, шестого  октября  1502 года,  Пьеро
исполнилось  восемнадцать  лет -  подходящий  возраст для первого выезда в
свет.  Благодаря  стараниям  дяди  (мать  Пьеро рано овдовела) юноша получил
неплохое  образование. Писал  и  читал он не только по-итальянски, но и по-
латыни,   а   по   совету  Макиавелли, восхищавшегося древними  римлянами,
достаточно  глубоко  изучил  историю  расцвета и  падения  Вечного  города.
Макиавелли  веровал: люди во все времена одинаковы, ими владеют одни и те же
чувства,  поэтому в сходных ситуациях их действия должны приводить к одним и
тем  же  результатам.  А   помня,  как,  сообразуясь   с   обстоятельствами,
поступали древние, и современный человек будет вести себя благоразумно.
     И Биаджо, и его сестра хотели, чтобы Пьеро поступил на государственную
службу.  Поездка  с  Макиавелли  предоставляла юноше прекрасную возможность
окунуться  в мир политики. И к тому же, полагал Биаджо, вряд ли он мог найти
наставника лучше, чем мессер Никколо. Вопрос о поездке решился только вчера,
когда  Макиавелли  получил  верительные  грамоты  и  охранное свидетельство.
Биаджо попросил  его  взять с собой Пьеро, и Макиавелли - по натуре человек
доброжелательный  -  сразу  же согласился.  Мать юноши понимала: такой шанс
упускать  нельзя,  - но она, естественно, беспокоилась. Пьеро еще никогда не
разлучался  с  ней  и, по  ее мнению, был слишком молод для такого опасного
путешествия.  К  тому же она боялась, что этот беспутный Макиавелли испортит
ее  сына:  все знали, какой  он  любитель  погулять. А  он нисколько и не
стыдился,  мало  того, частенько  рас сказывал  о своих похождениях разные
неприличные  истории,  вызывая румянец  смущения  на щечках добропорядочных
женщин.  Но,  самое  возмутительное,  рассказывал так забавно, что как бы вы
ни негодовали, удержаться от смеха не могли.
     - Дорогая  Франческа,  - урезонивал ее Биаджо, - теперь, когда Никколо
женился,  он оставит дурные привычки. Мариетта - хорошая женщина и очень его
любит. Он  не так  глуп  и  не станет тратить деньги на то, что дома можно
получить задаром.
     - Так любить женщин, как Никколо, и довольствоваться одной?.. Тем более
женой...
     В душе  Биаджо разделял сомнения сестры, однако признать ее правоту не
захотел. Только плечами пожал.
     - Пьеро  уже  восемнадцать.  Ему пора становиться мужчиной. Или ты уже
стал им, племянник?
     - Нет,  - ответил Пьеро с искренностью, которая могла обмануть любого,
кто хотел ему поверить.
     - Мне  известно  все  о  моем сыне, - довольно улыбнулась Франческа. -
Перед  тем  как  что-либо  сделать,  он подумает, не вызовет ли его поступок
моего неодобрения.
     -  В  таком  случае  я  не  понимаю  твоего  беспокойства.  Макиавелли
посодействует  продвижению  Пьеро по службе, а если у мальчика достанет ума,
он научится у него многому из того, что пригодится в жизни.
     Монна Франческа нахмурилась.
     - Этот человек свел тебя с ума. Ты словно податливая глина в его руках.
А  он  как  к  тебе  относится?  Помыкает тобой, делает из тебя посмешище. С
какой стати он  занимает  более  высокий  пост,  чем  ты?  Неужели тебя
удовлетворяет роль его подчиненного?
     Биаджо,  как  и  Макиавелли,  исполнилось тридцать  три  года.  Однако
благодаря  содействию  тестя, Марсилио Фичино, знаменитого ученого, которому
покровительствовали  Медичи,  на  государственную  службу он поступил раньше
Макиавелли. В те времена связи помогали человеку занять место под солнцем не
в меньшей степени, чем его достоинства.
     Биаджо   был   среднего   роста, полноватый,  с круглым  краснощеким
добродушным  лицом.  Честный и трудолюбивый, никому не завидующий, он трезво
оценивал  свои возможности  и не рвался к вершинам власти. Он любил хорошо
поесть,  посидеть  в  веселой  компании.  Умом он  не блистал, но и не слыл
дураком. Иначе он никогда не стал бы другом Макиавелли.
     - Сейчас на  службе  в Синьории нет человека умнее Никколо, - ответил
Биаджо.
     (Вот уже восемь лет после изгнания Медичи высшим исполнительным органом
власти во Флоренции являлась Синьория - городской Совет.)
     - Чепуха, - фыркнула Франческа.
     - Он  разбирается  в  людях  и  государственных  делах лучше, чем мужи
вдвое  старше  его.  Вот увидишь, сестра, он далеко пойдет, и, поверь мне на
слово, он не из тех, кто забывает друзей.
     - Я  не  доверяю ему.  Он  отбросит тебя, как старый башмак, когда ты
станешь ему не нужен. Биаджо рассмеялся.
     - Ты  сердишься, потому что он никогда не пытался ухаживать за тобой?
А ты еще хороша и должна нравиться мужчинам.
     Монна Франческа поджала губы.
     - Просто он  знает:  порядочная женщина даст ему достойный отпор. Ты
всегда защищаешь  его.  Конечно,  он  ведь смешит тебя, рассказывает разные
непристойные истории. Ты такой же, как он.
     - Но признай, никто лучше Макиавелли эти истории не рассказывает.
     - И поэтому ты считаешь его таким удивительно умным?
     Биаджо вновь рассмеялся.
     - Конечно,  нет. Он  успешно  провел  переговоры  с  Францией,  а его
донесениями  восхищались  все. Даже  те  члены  Синьории,  кто  не  слишком
благоволит к нему.
     Монна Франческа сердито повела плечами.
     Все   это время  Пьеро,  как  и  подобает  благовоспитанному  молодому
человеку,  молчал, скромно потупив взор. Он без энтузиазма воспринял желание
матери и дяди устроить его на государственную службу и с радостью ухватился
за  возможность  отправиться  в путешествие. Как он и предполагал, житейская
мудрость  дяди восторжествовала над нерешительностью матери. И на следующее
утро в сопровождении Биаджо Пьеро подъехал к дому Макиавелли.

3

     Лошади уже стояли у крыльца: одна - для Макиавелли, две - для его слуг.
Пьеро  спрыгнул  с мула и, отдав поводья слуге, вслед за дядей прошел в дом.
Макиавелли ждал их, нетерпеливо расхаживая по комнате.
     - Не  будем  терять  время,  -  сказал  он,  коротко  поздоровавшись с
вошедшими.
     - В путь.
     По  щекам Мариетты  катились слезы. Особой красотой она не отличалась.
Правда,  Макиавелли  женился  на  ней не из-за ее красоты.  Мариетта была из
почтенной  состоятельной  семьи  и  принесла  ему солидное приданое, да и на
холостяков его возраста смотрели косо.
     - Не  плачь,  дорогая,  -  успокаивал ее Макиавелли. - Ты же знаешь, я
скоро вернусь.
     - Тебе  нельзя  ехать,  -  всхлипнула  Мариетта и, обращаясь к Биаджо,
добавила:  -  Он  не  готов  к такому длительному  путешествию: плохо себя
чувствует.
     - Что с тобой, Никколо? - озабоченно спросил Биаджо.
     - Старая болячка. Опять что-то с желудком. Но тут уж ничем не поможешь.
     - Он обнял Мариетту: - До свидания, моя радость.
     - Ты будешь мне писать?
     - Обязательно,  - улыбнулся Макиавелли. При улыбке с его лица исчезало
обычное  сардоническое выражение,  и  оно становилось даже привлекательным.
Макиавелли поцеловал жену, погладил по щеке.
     - Не  сердись,  дорогая. В  случае чего обращайся к Биаджо. Он всегда
поможет тебе.
     Пьеро,  войдя  в  комнату,  так и остался у дверей. Никто не обращал на
него  внимания.  И  хотя  его  дядя  был  едва ли  не самым близким другом
Макиавелли,   Пьеро   почти   не  встречался  с  ним  раньше.  Сейчас  юноша
воспользовался случаем, чтобы получше разглядеть своего будущего господина.
Среднего   роста,  Макиавелли  казался выше  из-за  своей  худобы.  Коротко
стриженные  черные  волосы,  словно бархатная шапочка, обрамляли его голову.
Маленькие,  очень  подвижные  темные  глаза  сверкали  над запавшими щеками.
Длинный  нос  нависал  над  тонкогубым ртом. Задумчивое, настороженное, даже
суровое выражение лица. Несомненно, он не из тех, кто позволяет смеяться над
собой.
     Видимо,  почувствовав  изучающий  взгляд Пьеро, Макиавелли повернулся и
вопросительно посмотрел на юношу.
     - Это Пьеро? - обратился он к Биаджо.
     - Да.  Его мать надеется, что ты позаботишься о нем, проследишь, чтобы
он не попал в беду. Макиавелли сухо улыбнулся.
     -  Анализируя   неблагоприятные последствия  моих  ошибок,  он,  без
сомнения,  поймет,  что  добродетель и трудолюбие ведут кратчайшей дорогой к
успеху в этом мире и к блаженству в мире ином.
     Они  тронулись  в путь.  По брусчатым улицам Флоренции лошадей пустили
шагом, а  миновав  городские  ворота, перешли  на легкий галоп. Предстояла
дальняя  дорога, и всадники не хотели попусту утомлять лошадей. Макиавелли и
Пьеро  скакали впереди, двое слуг - чуть сзади. Все четверо были вооружены.
Флоренция  не воевала с соседями, но в государстве было неспокойно: за любым
поворотом  могли  встретиться  мародерствующие солдаты-наемники. Макиавелли
молчал,  погруженный  в раздумье, а Пьеро - от природы не из робких, - глядя
на  сосредоточенное,  хмурое  лицо  своего  спутника, заговорить не решался.
Несмотря  на  осеннюю  прохладу,  стояло чудесное утро. На душе у Пьеро было
радостно.  Хотелось  не  молчать,  петь от восторга, задавать миллион разных
вопросов.  А  они  ехали  и  ехали.  Солнце  поднималось все выше, прогревая
осенний  воздух.  Макиавелли  так  и  не  проронил ни слова, только время от
времени жестом показывал, что надо перейти на шаг.

4

     Макиавелли  было  о  чем  подумать. В поездку он отправился не по своей
воле  и приложил все силы, чтобы уговорить Синьорию послать кого-нибудь еще.
И  не  только  потому, что  плохо  себя чувствовал - хотя сейчас каждый шаг
лошади отзывался  болью  в животе, - он также не хотел сразу после женитьбы
огорчать  Мариетту своим отъездом. Он обещал ей, что разлука будет недолгой,
но  в  душе понимал: дни могут сложиться в недели, недели - в месяцы, прежде
чем  он получит разрешение вернуться домой. Как затягиваются дипломатические
переговоры, он мог убедиться во время поездки во Францию.
     И все-таки  личные дела составляли лишь малую толику его забот. Италия
находилась  в  отчаянном  положении.  Людовик  XII,  король Франции, обладал
абсолютной  властью. Он завладел большей частью Неаполитанского королевства,
хотя Сицилия и Калабрия все еще оставались у испанцев. Ему принадлежал Милан
с прилегающими к нему территориями. Он наладил хорошие отношения с Венецией,
а  города-государства  Флоренция, Сиена и Болонья находились под его опекой.
Он  заключил  союз  с  папой,  и  тот разрешил ему развестись с бесплодной и
нелюбимой   женой  и  жениться на  Анне  Английской,  вдове  Карла  VIII. В
благодарность Людовик XII выдал Шарлотту д'Албре, сестру короля Наваррского,
за  сына  папы,  Чезаре  Борджа,  и  пообещал представить в его распоряжение
войска, чтобы тот смог отвоевать владения, потерянные церковью.
     Чезаре  Борджа,  известному  по  всей  Италии  как  Эль  Валентино - по
названию  герцогства,  пожалованного  ему  Людовиком  XII,  -  не было еще и
тридцати.  Капитаны  его  наемных  войск  -  Паголо  Орсини,  глава знатного
римского  рода,  Паоло Бальони,  правитель Перуджи, и Вителлоццо Вителли из
Читта-ди-Кастелло  -  прекрасно  знали свое дело. И сам Чезаре показал себя
бесстрашным  и мудрым командиром.  Силой  оружия,  подкупом, хитростью он
захватил  значительную территорию.  Весть  о его победах разнеслась по всей
Италии.   Воспользовавшись   удачным  стечением  обстоятельств,  он  вынудил
Флоренцию подписать договор, по которому обязывался три года защищать город,
получая  за  это  крупное вознаграждение. Но вскоре флорентийцы, заручившись
покровительством    Людовика XII,   приостановили   действие   договора и
прекратили  платежи.  Борджа пришел в ярость и обещал при первой возможности
отомстить Республике.
     В июле  1502 года - года, к которому относится данное повествование, -
Ареццо,  подвластный  Флоренции  город,  восстал и объявил себя независимым.
Вителлоццо  Вителли, самый способный из капитанов Эль Валентино, смертельный
враг  флорентийцев,  казнивших его  брата,  и Бальони,  правитель Перуджи,
выступили  в защиту мятежников и разбили флорентийский гарнизон. Его остатки
укрылись  в  цитадели. В  панике  Синьория  послала в Милан Пьеро Содерини,
исполняющего  обязанности  президента Республики, чтобы тот ускорил отправку
четырехсот  кавалеристов,  обещанных  королем  Людовиком. Выступить в Ареццо
был  отдан  приказ  и войскам Синьории, длительное время осаждавшим Пизу, но
цитадель   пала   незадолго   до  их  прихода. А  тут еще  Эль  Валентино,
обосновавшийся в  захваченном им  Урбино,  потребовал  прислать  посла для
переговоров.  К  нему  выехал  епископ Волтеррский,  брат Пьеро Содерини, а
сопровождал  его  Макиавелли.  Однако  французский  король, верный обещанию,
данному  Флоренции,  послал  в Ареццо своих  кавалеристов, и Чезаре Борджа
пришлось отозвать капитанов.
     Капитаны  Борджа  -  сами правители небольших государств - не могли не
опасаться,  что  при  первом удобном случае герцог расправится с ними так же
безжалостно,   как  и  с  другими.  Узнав,  что  Чезаре  заключил  секретное
соглашение  с  Людовиком  XII, согласно  которому  король обещал помочь ему
захватить  Болонью, а затем уничтожить капитанов, они встретились в местечке
Ла-Маджиони,  недалеко от  Перуджи,  чтобы  выработать  общий план защиты.
Вителлоццо  Вителли,  больного,  на  встречу  принесли на  носилках. Паголо
Орсини прибыл в  сопровождении  брата-кардинала  и  племянника  -  герцога
Гравины.  Присутствовали  также  Эрмек Бентивольо,  сын  правителя Болоньи,
братья Бальони из Перуджи, молодой Оливеротто да Фермо и Антонио да Венафро,
правая рука  Пандолфо Петруччи, правителя Сиены. Ради своей же безопасности
капитаны  решили  действовать, но,  зная  вероломство герцога, действовать
осторожно. Для начала в строжайшей тайне подготовить отряды, а потом нанести
неожиданный  удар.  В их распоряжении имелись и пехота, и кавалерия, а также
мощная артиллерия  Вителлоццо.  Посланники  капитанов разъехались по разным
городам,  чтобы  нанять еще несколько тысяч солдат, наводнивших Италию. А во
Флоренцию  был направлен  гонец  с  письмом  к  городскому Совету: капитаны
предлагали  заключить  с  ними  союз,  ибо  честолюбивые  замыслы   Чезаре
представляли немалую угрозу не только для них, но и для Республики.
     Прошло  не  так уж много времени, прежде чем Борджа узнал о заговоре и,
со   своей   стороны, потребовал   от  Синьории  направить  ему  в  случае
необходимости обещанные   войска.  Но  вместо  войск в  Имолу  отправился
Макиавелли.  Он  ехал с тяжелым сердцем. Синьория не разрешила ему принимать
самостоятельные  решения,  каждый  свой  шаг  он  должен был согласовывать с
Флоренцией.  И герцог Романьи,  Валенсии и Урбино, принц Андрии, правитель
Пиомбино  -  пусть  и незаконнорожденный сын папы - не мог воспринять приезд
такого посла  иначе,  как оскорбление его достоинства. Макиавелли надлежало
сообщить  Борджа,  что Республика  отказалась сотрудничать с заговорщиками.
Если  же герцогу все еще требовались войска или деньги, то Макиавелли должен
был  известить Синьорию  и ждать ответа. Тянуть время - такая задача стояла
перед ним. Подобная тактика являлась основой политики Республики. У Синьории
всегда находились  убедительные  причины  ничего не предпринимать. И лишь в
крайнем  случае  приоткрывались  сундуки казначейства. Макиавелли предстояло
сдерживать  нетерпение человека, не привыкшего к промедлению, давать ничего
не значащие обещания, на хитрость отвечать хитростью, противостоять обману и
попытаться   отгадать замыслы  того, кто  славился  своим  вероломством и
лицемерием.
     Он  видел Чезаре Борджа лишь однажды, да и то мельком, во время поездки
в  Урбино, но герцог произвел на него сильное впечатление. Там же, в Урбино,
он  услышал  рассказ о том, как герцог Джидобальдо ди Монтефелтро, поверив в
дружбу Борджа,  лишился  своего  герцогства  и  едва  спасся сам. Признавая
неслыханное  вероломство Эль Валентино, Макиавелли не мог не восхищаться его
энергией  и  ловкостью.  Умный и бесстрашный, беспринципный и безжалостный,
Чезаре Борджа показал себя не только блестящим полководцем, но и способным
организатором, и  хитрым  политиком.  На  тонких  губах Макиавелли заиграла
улыбка,  в  глазах  появился азартный огонек. От одной только мысли, что ему
предстоит  померяться  силами  с  таким достойным соперником, его настроение
улучшилось.  Он  уже  не  вспоминал  о ноющей боли  в животе и даже не без
удовольствия  предвкушал легкий обед в Скарперии, находившейся на полпути из
Флоренции  в Имолу. Там Макиавелли собирался нанять почтовых лошадей. Ему не
терпелось  попасть  в  Имолу.  Но,  чтобы не загнать своих лошадей, он решил
оставить  их  в  Скарперии.  На  следующий день слуги привели бы в Имолу его
жеребца и мула Пьеро.
     Перекусить  и  поразмяться  они  остановились  в  Альберго-делла-Поста.
Поинтересовавшись,  что  из  еды им могут предложить, и получив без задержки
макароны, жареных перепелок, болонскую колбасу и свиные отбивные, Макиавелли
остался  доволен.  Он  любил  поесть:  вкусная пища доставляла ему истинное
наслаждение.  С не меньшим удовольствием поглощал все эти яства Пьеро. Когда
они вновь тронулись в путь, юноша от переполнявшей его радости запел одну из
популярных флорентийских песенок.
     - Пьеро, твой дядя никогда не говорил мне, что у тебя хороший голос.
     Юноша продолжал петь.
     - Приятный тенор, - тепло улыбнулся Макиавелли.
     Он  попридержал  лошадь  и  Пьеро,  принимая  это за приглашение, начал
напевать  другую  песню.  Макиавелли  прислушался:  мотив известный, а стихи
его  собственные.  Без сомнения,  юноша  стремился наладить с ним дружеские
отношения, и Макиавелли одобрил столь изящный способ сближения.
     - Откуда у тебя эти стихи?
     - Дядя Биаджо списал их для меня.
     Макиавелли  ничего  не сказал и вновь пустил лошадь рысцой. Ему следует
побольше  узнать об этом юноше, решил он. Ведь он взял его с собой не только
для  того,  чтобы  доставить  удовольствие  Биаджо, но и чтобы сделать своим
помощником.
     Не  было  человека  более приветливого, интересного и хитроумного, чем
Макиавелли,  когда  он хотел  выяснить,  с  кем  имеет  дело. Пьеро  и  не
догадывался,  с  какой целью задаются вроде бы ничего не значащие вопросы, и
отвечал  на них откровенно и простодушно. Рассказывать о себе ему нравилось.
Знаменитый  ученый  Марсилио  Фичино,  тесть Биаджо, умерший три года назад,
взял  на себя заботы об образовании Пьеро. Под его руководством юноша выучил
латынь и, с большой неохотой, греческий.
     - А  я,  к  сожалению,  не  знаю этого языка, - вздохнул Макиавелли. -
Остается  только  позавидовать,  что  ты  можешь  читать сочинения греческих
философов в оригинале.
     - Какая мне от этого польза?
     - Они  научат  тебя,  что  счастье - это цель, к которой стремятся все
люди.  А  чтобы  достичь  ее, не нужно ничего, кроме хорошего происхождения,
верных друзей,  доброй  удачи,  здоровья,  богатства, красоты, силы, славы,
чести и добродетели.
     Пьеро рассмеялся.
     - И еще они покажут тебе, что жизнь коротка и полна страданий, из чего