Владимир Сорокин
   НОРМА



            c OCR и оформление, АКМ, 1999
            OCR с издания: Владимир Сорокин. НОРМА.
            OBSCURI VIRI и издательство "Три Кита", МОСКВА, 1994



Бориса Гусева арестовали 15 марта 1983 года в 11.12, когда он вышел из своей
квартиры и спустился вниз за газетой. Возле почтовых ящиков его ждали двое.
Увидя их, Борис остановился. Справа от лифта к нему двинулись еще двое. Один из
них, худощавый, с подвижным лицом, приблизился к Гусеву и быстро проговорил:
- Гусев Борис Владимирович. Вы арестованы.
Гусев посмотрел на его шарф. Он был серый, в белую клетку. Худощавый вынул из
руки Гусева ключи, кивнул в сторону лестницы:
- Прошу.
Гусев стоял неподвижно. Двое взяли его под руки.
- Ордер... - разлепил побелевшие губы Гусев.
- Ордера на арест и на обыск будут предъявлены вам в вашей квартире.
- Предъявите сейчас, - с трудом проговорил Гусев.
- Борис Владимирович, - улыбнулся худощавый, - пойдемте, не тяните время.
Гусева подтолкнули к лестнице. Он пошел, еле передвигая ноги. Двое прошли
вперед, двое и худощавый двинулись за Гусевым.
- У вас всегда так мочой воняет? - спросил худощавый, - бомжи ночуют?
Гусев двигался, не отвечая. Он был бледен.
Поднялись на третий этаж, вошли в квартиру Гусева. Худощавый снял трубку
телефона, набрал номер:
- Юрий Петрович, всЈ в порядке. Да.
Гусев стоял посередине своей единственной комнаты, сплошь заваленной книг-ами.
Четверо стояли рядом.
- Присаживайтесь, Борис Владимирович, - посоветовал худощавый.
- Предъявите ордер... и вообще... документы.
- Минуту терпения, - худощавый закурил.
В дверь позвонили.
- Откройте, - приказал худощавый.
Дверь открыли. Вошли участковый и полноватый человек с пшеничными усами.
- Следователь КГБ Николаев, - представился он, не глядя на Гусева. Достал из
папки два листа, протянул Гусеву:
- Ознакомьтесь.
- Садитесь, Гусев, - худощавый подвинул расшатанный стул. Гусев смотрел в
бумаги, держа их в обеих руках.
- Товарищ лейтенант, - обратился полноватый к участковому, - организуйте нам
понятых.
Участковый вышел.
- Ознакомились ? - Николаев забрал бумаги у Гусева. - Дело ваше веду я. Сейчас
придут понятые, мы произведем у вас обыск. Параллельно начнем наш разговор.
Садитесь, Борис Владимирович, что вы стоите, как в гостях.
Гусев опустился на стул.
Вскоре появились понятые: пожилая женщина в зеленой кофте и молодой человек с
толстой шеей.
- Товарищи понятые, - Николаев снял пальто, - мы сотрудники комитета
государственной безопасности. Гражданин Гусев, проживающий в этой квартире,
арестован. Мы просим вас присутствовать во время обыска. Представьтесь,
пожалуйста, и присаживайтесь. Валера, организуй им место.
Худощавый сбросил лежащие на диване книги и журналы на пол.
- Комкова Наталья Николаевна, - громко произнесла женщина.
- Фридман Николай Ильич, - пробормотал молодой человек.
Они сели на протертый диван. Худощавый опустился рядом, достал из "диплома-та"
бланк, подложил под него подвернувшийся журнал "Америка", положил на "дипломат"
и стал писать.
- Я свободен ? - спросил участковый.
- Да. Спасибо, - Николаев сел за стол, раскрыл папку, вынул ручку с золотым
пером.
Участковый вышел. Пока худощавый вполголоса опрашивал понятых, Николаев
зашелестел бумагами:
- Так. Гусев Борис Владимирович. 1951 года рождения. Где вы родились?
- Я не буду отвечать на ваши вопросы, - проговорил Гусев.
- Вы обязаны отвечать на мои вопросы. Это во-первых. А во-вторых, это в ваших
интересах.
- Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы.
Николаев отложил ручку.
- Напакостил, а отвечать не хочет, - проговорила вполголоса женщина и посмотрела
на худощавого. Он записывал еЈ адрес.
- Я предлагаю вам добровольно предъявить антисоветскую литературу.
Гусев молчал, глядя на свои руки. Николаев подождал, трогая фигурку тирано-завра
на столе Гусева, потом встал, подошел к кровати, приподнял матрац, вынул толстую
картонную папку:
- Ваше?
Гусев молчал. Николаев положил папку на стол, развязал тесемки, открыл:
- Запиши, Валерий Петрович. Первым номером. Папка серого картона. Содержит
...372 машинописных листа. Название "Норма". Автор не указан. Первое
предложение: "Свеклушин выбрался из переполненного автобуса, поправил шарф и
быстро зашагал по тротуару". Последнее предложение: "- Лога мира ? - переспросил
Горностаев и легонько шлепнул ладонью по столу, - а когда ?"
- Как... товарищ майор? - переспросил худощавый.
Николаев повторил.
- Номер два. - Николаев подошел к нижним полкам, вынул два тома
энциклопедического словаря, бросил на пол, сунул руку в образовавшуюся брешь,
достал книгу в мягком переплете, - Александр Солженицын. "Архипелаг ГУЛАГ". Том
третий. Издание "ИМКА - Пресс". А первые два вы отдали позавчера Файнштейну.
Так?
Гусев молчал. Николаев положил книгу рядом с папкой. Зазвонил телефон. Николаев
снял трубку:
- Да. Да, Василий Алексеич. Нашли. Почему? Нет, все так и было. Сейчас ? - он
засмеялся, - не терпится? А... понятно. Пожалуйста, нет проблем. Ты у себя?
Организуем.
Он положил трубку, взял папку:
- Сережа, отвезешь это Носкову. Потом сразу сюда.
Оперативник в очках взял папку, вышел из квартиры, спустился по лестнице. Рядом
с подъездом стояли две черные волги, в кабине одной сидел шофер. Оперативник сел
за руль второй машины, положил папку на сиденье справа, завел мотор и, резво
развернувшись, вырулил на Ленинский проспект. Асфальт был мокрый; грязный рыхлый
снег лежал по краям дороги. Неяркое солнце вышло из-за туч, заблестело на очках
оперативника. Он проехал через центр, развернулся на площади Дзержинского,
обогнул здание КГБ и остановился. Взял папку, вышел из машины, вошел в ближайший
подъезд. Предъявив удостоверение, поднялся на лифте на четвертый этаж, прошел по
коридору, открыл дверь кабинета N 415. За письменным столом сидел лысоватый
человек в синем костюме.
- Разрешите, товарищ полковник ?
- Ага, - сидящий протянул руку. Оперативник вошел, передал папку.
- Как там ? - спросил лысоватый, развязывая тесемки папки.
- Все нормально.
- Истерик не закатывал ?
- Нет пока, - ухмыльнулся оперативник.
Полковник стал листать рукопись:
- Ладно. Идите.
Оперативник вышел. Сидящий снял трубку, набрал номер:
- Виктор Иваныч, это Носков. Папка у меня... Хорошо.
Он положил трубку, взял папку, вышел из кабинета, на лифте поднялся на шестой
этаж, вошел в приемную. Там сидели две секретарши.
- Носков, - сказал лысоватый. Секретарша сняла трубку:
- Виктор Иваныч, Носков. Проходите, - кивнула она Носкову.
Он вошел в кабинет. За столом сидел седой человек в сером костюме с моложавым
лицом. Носков подошел, протянул папку.
- ВсЈ здесь ? - спросил седой, принимая.
- ВсЈ, Виктор Иваныч.
- Есть.
Носков вышел. Седой набрал номер на панели селектора.
- Слушаю, - ответил женский голос.
- Котельников. Петр Сергеич на месте ?
- Минуту.
- Елагин слушает, - ответил мужской голос
- Здравствуйте, Петр Сергеич. Котельников говорит.
- Приветствую, Виктор.
- Рукопись у нас.
- Опыично.
- Я отдам на ксерокс и через полчаса можете присылать курьера.
- Виктор, ему нужен оригинал.
- Это невозможно. Рукопись изъята на обыске, занесена в протокол. Выносить из
здания нельзя.
- Ну... а как тогда?
- Пусть приезжает к нам.
- Ты думаешь?
- А какая разница ?
- Ну... можно попробовать. Тогда вот что: я пошлю за ним своего шофера, он его
вам доставит.
- Когда?
- Да прямо сейчас. Тут ехать-то пять минут.
- Хорошо. Мы на вахте встретим.
Он дал отбой и набрал другой номер.
- Мыльников, - ответил мужской голос.
- Ну всЈ.
- Приедет?
- Да. Встречать его через десять минут.
- Понял.
Котельников дал отбой.
Минут через двадцать в его кабинет вошел мальчик лет тринадцати в синей школьной
форме.
- Так быстро! - засмеялся Котельников, вставая. Мальчик остановился посередине
кабинета и посмотрел на Котельникова.
- Виктор Иваныч, - протянул ему руку Котельников. Мальчик молча смотрел ему в
глаза.
- Значит... - кашлянул Котельников, отводя глаза и убирая руки за спину, - вот.
Садись за мой стол. Читай. А я... пойду пообедаю.
Он вышел.
Мальчик сел за стол, развязал тесемки папки, открыл:



            НОРМА 



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ





Свеклушин выбрался из переполненного автобуса, поправил шарф и быстро зашагал по
тротуару.
Мокрый асфальт был облеплен опавшими листьями, ветер дул в спину, шевелил
оголившиеся ветки тополей. Свеклушин поднял воротник куртки, перешел в аллею.
Она быстро кончилась, уперлась в дом. Свеклушин пересек улицу, направляясь к
газетному киоску, но вдруг его шлепнули по плечу:
- Здорово, чувак!
Он обернулся. Перед ним стоял Трофименко.
- “оооо-моЈ..... - брови Свеклушина поползли вверх, - Серега?!
- Он самый! - сияющий Трофименко протянул руку.
- Слушай, слушай, да как же ты... откуда?! - Свеклушин тряс его кисть.
- Оттуда! Оттуда. Сашок!
- Но, постой, чего же ты... Јпт... чего ж не позвонил? Не заезжал?
- А я только приехал. С вокзала. Вещи в камере хранения.
- Постой... ты в командировку, или так?
- Вообще-то просто так, но в сущности - по делу. Меняться хочу.
- “пт! Ну, деятель! Потолстел ты... разъелся, что ли?
- У нас разъешься...
- Но, ты постой, а как же, а Нина?
- Что, Нина? Нина - все путем. Живем, работаем. Детей растим. Сашке два, Тимке
уже восьмой.
- Тимке? Восемь? “..моеЈ! Восемь! Я ж его недавно на руках таскал!
- Теперь не потаскаешь. Пухлый стал. Жиртресина.
- Ну... слушай, Серега, ну ты погоди, расскажи как там у вас, как Пал Егорыч,
как Сенька?
- Да все в порядке. Пал Егорыч все там же. Тянет.
- Главным инженером?
- Ага. Семен запил что-то. Взыскание у него. С женой чуть не разошелся.
- “пт! Чего эт он?
- Сам не знаю. Вроде и не пил никогда особо. Так, как все...
- Дааа... надо же. Талантливый парень такой... Слушай, ну, давай сядем, что ли,
чего стоим как мудаки... иди сюда...
Они перешли улицу и сели на лавочку у входа в аллею. Свеклушин смотрел на
Трофименко, качал головой:
- Дааа... надо же. Встретились. Но ты, вообще-то, гусь тот еще. Не звонишь, не
пишешь...
- Саш, это не от меня зависит. Я ж по полгода в командировках. Мотаюсь, как
черт.
- Все равно. Пару строчек написал бы. Жив, здоров, привет родителям.
- Да я писал.
- Когда писал-то?
- Да писал... что ты прямо... писал.
- Ну и жопа ты все-таки! - Свеклушин рассмеялся, хлопнул Трофименко по плечу. -
Писал!
Трофименко вытащил папиросы:
- Будешь?
- Не. Не хочу.
- Ну, а у тебя как? Свеклушин вздохнул:
- Все по старому. Верка авиационный кончает.
- Заочный?
- Ага. Сережа в седьмой пошел.
- Как учится?
- Так себе. Чего-то никак за ум не возьмется. Побренчать, маг послушать.
- Ясно. Ну а на работе как? Как с Сидоровым?
- Хреново.
- Давит?
- Ага. Я уходить хочу от них. Надоело.
- А куда?
- В техникум. Преподавателем.
- Технологию?
- Ага.
- Ну, что ж, тоже интересно, - Трофименко курил, перехватив папироску возле
самой головки.
- А главное рядом. В Черемушках.
- Ну так сам бог велит. Уходи, конечно.
Свеклушин положил портфель на колени, улыбаясь, вздохнул:
- Да, Серега, Серега. Морщины вон у тебя. Надо же.
- Ну и чего странного? Нормально.
- Чего ж нормального? Мастер спорта по самбо, тридцать пять лет.
- Да у тебя тоже, кстати, морщин хватает. Так что не расстраивайся шибко на мой
счет. Береги нервные клетки.
Засмеялись. Свеклушин шлепнул Трофименко по коленке:
- Вот что, деятель. Давай мотай на вокзал, забирай свой угол и дуй к нам. Живо.
А я щас Верке звякну, чтоб сварганила что-нибудь. Она поди дома уже. Давай,
быстро.
Он встал, но вдруг вспомнил:
-Только вот погоди-ка. Норму сжую щас, чтоб домой не тащить. Хорошо, что
вспомнил.
Он сел, раскрыл портфель. Трофименко курил, стряхивая пепел на асфальт.
- Где она... ага вот.
Свеклушин вытащил упакованную в целлофан норму.
- Ух ты, - Трофименко потянулся к аккуратному пакетику. - Смотри, какие у вас...
А у нас просто в бумажных упаковках таких. И бумага грубая. И надпись такая
оттиснутая плохо, криво. Синяя такая. А у вас смотри-ка, во как аккуратненько.
Шрифт такой красивый...
- Столица, чего ж ты хочешь, - Свеклушин разорвал пакет, вытряхнул норму на
ладонь, отщипнул кусок и сунул в рот. Трофименко потрогал норму:
- И свежая... во, мягкая какая. А у нас засохшая. Крошится вся... организаторы,
бля. Не могут организовать...
- А вы написали бы куда надо, - Свеклушин жевал, периодически отщипывая.
- Написали, бля! - Трофименко швырнул папиросу, придавил ногой. - Не смеши,
Саша.
- Не помогает?
- Да конечно. Всем до лампочки. А потом, говорят, почему периферия тянет слабо!
Смешно. Сказка про белого бычка. Везут, везут опять пакеты эти. А там шуршит
засохшая, лежалая. Норму уж могли бы наладить. Странно это все...
- Дааа... много у нас еще этой несуразицы, - Свеклушин сунул в рот последний
кусочек, скомкал хрустящий пакетик, хотел было швырнуть в урну, но Трофименко
остановил.
- Дай мне, не выкидывай. Жене покажу.
Он разгладил пакетик, спрятал в карман.
Встали.
Трофименко поправил фуражку, Свеклушин - шарф. Секунду разглядывали одежду друг
друга. Трофименко шмыгнул носом:
- Саш... а вот если такую куртку достать? Трудно?
- Да не то чтоб очень... но это чешская. Тоже дефицит.
- Ну я переплачу там сколько надо, деньги есть, а? Как?
- Да можно попробовать. У Верки продавщиц много знакомых, - Свеклушин переложил
портфель в левую руку, вздохнул. - Попробуем. А щас ты, Серег, дуй на вокзал.
Забирай вещи. Адрес помнишь?
- Ну еще бы...
- Ну и чудесно. Беги. Чтоб через полчаса - у нас. Усек?
- Усек, - Трофименко улыбнулся.
- Давай. Ждем. - Свеклушин кивнул, повернулся и бодро зашагал прочь. Трофименко
улыбался и смотрел ему вслед.








Радушкевич убавил огонь, шоколадная пена какао стала подниматься медленней.
Как только она доползла до края кастрюльки, он выключил газ и стал помешивать
какао ложечкой.
- Пап, смотри, цирк передают! - закричала из комнаты Света. Не отвечая,
Радушкевич снял кастрюльку с плиты, налил какао в чашку, сел.
- Акробаты, пап!
Он распечатал норму, вывалил в глазурованную чашку, достал из холодильника банку
баклажанной икры, открыл, ложкой стал класть на подсохший брикетик нормы.
- Перелетают, пап!
Радушкевич ложкой перемешал норму с икрой, нарезал хлеба.
- Во, пап! Одновременно трое!
Он стал намазывать получившуюся массу на хлеб.
- Кувырки прямо в воздухе!
Всей массы хватило на семь бутербродов. Радушкевич помешал какао, отхлебнул,
взял первый бутерброд, откусил.
- А тетя через ноги вылезла, пап!
- Да бог с ней... - еле слышно пробормотал Радушкевич, прихлебывая какао.
Стуча когтями по полу, подошел Генри, ткнулся черной мордой в колени.
Радушкевич дал ему кусок сахара.
Генри звучно разгрыз его, роняя крошки на пол, подобрал их, и, облизываясь,
посмотрел на хозяина.








- О, верстка пришла, - Тумаков посмотрел через Олино плечо, отхлебнул из
стакана. - Чего ж ты молчишь, нимфа?
- А ты что, торопишься? - не глядя на него, Оля сортировала полосы верстки.
- Предположим.
- Вот и не выйдет ничего. Тебе за Морозова придется вычитывать. Держи!
Она протянула ему ворох листов.
- Постой, постой, в честь чего это? - Тумаков поставил стакан, взял верстку. -
Как за Морозова? А он где?
- Слинял куда-то.
- А Васнецов?
- Отпустил, конечно Они ж друзья-приятели...
- Ни фига себе, - Тумаков взял верстку, сел в кресло рядом с Олиным столом. -
Ну, мороз - мороз, не морозь меня... надо же. А я думал в пять смыться.
- Теперь до шести - минимум.
- Да. Вообще, убегать, когда верстку подписываем - свинство.
- Это ты ему говори.
- Говори - не говори... одна каша...
Тумаков достал из пиджака ручку, замолчал, вчитываясь. Оля выглянула в коридор:
- Комар! Сергей Львович! Верстка пришла!
- Идууу, - разнеслось по коридору.
Комаров вбежал через минуту, протянул руку:
- Гив!
Слюня пальцы, Оля отсчитала ему:
- Это твой разворот... и рассказик тоже твой...
- Мое, мое, все мое.
Комаров взял листы и двинулся, читая на ходу. Входящий Бронштейн отшатнулся от
него:
- Лешенька, смотри под ноги...
- Извиняюсь, Сергей Львович...
Оля сложила вместе три разворота, протянула:
- Сергей Львович.
- Аха, - Бронштейн поднес лист к глазам. - Ух ты, это что ж так глухо встало?
- А что вы хотели?
- Ну, я думал воздух над заголовком будет.
- Никакого воздуха, все в норме.
- Хорошо.
Бронштейн вышел. Шамкович заглянул, постучал согнутым пальцем о косяк:
- Здесь, говорят, верстку дают?
- Дают. У тебя что?
- Водорезова там, полтора разворотика.
- Где же это...- листала Оля.
- С семнадцатой, кажется...
- Вот. Держи. И побыстрей, Сань, если можно.
- Бу здэ...
Шамкович скрылся.
Оля разложила на столе оставшиеся листы:
- Это Коткову, шахматы... так. А это что? Барановские, что ль? А где Баранов?
Ба-ра-нов! Где ты?
- Он обедает, - поднял голову Тумаков.
- Отложим. Так... и что, все? А где же обложки? Не дали? Когда же они дадут?
Тумаков пил чай, читал верстку.
Оля встала потянулась:
- Оооо, господи... целый день согнувшись.
- А ты разогнись.
Она снова села, выдвинула ящик в тумбе стола:
- Норму вот никак не осилю.
- А ты осиль.
Оля вынула пакетик, на котором лежали остатки нормы, стала отщипывать и есть:
- Целый день клюю ее, все не доклюю...
- А ты доклюй.
Тумаков допил чай, отодвинул стакан.








Ярцев опоздал на десять минут, - круглые часы на серебристом столбе показывали
седьмой час.
Славка и Сашка ждали его на углу возле будки сапожника.
- Здорово, - Ярцев протянул руку, - зашился я немного...
- А мы уж думали опять продинамишь. - Славка вяло пожал ее.
- Витька-динамист... - ощерился Сашка, сдавил Витькины пальцы. - Наше вам,
ударник - передовик... что этты деловой такой? Торчишь?
- Торчу, бля. Со страшной силой, - Витька достал сигареты, протянул.
Закурили. Витька выпустил дым, сплюнул:
- Ну чего молчите? Мне штоль опять бежать?
Славка с Сашкой рассмеялись:
- Деятель, бля!
- Деловой, дымится аж...
- А чего, купили, что ль?
Славка укоризненно покачал головой:
- Да, Виктор Кузьмич. Плохо вы о нас думаете. Недооцениваете.
Он распахнул пальто. Во внутреннем кармане торчала бутылка водки.
- Японский бог... - Витька хихикнул, - Ну, молчу!
- Вот, вот. Помалкивайте, Виктор Кузьмич. И гоните хруст с полтиной.
Витька отсчитал деньги, сунул Славке:
- Где будем?
- Да где угодно. Хоть здесь.
- Давай за домом.
- В скверике?
- Ага.
- Ну, пошли.
Обогнули дом, прошли через детскую площадку.
В скверике двое распивали красное, а один лежал на лавке и спал.
Прошли мимо. Сашка качнул головой:
- Самоупийцы, бля... Лучше уж политуру, чем "Плодово-ягодную".
Сели на лавку. Славка открыл, Сашка раздал по плавленому сырку.
- Таак, - Славка щелчком сбил со скамейки окурок. - Ну что, давай, Саш.
Сашка отпил, передал Витьке. Витька приложился было, но вдруг отстранился:
- Ой, бля... У меня же норма. Пей, Слав...
Он передал бутылку Славке, вытащил из кармана норму, разорвал пакет.
- Ты что? - удивленно смотрел на него Славка, держа перед собой бутылку.
- Ничего...
- И что вам тоже положено?
- А как же. По сто пятьдесят. Чего, не знал?
- Не-а... - Славка отпил из бутылки. - Фууу... а когда надумал?
- Надумал и надумал, - Витька разломил норму пополам и стал жевать, попеременно
откусывая от двух кусков. - Когда-нибудь и ты надумаешь.
- Да ну на хуй, - Славка протянул ему бутылку. - Пей.
Витька дожевал норму, запил водкой.
Проглотили по сырку.
Сашка пустил бутылку в кусты.
- Дааа, Витек, смотри-ка, - Славка глядел на Витьку.
- Фантасмагория, бля, - Сашка рыгнул, встал, подкинул скомканную фольгу от сырка
и ловко пнул.
Серебристый комочек описал дугу и пропал в куче опавших листьев.








Кот обнюхал сосиску, поднял голову и мяукнул.
- Ешь, ешь, Синус, - Алексей Кириллович стоял над ним. Кот снова мяукнул, качнул
хвостом и отошел, понюхал давно не мытый паркет.
- Да ты что? - Алексей Кириллович присел на корточки. - Ты что? Совсем
обнаглел!? Сосиски не ешь?
Кот потерся о его ногу, прошел под ним.
- Обнаглел. Но рыбы нет. Нет рыбы. Не жди.
Кот побрел на кухню.
Кряхтя, Але