Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Федосеев Г.А.. Пашка из Медвежьего лога -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  -
Григорий Анисимович Федосеев. Пашка из Медвежьего лога --------------------------------------------------------------- Изд: Западно-Сибирское книжное издательство, 1967 OCR&Spellcheck: Arch Stanton, 6 may 2002 --------------------------------------------------------------- " * ПАШКА ИЗ МЕДВЕЖЬЕГО ЛОГА * " "КОНОПАТЫЙ ПАРЕНЕК" Еще зима... Тусклые рассветы. Мутное небо. Редко проглянет холодный луч солнца. Под зимним плотным снегом спят корни растений, насекомые, ручейки, реки, цари-медведи. Спят белоствольные березы, угрюмые сосны, ели -- вся тайга. Лишь изредка в ней кто-то, точно пробудившись от долгого сна, пробормочет невнятно и смолкнет, уйдя в тишину. В штабе экспедиции затишье. Полевые подразделения геодезистов уже разводят костры в далекой тайге, ждут не дождутся весны, чтобы начать работу. И только мы с Василием Николаевичем Мищенко, как отставшие в перелете птицы, живем лишь надеждой, что скоро присоединимся к товарищам. А тайга зовет. Мысли давно там, далеко в горах, у бурных потоков, у птичьих озер. То почудится, что ты у ночного костра, и тело пленит привычная усталость от дневного перехода, то вдруг плеснет в лицо смолистым запахом хвойных лесов, отогретых полян, свежестью первой зелени. И, пробудившись, ты с болью поймешь, что это всего лишь обманчивое забытье. День солнечный, теплый. Иду к себе обедать. Из школы высыпали ребята и быстро растеклись по переулкам. Вижу: у широкой витрины магазина сельпо стоят двое парнишек. Тот, который поменьше ростом, -- ко мне вполоборота. Лица не видно, только острый кончик носа торчит из-за веснушчатой щеки. Зажав между ног сумку с книжками и перевалившись через перила, парнишка что-то рассматривает за стеклом. Я делаю еще шаг и останавливаюсь. Теперь мне виден чуточку вздернутый нос, тоже запорошенный веснушками, В стиснутых пальцах правой руки парнишка держит ломоть черного хлеба, отхватывает большие, во весь рот, куски и жует, причмокивая губами. Можно подумать, что он, по крайней мере, ест какой-то необыкновенно вкусный торт. Второй мальчуган, и старше, и повыше ростом, стоит рядом, бочком прижавшись к перилам, и с откровенной завистью следит, как приятель уминает хлеб, а сам нет-нет да и пожует пустым ртом. Лицо у него строгое, даже злое. Там, за стеклом, куда так пристально они смотрят, горка жареных гусей. Ближний рассечен вдоль, лежит, вывернутый жирным мясом наружу, сочный, обтянутый подрумяненной коркой. "Вот он соблазн!" -- подумал я. И мне вдруг тоже захотелось чего-нибудь пожевать. Вижу, конопатый мальчишка достает из кармана чесночину, натирает ею шероховатую горбушку, откусывает, а сам глаз не отрывает от витрины. До чего же вкусным кажется ему черный хлеб с гусятиной, что лежит за стеклом! -- Хватит тебе, пошли! -- досадливо бросает старший, глотая слюну. Конопатый, не поворачиваясь к товарищу, отламывает ему половину горбушки, сует в руку, и они оба, не отрываясь от витрины, жуют. Меньший говорит с сожалением: -- Вчера, Костя, тут и колбаса лежала... Веришь, жирная, вот такая толстущая!.. -- И он, растопырив пальцы левой руки, хочет показать ему толщину колбасы, но вдруг оба разом замечают меня, срываются с места. Размахивая сумками, они несутся по улице и исчезают где-то в переулке. Я снимал комнату в доме на одной из самых тихих улиц поселка. Ходил к себе по глухим переулкам. Только подошел к дому, как на улице послышался отчаянный лай, видно, кто-то ударил собачонку. Затем донесся свист. Он повторился трижды и смолк, оставив в уличной тишине какую-то непонятную тревогу. Через соседний двор промчались три паренька. Явно на свист. У них, кажется, не было времени открыть калитку, и они все с легкостью борзых перемахнули через забор. Свист повторился, но более резко, как сигнал бедствия. По дворам залаяли собаки. Вижу, старик собачник поймал сачком Жулика -- соседскую собачонку и, перекинув через плечо живой груз, направился к телеге с ящиком. Сбежавшаяся ребятня стеной перегораживает ему путь, орет, машет руками, пытается отнять Жулика. -- Кыш, пузатая пескарня! -- кричит собачник, прокладывая себе дорогу. Ребята отскакивают и в нерешительности замирают. На секунду напряженная тишина нависает над улицей. От толпы отделился парнишка в красном шерстяном шарфе, видимо, самый резвый, и стремглав бросился вниз по улице -- явно с каким-то поручением. А старик торопливыми шагами подошел к телеге, и через минуту Жулик уже сидел в ящике с двумя грустными псами. Собачник не спеша, по-хозяйски замкнул дверцу ящика. И тогда Жулик вскочил, бросился к решетке, завыл на высокой, жалобной ноте. Ему ответили таким же воем собаки из ближайших дворов. Я решил не вмешиваться до последнего момента: хотелось посмотреть, что за ребята на нашей улице и способны ли они освободить своего четвероногого Друга. А собачник, довольный удачей, достал из кармана кисет и стал закручивать "козью ножку". В это время из дальнего переулка выскочил шустрый паренек в сопровождении мальчишки в красном шарфе. -- Копейкин!.. Копейкин!.. -- Толпа мальчишек оживленно загудела. Дед насторожился, не понимая, с чего бы у хлопцев появилась такая радость. Что-то знакомое показалось мне в этом пареньке. Да ведь это тот самый конопатый мальчишка, которого я только что видел у витрины сельпо! Мне запомнились широкая, с чужого плеча, телогрейка защитного цвета и большая лисья шапка. Толпа ликовала. Конопатый паренек каким-то еле уловимым жестом заставил ребят стихнуть. Он деловито обошел телегу с дремавшим под дугою мерином, подозвал к себе рыжего мальчишку и что-то сказал ему на ухо. Тот мгновенно исчез за калиткой ближнего двора. Ребята, смолкнув, ждали. Видно, вся надежда была на конопатого. -- Здорово, дедушка, -- любезно, почти басом, приветствовал собачника Копейкин. -- Здорово, внучек, -- в тон ему ответил старик. -- Неладно вышло, дедушка, -- пожаловался Копейкин. -- Вы нашего Жулика поймали. -- На то они и жулики, чтобы их ловить. -- Довольный своей остротой, старик засмеялся. -- Я б вам за него двух вот каких кобелей дал. -- Копейкин отмерил рукой целый метр от земли. -- Зачем мне двух! Мне и одного хватит, ежели без обмана. Копейкин принял эти слова за согласие. Он отошел в толпу ребят и, хитро подмигнув, стал о чем-то просить двух пареньков. Те одобрительно закивали и, сорвавшись с места, помчались выполнять приказание. -- Да поживее возвращайтесь! -- крикнул им вслед кто-то из ребят. Толпа ожила, подступила к старику. Я не мог догадаться, что затеял конопатый паренек, но, судя по поведению ребят, он их чем-то обнадежил. В это время вернулся рыжий. Он держал руки за спиной, видимо, что-то пряча. Копейкин подмигнул ему, и они оба исчезли за телегой. Собачник докурил "козью ножку" и вдруг спохватился. -- Ну и брехуны же вы, хлопцы! -- сказал он и начал взбираться на телегу. -- Дедушка, дедушка, ведут, ей-богу, ведут! -- пропищал в толпе тоненький голосок, и кто-то захлопал в ладоши. Все повернулись в ту сторону. Двое ребят волокли на толстом обрывке конопляной веревки молодого кобеля. Он отчаянно сопротивлялся, упирался всеми четырьмя лапами, в глазах замер смертельный страх, точно он вдруг узнал собачника. -- Буска... Буска... -- прошел по толпе шепот. Это была великолепная зверовая лайка. Никакого сравнения с Жуликом. Старик обрадовался и сразу схватил сачок. -- Сперва Жулика выпускай! -- протестующе заорали мальчишки. Но собачник заторопился, накинул на Буску сачок и, не обращая внимания на его яростное сопротивление, впихнул в ящик и захлопнул дверку. -- Жулика!.. Жулика!.. -- загудели ребята и стали подступать к телеге. -- Цыц!.. Не подходи!.. -- старик угрожающе поднял кнут, заслонив собой ящик. Но тут показался Копейкин, он что-то крикнул, и, словно по мановению волшебной палочки, все стихло. Мальчишки даже подались назад от. телеги и, повернувшись к конопатому пареньку, недоуменно ждали, не веря, что он отдал Буску. Я сошел с крыльца. -- Трогай, дедушка, трогай! -- послышался спокойный голос Копейкина. Собачник не торопясь уселся на телегу, все время подозрительно поглядывая в сторону, где стоял конопатый паренек. В последний раз оглянулся на присмиревших, сбитых с толку ребят, дернул вожжи и ременным кнутом стегнул по ребрам мерина. Телега загрохотала по мерзлой дороге. Собаки в ящике все разом завыли, Толпа стояла, все еще не веря случившемуся. И вдруг дружный хохот, точно взрыв, потряс всю улицу: у телеги сошли с осей оба левых колеса. Она сильно наклонилась, и старик, свалившись в снег, замотал в воздухе длинными ногами. Мальчишки торжествовали. Едва отряхнувшись от снега, разъяренный собачник кинулся на толпу с кнутом. Ребят как не бывало -- кто куда! Только Копейкин стоял на месте, будто примерзший к дороге, в расстегнутой телогрейке, в сдвинутой на затылок шапке, чуть побледневший и решительный. Старик всем своим гневом обрушился на него, размахнулся, чтобы ударить, да так и замер с высоко поднятым кнутовищем. -- Не надо, дедушка, драться, -- сказал спокойно, не без лукавства подросток; -- Я тебе покажу, пескарь, как гайки отвинчивать! Думаешь, не вижу, что ты тут за атамана?! -- Ну, пускай я, -- с достоинством ответил Копейкин. -- Могу пойти на переговоры. -- Гайки давай, а не переговоры, разбойник! -- Выпускайте всех собак, тогда и гайки получите, а то никуда не уедете. Старик перевел сузившиеся от гнева глаза на осмелевших мальчишек, на свою скособоченную телегу и, трезво оценив обстановку, прошипел: -- У-у-у, змееныш!.. Он долго возился над люком ящика, Наконец дверка распахнулась, и собаки, чуть не передавив друг друга, вырвались на свободу. Ребята неистовствовали, кричали, прыгали, свистели. Они помогли старику надеть колеса, усадили его в. телегу. С каким-то удивительным безразличием к ударам кнута мерин засеменил по дороге. Свернув в переулок, старик оглянулся и угрожающе потряс в воздухе кнутовищем. ...Моя квартирная хозяйка Акимовна -- добрейший человек. Она всю жизнь работала на приисках, прожила тяжелую жизнь и до старости сохранила большое трудолюбие. Я не помню ее праздной. Всегда занятая какими-то хлопотами, вечно беспокойная, она находила время заботиться обо мне, и это всегда трогало меня. -- Что же вы так долго не приходили обедать? Щи перепрели, -- упрекнула она. -- Виноват, Акимовна! На улице задержался. Собачник поймал соседского Жулика, а ребята не захотели отдать. -- Жулика! -- всплеснула руками старушка. -- А что же вы смотрели? Табаку бы ему в нос, живодеру! Сроду в поселке собак не ловили, а нынче, вишь, заготпушнина учредила собачника; житья не стало собакам. Ну и что же? -- Смотрел я на ребят, знакомился. Копейкин у них за главного. Чей он сын, не знаете? -- Копейкин?.. Отродясь фамилии такой не слыхивала. Видать, не здешний. Звать-то его как? -- Не знаю, шустрый такой паренек. -- Они, милый, на шкоду все шустрые. Чего учудить -- занимать не пойдут, -- ответила Акимовна не без гордости. -- Наша улица издавна в славе ребятами и без Копейкина. Выдумают же такую фамилию! Обличия какого из себя?. -- Конопатый мальчишка. -- Конопатый?.. Ума не приложу, чей он. Конопатых у нас на улице нет, -- твердо заявила старушка. "ГОЛУБАЯ ТРЯПОЧКА" Уже все было готово к нашему отлету: упаковано снаряжение, продукты, инструменты, личные вещи, но ледяной аэродром на реке, где нас с Василием Николаевичем должны были высадить, затопила наледь, и теперь там невозможно было посадить самолет. Обещали подыскать другую площадку, а это не так просто, и я с ужасом думаю, как бы нам надолго не задержаться в поселке. Давно меня гнетет тоска по тайге. Она приходит сразу, как только появляются первые признаки весны. Они во всем: и в мягком хрусте снега под ногами, и в сдержанном молчании птиц, и в синеве неба, и даже в шуме леса. Как-то вдруг, без ветра, заволнуется он, зашумит и замрет, точно обескураженный чем-то. Вот тогда-то и становится невмоготу беспечная жизнь в четырехстенной избе. Хочется встретиться с бурей, со зверем, с верстами, с бесконечными верстами непознанного пути. Потянет к вольным, близким сердцу просторам с хвойным воздухом, с лопнувшими почками берез, с птичьим криком и затяжными весенними закатами. Сегодня резко похолодало. На окнах мороз выгравировал замысловатые узоры. С неприветливого серого неба падают невесомые пушинки снега. Они копятся на остывшей земле, сглаживая шероховатую поверхность белизною. Опять зима. Так нередко бывает после теплых, по-настоящему весенних дней: ударит нежданно трескучий мороз, завоет пурга -- это зима, собрав остатки сил, напоминает о своем грозном могуществе. Не очень-то радует такая погода. После обеда ко мне зашел Василий Николаевич, мрачный, как грозовая туча. Ему-то, всю жизнь проведшему в тайге и привыкшему в это предвесеннее время уже находиться где-то далеко от поселений, особенно не по душе наша задержка. Мы долго молчим. Я бесцельно гляжу в окно. Василий Николаевич лениво набивает трубку табаком. -- Когда же полетим? -- вырывается у него. Я ничего нового сказать не могу и молчу. -- Собакам и то надоело ждать. Утром зашел проведать Бойку и Кучума, они не ласкаются, в глаза не смотрят, будто я виноват, -- рассказывает он. -- Хватит, Василий, тут и без твоих разговоров тошно. Еще немного потерпи, найдут новую площадку на реке, часа не задержимся -- улетим. В комнату вошла хозяйка с кипящим самоваром. -- К вам дедушка пришел, войти стесняется, может, сами выйдете? -- сказала она мне, заваривая чай. -- Кто он? -- спросил я. -- Тутошный, дело у него к вам какое-то. В сенях стоял дородный старик, приземистый, на вид лет шестидесяти. Одет он был по-зимнему. Дубленый полушубок, изрядно поношенный, но без единой латки, туго перевязан кумачовым кушаком. На ногах лосевые унты, в двух местах аккуратно перехваченные ремешками. На голове старика глубоко сидела заснеженная самодельная барашковая ушанка. Она обрамляла сверху и с боков приветливое, коричневое от ветра лицо, опушенное снизу окладистой бородою. Он посмотрел на меня со странной детской растерянностью. -- У нас промежду промышленников слушок прошел, будто вы охотой занимаетесь, -- начал он крутым баском, переступая от неловкости с ноги на ногу. -- Вот я и прибежал из зимовья, что в Медвежьем логу: может, поедете до меня -- дюже коза пошла. -- Вы что ж, охотник? -- спросил я, обрадовавшись столь приятному гостю. -- Балуюсь, -- замялся он и, откашлявшись, вдруг осмелел. -- С детства маюсь этой забавой. Еще махонький был -- на выстрел бегал, как собачонка, так и затянуло. Должно, до смерти! Секунд пять, не больше, ему хватило на то, чтобы осмотреть меня и Василия Николаевича, и с его лица исчезла растерянность. Затем, немного отогревшись, он уселся на краешек табуретки, сбросил на пол шапку-ушанку, меховые рукавицы и стал сдирать с бороды прилипшие сосульки. А сам нет-нет да и окинет пытливым взглядом комнату. Громко хлопнула наружная ставня. -- Опять завьюжило, -- сказал Василий Николаевич, искоса поглядывая на старика. -- По козам самый раз! -- Да вы раздевайтесь, -- предложил я. -- Благодарю. Ежели уважите приехать, то я побегу. А коза, не сбрехать бы, вон как пошла -- табунами, к хребту жмется; должно, ее со степи волки турнули. Василий Николаевич так и засиял, так и заерзал на стуле. -- Да раздевайтесь же, договориться надо, где это и куда ехать, -- сказал он. -- Спасибо, а ехать недалече, за реку. -- И дед, осмелев, привычным движением рук сдернул кушак, сбросил на пол полушубок. -- Я ведь колхозный смолокур, с детства в тайге пропадаю. Там, видно, и доживать буду. Так уж приезжайте, два-три ложка прогоним и с охотой будем. Сухое, обожженное ветром лицо старика перетягивалось вздувшимися прожилками. Руки тоже жилистые, тяжелые. Умные добрые глаза под широкими бровями и улыбка, изнутри освещающая лицо. На всей его коренастой фигуре, на одежде лежал отпечаток лесного человека. -- Где же мы вас найдем? Тайга большая... -- Сам найдусь, не беспокойтесь. Пашка, внучек, вас тут дождется, пока вы соберетесь, и отсюда на Кудряшке к седловине привезет. -- А Пашка-то где? -- На улице с санями ждет. Не беспокойтесь, довезет. Он, шельма, насчет коз во как разбирается, мое почтенье! Весь в меня, негодник, будет. -- И его толстые добродушные губы под усами растянулись в улыбке. -- В зыбке еще был, только на ноги становился, и что бы вы думали? Бывало ружжо в руки возьму, так он весь задрожит, ручонками вцепится в меня, хоть бери его с собой на охоту. А малость подрос -- ружжо себе смастерил из трубки, порохом начинил его, камешков наложил, как вправдашное... Вот уж и грешно смеяться, да не утерпишь. Бабка белье в это время во дворе стирала. Подобрался он к ней, подпалил порох да как чесанул ее, бабку-то... Она, голубушка, и полетела в корыто, чуть не захлебнулась с перепугу... Так что не беспокойтесь, он насчет охоты разбирается. Где силенкой не дотянет -- хитростью возьмет, Говорю, не подведет. -- Ну как, Василий, поедем? -- спросил я. -- А как же иначе?! -- Тогда по случаю нашего знакомства, думаю, не откажетесь рюмочку пропустить. Пьете? -- спросил я старика. Тот смешно прищелкнул языком и, разглаживая влажную от мороза бороду, хитровато взглянул на меня. -- Случается грех... Не то чтобы часто, а приманивает. Я налил ему полстакана спирта и хотел было развести водою, но он энергично запротестовал: -- Что вы, что вы, зачем добро переводить?.. Старик опрокинул стакан, громко крякнул, вытер губы, а бутерброд переломил пополам и сунул в рукавицу. -- Иди, Василий, собирайся побыстрей. -- Я не задержу. Василий Николаевич вышел вместе со стариком. -- Пашка пусть зайдет погреться! -- крикнул я им вслед. Вот, думаю, подвалила удача. К счастью, у меня есть разрешение на отстрел двух козлов. Достаю ружье, осматриваю, начинаю переодеваться. Хорошо поразмяться в тайге! Меня захватывает радость предстоящих охотничьих приключений. Чего только не услышишь, не увидишь в тайге за день! Я истосковался по лесу, по стуку дятла, даже по усталости. Воображение -не замедлило вылепить картину охоты, сбитого удачным выстрелом козла и костер в лесу под кудрявыми соснами... Слышу, приоткрылась дверь, и в комнату просунулся парнишка, закутанный с ног до головы в дорожную доху. Он сбросил ее у порожка, повернулся, и я увидел конопатое лицо. -- Копейкин?! Так это ты и есть Пашка? -- Пашка я, из Медвежьего лога. . -- Почти графский титул! Ну, садись! -- пригласил я. На нем были та же защитного цвета широченная телогрейка с чужого плеча и большие унты, вероятно, дедушкины обноски. Поверх этого странного костюма, напоминающего водолазный скафандр, торчала на тоненькой шее голова с беспорядочно взбитыми

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору