ам с  минуту
перед телефоном.  Боль, словно  от  полученной  раны, отступала,  смягчалась
из-за этого бодрого, надежного голоса любви, который она только что услыхала
в трубке.  "Нужно быть достойной его,-- подумала она с каким-то религиозным,
проникновенным чувством.-- Нужно быть достойной его".
     Она встала,  подошла  поближе  к своим картинам.  Уставилась на  них. С
каким удовольствием она сейчас выцарапала бы свою подпись, но, увы, акварели
теперь были под стеклом, в рамке. Ничего сделать нельзя.
     Роберта  вышла в холл, надела свое пальто, замотала  голову  шарфом.  В
доме, казалось, так тихо, словно в нем никого  не было. Нигде не  было видно
слуг  в белых  перчатках, и если  даже  сейчас гости живо  обсуждали  ее  за
столом,  то,  слава  Богу, все  их  разговоры  приглушало  довольно  большое
расстояние и несколько плотно закрытых дверей.  Она  огляделась в  последний
раз,-- повсюду зеркала, мрамор, норковые шубы. "Нет, все это не для меня",--
подумала она  с сожалением. Завтра же узнает у Патрини имя  барона и пришлет
ему букет роз с извинениями за свои дурные манеры и невоспитанность.
     Интересно, случалось ли что-либо  подобное с ее  матерью, когда ей было
девятнадцать?

     Она  неслышно отворила  дверь, выскользнула на улицу. "Бентли" и другие
машины стояли на  прежнем месте на морозе,  а  печальные шоферы этих богачей
стояли группкой  в легком тумане под  уличным  фонарем. Роберта прислонилась
спиной к чугунному забору особняка барона, чувствуя, что на  холодном зимнем
воздухе сумбур в ее  голове постепенно пропадает. Уже  через несколько минут
она продрогла до костей, но упорно стояла на месте -- это наказание ей за те
часы, которые  Ги  провел в  ожидании  перед  ее окном. Ее покаяние.  Она не
пыталась согреться.
     Но  даже  быстрее,  чем рассчитывала, она услыхала  рев  двигателя  его
"Веспы",  увидала  знакомую  фигуру  Ги.  Он  весь сжался на своем  сиденье,
казался таким странным, угловатым.  Он с грохотом вылетел из узкого переулка
на площадь. Она направилась к уличному фонарю, чтобы он ее сразу заметил. Ги
резко затормозил перед ней. Его чуть занесло. Роберта  кинулась  ему на шею,
обняла, не обращая внимания на глазеющих на них водителей.
     -- А теперь увези меня поскорее отсюда. Поскорее!
     Ги  чмокнул ее в щечку, крепко прижал к  себе. Она забралась  на заднее
сиденье и  крепко  схватилась обеими руками  за  его  талию.  Он завел  свою
"Веспу". Они помчались между темными домами и быстро выскочили на авеню Фош.
Всего какое-то мгновение, но  его было вполне достаточно. Безумная скорость,
свежий холодный ветер  в  лицо,  его похрустывающее  пальто под ее ладонями,
надежное  чувство  успешного  побега...  Они  пересекли  авеню  Фош и теперь
мчались  по  бульварам   к  Триумфальной   арке,  которая,  казалось,   чуть
покачивалась, залитая ярким светом прожекторов в полупрозрачном тумане.
     Она крепче прижималась к Ги, нашептывая  в меховой воротник его пальто:
"Я люблю  тебя,  я  люблю тебя",--  но  его уши были куда  выше ее губ, и он
ничего не слышал. Теперь она чувствовала  себя очистившейся, словно какая-то
святая, словно только что убереглась от совершения смертного греха.
     Когда они выехали на площадь Этуаль, Ги, притормозив, повернулся к ней.
Сосредоточенное, жесткое лицо.
     -- Ну, куда? -- спросил он.
     Она колебалась, не зная, что ответить. Затем сказала:
     --  У тебя  еще  остался  ключ  от  квартиры твоего приятеля?  Ну того,
который уехал к родителям в Тур?
     Ги резко крутанул ручку  газа, и "Веспу" занесло. Они едва не упали, но
все же сумели сохранить равновесие в последнюю секунду.
     Он подтащил свой мотоцикл к тротуару, выключил мотор. Резко обернулся к
ней. На  какое-то мгновение ей  показалось, что у него  страшный, угрожающий
вид.
     -- Ты что, пьяна? -- спросил он сурово.
     -- Уже нет. Так ключ есть?
     -- Нет,-- покачал в отчаянии головой Ги.-- Он вернулся из Тура два  дня
назад. Что будем делать?
     -- Можно пойти в отель,-- предложила Роберта.
     Она  сама  удивилась  своей  храбрости.  Какие слова  произнесла  сама!
Впрочем, разве нельзя?
     -- В какой отель?
     -- В любой, где нас поселят,-- сказала она.
     Ги крепко схватил ее за руки повыше локтей, сильно сжал.
     -- Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?
     -- Конечно,-- улыбнулась она ему. Ей  нравилось выступать инициатором в
осуществлении  их "преступного" плана. Это помогало ей стереть из памяти все
неприглядные   поступки,   совершенные   ею  этим   вечером.--  Разве  я  не
предупреждала тебя, что сама стану к тебе приставать. Ну вот, я и пристаю.
     Губы у Ги задрожали.
     -- Послушай, американочка,-- сказал он,-- ты просто великолепна!
     Роберта  думала, что он ее за это поцелует, но он, по-видимому, пока не
хотел заходить так далеко  -- не  доверял себе. Он снова сел в седло и завел
"Веспу".  Теперь  он  не гнал,  ехал  медленно,  осторожно, словно  вез груз
драгоценного хрупкого фарфора по ухабистой горной дороге.
     Они колесили по восьми аррондисманам, от одного отеля  к другому, но ни
один из  них  не  нравился  Ги. Увидев перед  собой  очередной, он вспыхивал
надеждой,  но она  при приближении к нему гасла, Ги  качал головой и  что-то
ворчал себе под нос,  стараясь удерживать  "Веспу"  на средней,  крейсерской
скорости. Роберте  никогда  и  не  приходило в  голову, сколько  же отелей в
Париже! Она уже окоченевала, но стойко терпела, не говоря ему ни  слова. Это
был город Ги, а в  таких делах у нее не было никакого опыта. Если  по такому
случаю он хотел выбрать отель, который устроил бы его во всех отношениях, то
она безмолвно  проехала бы с  ним полгорода, ни разу не  пожаловавшись ни на
что.
     Они  переехали  через  мост  Александра  III,  помчались  дальше,  мимо
Ансамбля  Инвалидов1  по направлению  к  Фобур Сент-Жермен по  темным, узким
улочкам, где за  высокими стенами маячили громадные  особняки. Но даже здесь
было  просто  удивительное  множество  отелей  на  любой  вкус  --  больших,
маленьких,  скромных,  роскошных,  ярко  освещенных и  в  полутьме, которые,
казалось,  дремали  при тусклом  свете  уличных фонарей.  Но Ги  все  это не
удовлетворяло.
     Наконец, в том районе города, в котором Роберта никогда прежде не была,
неподалеку от  авеню  де  Гоблен, на  улице, которая,  казалось, очень скоро
превратится в руины, Ги остановился. Сумеречный свет освещал  вывеску "Отель
"Кардинал",  все  удобства".  Нигде не  указывалось,  память  какого  именно
кардинала  здесь  чтят,  но  на  надписи  "все  удобства"  краска облупилась
маленькими чешуйками.
     -- Ну вот, наконец,  нашел,-- сказал Ги.--  Я слышал  об  этом отеле от
приятеля. Он сказал, что здесь очень хорошо и удобно.
     Окоченевшая Роберта с трудом сползла с заднего сиденья.
     -- Да, выглядит вполне прилично,-- лицемерно сказала она.
     -- Постой  здесь, посторожи  мотоцикл,--  сказал Ги.-- Я  сбегаю и  все
устрою.-- Он казался каким-то рассеянным и старался не смотреть ей в  глаза.
Достав бумажник, он вошел в отель,  словно человек  в  толпе  на  спортивных
состязаниях, опасающийся карманных воришек.
     Роберта  стояла возле  мотоцикла, положив, как владелица, руку на седло
"Веспы",  пытаясь  сосредоточиться,  как следует  представить,  что  ждет ее
впереди. Как жаль, что она не выпила третий мартини! Интересно, будут ли там
зеркала на потолке, а на стенах  картины Ватто  с изображениями нимф? Она  о
многом слышала в Париже, слышала и об этом.
     Нужно вести себя с достоинством, быть веселой и грациозной,  непременно
красивой. Ведь предстоит такой лиричный и пока неведомый эксперимент.
     Почему так долго там задерживается Ги?  Большое удовольствие --  стоять
на холодной улице, стеречь его мотоцикл. Это действовало ей на нервы. Сейчас
ее беспокоила не столько мысль о том, что ей предстоит заниматься любовью,--
убеждала  она  себя,--   сколько  практические  детали,  например,  с  каким
выражением на лице пройти мимо портье в вестибюле. В тех фильмах, на которые
ее  водил Ги,  даже семнадцатилетние или восемнадцатилетние девушки, судя по
всему, не обращали  никакого  внимания  на подобные проблемы.  Они  все были
грациозны, как пантеры, чувственны, как сама Клеопатра, и проскальзывали под
простыни на кровати  так же  естественно,  словно приступали  к ланчу.  Само
собой,  они ведь француженки, и это у них в крови. Ну, Ги тоже ведь француз.
Эта мысль  ее утешала. И  все же впервые за несколько месяцев ей захотелось,
чтобы в последний  момент  рядом  с  ней  оказалась Луиза, и  теперь  она  с
сожалением задавала себе  вопрос -- почему она, дура, не расспрашивала ее ни
о  чем,  когда  та  возвращалась  очень  поздно  с  любовного  свидания, вся
переполненная впечатлениями, готовая все ей рассказать.
     Наконец Ги вышел.
     --  Все  в  порядке,--  сказал он.-- Владелец  разрешил  мне  поставить
"Веспу" в вестибюле.
     Ги, взяв  свой мотоцикл за  ручки,  потащил  его  вверх  по  ступенькам
крыльца через двери в вестибюль отеля. Роберта шла за ним следом, размышляя,
не следует ли ему помочь с машиной,  так как он тяжело дышал,  затаскивая ее
по ступеням.
     Вестибюль был узким и темным, там горела лишь одна лампочка над головой
клерка, сидевшего за конторкой. Это был старый седовласый человек. Он бросил
на нее короткий, все понимающий взгляд.
     -- Soixante-deux1,-- бросил он. Он передал ключи Ги и вновь вернулся  к
своей газете, которую развернул перед собой на стойке.
     Лифта там не было,  и Роберта  вслед  за Ги мужественно  преодолела три
лестничных пролета  по  узкой лестнице. От потертого ковра на лестнице пахло
пылью. Ги долго не  мог  справиться  с  замком  в двери номера 62, он вертел
ключом, что-то бормоча  сквозь зубы. Борьба все же закончилась в его пользу.
Крепко сжав ее руку, он переступил порог комнаты. Она  вошла  следом,  замок
поддался.
     На  потолке  не  было зеркал,  а на  стенах  никаких  изображений нимф.
Обычная маленькая  комната,  с низкой медной  кроватью, деревянным,  желтого
цвета креслом и  столиком с  тонкой пачкой  промокашек  на  нем;  в  углу --
ободранный  экран,  за  которым  стояло  биде,  и  всю эту  весьма  скромную
обстановку освещала одна-единственная голая электрическая лампочка,  висящая
на  скрученном проводе на потолке.  Там  было ужасно холодно,  словно в этих
грязных,  в  пятнах,  стенах  накопилась  стужа  всех  прошлых  безжалостных
морозных зим.
     -- Ах,-- в отчаянии прошептала Роберта.
     Ги обнял ее со спины.
     --  Прости  меня,--  сказал он,-- я  забыл  взять  с собой  деньги, и в
кармане оказалось всего семьсот франков. Старых, конечно.
     -- Да ладно,-- успокоила его Роберта.  Повернувшись к нему, она ласково
улыбнулась.-- Наплевать!
     Ги, сняв с себя пальто, швырнул его на кресло.
     -- В  конце концов,-- сказал он,-- это всего лишь место для встречи. Не
стоит обращать внимание на такие вещи.
     Он  старался не  смотреть  на  нее, согревая дыханием  покрасневшие  от
холода "костяшки" рук.
     -- Ну,-- продолжал он,-- теперь, по-моему, тебе нужно раздеться.
     -- Нет уж, ты -- первый,-- машинально возразила Роберта.
     -- Роберта,  дорогая,-- не уступал Ги, все сильнее дуя на "костяшки",--
все знают, что в подобной ситуации первой всегда раздевается девушка.
     -- Но только не такая, как я,-- сказала Роберта.
     Она  села на кресло, смяв  его пальто. Да, вероятно, будет трудно вести
себя с ним грациозно и весело.
     Ги стоял над ней, тяжело дыша. Губы его посинели от холода.
     -- Ладно,-- согласился он.-- На сей раз уступаю. Только раз.  Но обещай
мне, что не будешь подглядывать.
     -- Охота была,-- с достоинством ответила Роберта.
     -- Отойди к окну и повернись ко мне спиной,-- сказал Ги.
     Роберта  послушно  встала  и  подошла  к окну. Потертые шторы висели на
окне, и  от  них точно так же пахло пылью,  как и  от ковра на лестнице. Она
слышала, как за  спиной раздевается Ги. "Боже,-- мелькнуло у нее в голове,--
никогда не думала,  что все так будет".  Секунд через  двадцать она услыхала
скрип кровати.
     -- Ну, теперь можешь смотреть.
     Он лежал  под простыней с одеялом, а его  смуглое худое лицо выделялось
на сером фоне наволочки.
     -- Ну, теперь очередь за тобой!
     --  Отвернись  к  стене,--  сказала  Роберта.  Она  подождала, пока  Ги
выполнит ее распоряжение, быстро разделась,  аккуратно сложив свою одежду на
беспорядочной  куче,  брошенной  Ги на  кресло.  Чувствуя, что  окончательно
замерзает, холодная, как  ледышка,  она  проскользнула к нему под одеяло. Ги
прижался спиной к стене, лежа на краю кровати, и она  к нему не прикасалась.
Он весь дрожал, дрожало над ним и одеяло с простыней.
     Сделав резкое движение, он повернулся к  Роберте. Но к ней  по-прежнему
не прикасался.
     -- Zut!1 -- мы не выключили свет.
     Они оба  посмотрели на лампочку. Она, словно желтый глаз, уставилась на
них, как тот ночной портье внизу.
     -- Это ты забыла выключить,-- обвинил ее Ги.
     -- Знаю,-- откликнулась она.-- Ну а ты выключи. Не собираюсь ни на дюйм
отходить от этой постели,-- решительно сказала Роберта.
     -- Но ведь ты раздевалась последней,-- жалобно канючил Ги.
     -- Мне наплевать! -- бросила она.
     -- Но так нечестно,-- сказал Ги.
     -- Честно  или  нечестно,-- продолжала Роберта  решительным  тоном,-- я
остаюсь в постели.
     Когда  она  упрямилась, ей  показалось,  что  у нее  уже была  подобная
перепалка когда-то  давным-давно  в ее жизни. Она вдруг вспомнила. Да, такая
же сценка произошла с ее братом. Он был  младше ее на  два  года. Это было в
коттедже на летнем  курорте, когда ей было  всего шесть лет. Отзвук прошлого
чуть взволновал ее.
     --  Но тебе ведь ближе. Ты  лежишь с этой стороны. А мне придется через
тебя перелезать.
     Роберта обдумала, что он ей  сказал. Она знала, что ей невыносима  сама
мысль   о  том,  что   он  прикоснется  к  ней,  пусть  даже  нечаянно,  при
электрическом свете.
     --  Ладно, лежи,  не двигайся!  -- приказала она. Резким движением  она
откинула  одеяло, выпрыгнув из кровати, и прошлепала  босыми ногами по всему
номеру до  выключателя.  Погасила свет, и  мигом --  назад, под одеяло.  Она
натянула его до самого подбородка.
     Ги дрожал все сильнее.
     --  Какая  ты  exquise1 --  я  больше не  могу.--  На  этот раз  он  не
отвернулся к стене.  Он,  протянув  руку, дотронулся до  нее.  Невольно  она
вздрогнула, тяжело  вздохнув. Рука  у него была похожа  на пригоршню колкого
льда. Вдруг ни с того ни  с сего он  зарыдал. Такой  катастрофы она никак не
ожидала. Роберта  лежала,  напрягшись  всем  телом, на  своем краю  кровати.
Тревога охватила ее, а Ги рыдал горько, с надрывом.
     -- Как все это ужасно,-- говорил он сквозь рыдания,-- я не виню тебя за
то, что ты  от меня отстраняешься. Этого вообще не нужно было делать. Я ведь
такой неловкий, такой глупый  в этих делах,  ничего  не  соображаю.  Ничего.
Поделом мне, поделом. Знаешь, я лгал тебе, лгал все эти три месяца подряд...
     --  Лгал?  --   изумилась  Роберта,  стараясь   оставаться   совершенно
спокойной.-- Что ты имеешь в виду?
     -- Я просто играл  свою  роль, не больше того,-- судорожно, срывающимся
голосом  продолжал он.-- У меня  нет в этом  никакого опыта. И я не учусь на
инженера.  Я  все еще  учусь  в лицее.  И мне  не  двадцать  один, а  только
шестнадцать лет.
     --  Боже,--  медленно закрыла  глаза  Роберта,  чтобы не  видеть  всего
этого.-- Для чего ты это сделал?
     -- Не поступи я так,-- ты бы на меня даже  не взглянула,-- сказал он.--
Ведь так?
     --  Так,-- не стала возражать Роберта.-- Ты прав.--  Она открыла глаза,
потому что нельзя же вечно держать глаза закрытыми.
     --  Если  бы не этот адский холод,-- все  рыдал Ги,--  если  бы не  эти
несчастные семьсот старых франков,  оказавшихся у меня в кармане, ты  бы так
ни о чем и не догадалась.
     -- Ну, теперь-то я знаю,-- резонно заметила Роберта.
     "Не удивительно, что в кафе он заказывал себе  только ананасовый сок,--
подумала она.-- Как я могла так опростоволоситься? Когда же я стану другой?"
     Ги сел в кровати.
     -- Я должен отвезти тебя домой,-- сказал он. Голос у него был разбитый,
глухой, словно неживой, в нем не чувствовалось ни тени надежды.
     Она  хотела домой.  Мечтала  о  своей отдельной  кровати.  Ей  хотелось
убежать, где-нибудь надежно спрятаться и все начать сызнова, всю свою жизнь.
А как начнешь новую  жизнь,  если  его далекий детский голос будет постоянно
звучать в ушах, постоянно преследовать ее? Она, протянув руку, коснулась его
плеча.
     -- Ляг,-- мягко сказала она.
     Ги  тут же проскользнул  под  одеяло и лежал неподвижно, на  своем краю
кровати, между ними  было  пустое пространство.  Она  пододвинулась к  нему,
обняла.  Он  положил  свою голову  ей  на плечо,  касаясь  губами ее  горла.
Неожиданно  у него из  груди  вырвалось  последнее, запоздавшее рыдание. Она
прижала  его к  себе сильнее,  и  вскоре их  тела согрелись под одеялом. Он,
тихонько вздохнув, заснул.
     Она  спала всю  ночь  лишь урывками, то и дело  просыпаясь, чувствовала
теплое  стройное  юношеское  тело,  свернувшееся калачиком  возле  нее.  Она
целомудренно поцеловала его  в  макушку,  выражая свою  любовь  и  печальное
сожаление о том, что произошло.
     Утром  она встала, быстро оделась. Задернула в номере  шторы.  На дворе
был солнечный день.  Ги спал, лежа на спине  под  одеялом, лицо у него  было
такое беззащитное, такое счастливое. Она подошла к  нему, нежно прикоснулась
кончиками  пальцев  к его лбу.  Он проснулся,  уставился на нее,  ничего  не
понимая.
     --  Уже утро,-- прошептала  она.--  Вставай,  пора  в  школу.-- Роберта
улыбнулась ему, и через  несколько секунд он, осмелев, с сонным видом широко
улыбался  ей.  Ги  живо  выскочил  из  кровати,  начал  одеваться.  Она,  не
стесняясь, наблюдала.
     Они вышли в вестибюль. Ночной портье все  еще дежурил. Он бросил на них
безразличный, скучный  взгляд,  думая  о  чем-то своем. О  чем могут  думать
ночные портье? Роберта, не испытывая больше ни стыда, ни  смущения,  кивнула
ему. Она помогла  Ги вывести мотоцикл  из вестибюля по ступенькам крыльца на
улицу. Они сели на "Веспу", на свои места, и Ги,  поддавая газу, помчался по
улице, лавируя в гуще машин. Через десять минут они были у подъезда ее дома.
Ги остановился,  они  соскочили  с  мотоцикла. Ги,  казалось, никак  не  мог
заговорить, словно лишился дара речи. Он несколько раз начинал с одной и той
же фразы:
     -- Ну, я...  однажды...  мне  кажется...-- При утреннем  свете лицо его
казалось  таким моложавым, таким юным. Наконец, нервно крутя  ручку тормоза,
опустив глаза, он чуть слышно спросил: -- Ты меня ненавидишь?
     --  С  чего  ты взял?  --  удивилась Роберта.-- Конечно нет.  Я сегодня
провела самую прекрасную  ночь в своей жизни. "Наконец,-- с восторгом думала
она,-- я начинаю учиться быть осмотрительной".
     Ги  неуверенно,  робко поднял  на  нее глаза --  он  искал  на ее  лице
признаки насмешки.
     -- Я когда-нибудь увижу тебя снова?
     -- Конечно,-- весело заверила она его.-- Сегодня вечером. Как обычно.
     -- Боже,-- сказал он,-- если я не  уберусь поскорее отсюда,  то я снова
расплачусь.
     Роберта, наклонившись, поцеловала его  в щеку. Он, стремительно вскочив
в седло своей "Веспы", помчался по улице, демонстрируя всем  свою смелость и
полное презрение к опасности.
     Она глядела ему вслед, пока он не исчез из вида, потом вошла в подъезд.
Она шла спокойно, умиротворенная, как настоящая  женщина,  довольная  собой,
сохранившая свою невинность. Это ее и забавляло. Роберта поднялась по темной
лестнице,  вставила свой ключ в замок двери  мадам Рюффа. Постояла немного в
нерешительности перед тем, как  сделать последний поворот ключа.  Она сейчас
твердо  решила.  Никогда,  НИК