Эйв Дэвидсон.
Рассказы

Apres nous
Арахисы
Верховный Ульдж
Возьмем, "к примеру", деревянных индейцев
Выстрел
Доктор Моррис Голдпеппер возвращается
Дом, который построили Блейкни
Истоки Нила
Йо-хо, и вверх!
Кульминация
Людоед-великан в долине
О всех морях с устрицами
Сейчеверелл
Сила всякого корешка
Станция "Шестьдесят третья улица"
Удостоверение
Флакон с кисметом
Чан



    Эйв Дэвидсон.
    Станция "Шестьдесят третья улица"

   -----------------------------------------------------------------------
   Avram Davidson. The 63rd St. Station (1962). Пер. - О.Воейкова.
   Авт.сб. "Феникс и зеркало". СпБ., "Северо-Запад", 1993.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 3 October 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Артуру Хьюи хотелось бы лучше поехать на  каком-нибудь  из  этих  новых
поездов IRT [IRT, IND, BMT - различные линии метро в Нью-Йорке], но  глупо
было бы дожидаться на станции следующего из-за  того,  что  подошел  поезд
старого типа. "Пора бы, - подумал он, - управлению по перевозкам  проявить
некоторое внимание к пассажирам IRT. Все щедроты распространяются на IND и
BMT, а третью линию совсем забросили".
   Но уже сидя в старом вагоне, он понял, что на самом деле этот  нравится
ему больше. В действительности он не любил новых вещей, измененных  вещей.
И он понял, что со временем станет ждать на  станциях;  ждать,  перепуская
новые поезда, чтобы сесть в один из старых вагонов, пока еще будут  старые
вагоны. Конечно, из-за этого придется опаздывать,  а  он  терпеть  не  мог
опаздывать, терпеть не мог любых нарушений привычного режима. "Я - человек
привычки", - подумал он с некоторым удовлетворением.
   И тут до него дошло. На мгновенье он позабыл. В любом  случае  ему  уже
недолго осталось ездить по IRT. Он собрался произвести огромные  перемены,
собрался перевернуть весь свой жизненный уклад. А сестре об  этом  еще  не
сказал. Ему стало немного тошно.
   Поезд  с  грохотом  мчался  вниз  под  уклон,  огибая  повороты.  Артур
машинально потянулся за газетой, которой не было. Сколько  лет  подряд  по
дороге домой он читал "Сан" [Sun - солнце]  в  метро  (шутка,  никогда  не
терявшая для него остроты)? Теперь газеты "Сан" не стало, и  он  никак  не
мог с этим свыкнуться. Я - человек привычки.
   Именно поэтому он всегда садился  в  пятый  вагон,  в  крайних  вагонах
ездить небезопасно. Что, если поезд столкнется с предыдущим? Или следующий
столкнется с этим?
   - По Артуру можно проверять часы, -  говаривала  частенько  его  сестра
Фэнни. Что ж, ей придется проверять их по кому-нибудь другому.  Он  окинул
взглядом вагон. Женщина в уродливой шляпке сидела  в  своем  углу,  жевала
резинку и читала "Ньюз". Кончина "Сан" никак ее не потревожила.  Проверяет
ли кто-нибудь по ней часы! Ведь она тоже почти каждый вечер оказывается  в
пятом вагоне, уже долгое время.
   - Твоя сестра сильно будет  по  тебе  скучать?  -  спросила  его  Анна.
_Анна_. В звучании ее имени было что-то приятное, старомодное.  Не  Энн  -
Анна. "Где ты, великая Анна, которой повинуются три царства..."  -  ладно.
Будет ли Фэнни по нему скучать? Он просто  пожал  тогда  плечами,  а  Анна
сказала: "Ну ничего, она привыкнет. Она сможет приезжать к нам в гости,  а
мы будем приходить в гости к ней, очень часто... Артур, когда  ты  меня  с
ней познакомишь?"
   И вправду, когда? Когда в последний раз Фэнни кого-нибудь навещала? Или
кто-нибудь навещал их? Ему не удалось вспомнить, кто оказался их последним
гостем, но сами они в последний раз  навестили  старую  миссис  Уиттиер  в
приюте методистов в Ривердейл незадолго до ее смерти. С тех пор все вечера
они  проводили  дома,  за  чтением,  слушая  радио  (Фэнни   не   захотела
телевизора). "Артур, куда нам его ставить?" - спросила она. "Мы  могли  бы
сдать на хранение сервант", - он не осмелился предложить его  продать  или
отдать. "_Артур! Мамин сервант?_" - слушая радио, за чтением, он  трудился
над своей коллекцией марок, а она вышивала  или  вязала  для  церкви.  Они
перестали ходить к воскресной службе, но  Фэнни  по-прежнему  посылала  им
свою работу. Тихие вечера.
   - Да, сорок пять лет - вовсе еще не старость!  -  Анна  и  вправду  так
думает. Ей принадлежит дом в Квинзе. Там они и станут жить.  А  что  будет
делать Фэнни? Фэнни  умрет.  Она  настолько  отгородилась  от  жизни,  что
выпустить из рук оставшееся не составит труда. Ладно, он подумает об  этом
позже. Теперь от этих мыслей ему стало тошно.  Станция  "Девяносто  Шестая
Улица". Потом Семьдесят Вторая Улица. Потом Шестьдесят  Третья  Улица.  Он
улыбнулся.
   Это была одна из тех маленьких тайных  шуток,  которыми  он  делился  с
Анной. Нет, сорок пять лет - это не старость. А Анне еще и сорока  нет.  У
них могли бы родиться дети, никаких нет причин, чтобы им не иметь детей...
Маленькая тайная шутка насчет станции "Шестьдесят Третья Улица". Он не был
уверен, что она поверит, если рассказать об этом.
   Они поели в полдень в кафе-автомате. Он  отдал  лифтеру  ленч,  который
Фэнни дала ему с собой. Он не смог его выбросить. "А  ты  знаешь,  что  на
линии IRT есть станция, не отмеченная на картах метро?" - спросил он.
   - Откуда ты _знаешь_? - И она улыбнулась, и широко  раскрыла  глаза,  и
пришла в восторг.
   - Я ее _вижу_. Шестьдесят Третья Улица. Наверное, это станция  местного
значения. Я езжу на экспрессе, так что мы никогда там не  останавливаемся,
только вроде чуть помедленней едем, поскольку она на вершине  подъема.  Но
на карте метро ее нет.
   И теперь она частенько останавливалась возле его стола в  конторе,  где
они работали, и спрашивала: "Что новенького на Шестьдесят Третьей  Улице?"
Или он говорил: "Вчера вечером у меня было свидание с Мейбел".  Такое  имя
он дал женщине в уродливой шляпке. Он говорил: "Мы с Легз и Шоулдез ходили
в зал игральных автоматов", - что-нибудь в таком  духе.  Их  с  Анной  это
очень забавляло.
   Ту женщину _наверняка_ звали Мейбел... Уж такая  она  была  женщина.  А
двух мужчин, которые, как он видел, обычно стояли в ожидании на  платформе
станции "Шестьдесят Третья Улица"... да он просто  _знал_,  что  их  зовут
Легз и Шоулдез ["Ноги"  и  "Плечи"]:  этот  пиджак  с  подплечниками,  эти
длиннющие конечности - их просто не могли звать никак иначе.
   Поезд подошел к Семьдесят Второй Улице, и Артуру опять стало тошно. То,
что он делает, - правильно. Мужчине положено жениться. Он не виноват,  что
Фэнни не удалось создать собственную жизнь.  Нельзя  же  ожидать,  что  он
откажется... Но он уже звал эти доводы  наперечет.  Они  с  Фэнни  прожили
вдвоем двадцать пять лет. С  тех  пор,  как  умерла  мать.  Фэнни  ему  не
поверит. Он ее хорошо знает. А когда наконец  _поверит_,  что  будет?  Его
зазнобило, ему стало плохо. И он понял, что это невозможно. Он  не  сможет
этого сделать. Он с тоской глядел на унылую станцию метро. Среди рекламных
вывесок он увидел один  из  этих  самых  плакатов  Общества  Евангелистов.
"Итак, выбирайте теперь жизнь, дабы вы могли жить".
   Но он не мог. Он просто не мог этого сделать.
   Ему придется сойти на следующей остановке, и позвонить Анне, и  сказать
ей. Больше ничего не остается. Поезд отошел от станции  "Семьдесят  Вторая
Улица". Теперь, придя к решению, Артур уже не чувствовал  себя  плохо.  Он
просто слегка оцепенел. Он выйдет на следующей остановке,  позвонит  Анне.
Не откладывая ни на минуту.
   Поезд с шумом взобрался  вверх  по  склону,  притормозил  у  Шестьдесят
Третьей Улицы, остановился. Артур вскочил на ноги. Раньше он никогда здесь
не останавливался. Женщина в уродливой шляпке подняла глаза и  перехватила
его взгляд.
   - Скорей, - сказала она. - Они пробудут тут всего минуту. Скорей!
   - Я не могу от  нее  отказаться,  -  Артур  заметил,  что  объясняется,
умоляет.
   - _Ско-рей_! - Бесполезно. Ему придется отказаться от нее.
   Он пошел к выходу. Легз и Шоулдез улыбнулись ему, широко улыбнулись.
   - Смотри-ка, кто пришел! - сказал Легз.
   - Ну наконец-то! - сказал Шоулдез.
   Щелкая и грохоча поехал поезд. Женщина в уродливой  шляпке  разразилась
криком, который все не смолкал и не смолкал. Поезд с  лязгом  остановился.
Она  перестала  кричать.  Засунула  в  рот  пластик  резинки,  перевернула
газетную страницу и принялась читать.
   - Если бы они поставили на эту  штуку  руль  или  что-нибудь  такое,  -
сказал Легз, - можно было справиться в одиночку.
   - Вечно ты жалуешься. Полегче на повороте, - сказал Шоулдез. Очень ярко
светили огни.
   - Ну, а мне было подумалось, что нам не набрать нормы, - заметил  Легз.
- Пятьдесят один, пятьдесят два.
   - Мы _всегда_ набираем норму. Разве босс не заботится об этом?  Иногда,
- подчеркнул Шоулдез, - на это уходит чуть побольше времени,  вот  и  все.
Пятьдесят восемь... эй. В пятьдесят девятом пиво по-прежнему холодное?
   В голосе Легза  прозвучала  легкая  обида.  "Пятьдесят  девятый  всегда
отводится под пиво, - сказал он. - _Что_ бы ни произошло, теплого пива  не
будет. Шестьдесят один..."
   - Шестьдесят два. Шестьдесят Три. Вот  и  _приехали_,  -  бодро  сказал
Шоулдез.  Он  до  конца  вытянул  наружу  длинный  глубокий  ящик.  -  Все
современные удобства, - сказал он. - Ты там держишь?
   - Держу, - сказал Легз. - Давай _наверх_. Тихонько. Тихонько. Вот так.
   Все секции были хорошо спроектированы, носилки помещались точь-в-точь.
   - Ну... Пожалуй... - Шоулдез немного помычал. - Купим-ка  мы,  пожалуй,
Мейбел новую шляпу.
   - Пожалуй, - ответил Легз. - Славная старушка Мейбел.
   Они подтолкнули ящик, и он закрылся, щелкая и грохоча.



    Эйв Дэвидсон.
    Apres nous

   -----------------------------------------------------------------------
   Avram Davidson. Apres Nous (1960). Пер. - О.Воейкова.
   Авт.сб. "Феникс и зеркало". СпБ., "Северо-Запад", 1993.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 3 October 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Машина времени доктора Босуэлла фактически  представляла  собой  четыре
машины  времени,  четыре  аппарата,  похожих  на   творение   обезумевшего
часовщика. Если составить из них прямоугольник  (или  выражаясь  чуть-чуть
точнее, ромб) и привести их в действие, они создадут эффект Босуэлла.
   Ко времени наших дней тот факт, что лишь  три  человека  во  всем  мире
сумели до конца понять эффект Босуэлла, является трюизмом.  Одним  из  них
оказался немногословный профессор Спенсер Пибоди из университета Эл-Си-Эс,
чей неожиданный отъезд с разборной лесопилкой  на  обращенные  к  Амазонке
склоны Анд впоследствии произвел фурор в академических кругах и стал почти
девятидневной  сенсацией  (на  восьмой   день   внимание   зоркой   прессы
переключилось на необычайно смачное убийство).
   - Пока что, - еще раз сказал д-р  Босуэлл  профессору  Пибоди  как  раз
перед первым испытанием машин, - я никак  не  могу  узнать,  сколь  долгий
промежуток времени означает каждый промежуток в градуировке циферблата.  Я
надеюсь, что контрольные подопытные животные вернутся и принесут образчики
органических  веществ,  застрявших  либо  среди  волосков  шкуры,  либо  в
процессе глотания, а  мы  совершенно  по-новому  применим  радиоуглеродный
метод датировки  и  узнаем,  насколько  далеким  оказалось  путешествие  в
будущее каждого из них.
   По причинам, о которых можно лишь смутно догадываться, эффект  Босуэлла
нельзя было использовать для путешествий в прошлое.
   - Именно, - сказал профессор Пибоди.
   Д-р Босуэлл вынул из клетки морскую свинку и поместил ее в центр ромба.
Он поставил стрелку на первую отметку,  щелкнул  выключателем.  Потом  они
приступили к ленчу. Потом д-р Босуэлл перевел  выключатель  в  изначальное
положение. Однако ничего не произошло.  Оба  они  лишь  философски  пожали
плечами,  выбрали  хомяка  и  повторили  эксперимент,  передвинув  стрелку
циферблата на два деления вперед. И вновь отрицательный результат.
   - После ужина мы попробуем взять еще одного хомяка и  поставим  стрелку
на следующее давление, - сказал  д-р  Босуэлл,  -  и  дадим  ему  побольше
времени.
   - Именно, - сказал профессор Пибоди. Они поужинали, а затем отправили в
будущее второго хомяка. Спустя несколько часов д-р Босуэлл  в  третий  раз
перевел  рычаг  в  исходное   положение.   Внезапно   появился   мерцающий
подергивающийся хомяк.
   Шкурка его, прежде лоснившаяся, стала шершавой, потускневшей и намокла.
У него был уже не ясный,  а  мутный  взгляд.  Он  слабо  двигался,  глотая
воздух. Но... он крепко сжимал в зубах кусочек органического вещества.
   - Я не ботаник, - с привычной скромностью сказал д-р Босуэлл, -  однако
я полагаю... пожалуй, склонен полагать... не оливковый ли это листок?
   - Именно, - сказал профессор Пибоди.
   * Apres nous - после нас (франц.)



    Эйв Дэвидсон.
    Дом, который построили Блейкни

   -----------------------------------------------------------------------
   Avram Davidson. The House the Blakeneys Built (1964).
   Пер. - О.Воейкова. Авт.сб. "Феникс и зеркало".
   СпБ., "Северо-Запад", 1993.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 3 October 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   - Четыре человека идут сюда по лесной дороге, ах, эй, - сказала  Старая
Большая Мэри.
   Молодой Рыжий Том сразу ее понял. "Не наши".
   В длинной кухнекомнате стало  тихо.  Старый  Белянка  Билл  заерзал  на
креслосиделе. "Оно должно Беглого  Маленького  Боба  и  той  Худой  Джинни
будут, - сказал он. - Помогите мне встать, кто-нибудь".
   - Нет, - сказала Старая Большая Мэри. - Не их.
   - Должно быть. - Старый Белянка Билл  с  шарканьем  поднялся  на  ноги,
оперся на свою тростепалку. - Должно быть. Чьих бы  им  еще  быть.  Всегда
говорил - она за ним вдогожку убежала.
   Молодой Белянка Билл положил еще кусок горидерева на горючиво. "Воонна,
воонна", - пробормотал он. Тогда  все  разом  заговорили  и  столпились  у
окноглядок. Потом все  замолчали.  Булькали  большие  пищегоршки.  Молодая
Большая Мэри взволнованно  мямлеговорила.  Затем  ее  слова  прозвучали  в
ясноречии.
   - Гляньте сюда... гляньте сюда... говорю, я, они не Блейкни.
   Старая Маленькая Мэри крикнула, спускаясь из пряжекомнаты: "Люди! Люди!
Трое их и  четверо  на  лесной  дороге,  а  я  их  не  знаю,  и,  ох,  они
странноходят!"
   - Четыре незнакомых человека!
   - Не Блейкни!
   - Брось глупомолоть! Должно быть! Чьих еще?
   - Но не Блейкни!
   - Не из Дома, глянь-ка, глянь-ка! Люди... не из Дома!
   - Беглый Боб и та Худая Джинни?
   - Нет, не может быть. Стариков нет.
   - Дети? Детидети?
   Все, кто раньше не  смотриглядел,  пришли  теперь;  то  есть  все,  кто
оказался  в  Доме  -  прибежали  из  коровокомнаты  и   лошадекомнаты,   и
маслосырокомнаты, железокомнаты, юколокомнаты, даже из болелокомнаты.
   - Четыре человека! Не Блейкни, кое-кто говорит!
   - Блейкни ли, не Блейкни ли, а не из дома!
   Роберт Хайакава и его жена Шуламифь вышли из лесу,  а  с  ними  Эзра  и
Микичо. "Ну вот, что я говорил, - как всегда медленно и  осторожно  сказал
Роберт, - у дороги может  не  оказаться  конца  в  одном  направлении,  но
маловероятно, чтобы она и в другом тоже никуда не привела".
   Шуламифь  вздохнула.  Она  была  на  последнем   месяце   беременности.
"Возделанные поля. Меня это радует. Больше на  этой  планете  их  и  следа
нигде не нашлось. Наверное, это новое поселение. Но мы уже обо  всем  этом
говорили..." Она внезапно остановилась, и все остальные тоже.
   Эзра показал пальцем: "Дом..."
   - Он скорей похож на, ну, как бы сказать? - Микичо  зашевелила  губами,
ища слово на ощупь. - На... на _замок_? Роберт?
   Роберт сказал очень тихо: "Он не новый, что бы он собой ни представлял.
Он совсем не новый, разве ты не видишь, Шуламифь. _Что_?.."
   Она чуть вскрикнула, встревожась, а может,  просто  от  удивления.  Все
четверо обернулись, стремясь увидеть, что ее удивило. Человек бежал к  ним
по полю.  Когда  все  они  повернулись  к  нему  лицом,  он  споткнулся  и
остановился.  Затем  снова  пошел,  странной  неуклюжей  походкой.   Через
некоторое время им стало видно, как у него шевелятся губы. Он  показал  на
четверых пальцем, помахал рукой, помотал головой.
   Они услышали, как он говорит: "Ах-эй, ах-эй. Эй.  Глянь-ка.  Мым.  Мым,
мым, мым. Ох эй..."
   У него было  румяное  лицо,  круглое  лицо,  выдававшееся  над  глазами
вперед, над выпуклыми синими глазами. Нос у него был как у  орла,  острый,
крючковатый, а отвислые его губы дрожали. "Ох-эй, вы,  должно  быть,  мым,
его имя, как? А она за ним вдогонку  убежала?  Давнодавно.  Джинни!  Худая
Джинни! Детидети, ах-эй?" Позади него в поле  двое  животных  остановились
перед плугом, обмахиваясь хвостами.
   - Смотри, Мичико, - сказал Эзра. - Наверное, это коровы.
   Человек остановился футах в десяти от них. Он был одет в грубое  редкое
полотно. Он опять помотал  головой.  "Коровы,  нет.  Ох,  нет,  мым,  мым,
фримартины [неполноценная  в  сексуальном  отношении  телка,  как  правило
бесплодная, родившаяся вместе с бычком-близнецом], другех.  Не  коровы.  -
Ему что-то пришло в голову, удивительное чуть ли не до дрожи. - Ах-эй,  вы
же меня не знаете! Не знаете меня! - Он  рассмеялся.  -  Ох.  Ну  и  дела.
Незнакомые Блейкни. Старый Рыжий Том, говорю я".
   Они степенно представились. Он наморщил лоб, его вялый рот  задвигался.
"Не знаю им имя, - сказал он через минуту. -  Нет,  э,  мым.  Сочиняют  их
такие, как дети, в лесу. Давнодавно. Ох, мне, вот! Беглый  Маленький  Боб.
Да, это имя! Ваш отец-отец. Умер, ах-эй?"
   Очень вежливо, очень устало,  ощутив  -  теперь,  когда  остановился  -
утомление после долгого-долгого пути, Роберт Хайакава сказал: "Боюсь,  что
я его не знаю. По-моему, мы не те, за кого вы нас, видно, принимаете... вы
не знаете, нельзя ли нам пройти к дому?" Его жена  что-то  пробормотала  в
знак согласия и прислонилась к нему.
   Старый Рыжий Том стоял разинув рот, а тут вроде как ухватился вдруг  за
слово. "Дом! Ах-эй, да. Идите к дому. Хорошо вот. Мым".
   Они прошли вперед, медленней чем прежде, а  Старый  Рыжий  Том  распряг
своих фримартинов и отправился следом, выкрикивая время от времени  что-то
неразборчивое. "Забавный мужик", - сказал Эзра.
   - Он говорит так _странно_, - сказала Микичо. А Шуламифь  сказала,  что
хочет только одного: присесть. Затем...
   - Ой, смотрите, - сказала она. - _Смотрите!_
   - Они все собрались, чтобы нас встретить, - заметил ее муж.
   Так оно и было.
   За всю историю Блейкни еще не случалось ничего похожего на это событие.
Но они не оплошали. Они привели незнакомцев в дом, дали  им  самые  мягкие
креслосиделы, поближе к горючиву, угостили их варимолоком, сыртворогами  и
раститофелями. Пришельцев тут же захлестнула усталость, они немного поели,
попили, а затем молча откинулись на синяки.
   Но обитатели дома не молчали, вовсе нет. Большинство  из  них  были  до
этого на улице, но теперь вернулись. Они  толклись  вокруг,  одни  лопали,
другие  глазели,  мало  кто  мямлеговорил  теперь,  когда   первая   волна
возбуждения  пошла  на  убыль.  Хотя  глаза  пришельцев   то   с   усилием
открывались, то закрывались, им показалось, что обитатели дома походят  на
фигуры в  тех  залах  с  зеркалами,  о  которых  им  доводилось  читать  в
социологических хрониках: одинаковые лица и одежды... но,  ах,  право  же,
разные размеры. Повсюду румяные лица, выпуклые  синие  глаза,  выступающие
вперед лобные кости, тонкие крючковатые носы, дряблые рты.
   Блейкни.
   Худые Блейкни, большие Блейкни,  маленькие  Блейкни,  старые,  молодые,
мужского и женского пола. Казалось, имеется  одна  образцовая  модель,  из
которой путем растяжки или сжатия получены все  остальные,  только  трудно
было представить себе этот образец в точности.
   - Значит, Старсайд, - сказала Молодая Большая Мэри... и сказала  еще  и
еще раз на ясноречии. - Ника