ыми руками! - Провести и, возможно, постучать, потому
что те, кто там, не очень то хотят отдавать наши вещи и потому
могут не открыть дверь...А тебе они откроют. Только вот... - он
замялся
      - Что? - спросила Дана.
      - Выходим мы поздно. Часов в девять. А там должны быть
только к десяти. Ты уже разбираешься в часах?
      - Девять - это поздно. - Дана скривила хитрую рожицу. - Но
иногда я гуляю и позднее. И даже после десяти!
      - Ого! Ты уже большая девочка! - Рыжий тихо рассмеялся. - Но
ты вправду поможешь нам?
      - Ну если вы...
      - Все, что захочешь - опередил ее Рыжий. Он сделал
торжественный жест рукой, будто давая клятву. - Все, что
пожелаешь.
     ...Он готов был поручиться, что в глазах этой девчонки
пронесся серый вихрь и выражение их чуть изменилось, слабо,
почти неуловимо, будто кто-то, подглядывающий, тихо отошел от
просверленной дырки. Тяжелый поток прилил в вискам. " Вот
тебе и ночка аукнулась" подумал он и провел тыльной стороной
ладони по лицу. " Спать надо, побольше спать."
      - Смотри же, вы обещали - сказала Дана. - Теперь за мной -
желание.
      - Хорошо - Рыжий покорно склонил голову в шутливом
поклоне. - Но смотри, в девять мы уже будем ждать тебя...Не
здесь, не во дворе, а на улице. Прийдешь?
      - Приду - просто ответила Дана.
     Рыжий попытался проницательно посмотреть ей в глаза,
разглядеть      хотя-бы намек на ложь, детскую шутку, страх. Все,
что он увидел - уверенность и спокойствие.
      - Значит в девять.
     Ошеломленный, испуганный и обрадованный, потеряв всю
присущую уверенность, но обретя, вместе с тем зыбкую и
красивую надежду, Рыжий, не узнавая себя, развернулся и
неуверенно зашагал к своему подъезду.
      - Постойте! - крикнула Дана. Он остановился и обернулся.
Неужели она передумала?
      - Вам же нужно в магазин! - девчонка протянула руку с
отставленным пальчиком. - А это сюда!...
                                                    *****
     ...Доб с Зубиком шли сзади, метрах в пяти, стараясь походить на
пару работяг, тяжело бредущих к долгожданному отдыху. Зубик
сначала вздохнул, потом кашлянул, пытаясь привлечь внимание,
затем тихо пробурчал себе под нос:
      - Глупость. Что делаем?...Засыпемся.
     Доб даже не посмотрел в его сторону.
      - Заткнись - жестко сказал он. - Рыжий всегда знает, что
делает. Я работаю с ним уже четвертый год. Все будет так, как он
сказал.
      - А что делать с девчонкой потом?
     Вопрос повис в воздухе. Зубик снова вздохнул. Они прошли уже
район многоэтажек и вступили в зону частных домов, где темнота
сразу же набросилась на них, несмотря на яркие фонари вдоль
дороги. Густые кроны деревьев, заборы, пустые дворы - все это
жадно всасывало свет, оставляя ровно столько, чтобы различать
хрустящий гравий под ногами.
      ... - Родители будут волноваться - сказал Рыжий.
      - Да - спокойно ответила Дана.
      - Не боишься?
      - Не боюсь.
     Удивленный, Рыжий замолчал. Впервые он задумался, почему
именно эту девчонку он выбрал, как неясный план, который не
имел четких контуров, вдруг в одночасье налился реальностью и
он решился подойти к ней.
     " Глаза",  решил Рыжий. " Она посмотрела мне в глаза и сразу
стало ясно, что она согласится....Эти девчонки умеют быть
смелыми и жесткими. И всех их можно купить за кукольную
голову..." - тут он  рассмеялся про себя. Далекий детский эпизод
всплыл в памяти. Когда-то, когда он был одним из бесстрашных
членов союза " Черных пиратов", в возрасте четырнадцати лет,
они осуществили дерзкую операцию возмездия двум отщепенцам,
продавшем их явку ( сложенный из ветвей шалаш в парке)
конкурирующему союзу. Предателей завели в укромное место и
расстреляли рисом из пневматических трубочек. Главную часть
операции - заманивание, провела девчонка. Ей было пять лет.
Черные пираты обещали ей за это найденную где-то кукольную
голову - лохматую, грязную, с бессмысленно выпученными
глазами.
      - Сколько тебе лет? - спросил Рыжий.
      - Много - ответила Дана.
     Теперь Рыжий рассмеялся вслух.
      - Не хочешь говорить, не надо...Слушай, а почему ты не
спрашиваешь, куда мы идем, когда вернемся? Тебя что, не учили,
что нельзя знакомиться на улице? Это, знаешь ли, опасно.
      - Здесь со мной ничего не будет - уверенно сказала Дана. Она
шла твердо, прямо таки печатая шаг.
      - Здесь?...Почему ты так решила?
      - Потому, что здесь все ненастоящее.
     Рыжий опешил.
      - Вот тебе и на. А где же настоящее?
      - Далеко... - Дана вдруг взглянула на него и он заметил,
несмотря на темноту, как глаза ее весело и хитро сощурились -
...ты там еще не был.
     Она вновь отвернулась и дальше шла в молчании.
     У самого здания банка Рыжий сделал знак Добу с Зубиком,
чтобы те остановились в отдалении. Он присел на корточки перед
Даной и та смотрела на него теперь сверху вниз.
      - Видишь окошко на первом этаже? - спросил Рыжий.
      - Которое светится?
      - Да, с решеткой...Там внутри сидит человек, который не
пускает нас в дом. Тебе он откроет. Нужно только постучать и,
когда он ответит, сказать, что ты заблудилась и теперь должна
позвонить папе с мамой, чтобы они приехали. Это очень просто.
      - А что потом?
     Рыжий серьезно взглянул ей в лицо. Она совершенно
ненормальная, эта девчонка.
      - Потом ты подождешь нас у двери и мы проводим тебя
домой...
      - И подарок...
      - О, да - спохватился он. - Конечно, и подарок - жестом он
подозвал Доба и тот бесшумно подошел. Рыжий поднялся.
      - Я с девушкой, на тебе - охранник. Зубик - напрямую к
кубышке.
     Доб кивнул.
     Рыжий огляделся. Вокруг, в окнах домов, горел свет, но
прохожих на улице уже не было. Эти далекие от центра, районы,
вообще засыпали рано и Рыжий знал, что они населены
преимущественно пенсионерами, к которым не прийдет
неожиданный гость в столь поздний час.
     Он взял Дану за руку и тихо, перепрыгивая с носка на носок,
перебрался к стене, между входом и зажженным окном. Махнул
рукой и притихшие Зубик с Добом встали с другой стороны двери,
которая, открывшись, полностью прикрыла бы их.
     Из полуотворенной форточки поплыла легкая, воздушная,
словно наполненная пузырьками музыка. Кто-то откашлялся.
      - Давай - шепнул Рыжий и легко подтолкнул Дану.
      - Но ты не забыл про условие? - прошептала она в ответ.
     Рыжий задержал дыхание, чтобы не выдать раздражения и
нетерпения. Просчитал в уме до пяти, возвращаясь к рабочей
сосредоточенности.
      - Я не забыл. Иди же...
     Дана одним шагом покинула полумрак и вышла в
отброшенный окном прямоугольник света. Доб скрестил
пальцы...
     В ответ на стук музыка немедленно стихла. Загремела
отодвигаемая мебель, затем погас свет. Дана спокойно ждала,
глядя в проем.
      - Чего тебе? - спросил, наконец, из зарешеченного мрака
невидимый охранник. Голос его, искаженный двойным стеклом,
казался низким и грубым.
      - Здравствуйте - вежливо, очень мягко произнесла Дана. -
Извините, что так поздно. Я стучалась в другие дома, но там
собаки и... - она переступила с ноги на ногу - ...и я боюсь.
     Рыжий едва различал ее слова, заглушенные частым буханьем
сердца. Волнение, всегда волнение, не помогает ни опыт, ни
продуманность плана: всегда он потеет и вздувшиеся жилки на
висках начинают накачивать вязкую боль, которая часа через два
превратит его в развалину, если не сожрать груду таблеток...
     Голос охранника заметно смягчился:
      - Тебе что-нибудь нужно?
      - Я гуляла, мы гуляли с мальчишками. А они увидели кошку и
побежали за ней. Что они, кошек не видели, что ли? Я не
побежала, сначала ждала их, а потом пошла домой. А дома вокруг
не те, у нас были большие такие, красивые...
      - Ты заблудилась? - попытался уточнить охранник.
      - Я заблудилась - казалось, еще немного и Дана расплачется. -
Мне нужно позвонить домой, а там везде собаки. Можно, я
позвоню от вас?
     За окном замолчали. Охранник задумался и была слышна
частая дробь стучащих о стекло его пальцев. Дана терпеливо
ждала.
      - Позвонить? - сказал он, наконец. - Давай, я позвоню, только
скажи номер.
     ...Рыжий обмер. Такого простого крушения он и не ожидал...
      - Номер? - Дна задумалась. Вновь потопталась на месте. -
Вторая кнопка с того краю, где...Нет, не вторая. Я так не знаю, -
захныкала она - мы недавно переехали. Я могу жать на кнопки, а
так не помню. Чертовы мальчишки, чертовая кошка!...Я могу
нажимать на кнопки, а так не знаю, еще не знаю, это новый
телефон. А старый я знаю - пять, семь...
      - Старый не надо - охранник вздохнул. - Хорошо, заходи,
понажимай на кнопки.
     ...Рыжий чуть качнул кистью и Доб подмигнул в ответ. Не
замечая того, все трое чуть присели в коленях, как кошки перед
броском...
     Загремели замки, дверь приоткрылась. Лохматая голова
высунулась наружу.
      - Эй, заходи... - и тут он увидел Рыжего.
     Удар тут же отбросил его назад, он влетел внутрь и, прежде, чем
тело его коснулось пола, Рыжий уже был внутри. Мимо вихрем
пронеслись Зубик с Добом, пропустив их, он протянул руку
наружу и втянул Дану. Дверь захлопнулась.
      - Открывашка, вперед!
      - Свет - торопливо зашептал Зубик. - Мне нужен свет.
     Пошарив на стене, Доб отыскал кнопку выключателя и
помещение залил синеватый подрагивающий свет
люминесцентной лампы...Они стояли посреди бывшего
операционного зала - стойки были уже сняты и увезены, из стен и
потолка торчали неопрятные пучки проводов.
      - Сейф прямо, деревянная дверь - сказал Доб.
     Рыжий подскочил к двери.
      - Заперто.
     Он резко ударил ногой, захрустела фанера, заскрипел
выгибающийся замок. Еще один удар, и дверь распахнулась,
взметнув облачко строительной пыли. В задней стенке кабинета,
где еще стояла накрытая пластиком мебель, тускло блестела
металлическая плита.
     Оживившийся Зубик прошел вперед, на ходу раскрывая
небольшой кожаный саквояж с инструментом. Присвистывая, он
опустился на колени рядом с дверцей и жестом жонглера
вытащил наружу нечто изящное, членистое, блестящее...
      - Как он там? - Рыжий вернулся к Добу и девчонке,
предоставив Зубику колдовать одиночестве.
      - В отключке - определил Доб. - Надо оттащить его отсюда, от
входа.
     Взявши охранника за обе ноги они поволокли его в боковую
комнату, туда, где и был его пост.
     Дана молча смотрела, как лицо человека, с наливающимся
краснотой пятном на переносице, проплывает мимо нее. Он был
совсем молод, она успела отметить пухлые посиневшие губы,
серебряный крестик на цепочке, который сейчас выпал из-за
воротника и вытянулся назад, застряв в волосах позади уха.
     Рыжий включил свет в комнате, потом нажал кнопку стоящего
на столе магнитофона. Взвизгнули скрипки, прерванные на
вершине звенящего скерцо.
      - Для поднятия духа  - он посмотрел на часы. - У нас есть
двадцать минут и пять - неприкосновенный запас.
      - Зубик - гений  - спокойно заметил Доб.
     Они вышли в зал, где стояла Дана.
      - Посмотри, как там у Зубика - приказал Рыжий. Доб молча
ушел. Рыжий вновь опустился на корточки перед Даной. Взял ее
за руку.
      - Мы должны были так сделать. Он не хотел пускать, а здесь
наши вещи...Ты понимаешь?
      - Как я разговаривала? - спросила Дана. - Хорошо?
      - Ты... - Рыжий замешкался, нерешительно отпустил ее руку. -
Ты говорила очень хорошо. Ты крутая девчонка - он улыбнулся -
Когда подрастешь, возьму тебя в жены. Пойдешь?
      - Посмотрим - не раздумывая, сказала Дана.
     Вернулся Доб.
      - Он говорит, что управится за десять минут. Как наша
маленькая помощница? - он игриво протянул руку к ее голове, но,
наткнувшись на взгляд серых глаз, отказался от этого намерения.
     Рыжий встал.
      - Доб, мы с тобой доводим девушку, а Зубик - сразу на вокзал.
Билеты у него?
      - Да.
      - Пусть ждет нас в буфете...И если хоть рюмку...
      - Он ползет - тихо сказала Дана.
      - Чего? - не понял Рыжий.
      - Он ползет - повторила она. И указала пальцем.
     Очнувшийся охранник медленно, тяжело переставляя локти,
подбирался к столу. Он не видел ничего вокруг - заплывшие глаза
указывали ему лишь на смутные контуры мебели, а музыка, его
музыка, визгливо билась сейчас в раздираемую болью голову.
     Рыжий почувствовал, как сердце громогласно выплеснуло
волну крови в мозг и в ней, вопя, тонули все трезвые мысли,
всякая способность к спокойному рассуждению...
     Доб подскочил первым, ударом ноги отбросил ползущего к
стене. Охранник хрипло вздохнул, сжался, прикрывая ребра, но
рука его все еще продолжала тянуться к кнопке экстренного
вызова под днищем стола. Наклонившись, Доб резко дернул его
назад, на себя, оттащил  назад по гладкому линолеуму, вжал в
стену с такой силой, что голова глухо стукнула о бетон и тут
Рыжий, не разбирая уже ничего, запрыгнул прямо на раскрытую
пятерню на полу, каблуком расплющив хрустнувшие пальцы.
Будто со  стороны , даже с некоторым удивлением, слышал он
вопль человека на полу, наблюдал, как носок его ботинка
устремляется к опавшей на пол голове, прямо туда, где отбегают
ото лба пряди волос, как от его удара голова снова бьет о стену и
изо рта вязкой разлапистой струйкой летит кровавая слюна.
      - Хватит! - заорал Доб. - Хватит, Рыжий!
      - Певун... - бессмысленно шептал Рыжий. - Птичка!
      - Хватит! - Доб обхватил его сзади, легко оттащил в сторону, к
проему двери.
      - Заложить, заложить хотел! - Рыжий брыкнул ногами, ринулся
снова вперед, но и тут Доб сдержал его, сильным толчком
отбросив назад.
      - Что с тобой, Рыжий, ей, старик, очнись, что с тобой!?
     Тяжело дыша, Рыжий смотрел, набычившись, перед собой.
Вдруг резко схватился за виски, растер их так, что складки кожи
забегали вокруг кулаков. Потом отнял руки от бледного, в мелких
каплях пота, лица.
      - Голова, голова болит, Доб...
     Он вздохнул, пытаясь перевести дыхание, сглотнул слюну.
      -Затрахало все. Расклеился. Не сдержался.
     - Надо уходить - сказал Доб. - Где там Зубик?
     Он выскочил в зал. Рыжий прошел за ним. Затем, у самого
выхода, оглянулся. Охранник лежал неподвижно, крови теперь
натекла целая лужица, она добралась до запрокинутой руки и
впитывалась в белую ткань рубашки, расцвечивая крестики
волокон. Секунду Рыжий молча смотрел, потом достал из кармана
брюк носовой платок, накинул на ручку двери и, выйдя,
захлопнул ее за собой...
     Дана стояла посреди зала.
     " А она будет похлеще меня, когда подрастет", внезапно
подумал он, " похлеще меня".
     Из кабинета вышел Зубик, а за ним Доб, с двумя увесистыми
полиэтиленовыми пакетами, забитыми до отказа газетными
свертками.
      - Я слышал шум - радостно сообщил Зубик. - Но в это самое
время дверка приоткрылась и мы не в силах были
расстаться...Что-нибудь серьезное?
      - Ерунда - сказал Рыжий и подмигнул Добу. - Уходим по
быстрому.



   Андрей Щупов.
   Два рассказа

-==ГОРОСКОП==-
     За окном утренняя морось -- нечто среднее между снегом и
детскими плевочками. Будильник показывает десять, однако вставать
нет желания, а что есть -- непонятно. Утро принадлежит воскресенью,
но это неправда. На самом деле все сегодня принадлежит тучам, серой
хмари и ртутному столбику, застывшему чуть ниже нулевой отметки.
Зима откровенно не уральская. Все соответствует самым грустным
прогнозам экологов: температурные катаклизмы, парниковый эффект,
начало конца. Скоро отправится ко дну бедная Венеция, за ней -- наш
любимый Питербург, участь второй большой Атлантиды постигнет
Нидерланды. Но хуже всего, что я один в четырех стенах -- все равно
как смертник в душной камере, как забытый матрос в утонувшей
подлодке. Я не думаю о глобальном, я думаю только о себе. Тому есть
причина. Даже самые расчудесные выходные не в радость, когда от вас
уходят любимые жены. А моя ушла. Собрала сумку, погрозила
изящным кулачком и ушла. Такой и запомнилась: глаза -- зеленый
дымчатый виноград, щеки -- яблочно пунцовые, кулачок -- крепкий,
осуждающий... И была-то она у меня одна-единственная, и ту не
удержал. Был бы мусульманином, может, и не переживал бы так, а тут
грустно почему-то, тоскливо. И прямо с утра голова начинает
медленно закипать.
     Сам виноват, -- думаю я и, глотая таблетку цитрамона,
переваливаюсь на другой бок. Чтобы запить лекарство, надо встать и
сходить на кухню, но вставать лень, и я закусываю цитрамон
телевизором. Выступает кто-то из депутатов. Все знакомо до слез, до
икоты. Таблетка встает поперек горла, я икаю и таращусь на
телеэкран.
     А там, разумеется, хорошие новости от пэдихрю: очередная
коллективная голодовка сантехников, вал оглушающих открытий в
области женских прокладок. Человечество чувствует себя остойчиво и
уверено: зубы с утра до вечера защищает "Орбит", природные
кингстоны тоже надежно перекрыты. Под занавес -- самое сладкое. В
качестве десерта подают известие о том, что американского
президента вновь застукали с какой-то крашеной медсестричкой. Она,
дескать, хотела дать ему аспирин, но от волнения перепутала с
упаковкой "Виагры". Результат -- вполне прозаичен: девица
решительно отказалась от аборта, мамаша медсестры пригрозила
судом, папаша пожелал набить морду лично. Но президентами не
рождаются, президентами становятся. Хитрый глава скоренько
объявил войну брехенвильцам, и потенциального зятька забрили в
сержанты, тещу с дочерью отправили в санитарный эшелон. И вот уже
летят невидимые "Стелз" с бомбами под треугольными крыльями.
Столица Брехенвиля пылает, обиженные граждане сыпят нотами
протеста. Только при чем здесь Америка, при чем здесь президент?
Шерше ля фам! С нее и спросите... Эх, был бы я русским царем! Уж я
бы навел порядок! Если б меня только назначили! Хоть на полгодика...
Боже ж мой! Что бы тогда вокруг началось! Сказка! Рай! Без пяти
минут коммунизм!..
     На эти самые пять минут я даже забываю о застрявшей в горле
таблетке. Потому что все вокруг фонтанирует фейерверками, цветет и
благоухает. Сияет солнце, и тучи бросаются врассыпную, кружа далеко
в обход российских границ. Вместо града -- мудрые, как сократовский
лоб, реформы, вместо дождя -- добрые, как мишка Вини-Пух, слова.
Читая газеты, люди -- о, чудо! -- улыбаются, и нация упавшим
лыжником цепляется за палки, оскальзываясь, поднимается с колен.
Даешь отечественную зубную пасту! И мыло с шампунем --
исключительно свои! У них закупать только бананы с телевизорами,
все остальное -- наше! И парочку батарей "С-300" вкупе с
"Тунгусками" -- в вагоны и срочным образом на Ближний Восток! В
обмен на финики с изюмом. И вот уже уральское оружие разит
агрессора, радостные брехенвильцы хохочут, отплясывая гопака на
крышах. "Томогавки" валятся с неба вперемешку с грузными
бомбардировщиками. Точь-в-точь как сегодняшний снег. Пентагон в
шоке, Белый Дом в панике. Летчики отказываются выполнять боевые
задания. Даже за дополнительные доллары. Раньше соглашались, а
теперь нет -- сидят в ангарах, режутся в домино. Погибать и пропадать
во цвете лет -- мучительно больно и обидно. Тем паче -- из какой-то
крашеной медсестры. Ну уж, дудки! Миру, как говорится, мир!.. В
итоге -- сокрушительный импичмент, прекращение войны,
аннулирование всех российских долгов. С Ближнего Востока плывут
вереницы караванов. Не с анашой и героином, -- совсем даже
наоборот. Все мечтают купить у нас средства ПВО. На верблюжьих
спинах -- тугие сумки с золотыми слитками и новенькими "евро".
Шейхи не скупятся. Видя такую картину, НАТО смущенно просит
прощения, Совет Безопасности клянется впредь без разрешения не
делать ни шага. А я, красивый, неприступный, веду переговоры лично,
попыхивая папироской, свободно цедя слова и фразы на английском с
немецким, мимоходом уличая в неточностях волнующихся
переводчиков. Обманутый моим добродушием, французский аташе
пытается меня приобнять, но я на чеку. Неуловимым движением бью
его под ложечку. Спокуха, Комаров! Обойдемся без рук!.. Простите, но
я.