Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
люзорную,
воображаемую, но всегда нереальную цель - напрасная трата сил,
которых и так не достает, а кроме того неизбежно приведет ко лжи,
ибо истинной цели не знает никто, а если бы знал, то и ходить ни к
чему. И я отдаюсь Тому, Кто Способен Вести Меня Вперед И Сейчас,
Когда Я Сама Уже Ничего Не Могу Понять.
Я делаю шаг и ... оказываюсь посреди безбрежной пустыни
желтого песка.
Колокол бьет четыре раза.
Будто огни рампы вспыхивает палящее солнце, и я знаю, что на
всем оставшемся пути не встречу больше ни одного человека, ибо
достигла промежутка, где каждый выбирает дорогу сам, без помощи и
наставлений сзади, сбоку или свыше, и никакой другой точки опоры,
кроме той, что внутри, здесь не отыщется. Мой взор погружается в
глубину собственных мыслей и чувств, в поисках необходимых
резервов.
Вовне - пустыня, внутри - Вселенная, и в Ней отныне источник всех
моих достижений. Я начинаю двигаться, но с таким же успехом можно
было бы сидеть и представлять себе, что идешь. Реальность и образы
здесь равновелики, и я теку по границе этих иллюзий, которые вовне
и во мне.
Все прошедшее стирается в песок под ногами. Он тоже течет
струйками, как и прошлое, когда моя нога оставляет на нем
недолговечный след. Здесь нет и быть не может караванных дорог и
путеводных нитей, лишь глубоко во мне мигает, вспыхивает и
захлебывается далекий маяк. Иду к нему.
Границы продолжают таять как миражи. Исчезает время, исчезает
ощущение пространства и так до тех пор, пока я становлюсь самой
этой пустыней, безвременно лежащей под лучами вечно
существующего солнца. Не остается ничего, кроме все
разгорающегося маяка, к которому я волочу свои позабытые ноги.
И в тот миг, когда маяк превратился в негаснущее светило,
загородив собой весь и без того раскаленный небосвод вместе с
затерявшимся во внутреннем сиянье кружочком солнца, и я, находясь в
состоянии сверкающего, искрящегося гипноза перед этим некогда
(когда?) бывшим маяком, намереваюсь кинуться в его плазменное
жерло, ибо мне нужно хоть куда-то кинуться, до меня доносятся удары
колокола, отсчитывая пять склянок.
В затуманенном сознании вырисовываются очертания горы,
вершина которой мне не видна, и я, неведомо как, сохранившейся
частью сознания, соображаю, что, по-видимому, просто не могу
остановиться, и буду идти, и идти до тех пор, пока есть хоть
сколько-то сил, величину которых измеряет кто-то другой, но точно
не я. Поначалу мне даже кажется, что я по- прежнему в пустыне, а
гора - ее мираж, но вскоре понимаю, что действительно ползу вверх
по склону, и даже прошла лесной массив и альпийские луга, а теперь
ползком преодолеваю скалистую полосу, приближаясь к леднику.
Во мне не остается ничего из прошлого, но оно со мной, оно -
часть меня, однако, я не помню и не вспоминаю его, в этом нет нужды.
Более того: это опасно. Стоит только вспомнить свои страхи и
сомнения, свою слабость и бессознательность эмоций, как я полечу
кувырком к тому сучку, за который зацепилась моя память, и вряд ли
сумею вернуться сюда. Здесь, сейчас я сжатый кулак,
сконцентрированный комок воли и чистого потока сил. Никакой
раздвоенности сознания, никаких сомнений или соперничающих
мыслей и чувств, только обостренное состояние высших органов
чувств и потоки чистейшей любви без примеси эгоизма овевают меня
вместе со стремительным горным ветром. Я начинаю улыбаться своей
легкости.
Чистота! - вот имя-девиз этого места.
Свои привязанности и страхи я утопила в болоте, мои боли вырвал
с корнями терновник, мой эгоизм расплавился в пустыне, и теперь я
налегке поднимаюсь ... уже неважно куда. Я чиста, и само это
состояние - награда за мою боль.
Я ускоряю шаги, силы прибывают, прыгаю с камня на камень,
опережая горных коз. Они удивленно отстают, а я окунаюсь в
снежное море, утопая в нем по пояс, но мне известно, что вершина
близка, и когда неожиданно оказываюсь на ней - уставшая, но
счастливая, - то даже досадую на окончание пути.
Теперь я могу оглянуться, жадно впитывая взором картину мира,
пройденного мной. Я получила это право. Теперь я могу даже
вернуться в любую его точку по своему выбору с той лишь
колоссальной разницей, что также могу и покинуть эту точку в любой
момент и в любом направлении, и у меня уже не будет нужды плыть,
идти, ползти, сомневаться и испытывать боль. Теперь я могу летать.
И тут я слышу колокольный звон. Шесть - не очень хорошее число,
и я задумываюсь над этим обстоятельством, понимая что что-то не
так, что-то не совершенно во мне. И тогда прямо надо мной, в
безбрежном океане небес появляются три трона, два из которых
заняты, а тот, что справа, пуст.
Я очарована этим видением, отрывая свой взгляд от нижних миров.
В хрустально-чистом воздухе солнечного дня ветер вдруг начал
выпевать органную фугу, которая силой и глубиной своего звучания
приподнимает меня над вершиной.
Дороги к тронам нет. Или ее не видно, я не знаю. Но я уверена, что
должна пройти к тому, что свободен.. С другой стороны, любой
интерес к свободному трону обрушит меня вниз, и, слава Богу, что я не
могу даже оторвать взгляда от Центральной Фигуры, Которая Не
Позволяет Мне Сбиться С Пути.
Она Увенчана Короной С Огромным Синим Камнем Над Ликом,
Излучающим Бесконечную Любовь и Мудрость. В Правой Руке
Восседающего На Троне, Вибрирующий Жезл, и Наполненная
Жизнью Чаша В Левой. От Центрального Трона струится голубой
свет.
Краем глаза я отмечаю абсолютно черный контур пустоты на Левом
Троне, в Котором тонет голубизна, эманирующая из Центра. Я не
вправе прямо смотреть туда так же, как и Тьма не вправе видеть меня,
мы только знаем о присутствии друг друга и не более того. Мы
познаем друг друга через Того, Кто в Центре.
Я не ощущаю торжественности своего шага, ступающего над
пропастью, где должна была обнаружиться и нашлась дорога. Я
поглощена Божественной Улыбкой и, приблизившись, намереваюсь
пасть на колени пред Ним, но слышу несказанное:
- Иди ко Мне, возлюбленная дочь Моя!
Так я узнаю последнюю тайну о себе, и, уже садясь по правую руку
от Того, Кто Есть Ваятель Мира, Мастер его и Творец, я читаю
сияющее над Его Троном Имя -
"Демиург"!
Дмитрий Могилевский.
Морозостойкость
-==МОРОЗОСТОЙКОСТЬ==-
(Неоконченная повесть для единственного читателя)
Посвящается героине
Предисловие
Повесть неокончена. Я написал лишь первую часть. Я не
знаю, в какой мере вообще все это можно назвать повестью. Я просто
попытался оживить мои впечатления от встреч с близким мне
человеком.
Если использовать повесть как сырой материал или просто
как набор факторов, то, в зависимости от желания, ее можно
переработать в разных направлениях:
Так, для любителей детективов можно было бы ввернуть в
"произведение" какой-нибудь криминал, например, кого-нибудь убить
допустим, героиню.
Для тех, кто любит мелодраму, например, можно дописать
эпилог от третьего лица о том, как герой, потеряв голову после
убийства героини, мучаясь угрызениями совести, нащупал холодный
ком револьвера, всунул его себе в рот и спустил курок.
Для тех, кто любит все заморское, я могу заменить Катю на
Cathie, Скорпиона на Scorpio, МТИ на Harward, "Космос" на "Hilton", а
студенческие военные лагеря - на корпус быстрого реагирования.
Ну, а для того, чтобы повесть опубликовали в "Юности" и
чтобы доставить удовольствие тем, кому "дым Отечества так сладок и
приятен", я могу перенести действие в Азию, на комсомольскую
стройку и начать так, что повесть о любви с лесопилом будет нести в
массы оптимизм:
На полевом далеком стане,
Не уточняю, что за стан,
Однажды в труженицу Маню
Влюбился труженик Степан.
На самом-то деле, я просто писал о Кате, потому что не имел
возможности встречаться с ней.
Я совершенно не пытался анализировать ни саму героиню,
ни мои с ней отношения.
Практически, она сама побудила меня к действию, Когда мы
общались, Катя несколько раз просила меня описать те или иные
моменты наших встреч. Я отчетливо чувствую на себе влияние Д.
Сэлинджера, М. Булгакова, О. Уайльда и Л. Шапиро, но, так как ни
один из них не писал о Кате-Шкатулке, меня нельзя обвинить в
абсолютном плагиате.
Я взываю к снисходительности и прощению и прошу учесть
два смягчающих мою вину обстоятельства:
Во-первых, это все-таки моя первая проба такого рода
повествования.
А во-вторых, что уж говорить, во всем, что касается героини,
я не могу быть до конца объективным, так что, уверен, некоторые мои
мысли покажутся вам по меньшей мере спорными.
Часть первая
Когда я первый раз увидел Ее, я чуть не попал под машину. Я
вам не буду описывать ее внешность: глаза, нос, рот, и все там прочее.
По ходу рассказа сами поймете. Скажу лишь то, то что Она была самая
довольная, самая красивая, самая веселая и самая счастливая.
Она не просто шла. Она летела через Проспект Мира.
И если бы Ей в это время всунуть в руки красное знамя,
одеть на голову фригийский колпак и открыть грудь, то вы увидели бы
женщину с картины Делакруа "Свобода на баррикадах".
На красный свет Она шла к метро "Рижской".
Любой водитель (если он мужчина и не полный импотент),
увидев Ее, должен был забыть (и забыл) обо всем на свете. Даже о
ГАИ.
Неужели катастрофа неминуема?
Я подошел к Ней и обо всем этом сказал.
Она улыбнулась и простила мне мой неуклюжий
комплимент.
Звали Ее Катя Мороз, по прозвищу Шкатулка.
Еще до финала я пытался описывать наши встречи и весь
первый год знакомства уместил на одну страницу. Мне казалось, что я
пишу на самого себя досье:
"Апрель 1983 года. Знакомство на Рижской. Первые
попытки телефонного общения.
Нерешенная дилемма - Катя или Марианелла?
Встреча на Новослободской - отказ от приглашения.
Абсолютная красавица с высоко поднятой головой и мягким
подбородком героини "Страниц Любви" Золя выслушивает от
Новослободской до Марьинского универмага стихи Байрона и
размышления о Совинцентре. Ее ответ - подъездный книксен.
21 апреля Марианелла побеждает.
Невозможность одновременного стремления к двум таким
разным и таким прелестным созданиям побуждает меня подключить
моего друга Хана для окончательной нейтрализации той, о которой я
пишу.
Цирк, опоздание, случайно встреченная Алина, проводы;
несчастный поклонник на Рижской; Корчагина 5; итальянское, по
словам Хана, вино "Кора"; его же россказни о трудностях уединенной
жизни, мочегонное шампанское; такси Корчагина - Октябрьская.
Отказы от дальнейших встреч по мнимой причине нехватки
времени снижают сближающее воздействие "Коры".
Май 1983, утро. Уходит американская косметика, и,
вследствие этого, отношение к "акробатке" падает с
головокружительной быстротой в бездну прагматизма и
рациональности.
Когда она в метро предъявила проездной, там мелькнула
фотография. Я попросил показать ее. Фотография была на цирковом
пропуске актрисы балета Мороз Екатерины.
Октябрь. Телефонный звонок. Ниже нуля. Конфликт? Вряд
ли. Но то, что тупик - совершенно однозначно.
Ноябрь 1983 - февраль 1984 - отсутствие общения.
Вероятно, возобновление отношений инициировалось моим приездом в
цирк, проводами, полуторачасовой беседой с мамой, сыгравшей, как
мне кажется, главную роль в наступившей очень кратковременной
оттепели...
Март. Деловая встреча у меня в Новогиреево. У нее был вид
покинутой любовницы в предвкушении всей сладости предстоящего
аборта. Хиль, Миансарова и теплое шампанское - прекрасный
аккомпанемент к беседе. Насколько помню, я был не особенно нахален.
Остановил ей такси, объяснил как доехать, денег, разумеется, не дал,
проехался с ней до Ждановской и вышел. Так что меня совсем не
удивила Катина невоспитанность, когда она, увидев меня на
следующий день на Новослободской, даже не поздоровалась.
Мне ничего не оставалось, как приехать в цирк, и, за
отсутствием Кати, забрать Алину с подружкой и увезти к себе.
С тех пор мои посещения "проспекта Вернадского" вполне
легализовались, и, вероятно, в один из этих приездов мы подписали
невидимое соглашение о продолжении общения. В какой-то мере
степень связи повысилась после разрыва контракта с цирком 1-го
апреля и, как следствие, появлением массы свободного времени,
которое, разумеется, необходимо to kill.
Я зашел за ней утром, надел на нее наушники и Марианеллин
walkman - Аэровокзал, Хан с Португальцем, магазин для новобрачных,
МТИ?.
Май. 1-го мая я приехал к Хану часа в четыре. Катя была
там в пять-шесть. Корчагина - Ухтомка. Мы у Скорпиона.
Фактически, это ее первый вечер в нашей псевдокомпании.
Были Хан с беременной женой Картиной, майор Пятница с
Луизой, Скорпион, Присоска с Конакошей, Мила Жорик и Казимир
Алмазов.
Я пел "Гол-стол" Розенбаума, ссорился с Жориком,
обсуждал совершенно немыслимые дела с Казимиром Алмазовым. Ну,
а Хан в это время "накачивал" Катю - уж в этом умении ему не
откажешь, и преуспел; да так, что к приезду домой она едва
добежала до WC...
Я должен продолжить повествование об одной заурядной
девушке, которая стала одним из самых близких и дорогих для меня
людей.
???
Июнь 1984-го.
Описывать каждую встречу летом невозможно, так как мы
стали видеться значительно чаще. Помню, что в то время я кружился
по замкнутому кругу Дзержинского района: "интеллектуальное"
общение с Катей плюс деловое с Ханом заканчивались "сексуальными
контактами" с Любой-зуборезкой, которая жила в соседнем доме с
Ханом, и о которой я еще упомяну.
Но один фраерско-красивый день я могу описать. Да, скорее
всего он был запрограммирован, иначе я вряд ли бы одел свой
отпьеркарденовский костюм.
Мы с Ханом встретили Катю недалеко от места роковой
встречи героя фильма "Смерть на взлете" со шпионкой-путаной. Это
Рижская. Раскрутиться больше, чем на рынке Рижском, можно,
наверняка, только на Центральном и в Парижском "Максиме".
Клубника, черешня, абрикосы, цветы. Но где-то ведь надо все это
съесть! Проблему решил модельер Волков (извините, Зайцев),
предоставив свой бар в Доме моделей. Яичный "Боллс", шампанское,
орешки и мороженое с клубникой. Ни выставка, ни показ прелестной
"будничной" одежды советских тружеников не могут растопить
замороженную балерину. Одна надежда на ДДТ (это не русский hard
rock и даже не дуст - отравить мучительницу, а всего лишь
Дюссельдорфский ДрамТеатр с dollmetscherin Кларой). А впрочем,
черт с ним, с этим театром!
Меняем духовную пищу на кухню Дома журналистов. "Не
только человеку все можно простить, если у него дома отменный
повар", - утверждает Оскар Уайльд, и мы с ним согласны. Жюльены,
филе, шампанское, кофе. Желудок - понятие растяжимое.
Но не хлебом же единым жив человек! Что ж, тогда - хлеба и
зрелищ! Выбор падает на японскую кинопродукцию - "Тень воина" в
кинотеатре Повторного Фильма. Черт возьми, во что мы превратили
посещение культурного заведения! В бардак. Смеялись, шелестели
целлофаном, комментировали каждый шаг азиатских императоров.
Высидели, конечно, только одну серию. Впрочем, вряд ли бы зал
стерпел нас во второй.
Вечерняя прогулка по летней Москве. Проводы, прощание...
Мы ездим в цирк за ее комсомольскими документами, курим
в Детском парке и смотрим "ТАСС уполномочен заявить".
Катя готовится переквалифицироваться в химики, но мне
почему-то не хочется, чтобы она поступала в МГУ. Так что ее будущая
неудача огорчила меня не больше, чем провал на выборах президента
Картера.
Я ношу ей полуноменклатурные ананасово-персиковые
компоты, а в ответ получаю рассказ о даче Виктора Луи.
Она милостиво позволяет мне звонить ей из 56-ой больницы
и сообщать о своем "пошатнувшемся" здоровье.
Чтоб не страдать в ночные смены,
желудка язву представляя,
Я проторчал там три недели,
С толчка ни разу не слезая.
Помимо этого, она дает понять, что вполне способна на роль
сиделки, денно и нощно пекущейся о здоровье больного. Я это
явственно ощущаю по частоте (ха-ха!) ее приходов. Вы угадали. Не
пришла ни разу.
Каждый раз, звоня в 62-ую квартиру, я прятал за спиной
цветы. Бог мой! Ее очаровательная улыбка пленит всю Святую
инквизицию!
"Летняя" Катя - это дремлющий и неосознанный стимул всех
моих начинаний, мираж, заставляющий путника преодолевать шаг за
шагом пустыню.
???
Сентябрь 1984-го. Я возвращаюсь из Сочи. К Кате. После
диких оргий. Как блудный сын в лоно семьи.
Этот месяц я провел в Скорпионовой машине. Меня
очередной раз выгнали из квартиры, и ее нахождение было первейшей
и важнейшей целью всей политики. Кроме этого, меня вдруг, ни с того
ни с сего послали на курсы повышения квалификации. Я изучал
грузоподъемные машины и механизмы и получал от учебы
невыразимое удовольствие. Не очень хорошо понимая, зачем мне
нужны эти механизмы, я не задавал лишних вопросов и, наверное, с не
меньшим энтузиазмом изучал бы китайскую грамоту. После такой-то
работы!..
Бабье лето оправдало для меня свое название. Я в полной
мере воспользовался благоприятной обстановкой, создавшейся в
результате замены работы учебой. Неожиданный приезд ленинградок,
благосклонность Зуборезки, ночная разведка Подмосковья со
спасавшими меня медсестрами все той же 56-ой больницы и
отсутствие Кати Мороз в качестве добровольного пожирателя моего
времени помогли мне хотя бы на время разубедить окружающих в
неизбежном и безудержном падении в Катину бездну.
7 сентября. Мы едем из цирка. Мы - это Катя, Скорпион и я.
Родственные чувства подсказывают Скорпиону необходимость
проявления заботы о ближнем.
Он привозит нас на Курский десять минут одиннадцатого -
мне ехать в ночную смену в ночные Электроугли - (хорошо, что не
Электрокамин), прощается со мной в без десяти одиннадцать,
снисходительно относится к неуважительному обращению с машиной
(не факт, что, уходя, я не сломал дверь) и, благодаря развитому чувству
товарищества, увозит Катю домой. К ней. Вероятно.
В эту ночь я написал дурацкое письмо Кате Мороз, надеясь
создать образец эпистолярного стиля:
Дмитрий - Кате
8 сентября 1984г., ночь.
Электроугли - Москва
Писать я люблю. Если лишу, значит произошло нечто
необычное в моей жизни, что-то значительное. Мне приятно писать
о таком. В большей мере это, конечно, связано с женщинами. Я писал
о девяти, самых близких для меня. Из всех только девять удостоились
того, чтобы остаться на бумаге: моя первая женщина - мольбы
молодого любовника; роман в письмах - продолжение курортного
знакомства; первые опыты совместной жизни и последующее
расставание не могли остаться незамеченными; бурная месячная
связь, полная 3-х "с" - стрессов, сцен и страсти, и разорванная в
течение минуты; Анечка, которая стоит в стороне от всех - женщин
ближе нее у меня уже не будет, я даже испытываю чувство стыда,
что лишу сейчас о ней, как об "одной из"; короткое, но очень
насыщенное общение с путаной, попахивающее альфонсизмом;
льстящая мне связь с замужней иностранкой, в которую я был
влюблен 2 года; последней была известная тебе парикмахерша.
Писать о женщине, с которой меня не связывала постель, я,
вероятно, не смогу. Это окончится фиаско не меньшим, чем конец
лапы Борджиа. И все же один неудачный эксперимент я попытаюсь
завершить еще одним исключением из правила - хуже не сбудет.
Могу тебя уверить - ничего приятного в признании
ошибочности своей изначальной посылки нет. Но в данном случае
компромисс с правдой приемлем примерно так же, как договор о
взаимопомощи между Южной Кореей и Албанией.
В поисках новых форм общения я зашел в тупик.
Не сказать об этом - погрешить против истины.
Остается признать гипотезу и метод антинаучными и
"канувшими в Ле